ИСТОРИЯ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ

Европейские историки о Смутном времени. Хельге Альмквист. А. Атман. Яков Делагарди

Представители польской буржуазно-националистической историографии фальсифицировали русско-польские отношения конца XVI — начала XVII в. Польско-литовская интервенция в Русское государство рассматривалась ими как «путь влиянию западной цивилизации на широкий север»,— путь, который якобы должен был прекратить «дальнейшие кровопролитные войны между обоими государствами» и «постепенно сблизить их между собою».

Буржуазные националисты выступали идеологами политики военной агрессии, проводившейся в XVI— XVII вв. панско-шляхстской Речью Посполитой, которая «желала войн», так как была якобы «переполнена солдатами, превосходившими других и военной опытностью, и искусством, и мужеством своим» и «имела много знаменитых вождей...» Агрессивная внешняя политика, по мнению польских буржуазных националистов, должна была усилить значение Речи Посполитой в Европе и именно в этой политике Польша якобы могла «найти исходный пункт для своей внутренней реформы» . Провал польской интервенции в России буржуазно-националистические историки объясняли в значительной степени лишь «религиозной нетерпимостью» польского короля Сигизмунда III Вазы, действовавшего под влиянием иезуитов . Он «безвозвратно пропустил» минуту, «решавшую судьбу Москвы, а вместе с ней и Польши», не сумел договориться с московскими боярами об избрании на русский престол королевича Владислава. Пропустив эту «единственную удобную минуту», Сигизмунд был вынужден «со стыдом возвратиться в Польшу» .

Буржуазно-националистическая историография содержала дифирамбы вдохновителям и непосредственным участникам интервенции в России — Жолкевскому, JI. Сапеге, А. Гонсевскому и другим. Это все — «знаменательные и выдающиеся имена». Договор Жолкевского с русскими боярами-изменниками «положил основание будущему соединению» русского и польского народов, отвечавшему якобы их обоюдным интересам. Но благодаря «лени и сумасбродным прихотям Сигизмунда были утрачены плоды умной и честной политики гетмана Жолковского» .

Так, в угоду предвзятой антиисторической схеме, отвечавшей классовым интересам польской буржуазии в период империализма, извращалась история русского и польского народов, связанных длительной общностью исторического развития и страдавших от авантюристической политики магнатов и шляхты, направленной к усилению крепостнического ярма в отношении трудового народа Польши и к закабалению Руси, извращалась картина героической борьбы русского народа против интервентов.

В работах реакционных историков-иезуитов, идеологов католической агрессии, фальсифицируется история взаимоотношений ставленников польских интервентов в; России,— Лжедмитрия I и Лжедмитрия II,— с папской курией. Агрессивная политика Ватикана в отношении России, имевшая целью обратить русский народ в католицизм в целях подчинения своему влиянию, изображается как стремление со стороны папства к «широкому распространению образования и к усвоению надлежащей веротерпимости» Переговоры Лжедмитрия с Римом, направленные во вред русскому народу, рассматриваются агентами Ватикана как сношения «по делам совести», причем самозванец одобряется за то, что он «дорожил до самого конца хорошими, хотя бы только и внешними отношениями с Римом, и, несмотря на свои выходки против папы, старался все-таки угодить его желаниям и просьбам» .

Изображение польской интервенции в Россию в начале XVII в. в писаниях иезуитов извращает подлинную реакционную роль папства.

Вопросами интервенции и крестьянской войны в России начала XVII в. занимались и шведские историки. Нет ни одной работы по общей или внешнеполитической истории Швеции этого времени, — от сочинения Мессения, придворного историографа Густава Адольфа, до Андерсона, труд которого был переведен в Советском Союзе в 1951 г.,— где бы не говорилось о «den stora oredan»—«великой смуте».

Наиболее крупной монографией по этому вопросу является монография Хельге Альмквиста, вышедшая в 1907 г. и озаглавленная «Швеция и Россия в 1595—1611 гг. (Спор из-за Эстонии. Союз против Польши. Завоевание пограничной русской территории и большой династический замысел)» . Альмквист значительно расширил по сравнению со своими предшественниками круг источников, причем впервые привлек архив Делагарди в Тарту. Следуя примеру русских историков, работавших в шведских архивах, Альмквист отправился в Москву и здесь работал над шведскими делами Посольского приказа. Он использовал также русские, польские и немецкие печатные источники и научную литературу.

Работы Альмквиста обнаруживают непонимание социально-политического характера событий на Руси в начале XVII в. В оценке «Смуты» и расстановки в ней классовых сил Альмквист, по его собственным словам, следует за С. Ф. Платоновым, однако по существу он не поднимается выше уровня схемы С. Соловьева. Альмквист откровенно враждебен народным массам, «демократии черни» (Болотников, по его словам, «беглый холоп и дикий авантюрист»). Его «оригинальным дополнением» к схеме Соловьева является характеристика обоих ополчений как «прогрессивной партии» дворянства, а казачества и крестьян как «националистической партии фанатиков», руководимых духовенством и враждебных всякому прогрессу. Критерием прогрессивности оказывается у Альмквиста то или иное... отношение к кандидатуре шведского припца на русский престол.

Альмквист, как и ряд шведских дворянско-буржуазных историков начала XX в., враждебен России. Эта враждебность находит выражение в тоне, в эпитетах — в литературной обработке результатов исследования; эта враждебность освобождает Альмквиста от необходимости смягчать и маскировать подлинные побудительные причины и задачи «дерзкой и предприимчивой интервенционистской политики (Швеции), которая, желая сохранить в Москве независимую от Польши власть, в то же время стремилась приобрести новые земли для шведской короны». Он отнюдь не склонен преуменьшать внешнеполитическое влияние России и недооценивать значение русского фактора в международных делах.

Альмквист с полной неопровержимостью доказывает, что Карл 9 самое позднее с начала 1605 г. буквально горел желанием оказать вооруженную «помощь» русскому царю, лишь бы овладеть Корелой (Кексгольмом) и Ивангородом. О «защите» новгородцев шведский король позаботился уже летом 1605 г., подготавливая искусной агитацией почву для последующего наступления. Предложения, сделанные России со стороны Швеции, указывает Альмквист, в конце 1606 г. сменились угрозами насильственной «помощи». Царь Василий Шуйский не выступает в качестве просителя помощи, наоборот, он упорно отклоняет непрошенные услуги шведскнх феодалов, их «назойливую благотворительность». Успехи польских интервентов и тушинского вора не столько нечалили, сколько радовали Карла IX, суля ему прибыльную роль «спасителя России». Альмквист нисколько не закрывает глаз на то, что принятие шведской помощи во второй половине 1608 г. грозило «зловещими и далеко идущими последствиями» для России.

Работа Альмквиста совершенно опровергает имевший в литературе хождение тезис об угрозе русско-польского союза против Швеции как основной причины шведской интервенции. Это был благовидный предлог, так же как для Сигизмунда — ссылка на русско-шведский союз. Делагарди Альмквист увенчивает лаврами «освободителя Москвы».

Говоря о шведской кандидатуре на русский престол, Альмквист видит в ней не торжество шведских захватнических планов, а крайнее, вынужденное средство для противодействия польской кандидатуре в условиях «отчаянного положения»— успехов Сигизмунда в России.

Этим же вопросом Альмквист занимается во второй своей работе «Царские выборы 1613 г. Шведская кандидатура на престол и ее предистория» . Отрицательное отношение народных масс России к швед- CKoii кандидатуре он объясняет религиозным фанатизмом и национальной ограниченностью, обнаруживая враждебность реакционера к народным массам. Альмквист сознательно умалчивает о том, что к 1612—1613 гг. шведские интервенты своими действиями уже зарекомендовали себя как захватчики, как грабители и оккупанты, как враги России.

Чисто военная сторона событий начала XVII в. освещена в другом шведском издании «Войны Швеции 1611—1632 гг.». Том, озаглавленный «Русская война», подготовлен военно-историческим отделом шведского генерального штаба . Несмотря на присущий всему изданию дух оправдания захватнической политики Швеции, авторам, повидимому, удалось довольно полно восстановить картину военных действий Густава-Адольфа и его военачальников на русском фронте. Игнорирование карельского народа как активного участника борьбы со шведскими феодалами н недооценка значения русского фронта для последующего развития военного искусства шведских полководцев — вот некоторые из бьющих в глаза пороков книги.

Из исследования Э. Грилля о «Якове Делагарди как дельце и политике», вышедшего в 1939 г. , мы узнаем о значительном личном обогащении Делагарди во время русской кампании, о щедром награждении его землями и титулами. Особенно интересно, что Делагарди уже в июле 1618 г. взял у казны в аренду на шесть лет большую часть отошедшей к шведам территории — Кексгольмско-Нотебургский лен, т. е. уезды Корельский и Орешковский. Из этих земель он вывозил на экспорт большое количество зерна. Так, феодальное дворянство непосредственно обогащалось благодаря сделанным захватам.

Историк-экономист А. Атман в популярной брошюре «Россия и Европа», изданной так называемым Русским институтом в Стокгольме в 1946 г., подчеркивает экономические корни шведской агрессии в России Стремление подчинить своему контролю русский рынок определяло не только собственно планы Густава Адольфа по овладению Псковом и побережьем Ледовитого океана, но и его войну с Данией. С этой точки зрения автор считает исход обеих войн, —датской и русской,— мирные договоры 1613 и 1617 гг. «разочарованием для шведов». Овладение невскими берегами и оттеснение России от Финского залива мало что дало шведам, ибо русская торговля уже давно велась через Архангельск. В 1948 г., на конгрессе историков северных стран, ют же А. Аттман выступил со специальным докладом о Столбовском мире . Последний, как говорит Аттман, означал вынужденный отказ Швеции от обеих программ агрессии — «Полярной» и «Новгородско-Псковской». Им пришлось довольствоваться «Невскими пустошами» с их стратегическим, но — в те времена — отнюдь не коммерческим значением.

В целом для работ ряда шведских буржуазных авторов характерны националистические тенденции, непонимание или даже прямое извращение существа происходивших в России событий.

Еще больший восторг, чем у шведских реваншистов, вызывает агрессивная политика Карла IX и Густава Адольфа у реакционных финских авторов вроде Т. Аминова, который ничего ценного не прибавляет к тому, что сделано шведами по изучению шведской интервенции в России.

Смотрите также:

Всемирная история