Путешествие с нигилистом. Рассказы и повести Лескова. Русский писатель Николай Семенович Лесков

 

Вся библиотека >>>

Николай Лесков >>>

 


портрет писателя Лескова

Русская классическая литература

Николай Семенович

Лесков


 

Путешествие с нигилистом

 

 

Административная грация

 

Белый орел

 

Бесстыдник

 

Владычный суд

 

Воительница

 

Домашняя челядь

 

Дурачок

 

Дух госпожи Жанлис

 

Еврей в России (сокращенный вариант)

 

Железная воля

 

Жемчужное ожерелье

 

Жидовская кувырколлегия

 

Житие одной бабы

 

Загон

 

Запечатленный ангел

 

Зверь

 

Кадетский монастырь

 

Левша

 

Леди Макбет Мценского уезда

 

Леон дворецкий сын

 

Маленькая ошибка

 

Неразменный рубль

 

О русской иконописи

 

Обман

 

Овцебык

 

Очарованный странник

 

Печерские антики

 

Пигмей

 

Пламенная патриотка

 

По поводу крейцеровой сонаты

 

Повесть о богоугодном дровоколе

 

Последняя встреча и последняя разлука с Тарасом Шевченко

 

Привидение в Инженерном замке

 

Пустоплясы

 

Путешествие с нигилистом

 

Разбойник

 

Ракушанский меламед

 

Русский демократ в Польше

 

Русское тайнобрачие

 

Сказание о Федоре-христианине и о друге его Абраме-жидовине

 

Сошествие в ад

 

Справедливый человек

 

Старый гений

 

Таинственные предвестия

 

Тупейный художник

 

Умершее сословие

 

Час воли божьей (сказка)

 

Человек на часах

 

Чертогон

 

Штопальщик

 

Юдоль

 

 

 

 

 

 

 

      ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

    

     Случилось   провести  мне  рождественскую  ночь  в  вагоне,  и  не  без

приключений.

     Дело  было  на  одной из маленьких железнодорожных ветвей, так сказать,

совсем  в  стороне  от  "большого света". Линия была ещё не совсем окончена,

поезда  ходили  неаккуратно,  и  публику помещали как попало. Какой класс ни

возьми, всё выходит одно и то же - все являются вместе.

     Буфетов ещё нет; многие, чувствуя холод, греются из дорожных фляжек.

     Согревающие напитки развивают общение и разговоры. Больше всего толкуют

о дороге и судят о ней снисходительно, что бывает у нас не часто,

     - Да, плохо нас везут, - сказал какой-то военный, - а всё спасибо им, -

лучше,  чем  на  конях.  На конях в сутки бы не доехали, а тут завтра к утру

будем  и  завтра  назад  можно.  Должностным людям то удобство, что завтра с

родными повидаешься, а послезавтра и опять к службе.

     -  Вот  и я то же самое, - поддержал, встав на ноги и держась за спинку

скамьи,  большой  сухощавый  духовный.  -  Вот  у них в городе дьякон гласом

подупавши,  многолетие  вроде  как петух выводит. Пригласили меня за десятку

позднюю обедню сделать. Многолетие проворчу и опять в ночь в своё село.

     Одно  находили на лошадях лучше, что можно ехать в своей компании и где

угодно остановиться.

     - Ну, да ведь здесь компания-то не навек, а на час, - молвил купец.

     -  Однако иной если и на час навяжется, то можно его всю жизнь помнить,

- отозвался дьякон.

     - Чего же это так?

     -  А  если,  например,  нигилист, да в полном своём облачении, со всеми

составами и револьвер-барбосом.

     - Это сужект полицейский.

     -  Всякого  это  касается,  потому,  вы  знаете  ли, что от одного даже

трясения... паф - и готово.

     -  Оставьте,  пожалуйста...  К  чему  вы это к ночи завели. У нас этого

звания ещё нет.

     - Может с поля взяться.

     - Лучше спать давайте.

     Все  послушались купца и заснули, и не могу уже вам сказать, сколько мы

проспали,  как  вдруг  нас так сильно встряхнуло, что все мы проснулись, а в

вагоне с нами уже был нигилист.

 

 

 

    

  

 

      ГЛАВА ВТОРАЯ

 

  

    

     Откуда  он  взялся?  Никто  не  заметил,  где этот неприятный гость мог

взойти,  но  не  было ни малейшего сомнения, что это настоящий, чистокровный

нигилист,  и  потому  сон  у  всех  пропал  сразу.  Рассмотреть его ещё было

невозможно, потому что он сидел в потёмочках в углу у окна, но и смотреть не

надо - это так уже чувствовалось.

     Впрочем, дьякон попробовал произвести обозрение личности: он прошёлся к

выходной  двери  вагона,  мимо  самого  нигилиста,  и,  возвратясь,  объявил

потихоньку,  что  весьма  ясно  приметил  "рукава  с  фибрами",  за которыми

непременно спрятан револьвер-барбос или бинамид.

     Дьякон оказывался человеком очень живым и, для своего сельского звания,

весьма  просвещённым  и  любознательным,  а  к  тому  же  и  находчивым.  Он

немедленно  стал  подбивать  военного,  чтобы  тот вынул папироску и пошёл к

нигилисту попросить огня от его сигары.

     - Вы, - говорит, - не цивильные, а вы со шпорою - вы можете на него так

топнуть, что он как биллиардный шар выкатится. Военному всё смелее.

     К  поездовому  начальству  напрасно было обращаться, потому что оно нас

заперло на ключ и само отсутствовало.

     Военный согласился: он встал, постоял у одного окна, потом у другого и,

наконец, подошёл к нигилисту и попросил закурить от его сигары.

     Мы  зорко наблюдали за этим маневром и видели, как нигилист схитрил: он

не дал сигары, а зажег спичку и молча подал её офицеру.

     Всё  это  холодно,  кратко,  отчётисто, но безучастливо и в совершенном

молчании. Ткнул в руки зажжённую спичку и отворотился.

     Но,  однако,  для  нашего  напряжённого внимания было довольно и одного

этого  светового  момента,  пока  сверкнула  спичка.  Мы разглядели, что это

человек   совершенно  сомнительный,  даже  неопределённого  возраста.  Точно

донской  рыбец,  которого  не  отличишь  -  нынешний он или прошлогодний. Но

подозрительного  много:  грефовские круглые очки, неблагонамеренная фуражка,

не  православным  блином,  а  с  еретическим  надзатыльником,  и  на  плечах

типический   плед,  составляющий  в  нигилистическом  сословии  своего  рода

"мундирную  пару", но что всего более нам не понравилось, - это его лицо. Не

патлатое   и   воеводственнное,   как  бывало  у  ортодоксальных  нигилистов

шестидесятых годов, а нынешнее - щуковатое, так сказать фальсифицированное и

представляющее  как  бы  некую  невозможную помесь нигилистки с жандармом. В

общем, это являет собою подобие геральдического козерога.

     Я  не  говорю  геральдического льва, а именно геральдического козерога.

Помните,  как  их  обыкновенно изображают по бокам аристократических гербов:

посредине  пустой  шлем  и  забрало,  а  на  него  щерятся  лев и козерог. У

последнего  вся фигура беспокойная и острая, как будто "счастья он не ищет и

не  от  счастия  бежит".  Вдобавок  и  колера,  в  которые  был  окрашен наш

неприятный  сопутник,  не  обещали  ничего доброго: волосёнки цвета гаванна,

лицо  зеленоватое,  а  глаза  серые  и  бегают как метроном, поставленный на

скорый  темп "allegro udiratto". (Такого темпа в музыке, разумеется, нет, но

он есть в нигилистическом жаргоне.)

     Чёрт  его знает: не то его кто-то догоняет, или он за кем-то гонится, -

никак не разберёшь.

    

 

 

 

 

      ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 

     

    

     Военный,  возвратясь  на своё место, сказал, что на его взгляд нигилист

немножко  чисто  одет,  и  что у него на руках есть перчатки, а перед ним на

противоположной лавочке стоит бельевая корзинка.

     Дьякон,  впрочем,  сейчас  же  доказал, что всё это ничего не значит, и

привёл к тому несколько любопытных историй, которые он знал от своего брата,

служащего где-то при таможне.

     -  Через них, - говорил он, - раз проезжал даже не в простых перчатках,

а  филь-де-пом,  а  как  стали  его обыскивать - обозначился шульер. Думали,

смирный - посадили его в подводную тюрьму, а он из-под воды ушёл.

     Все заинтересовались: как шульер ушёл из-под воды?

     -  А очень просто, - разъяснил дьякон, - он начал притворяться, что его

занапрасно  посадили, и начал просить свечку. "Мне, говорит, в темноте очень

скучно,  прошу  дозволить  свечечку,  я  хочу в поверхностную комиссию графу

Лорис-Мелихову  объявление  написать, кто я таков, и в каких упованиях прошу

прощады и хорошее место". Но комендант был старый, мушкетного пороху, - знал

все  их  хитрости  и  не  позволил.  "Кто  к нам, говорит, залучен, тому нет

прощады",  и  так  всё  его  впотьмах  и  томил;  а как этот помер, а нового

назначили,  шульер видит, что этот из неопытных, - навзрыд перед ним зарыдал

и  начал  просить,  чтобы  ему  хоть самый маленький сальный огарочек дали и

какую-нибудь   божественную   книгу:   "для   того,   говорит,  что  я  хочу

благочестивые  мысли читать и в раскаяние прийти". Новый комендант и дал ему

свечной огарок и духовный журнал "Православное воображение", а тот и ушёл.

     - Как же он ушёл?

     - С огарком и ушёл.

     Военный посмотрел на дьякона и сказал:

     - Вы какой-то вздор рассказываете!

     - Нимало не вздор, а следствие было.

     - Да что же ему огарок значил?

     -  А  чёрт  его  знает, что значил! Только после стали везде по каморке

смотреть  -  ни  дыры  никакой,  ни щёлочки - ничего нет, и огарка нет, а из

листов из "Православного воображения" остались одни корневильские корешки.

     - Ну, вы совсем чёрт знает что говорите! - нетерпеливо молвил военный.

     -  Ничего  не вздор, а я вам говорю - и следствие было, и узнали потом,

кто он такой, да уже поздно.

     - А кто же он такой был?

     -  Нахалкиканец  из-за  Ташкенту.  Генерал Черняев его верхом на битюке

послал, чтобы он болгарам от Кокорева пятьсот рублей отвёз, а он, по театрам

да по балам, все деньги в карты проиграл и убежал. Свечным салом смазался, а

с светилём ушел.

     Военный только рукою махнул и отвернулся.

     Но  другим  пассажирам  словоохотливый  дьякон  нимало не наскучил: они

любовно слушали, как он от коварного нахалкиканца с корневильскими корешками

перешёл   к   настоящему  нашему  собственному  положению  с  подозрительным

нигилистом. Дьякон говорил:

     -  Я на его чистоту не льщусь, а как вот придёт сейчас первая станция -

здесь  одна  сторожиха  из  керосиновой бутылочки водку продаёт, - я поднесу

кондуктору  бутершафт,  и  мы  его  встряхнём и что в бельевой корзине есть,

посмотрим... какие там у него составы...

     - Только надо осторожнее.

     - Будьте покойны - мы с молитвою. Помилуй мя, Боже...

     Тут   нас   вдруг   и   толкнуло,  и  завизжало.  Многие  вздрогнули  и

перекрестились.

     - Вот оно и есть, - воскликнул дьякон, - наехали на станцию!

     Он вышел и побежал, а на его место пришёл кондуктор.

    

 

 

 

 

      ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

 

     

    

     Кондуктор стал прямо перед нигилистом и ласково молвил:

     - Не желаете ли, господин, корзиночку в багаж сдать?

     Нигилист на него посмотрел и не ответил.

     Кондуктор повторил предложение.

     Тогда  мы  в  первый  раз  услыхали  звук  голоса  нашего  ненавистного

попутчика. Он дерзко отвечал:

     - Не желаю.

     Кондуктор  ему представил резоны, что "таких больших вещей не дозволено

с собой в вагоны вносить".

     Он процедил сквозь зубы:

     - И прекрасно, что не дозволено.

     - Так желаете, я корзиночку сдам в багаж?

     - Не желаю.

     - Как же, сами правильно рассуждаете, что это не дозволяется, и сами не

желаете?

     - Не желаю.

     Взошедший  на  эту  историю  дьякон не утерпел и воскликнул: "Разве так

можно!"  -  но,  услыхав,  что  кондуктор  пригрозил  "обером" и протоколом,

успокоился и согласился ждать следующей станции.

     - Там город, - сказал он нам, - там его и скрутят.

     И  что  в  самом  деле  за упрямый человек: ничего от него не добьются,

кроме одного - "не желаю".

     Неужто тут и взаправду замешаны корневильские корешки?

     Стало очень интересно, и мы ждали следующей станции с нетерпением.

     Дьякон  объявил,  что  тут  у  него  жандарм даже кум и человек старого

мушкетного пороху.

     -  Он,  -  говорит, - ему такую завинтушку под ребро ткнет, что из него

все это рояльное воспитание выскочит.

     Обер явился ещё на ходу поезда и настойчиво сказал:

     - Как приедем на станцию, извольте эту корзину взять.

     А тот опять тем же тоном отвечает:

     - Не желаю.

     - Да вы прочитайте правила!

     - Не желаю.

     -  Так  пожалуйте  со  мною  объясниться  к  начальнику станции. Сейчас

остановка.

    

 

 

 

 

      ГЛАВА ПЯТАЯ

 

     

    

     Приехали.

     Станционное здание побольше других и поотделаннее: видны огни, самовар,

на  платформе  и  за  стеклянными дверями буфет и жандармы. Словом, всё, что

нужно.  И  вообразите  себе:  наш нигилист, который оказывал столько грубого

сопротивления  во  всю  дорогу,  вдруг обнаружил намерение сделать движение,

известное  у  них под именем allegro udiratto. Он взял в руки свой маленький

саквояжик и направился к двери, но дьякон заметил это и очень ловким манером

загородил  ему  выход.  В  эту  же  самую  минуту  появился  обер-кондуктор,

начальник станции и жандарм.

     - Это ваша корзина? - спросил начальник.

     - Нет, - отвечал нигилист.

     - Как нет?!

     - Нет.

     - Всё равно, пожалуйте.

     - Не уйдешь, брат, не уйдешь, - говорил дьякон.

     Нигилиста  и  всех  нас,  в  качестве  свидетелей,  попросили в комнату

начальника станции и сюда же внесли корзину.

     - Какие здесь вещи? - спросил строго начальник.

     - Не знаю, - отвечал нигилист.

     Но  с ним больше не церемонились: корзинку мгновенно раскрыли и увидали

новенькое  голубое  дамское  платье,  а в это же самое мгновение в контору с

отчаянным  воплем  ворвался  еврей  и  закричал,  что это его корзинка и что

платье,  которое  в  ней,  он  везёт  одной  знатной  даме,  а  что  корзину

действительно поставил он, а не кто другой, в том он сослался на нигилиста.

     Тот  подтвердил,  что  они  взошли  вместе  и  еврей действительно внёс

корзинку и поставил её на лавочку, а сам лёг под сиденье.

     - А билет? - спросили у еврея.

     - Ну, что билет... - отвечал он. - Я не знал, где брать билет...

     Еврея  велено  придержать, а от нигилиста потребовали удостоверения его

личности. Он молча подал листок, взглянув на который начальник станции резко

переменил тон и попросил его в кабинет, добавив при этом.

     - Ваше превосходительство здесь ожидают.

     А  когда  тот  скрылся за дверью, начальник станции приложил ладони рук

рупором ко рту и отчётливо объявил нам:

     - Это прокурор судебной палаты!

     Все ощутили полное удовольствие и перенесли его в молчании; только один

военный вскрикнул:

     -  А  всё  это  наделал  этот  болтун дьякон! Ну-ка - где он... куда он

делся?

     Но  все  напрасно оглядывались: "куда он делся", - дьякона уже не было;

он  исчез,  как  нахалкиканец,  даже  и  без свечки. Она, впрочем, была и не

нужна,  потому  что  на небе уже светало и в городе звонили к рождественской

заутрене.

  

<<< Повести и рассказы Лескова >>>