Топонимы - происхождение славянских географических названий

Топонимия, равная личным именам. Боголюб, Гореслав

Топонимы, совпадающие в своих исконных и устойчиво воспроизводимых формах с древнеславянскими личными именами (т. н. «асуффик- сальные», или «бессуффиксные», названия: геогр. Моглогость = личн. Моглогость), составляют в новгородском материале сравнительно небольшой процент.

Категория таких названий, которые спорадически обнаруживаются по всей Славии, почти не была предметом специального рассмотрения. Отсутствие внешнего оформления, уточняющего деривационное отношение имя ^ топоним, оставляет широкий простор для различных трактовок номинативно-семантической стороны такого рода образований. Конкретные механизмы появления и закрепления их зачастую не видны. С определенностью можно констатировать только то, что они возникали самыми разными путями как в ранние, так и в поздние эпохи.

Очевидной особенностью асуффиксальных деантропонимных названий, известных по старописьменной документации, является достаточно регулярная прикрепленность к небольшим гидрографическим объектам - ручьям и озерам (см. приводимые в предыдущих главах геогр. Моглогость, Некость, Онегость, Вяргость, связанные с ручьями и речками, Негосто, Ладомер, относящиеся к озерам). Ойконимы, образованные по модели геогр. = личн., тоже спорадически встречаются, хотя в ряде случаев они явно дублируют названия смежных водных объектов: дер. Ко- ремера на р. Коремера, дер. Жиробуд над оз. Жиробудом, дер. Меренога близ оз. Меренога и р. Меренога и т. п.

Часть топонимических форм в рамках условной модели геогр. = личн. «выкристаллизовалась» из первоначальных («предойконимных») посессивных конструкций. Повышенное количество таких названий было отмечено на территории Болгарии и в целом на славянском юге, в чем подозревают неславянское (турецкое) влияние. По мнению С. Рос- понда, это т. н. «мемориальные названия» («nazwy pam^tkowe»), не отмеченные особой древностью; они отнесены исследователем к поздним, новейшим образованиям от различных словосочетаний с притяжательными прилагательными (к примеру, гуцульск. геогр. Ostapiuk < Wierzch Ostapiukow, геогр. Chomiak < Stog Chomiakowski) или с родительным принадлежности типа Hadzica Selo [Rospond 1957, 41; 1983, 29-30]. Однако материал новгородских писцовых книг конца XV-XVI вв. показывает немало топонимических архаизмов, которые появились на базе др.- слав. композитных, префиксально-корневых и прочих антропонимов, отсылающих к раннеславянскому времени. Эти архаизмы по количеству явно не уступают сравнительно поздней топонимии, омонимичной христианским именам, которая извлекается из материалов XIX-XX вв. Последнюю как правило составляют микрогидронимы: Кузъма руч. в Порх. у., Матюха руч. в Холм. у. (: личн. Матвей) (по [Агеева 1989, 70]), Федос порог в верховьях Волги [Судох. дор.] и др.

Иногда поздние бессуффиксные микрогидронимы представлены христианскими именами, развившими экспрессивно-оценочные коннотации. Превращение имени в апеллятив позволяет квалифицировать и соответствующие топонимические факты как экспрессивно-образные, прозвищные наименования. Рассмотрим два примера. В гор. Старая Русса бывшее заглохшее русло р. Порусьи примерно с XVIII в. называется Малашкой. Гипокористическое личн. Малашка (< Маланъя) приобрело в русской народной культуре апеллятивные черты: Малашкой обозначают глуповатую, бестолковую, беспутнюю женщину или неряху, растяпу [Кондратьева 1983, 70]; данный экспрессив как раз и был закреплен за ненужной, заросшей («бестолковой») протокой р. Порусьи. Близкими коннотациями бестолковости, праздности, неумелости окрашено имя Акулина [Кондратьева 1983, 20; Отин 1997, 172-173], оказавшееся добродушно-насмешливым наименованием песчаных кос на р. Мсте - Акулина Болъшая, Акулина Малая, вместе с которыми значится еще коса Добрая Жена. В сравнении со мстинскими порогами эти песчаные отмели не представляли большой опасности для судоходства, потерпеть аварию на косе можно было только по глупости лоцмана (подр. см. [Васильев 1997]).

Р.Мароевич намечает следующий вероятный путь становления модели геогр. = личн. Со ссылкой на Р.Бошковича он пишет о том, что «притяжательные прилагательные от личных имен создавались без ограничений в славянских языках с помощью основообразующего суффикса -ъ < -os». Такие посессивы внешне не отличались от личных имен; ср. засвидетельствованную в старосербохорватском языке надпись «синъ Бретъ» (надгробная плита), в которой Бретъ - прилагательное на -ъ от сокращенного личного имени Бретъ < *Br%tislavb [Мароевич 1989, 125-126]. Притяжательные формы прилагательных на -ъ, -а, -о муж., жен. и ср. р., разумеется, проникали в праславянскую топонимию. Так, ойконим Милослава, по мнению исследователя, возник в результате эллипсиса сущ. жен. р. vbsb 'село' в посессивной синтагме типа Miloslava vbsb [Мароевич 1997а, 83; 1997б, 162] (букв. 'Милославово село). Имея в виду указанную возможность суффиксации, новг. асуф- фиксальные ойконимы, скажем, Любонег дер., Гореслава дер. тоже допустимо истолковать аналогичным образом: как исходные посессивы *Любонегъ, *Горислава, равные личным именам, первоначально согласованные с некими топографическими терминами.

Идея о притяжательных формах на -ъ, -а, -о выглядит перспективной при выяснении общих истоков модели геогр. = личн., однако на др.- новг. языковом материале она не находит подкрепления.

Новгородская письменность не удостоверяет наличия соответствующих прилагательных от личных имен, что же касается равной личным именам топонимии, то она состоит из разнородных и разновременных образований, теоретически допускающих и иные осмысления. Существенным сигналом стало бы топонимическое проявление членной формы притяжательного прилагательного с суф. -ъ < *-os (ср. др.-рус. название гор. Боголюби во Владимирской земле: личн. Боголюбъ [Мароевич 1997а, 82]), однако подобные факты на новгородском топонимическом материале нам не известны.

В редких случаях названия, относящиеся к модели геогр. = личн., получают спорадическое оформление т. н. суффикс-флексиями -а, -о. См. ниже фиксации геогр. Вычемер, Сенкг, устоявшихся позднее в виде Вычемера ( > Вычерема), Сенега, или колебания форм Любонег / Любонкга, Онег / Онега. Факультативные формы на -а, -о появляются благодаря согласованию географического названия с опорным термином по морфологическому роду: Онег ручей и Онега деревня, Некость ручей и Негосто озеро.

Для рассматриваемой топонимии наиболее характерно широкое морфологическое пересечение с деантропонимной топонимией на -и/-ы мн. ч. См. ниже в парадигме одного или смежных названий наличие вариантов Онег / Онеги, Людемера /Людемеры, Доброст /Добрости, Жирят- ка/Жерятки, НевЪр /НевЪры, Сопша/Сопши, МиронЪг/Миронеги и др. Данная особенность подсказывает еще одно направление в поисках истоков модели геогр. = личн. Соответствующие топонимы изредка выступают неустойчивыми вариантами родовых плюральных названий на -и/-ы благодаря колебаниям ед. и мн. ч., но чаще они возникали параллельно родовым названиям: если, скажем, геогр. Ожееды закрепилось по роду или семье ОжеЪдов, поселившихся в данной местности, то геогр. Онег - по поселенцу ОнЪгу.

В последнем случае происходила первоначальная простая топонимизация личного имени, ср., к примеру, геогр. Дмитрок, Кудря, Жирятка как наименования недавних поселений (починков) в Беж., Дер. и Вод. пят. [НПК VI, 215; I, 720; III, 42]. Однако в ойконимиче- ской сфере асуффиксальная модель оказалась очень неустойчивой: со временем такие ойконимы обычно переоформлялись по продуктивным моделям с посессивной суффиксацией или на -и/-ы. Но названия, равные именам первопоселенцев, порой переносились и на смежные водоемы, причем закреплялись за ними более прочно, чем за селениями: это обусловлено тем, что для гидронимии нетипичны посессивные модели деривации и менее стандартизовано оформление в целом.

Бессуффиксные топонимические формы иногда появляются из йото- во-посессивной топонимии путем отвердения конечных сонорных или утраты конечной эпентетической -л'. Вариантность в парадигме одного названия, удостоверяемая письменностью, отчетливо свидетельствует об этом, ср. рассмотренные ранее геогр. Видимир оз., Жирослав оз., Гос- лав дер., Радослав пуст. как варианты исконных Видимиръ, Жирославлъ, Гославль, Радословле (см.). В тех случаях, когда йотово-посессивные варианты не засвидетельствованы, предположение о вторичности бес- суффиксных топонимических форм на сонорные и губные остается сугубо теоретическим.

Некоторые названия, равные личным именам, возникают в результате различного рода переосмыслений и фонетической аттракции созвучных форм. Ср. геогр. Ваня применительно к речке басс. Мологи, вытекающей из оз. Иванъ [Шан. РЛЛО, 198]: здесь йотово-посессивный де- антропонимный лимноним обусловил «гипокористическую» форму речного названия. Геогр. Кузьма (вар. Кузка) рч. басс. Важинки, пр. пр. Паши в Юго-Восточном Приладожье [СГЮВП, 19], является явным результатом переосмысления приб.-фин. гидронимической основы kuz- по облику русского личного имени, ср. связанное с этой речкой оз. Кузо- зеро (Кузянозеро, Кузанозеро) и наличие таких гидронимов, как Кузома, Кузрека, Кузручей, Кузрозеро и др. [СГЮВП, 129, 175].

Таким образом, в Новгородской земле под условной моделью геогр. = личн. объединены генетически разнородные географические названия. Ниже подробно анализируются наиболее архаические из них, извлеченные преимущественно из старописьменной документации и основанные главным образом на древних композитах и префиксально-корневых личных именах.