О ПОЛЕМИЧЕСКИХ АСПЕКТАХ ПРОИСХОЖДЕНИЯ, ГРЕХОПАДЕНИЯ И ЦЕЛИ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА

ПОСЛЕСЛОВИЕ

          В результате грехопадения прародителей в раю гармония душевных сил человека и его гармония с окружающим миром были нарушены. Возможность греха, заложенная в природе первозданного человека, превратилась в склонность (преверженность, уклонение) ко греху. Протоиерей Владислав Свешников пишет: «Чем острее и внимательнее сознание всматривается в жизнь человека, стремясь раскрыть ее нравственные смыслы и содержание, чем обширнее становится опыт общения с людьми и с миром, тем трагичнее раскрывается эта описанная в Библии онтологическая и нравственная катастрофа, случившаяся с человеком. Начала всех человеческих катастроф как общего и исторического характера, так и совсем личных, известных только мокрой от ночных слез подушке, — берут начало в этом, по-видимому, простом событии» (174: 58). О развитии греха (возрастании зла) в роде человеческом, в частности, говорится следующее:

          ● «Сказание Ягвиста об Адаме, Каине, Потопе и Башне указывает на радикальное неблагополучие в человеческом мире. Хотя автор и не говорит о связи между грехом Адама и состоянием последующих поколений, однако он рисует картину, в которой ясно ощущается нарастание зла» (священник Александр Мень) (108. Гл. 1. От Книги Бытия к апостолу Павлу); 

          ● «По мере удаления человека от Бога человечество в своем нравственном развитии доходит до беспредела: грех не имеет свойства останавливаться или уменьшаться, если с ним активно не бороться. Он имеет свойство расти до бесконечности» (иеромонах Анатолий (Берестов) (91: 43);

 ● «В грехе Каина мы видим одно из первых указаний на заразительность и упорство греха. В то время как Адама и Еву соблазнил согрешить сатана, Каина даже Бог не смог отговорить от греха (Быт. 3: 1-5; 4: 6). Для Адама и Евы грех был чем-то внешним, но в случае Каина все выглядит так, словно грех самопроизвольно возник в этом человеке; это злая сила внутри него, над которой он должен господствовать, если не хочет, чтобы она его поглотила (Быт. 4: 7). Кроме того, грех стал более тяжким: он преднамерен, он начинается во время поклонения Богу, и он причиняет прямой вред брату, заслуживающему только любви. Каин после своего греха никак не признает свою вину и ни о чем не сожалеет, он не склоняется к исповеди и отказывается покаяться, а лишь указывает Богу, что наказание для него слишком сурово (Быт. 4: 5-14). В грехе и нераскаянности Каина предвосхищаются многие будущие черты греха, как библейского, так и внебиблейского.

В главах Быт. 4 - 11 прослеживается развитие греха. Он становится надменным и умышленным (Быт. 4: 23-24), однако линия потомков Каина, линия грешников, не исчезает в человечестве и исполняет Божий наказ плодиться и размножаться, и владычествовать над землей. В самом деле, линия Каина, возможно, доминирует в развитии культуры, хотя те, кто изготавливает бронзовые и железные орудия, делают и оружие тоже. В конце концов грех настолько наполняет мир, что все мысли и помышления сердца человеческого во всякое время есть лишь зло (Быт. 6: 5; 8: 21). Поэтому Бог в потопе очищает землю от зла. Когда грех угрожает вновь утвердиться через прямое непослушание и идолопоклонство, Бог раскрывает Свой новый план ограничения греха с помощью смешения человеческих языков в Вавилоне: пусть лучше человечество будет разделенным, чем объединится в восстании против Бога.

Главы Быт. 12 - 50 показывают, что грех стал бичом даже для народа Божия, и в семье завета люди строят козни, предают, лгут и обманывают друг друга. История в пересказе Моисея тоже свидетельствует, что наказание естественным образом следует за беззаконием, внутренне присуще ему. Хитроумная Ревекка никогда больше не увидит своего любимого сына; Иаков испытает горечь обмана, договариваясь с Лаваном; сыновья Иакова будут страдать из-за своего греха по отношению к Иосифу. Как сказано в Пр. 5: 22: “Беззаконного уловляют собственные беззакония его, и в узах греха своего он содержится”.

Книга Исхода раскрывает, что грех не только приносит страдание и влечет наказание, но и нарушает закон Господа, святого избавителя и Царя Израилева. У Синая Израиль узнает, что грех - это преступление против Божиего закона; это поступки, уводящие человека на запретную территорию (Рим. 4: 15). Закон также клеймит грех и срывает с него маску. Человек может грешить, не ведая об этом, но благодаря Закону подобное невежество становится редкостью. В Моисеевом законе подчеркивается внешний характер греха, однако установления, призывающие Израиль возлюбить Бога и запрещающие поклоняться идолам и желать чужого, свидетельствуют, что грех идет также изнутри. Парадоксальным образом, сам Закон может посредствовать греху, как на то указывает Павел (Рим. 7: 7-13). При восприятии чего-либо в качестве запретного возникает желание сделать это. Такая извращенность человеческой реакции еще раз показывает, что источником греха является греховность человека и его восстание против Бога (Рим. 7: 7-25).

Жертвоприношения и ритуалы очищения, описанные в Пятикнижии, напоминают нам о серьезности греха. Нарушения Закона –  это не просто ошибки. В Библии грех никогда не считается малозначительным просто потому, что он совершен по молодости или по невежеству, или после него прошло достаточно много времени. Грех оскверняет грешника, и Закон требует, чтобы эта нечистота была очищена. Один из главных мотивов в установлениях о наказании – истребление зла с земли (Втор. 13: 5)» (178. Статья Дэниела Дориани «Грех»).

Священное Писание прямо говорит о всеобщности человеческого греха: «И воззрел (Господь) Бог на землю, и вот, она растленна, ибо всякая плоть извратила путь свой на земле» (Быт. 6: 12); «... Нет человека, который не грешил бы...» (3 Цар. 8: 46); «… Нет правдивых между людьми…» (Мих. 7: 2); «... Но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3: 19); «... Весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5: 19). (См. также сноски 141, 166, 172, 175 и приложение 7). Это нравственное состояние мира св. Иоанн Предтеча характеризует как грех мира[1]. В результате процветания зла на земле, когда увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их было зло во всякое время (Быт. 6: 5), Он навел на землю потоп водный, чтоб истребить всякую плоть, в которой есть дух жизни (Быт. 6: 17) и все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло (Быт. 7: 22).

В дальнейшем, за грехи людей Богом были уничтожены города Содом и Гоморра: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастения земли» (Быт. 19: 24, 25). Впоследствии Бог, наставляя людей к правде, неоднократно наказывал их за грехи. При этом Он заранее предупреждал людей о наказании (проклятии) за невыполнение Его повелений и о благословении — за послушание (см., например, Втор. 28).

Необходимо отметить, что различные наказания, включая смерть, являются для человека не только необходимым следствием его грехов, но и благодеяниями Божиими по отношению к грешнику. «Главная цель их — уврачевание греха, пресечение греховных путей человека и его исправление» (10: 337. Кн. 1). Как сказано в Священном Писании: «Ибо кого любит Господь, того наказывает, и благоволит к тому, как отец к сыну» (Прит. 3: 12); «… Для вразумления наказывает Господь приближающихся к Нему» (Идф. 8: 27). См. также: Прит. 23: 13, 14; Евр. 12: 6, 8; Откр. 3: 19.

            Земные скорби и страдания являются средством очищения от земных грехов, или средством их искупления. «Благо тому грешнику, которого Бог в этой жизни покарает. Хуже, если воздаст в вечности» (198: 75). Страданиями на земле «каждый человек очищается, как золото в огне...» (93: 328). Примером этого также могут служить, например, слова Ангела, сказанные одному расслабленному, просившему Господа прекратить его страдальческую жизнь: «Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти; ты должен бы быть в расслаблении еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих нет другого пути к Небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком» (93: 328). «В наказаниях Апостол открывает глубочайшую цель, или побуждение, по которому Господь посещает в верующих скорбями и бедствиями. Егоже любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет. Аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог: который бо есть сын, егоже не наказует отец? Аще же без наказания есте, емуже причастницы быша вси, убо прелюбодейчищи есте, а не сынове (Евр. 12: 6 — 8). Так Апостол в наказаниях, ниспосылаемых на верующих, видит отеческую любовь к ним Божию. И сам Господь говорит: Аз, ихже аще люблю, обличаю и наказую (Апок. 3: 29). Любовь Божия есть не только всеблагая и всемилующая но и любовь — высочайше премудрая. Земные родители по своей слепой любви часто приучают своих детей к изнеженности и своеволию, и тем измлада портят в них и здоровье и сердце: напротив, любовь Отца небесного, наказуя любимых, наказывает их на пользу, да причастимся святыни Его (Евр. 12: 10).

          Почему же путь к святости есть путь скорбный и болезненный? Потому, что в скорбях и страданиях есть сила очистительная, подобная силе огня, который очищает золото от грубых примесей и наростов. С веселием взираю на Него (Христа), говорит Григорий Богослов, даже когда посылает мне скорби; радуюсь, что чрез печали делает меня легче, как золото, которое было смешано с прахом и потом очищено. Бог, как Очиститель, по словам Богослова, пережигает человека страданиями. Непреложная истина, что сердце человека там, где его сокровища. Сокровища человека чувтвенного в предметах его любви и привязанностей, в благах земных и временных. Когда эти сокровища разрушаются и отнимаются у человека,— сердце невольно отстраняется и отрывается от земного, и, если не всегда и не прямо устремляется к небесному и вечному,— то, по крайней мере, получает большую возможность и свободу для таких стремлений, привязанности к земному разрываемые и пресекаемые — дают в душе место стремлениям к небесному. Конечно от самого человека зависит, как он приимет ниспосылаемые на него бедствия, и какой принесут они в нем плод, подействуют ли на него, как сила очистительная. Иной, посещаемый тяжким лишением или скорбию, действительно отрывается от земного, и в Боге, в сыновней покорности воле Отца небесного ищет и находит и утешение и укрепление. Иной под ударами бед падает. Привязанность пресеченная, или лишенная своего предмета, переходит в малодушие, в уныние, в отчаяние. В последнем случае виновато не бедствие, всегда очищающее и окрыляющее душу не совсем загрубелую в чувственности, но идолопоклонническая привязанность человека к отнятому благу, нравственное расслабление воли, сделавшейся неспособной ни к борьбе, ни к терпению, недоверие к Промыслу, забвение, что на земле и радости и скорби имеют конец и недалекий, и что будет другая жизнь бесконечная, в сравнении с блаженством которой, все нынешние страдания, по выражению Апостола, ничего не стоят (Рим. 8: 18)» (237. Гл.: О искуплении Спасителем человека).

          «Даже в жизни человека благоустроенного и любящего добро — земныя попечения и привязанности сильно замедляют и затрудняют ему путь в царствие Божие. Вот причина, почему Бог отнимает у сынов человеческих земные блага, разрывает их привязанности.

          В душе каждого человека есть врожденное стремление к Богу, к добродетели, к благам духовным и негибнущим. Бог требует, чтобы человек, как существо свободное, предначал своею волею стремление к Нему, и под этим условием ниспосылает желающему благодатные силы, потребные к жизни и благочестию (2 Пет. 1: 3). Но человек, усилив в себе чувственность, всем сердцем прилепился к благам земным, видит в них последнюю цель своей жизни и своих стремлений, выдумал или изобрел бесчисленное множество нужд и потребностей, и вместе с тем образовал для себя бесчисленное множество влечений и привязанностей к вещам земным, среди которых почти неощутительно делается стремление к Богу. Если же оно и является среди земных влечений и привязанностей, то слабо, беспрестанно прерываемое ими и замедляемое. Против сих-то идолопоклоннических привязанностей к благам земным, лишения и скорби, как отнятие благ, имеют врачующую, очистительную силу. Врожденное стремление к Богу заглушено, подавлено, или по крайней мере ослабляется и прерывается влечениями чувственными, попечениями и привязанностями земными. И вот когда отнимаются у человека блага, или предметы его чувственных привязанностей и влечений, когда сии привязанности разрываются, влечения пресекаются, как наросты снимаются с души, — слышнее и ощутительнее делается во глубине ее стремление к Богу, к благам духовным, неразрушимым и негибнущим; сильнее двигается и желание приемлемости благодати враждующей на страсти и укрепляющей.

          Таким образом, скорбь или страдание есть болезненная, но спасительная операция, которою Врач души снимает с нее грубые наросты. И в этом смысле наказание человека, отнятие у него благ, посещение его скорбями, лишениями, болезнями — есть выражение Божественной любви к страждущему, подобно тому, как любовь родительская заставляет отца или мать отнимать у дитяти опасные игрушки и вредные лакомства, несмотря на его вопли и слезы.

          Больной, принимая лекарство, ощущает его горький и неприятный вкус, не ощущая его целебных свойств, или во время врачебного прижигания или рассечения чувствует только боль и телесное страдание, и уже после, при выздоровлении почувствует целительную силу принятого неприятного лекарства, или спасительность и необходимость перенесенного мучительного прижигания или рассечения. Подобно сему, и больной грехом, и врачуемый лишениями и бедствиями, во время сего врачевания чувствует только боль, скорбь и страдание, и после уже, по мере того, как душа целительною силою страданий и скорбей очищается, просветляется, приходит в духовное здравие, когда она, пораженная в своих земных привязанностях, лишенная благ, отстраняется от земного, и к Богу и к благодати Его обращается за утешением и укреплением,— тогда человек, почувствовав сладость духовных стремлений и благодатного единения с Богом, опытно, сердцем понимает, что его же любит Господь, наказует, что наказание есть действительно явление любви Божией к человеку. Всякое наказание, в настоящее время, говорит Апостол, не мнится радость быти, но печаль; последи же плода мирен наученным тем воздает правды (Евр. 12: 11). Надобно только быть крепкодушным, говорит Григорий Богослов, с любовию принимать всякое Божие посещение, приятно ли оно, или скорбно, и знать, что всему есть причина, хотя и сокрыта она в глубине Божией премудрости. Итак, вот значение, или цель всех наших лишений, скорбей и бедствий — это уврачевание души, очищение ее от греховных язв и страстей.

          Следовательно не Бог виновен в наших страданиях, а виновна наша собственная греховность, так, как не врач виноват, когда дает горькое врачевство, или делает болезненное прижигание, а болезнь больного, требующая таких средств.

          Если Господь наказывает тех, которых любит, и скорбями врачует и очищает души, то естественно, что лучшие из людей более других подвергаются лишениям, скорбям и озлоблениям, потому, что они более других любимы Богом, и способнее других к очищению и след. достойнее того, чтобы Врач душ очищал их от приражающегося к ним греха. Для умного сына, говорит Богослов, не достоин ли уважения родительский жезл? А снисходительность для него не зло ли? Воля порочная, расслабленная чувственностью, часто не выносит испытания, падает под бременем скорбей и бед, подобно тому, как слишком сильное лекарство не целительно действует, но разрушает слабое тело. Посему, Господь не вводит таких людей в испытание, но долготерпит на них, самым счастьем и благоденствием призывая их на путь добра (Рим. 2: 4).

          Ты, может быть, скажешь, рассуждает блаж. Феодорит, почему же люди богатые большей частью люди живущие нечестиво? Почему же не все чтители правды благоденствуют? Но если бы Судия в настоящей жизни отдал богатство одним только добродетельным, — тогда делатели зла нашли бы в этом сильное для себя оправдание. Тогда бы они стали говорить то же, что сказал начальник их об Иове: “даром ли Иов чтит Бога? Не Ты ли оградил его, его дом, его имение, благословил дела рук его, и стада его распростер по земле? Но простри руку Твою и коснись имения его, не отречется ли от Тебя пред лицем Твоим” (Иов. 1, 9—11)? Так бы стали говорить и приверженцы зла, если бы одни только чтители добродетели пользовались богатством. Но теперь, когда Творец распределил богатство и бедность между добродетельными и порочными, и одни пользуются ими для приобретения добродетели, а другие для умножения порока, то, ни богатым, ни бедным, живущим в зле, не остается никакого оправдания. Те, которые с добрыми и прекрасными целями употребляют свое богатство, и бедных делают участниками своего изобилия, служат обличением людей, которые или нечестиво расточают богатство, или впадают в скупость. А те, которые бедность умеряют любомудрием и мужественно и благородно переносят ее нападения, будут истинными обличителями тех, которые в бедности научились порокам.

          Лучшие и добродетельнейшие из людей способнее других выдержать испытание; посему Господь, вводя их в испытание, открывает им возможность не только просиять чистотою, но и окрепнуть в добре, взойти на высшие степени совершенства, и получить победные венцы. Блажен муж, говорит Апостол, иже претерпит — искушение: зане искусен быв, приимет венец жизни, его же обеща Бог любящим Его (Иак. 1: 12).

          О нем же радуйтеся, пишет другой Апостол, мало ныне, аще лепо есть, прискорбны бывше в различных напастех; да искушение вашея веры многочестнейше злата гибнуща, огнем же искушена, обрящется в похвалу и честь и славу во откровении Иисус Христове (1 Пет. 1: 6—7). Праведник, говорит Богослов, и сверх ожидания угнетается, дабы, искусившись яко злато в горниле (Прем. Сол. 3: 6), очиститься и от малейшей, какая еще оставалась в нем, примеси зла (ибо никто, по естественному рождению, не бывает совершенно чист от скверны, как это слышим мы из Писания, (Иов. 14, 4.) — и явиться еще более достойным, так, как и сию тайну нахожу я в божественном Писании (Прем. 3, 5.).

Когда видишь доброго в несчастьи, разумей, что скорбь служит очищением. Если и немного привлек он на себя нечистоты, то потребны труды стереть ее так, чтобы не осталось ничего, годного к сожжению. Или, несчастья бывают также, по Божию попущению, искушением и бранью от неприязненного. В этом да уверит тебя победоносный Иов. Если, как новый Иов, изнемогает телом в борьбе с завистником, то для того, чтобы после подвига получить победный венец. Его страданиями и скорбями да не утешается порочный, и добродетельный да не смущается слабым умом! Кто без болезней соделал хорошего лучшим? А страждущий знает, что и болезнь ему помощник, что она или врачевство для оскверненных, или борьба и слава для очищенных.

          Господь сердцеведец соразмеряет силу искушения с духовною силою искушаемого. Искушение вас не достиже, точию человеческое, пишет Апостол, верен же Бог, Иже не оставит вам искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести (1 Кор. 10: 13). Испытующий сердца и утробы, конечно, не ввел бы Иова в столь тяжкое испытание, если бы не знал духовных сил Праведника, и не провидел его победного торжества. Посему, и человек добродетельный, если еще несилен духом, не подвергается тяжким испытаниям. Праведник или злостраждет и чрез сие, может быть, испытуется, говорит Богослов, или благоденствует, и тем охраняется, если он беден умом и не очень возвысился над видимым.

          Таким образом, Бог или ограждает человека благоденствием, или посещает его лишениями и скорбями, смотря по тому, что для человека полезнее, и как для него удобнее приближаться к Богу, путем ли земного благоденствия, или путем злострадания. Самая коловратность, или непостоянство благ земных имеет благую и мудрую цель.

          Здешние блага быстро протекают, рассуждает Богослов, даются на час, и подобно, как камешки в игре, перекидываются с места на место, и переходят то к тем, то к другим. Это самое, что видимые блага подвергаются и подвергают нас то тем, то другим превратностям, то возносятся вверх, то падают вниз, и кружатся как в вихре, и прежде нежели овладеем ими, убегают и удаляются от нас, и таким образом играют нами, обманывают нас, — не направлено ли к тому, чтобы мы, усмотрев их непостоянство и переменчивость, скорее устремились к пристанищу будущей жизни? В самом деле, что было бы с нами, если б земное наше счастье было постоянно, когда и при непостоянстве его мы столько к нему привязаны?

          Смерть есть общий жребий всех людей. Умирают и верующие во Христа; нет между христианами бессмертного, как нет и безгрешного. Но смерть христиан есть вместе Божие к ним благодеяние. Смерть освобождает человека от земных соблазнов и искушений, изводит человека из-под влияния искусителя, и пресекает собою путь греха. В этом смысле св. Григорий Богослов смерть называет приобретением человека. И здесь, говорит он (т. е. по падении), человек приобретает нечто, именно смерть, в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным. Таким образом самое наказание делается человеколюбием. Сократил Ты продолжение жизни нашей, прославляет св. Ефрем Бога; по милосердию сократил Ты дни наши, чтобы не удлинялся ряд грехов наших» (237. Гл.: О искуплении Спасителем человека).

          «Бог истребляет зло, а не от Бога зло. И врач истребляет болезнь, а не влагает ее в тело. Разрушения же городов землетрясения, наводнения, гибель воинств кораблекрушения, всякое истребление многих людей, случающееся от земли, или моря, или воздуха, или огня, или какой бы то ни было причины, бывают для того, чтоб уцеломудрить оставшихся; потому что Бог всенародные пороки уцеломудривает всенародными казнями. Посему в собственном смысле зло, то есть, грех — это зло, наиболее достойное сего наименования, зависит от нашего произволения; потому что в нашей воле — или удержаться от порока, или быть порочным. А из прочих зол иные как подвиги, бывают нужны к показанию мужества, например, Иову лишение детей, истребление всего богатства в одно мгновение времени и поражение гнойными струпами; а иные посылаются, как врачевство от грехов, например, Давиду домашний позор служит наказанием за беззаконное вожделение. И еще знаем страшные казни другого рода, насылаемые праведным судом Божиим, чтоб поползновенных на грех сделать целомудренными. Например, Дафан и Авирон были пожраны землею в разверстые под ними бездны и пропасти. Ибо здесь таковым родом наказания не сами они приводились к исправление (возможно ли это для сошедших во ад), но примером своим сделали целомудренными прочих. Так и Фараон потоплен был со всем войском. Так истреблены были и прежние жители Палестины» (свт. Василий Великий) (44).

 «Ибо не уместно ли врачей и тогда, как они дают нам врачевства горькие и неприятные, благодарить за выздоровление тела, а к Богу из-за того, что кажется нам нерадостным, оставаться неблагодарными, не разумея, что все бывает по Его промышлению и на пользу нам. В таком разумении и в такой вере в Бога — спасение и покой души» (прп. Антоний Великий) (цит. по 99: 59).

«Грехи судятся не по продолжительности их, а по самому естеству преступлений. Научаемся вместе и тому, что хотя мы понесем тяжкое наказание за прежние грехи, но если опять же впадем в те же грехи, потерпим еще большее наказание. И весьма справедливо. Ибо кто не улучшился от первого наказания, тот подвергнется большим мукам, потому что он бесчувствен и нерадив. — Для чего, скажешь, не все так наказываются? Ибо мы видим, что многие порочные пользуются здоровьем и благоденствием. Но то, что они не потерпели здесь ничего, будет поводом к большему наказанию там. На сие-то указывая, Павел говорит: “Будучи судимы от Господа, то есть здесь, наказываемся, чтобы не быть осужденными с миром, то есть там“ (1 Кор. 11: 32). Ибо здешние страдания есть вразумления, а тамошние — наказания» (блж. Феофилакт) (199: 184,185).

«Бог и в сем великую к нам являет любовь и милость, что наказует нас: “Егоже бо любит Господь, наказует; биет же всякого сына, егоже приемлет” (Евр. 12: 6; 1 Кор. 11: 32)… Тех любит Господь, которых предает в толикая страдания? Воистину любит! Какой отец детей своих не наказует? И когда наказует, не любит их? Никак: для того т наказует, что любит; наказует их, но им наследие готовит. Тако и Бог наказует нас, но вечного живота и царствия наследие готовит нам. Наказаны Пророки, наказаны Апостоли, наказаны мученики, наказаны и все святи; но были возлюбленная Божия чада, и ныне в дому небеснаго своего Отца водворяются, и в веки веков восхвалят Его. Кто бы не пожелал с ними тамо быть, с теми,  которые так наказаны зде? Наказует нас Бог на пользу нашу, “да причастимсч святыни Его” (Евр. 12: 10) (24: 854 со ссылкой на: Творения Тихона. 6-е изд. Т. 4. 1899 г. С. 352-353).

«Проклятие смерти никогда не было со стороны Бога “судебным преследованием”. Смерть была наказанием любящего отца, а не тупым гневом тирана. Она исправляла и поучала. Она препятствовала увековечиванию расколотой жизни, была помехой беспечному пребыванию в противно-природном положении. Она не только полагала предел распаду нашей природы, но через присущую ей смертную тоску помогала человеку войти в сознание его положения и повернуться к Богу» (профессор В. Н. Лосский) (13: 283).

«Будучи следствием и наказанием греха, смерть есть — вместе с тем — и благодеяние Божие к грешнику. Человек своим грехом создал себе смерть. Бог попускает ее, но делает ее кончиною греха, ею же наказывая грешника, ею же и милуя. Смерть — благодеяние человеку, потому что она изводит душу из земной суеты и крушения, освобождает от земных скорбей и бедствий, порожденных грехом, а главное — пресекает и оканчивает путь самого греха. Смерть есть то убежище, в которое скрывается человек от греховных волнений и искушений... Чем меньше успеет душа наделать грехов на земле, тем легче и отраднее будет состояние за гробом» (Е. Тихомиров) (93: 24).

«Человек подвергнулся смерти, но и в сем случае Бог оказал ему великое благодеяние, именно тем, что не оставил его вечно пребывать в грехе. Бог выгнал человека из рая как бы в ссылку, чтобы человек в течение известного времени очистил свой грех и, вразумленный наказанием, снова возвращен был в рай... Для этого он и сокрушается ее (смерти) силою, чтобы во время воскресения был здрав, то есть чист, праведен и бессмертен» (из послания св. Феофила к Автолику) (цит. по 93: 24).

 «Иисус Христос, проходя по городу Иерусалиму, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус Христос ответствовал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин. 9: 2,3).

И ныне много таких людей, которые бедствуют, по-видимому, без всякой вины, и мы, видя сих несчастных, часто спрашиваем: “За что они, бедные, страдают?” Ответ на этот вопрос тот же, какой Иисус Христос дал апостолам: сии несчастные страдают для того, чтобы на них явились дела Божии; именно, они мучаются, чтобы избавится от больших мучений; бедствуют, чтобы избавится от больших бед. Да, слушатели, они страждут телом — зато не будут страдать душою; страдают какое-то время — зато будут блаженствовать нескончаемые веки; не видят света солнечного — зато узрят Свет незаходимый; не ходят по земле — зато взлетят на Небо; не слышат мирского — зато будут слышать Небесное; безмолвствуют среди людей — зато будут беседовать с Ангелами.

Но вы скажете: “Ужели благий и премудрый Бог не может иначе являть Своих дел? Ужели Он не может дать людям счастья, не подвергая их прежде жестоким наказаниям? Ужели не может спасти человека, не предав его прежде мучениям?” Да, так, слушатели! Бог при всей Своей благости всегда и все делает по закону, по порядку. Сосуд серебряный, если он испорчен и покрыт ржавчиной, как поправляется? Его обыкновенно разбивают, кладут в огонь, жгут, а потом устрояется из него новый сосуд — чистый, светлый, правильный. Люди в настоящем состоянии подобны испорченному сосуду: они повреждены, покрыты греховной ржавчиной; чтобы их поправить, очистить, надобно прежде размягчить ударами горестей и провести сквозь огонь страданий. По сей-то причине страдали все святые: и патриархи страдали, и пророки страдали, и апостолы страдали, и все праведники страдали; потому-то и невинные страдают.

Ведь как же иначе? Люди — все грешники, все преступники пред Богом; все рождаются во грехах, вот всех есть семена преступлений. Чтобы задушить и подавить сии семена преступлений в человеке, надобно прежде ослабить и остановить в нем действие злых сил; чтобы загладить грехи, надобно вытерпеть за них, что следует. Этого требует закон вечный непреложный. Вот почему необходимо, чтобы люди и без видимой вины подвергались бедствиям; и вот как благость Божия к людям видна и в ударах правосудия. Временные бедствия, которым подвергаются невинные, подавляют в них семена преступлений.

Таким образом, все от рождения: слепые, глухие, умалишенные, младенцы, умирающие в мучениях — вообще все страдают для того, чтобы на них явились дела Божии, дела спасительные. Но из числа таких счастливых страдальцев надобно исключить тех, которые, страдая, ропщут на Промысел; равно надобно исключить и тех, которые страдают за свои грехи, страдания которых бывают следствием их произвольных преступлений; впрочем, и сии страдальцы много пользы получают от своих страданий.

Страдания останавливают поток дальнейших преступлений, не дают созревать плодам греховного дерева, не дают вырастать греховным отросткам. Иной, может быть, сделался бы величайшим злодеем, если бы у него не отнялись руки; иной прошел бы весь мир с огнем и мечом, если бы он владел ногами или видел глазами; иной привел бы в заблуждение тьму людей, если бы у него не повредился рассудок. Посему и страдания, которым подвергаются люди за свои грехи, если совершенно не избавят их от вечных мучений, то, по крайней мере, много убавят тяжести их. Таким образом, в мире нет ни одного страдальца, который бы страдал безвинно, понапрасну; но и нет ни одного бедствия, которое бы не приносило пользы. В мире что ни бывает от Бога, бывает все к лучшему. Это лучшее иногда сбывается на земле, но большей частью оно там, на Небе.

Итак, если нас и ближних наших постигнет какое горе, то вместо напрасного ропота предадим себя в волю Божию, помня, что без вины и без пользы никто здесь не страдает. Аминь…

Почему иногда добрые люди умирают злой и мучительной смертью, а злые и порочные умирают славной и, по-видимому, спокойной кончиной? Свт. Афанасий Александрийский разрешает это недоумение так: “Благочестивые, умирающие горькой смертью, имели какой-нибудь малый грех, от которого такой бедственной смертью разрешились, чтобы удостоится больших почестей”. И потому, братия, когда вы видите или слышите о лютой смерти праведного и славной кончине порочного, то не смущайтесь, а научитесь из этого тому, как всегда правдивы неисповедимые суды Божии. У Бога никакое доброе дело не останется без награды, никакое худое дело не оставляется без наказания. В Боге нет лицеприятия: доброе и в порочном Бог награждает, а зло — и в праведнике наказывает»  (протоиерей Родион Путятин) (цит. по 145: 150, 151, 357).

«Эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий (Ин. 11: 4).

Болезнь, скорбь, горе встречаются на каждом шагу, нет ни одной жизни человеческой, которая могла бы этого избегнуть. Но, горе, в сущности, вещь такая обыкновенная, оно, в то же время, и весьма загадочно: и среди горя всего чаще, всего естественнее является вопрос – зачем?.. Полный ответ мы получим, вероятно, лишь за гробом; но отчасти нам дано и здесь познать цель и назначение ниспосланных испытаний. Для того чтобы понять эту цель, мы должны помнить, что наша скорбь не касается  только нас лично, но действие ее простирается гораздо дальше.

В истории болезни, смерти и воскрешении Лазаря мы видим подтверждение вышесказанного. Это событие, и чудо, совершенное спасителем в Вифании, имело четыре различных действия и значения. Оно было нужно для Самого Спасителя: да прославится через нее (болезнь) Сын Божий (Ин. 11:4).Оно было нужно для апостолов: и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали (Ин. 11: 15). Спаситель знал, какое сильное впечатление произведет это чудо на апостолов и сказал: …радуюсь. Всего ближе это событие касалось, конечно, сестер Лазаря, и когда им был возвращен любимый брат, оплакиваемый ими как умерший, они получили уверенность в Божестве Иисуса Христа. Они познали впервые, чем Он может быть для всех истинно верующих в Него. Наконец, эта же скорбь, это чудо нужно было и для самих Иудеев. Вспомним слова Спасителя: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили что Ты послал Меня (Ин. 11: 41, 42). Великая скорбь, обрушившая на сестер Лазаря, должна была, таким образом, коснуться благотворно и народа, собранного по этому случаю в Вифании.

Назначение ниспосланного испытания является нам здесь в совершенно новом смысле, оно озарено новым светом, в котором мы, быть может, не привыкли облекать скорбь. Однако же и в наши дни все испытания и скорби имеют ту же определенную цель – спасения души человеческой. Каждое испытание есть для Господа лишь способ явить перед людьми всемогущество спасительной Своей благодати. Ободритесь же братия! Мужайтесь, укрепляйтесь надеждою, учитесь хвалиться  и скорбями (Рим. 5: 3), ибо терпение… должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка (Иак. 1: 4) (83: 94, 95. См. ст. «Всемогущество спасительной благодати»).

«... Смерть побуждает людей к нравственному усовершенствованию: она вещает о ничтожестве земной жизни и заставляет думать о загробной; побуждает готовиться к ответу на Страшном Суде, который у каждого из нас не за горами; она муками умирающего человека дает нам некоторое представление о загробных страданиях не покаявшегося грешника» (200).

«Но ведь этот смертный приговор вынес Отец Небесный, любящий всякое Свое создание! Понимание, во-первых, справедливости воздаяния за грех и, во-вторых, его своевременности и необходимости и в Священном Писании, и в творениях святых отцов прослеживается четко: Каждому дает Господь время на покаяние: Строго наказал меня Господь, но смерти не предал меня (Пс. 117: 18), — извлекает урок из вразумления Господнего псалмопевец Давид. Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив: не до конца гневается, и не вовек негодует. Не по беззакониям нашим сотворил нам, и не по грехам нашим воздал нам (Пс. 102: 8-10)» (111: 156, 157).

Свт. Василий Великий говорит о смерти как об избавлении от бессмертного недуга (греха — П. Д.). Свт. Григорий Богослов отмечает, что смерть является пресечением греха, чтобы зло не стало бессмертным. Свт. Иоанн Златоуст учит, что за грех Господом благодетельно установлена смерть. По мнению св. Ефрема Сирина, Бог по милосердию Своему сократил дни наши, чтобы не удлинялся ряд грехов наших (93: 25). По словам свт. Кирилла Александрийского, «Законодатель смертью останавливает распространение греха и в самом наказании являет человеколюбие…» (цит. по 41: 141). Прп. Антоний Великий пишет, что смерть «избавляет от зол, каким подвергаемся мы в жизни сей» (цит. по 99: 73). Свт. Николай Сербский полагает, что: «... Ожидание смерти очищает совесть и торопит человека вершить добрые дела. Когда одного хорошего человека, старательного, добросовестного работника и благотворителя, спросили, что в жизни больше всего побуждало его к труду и милосердию, он ответил, что смерть» (145: 243).

Приведем также по данному вопросу мысли русского философа И. А. Ильина. «За что можно и должно отдать жизнь, то и надо любить, тому и надо служить... Все, что не стоит смерти, не стоит и жизни. Ибо смерть есть пробный камень, великое мерило и страшный судия…

 Смерть не только благостна, она не только выручает нас из земной юдоли и снимает с нас непомерность мирового бремени. Она не только дарует нам жизненную форму и требует от нас художественного завершения. Она есть некая таинственная, от Бога нам данная “мера всех вещей”, или всех человеческих дел. Она нужна нам не только как узорешительница или как великая дверь для последнего ухода; она нужна нам прежде всего в самой жизни и для самой жизни. Ее облачная тень дается нам не для того, чтобы лишить нас света и радости или чтобы погасить в нашей душе охоту жить и вкус к жизни. Напротив, смерть воспитывает в нас этот вкус к жизни, сосредоточивая и облагораживая его; она учит нас не терять времени, хотеть лучшего, выбирать изо всего одно прекрасное, жить Божественным на земле, пока еще длится наша недолгая жизнь.  Тень смерти учит нас жить светом. Дыхание смерти как бы шепчет нам: “Опомнитесь, одумайтесь и живите в смертности бессмертным”. Ее приближение делает наши слабые, близорукие глаза — зрячими и дальнозоркими» (122: 443, 444).

Дополним сказанное о положительном значении наказания и смерти еще и тем, что они порождают спасительное чувство — страх Божий (страх Господень), значение которого очень велико. Ибо страх Божий: начало мудрости (Пс. 110: 10; Прит. 1: 7; 9: 10); отводит от зла (Прит. 16: 6); ведет к жизни (Прит.19: 23); начало, полнота, венец, корень премудрости (Сир. 1: 15, 16, 18, 20); отгоняет грехи (Сир. 16:21). (См. также: Пс. 33: 8, 10; 102: 11, 13; 17; 111: 1; 113: 21; 127: 1; 144: 19; Прит. 8: 13; 10: 27; 14: 26, 27; 15: 33; 16: 6; 19: 23; Ис. 33: 6; Сир. 1: 11, 12, 13; 2: 7, 9; 10: 25; 19: 18; 21: 13; 23: 36; 25: 8, 14; 33: 1; 34: 14, 15; 40: 26, 27, 28; Идф.16: 15, 16).

Каллист, первый патриарх Константинопольский и сподвижник его Игнатий Ксанфопулы[2] говорят, что страх Божий двояк[3]. Один  для новоначальных, другой для совершенных:

«О первом страхе Божием — новоначальных.

Знай же, возлюбленнейший мой, что страх божий двояк: один — для новоначальных, а другой — совершенных. О первом страхе так написано: Начало мудрости страх Господень (Пс. 110: 10; Прит. 1: 7); Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас (Пс. 33: 12); страхом Господним уклоняется всяк от зла (Прит. 15: 27), и идеже страх, ту заповедей соблюдение. И прп. Исаак говорит: “Страх Божий есть начало добродетели. Он почитается порождением веры и сеется в сердце, когда ум отстранится от суетности мирской, чтоб собрать владеющиеся мысли свои от рассеяния непрестанным углублением в будущее возуустроение всяческих” (Сл. 1, с начала); также: “Начало истинной жизни в человеке — страх Божий; а он не терпит пребывать в душе вместе с рассеянием мыслей” (там же, с. 4); еще: “Умудрись же в основание шествия своего положить страх Божий, и в немногие дни станешь у врат Царствия, не кружась по пути” (там же, с. 7).

О втором — совершенном страхе Божием.

О втором или совершенном страхе Божием так сказано: Блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его (Пс. 111: 1); Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его! (Пс. 127: 1); Бойтесь Господа, святые Его, ибо нет скудости у боящихся Его (Пс. 33: 10); се тако благословится человек, бойся Господа (Пс. 127: 5); Страх Господень чист, пребывает вовек (Пс. 18: 10). Пишет и св. Петр Дамаскин: “Признак первого страха есть ненавидеть грех и гневаться на него, как гневается на зверя угрызенный им; а страха совершенного признак есть — любить добродетель и бояться превращения; ибо никого нет, кто бы был не превратен; почему в этой жизни, при всяком деле, должны мы всегда бояться падения” (Кн. 2, сл. 3, с. 14, в русском переводе). Посему и ты, разумно слыша сие, потщися вместе со всеми указанными выше добродетелями непрестанно держать в себе, как следует, и первый страх. Ибо он есть как бы сокровищехранилище всякого доброго деяния самое крепкое. Пребывая таким, ты всегда будешь иметь стопы свои направляемыми к деланию всех заповедей Господа нашего Иисуса Христа. простираясь же далее сим путем, приобретешь ты и совершенный страх, чистый, по любви к добродетелям и милости благого Бога нашего» (цит. по 77: 324, 325).

Прп. Серафим Саровский так определяет виды страха Божиего: «Два вида страха: если не хочешь делать зла, то бойся Господа и не делай; а если хочешь делать добро, то бойся Господа и делай» (88: 104).

Прп. Иоанн Лествичник о памяти смерти говорит: «Некоторые испытывают и недоумевают, почему Бог не даровал нам предвидения смерти, если воспоминание о ней столь благотворно для нас? Эти люди не знают, что Бог чудным образом устраивает через это наше спасение. Ибо никто, задолго предузнавши время своей смерти, не спешил бы принять крещение, или вступить в монашество, но каждый проводил бы всю жизнь свою в беззакониях, и на самом уже исходе из сего мира приходил бы к крещению, или в покаянию; (но от долговременного навыка грех делался бы в человеке второю природою, и он оставался бы совершенно без исправления)» (87: 83. Слово 6, гл. 9); «“Невозможное, —  как некто сказал, — невозможное для человеков дело, чтобы настоящий день провели мы благочестиво, если не думаем, что это последний день нашей жизни”. И поистине удивительно, что и язычники изрекли нечто подобное этому; ибо и они полагали, что любомудрие заключается в помышлении о смерти» (87: 86. Слово 6, гл. 24); «Некогда один египетский инок рассказал мне следующее. “Когда память смерти”, – говорил он, – “утвердилась в чувстве моего сердца, и я, однажды, когда пришла потребность, захотел дать малое утешение сему бренному телу; то память смерти, как некий судия, возбранила мне это; и, что еще удивительнее, хотя я и желал ее отринуть, но не мог”» (87: 84, 85. Слово 6, гл. 16).

Страх суда Божиего спасает от греха и вечной духовной смерти[4], ибо мы знаем, что только призывающий имя Господне и исполняющий Его волю  спасется (Иоиль. 2: 32; Деян. 2: 21; Рим. 10: 13; 1 Ин. 2: 17). Страх Божий учит нас, что нужно быть постоянно угодными Богу, чтобы не погибнуть навеки, ибо час нашей физической смерти нам неизвестен (за исключением отдельных случаев[5]). Священное Писание предостерегает нас: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет» (Мф. 24: 42); «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет сын Человеческий» (Мф. 25: 13); «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы Небесные, ни Сын, но только Отец. Смотрите же, бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время» (Мк. 13: 32, 33); «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими, и чтобы день тот не постиг вас внезапно» (Лк. 21: 34).

«Внезапно придет Судия и деяния каждого обнаружатся» — говорится в утренних молитвах (Тропари Троичные). Ибо никто из нас не знает, когда Сын Божий «опять придет во славе, чтобы судить живых и мертвых» (Символ веры).

Прп. Ефрем Сирин пишет: «Велик страх в час смерти, когда душа с ужасом и скорбью разлучается с телом, потому что в этот час душе предстанут дела ее, добрые и злые, сделанные ею днем и ночью. Ангелы поспешат исторгнуть ее, а душа, видя свои дела, боится выйти из тела. Душа грешника со страхом разлучается с телом, с трепетом идет предстоять бессмертному Судилищу. Принуждаемая же выйти из тела, глядя на дела свои, говорит со страхом: “Дайте мне хоть один час сроку... ” Дела же ее, собравшись вместе, отвечают душе: “Ты нас сделала, с тобой мы и пойдем к Богу”» (202 со ссылкой на: Творения иже во святых отца нашего Ефрема Сирина. 3-е изд. М., 1881. Ч. I. С. 538); «Придет день, братия, непременно придет и не минует нас день, в который человек оставит все и всех и пойдет один, всеми оставленный, пристыженный, обнаженный, беспомощный, не имеющий заступника, неготовый, безответный, если только день этот застигнет его в нерадении: “в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает” (Мф. 24: 50), когда он веселится, собирает сокровища, роскошествует. Ибо внезапно придет один час – и всему конец; небольшая горячка – и все обратится в тщету и суету; одна глубокая, мрачная, болезненная ночь – и человек пойдет, как подсудимый, куда поведут взявше его... много тогда тебе, человек, нужно будет проводников, много молитв, много помощников в час разлучения души. Велик тогда страх, велик трепет, велико таинство, велик переворот для тела при переходе в иной мир. Ибо если и на земле, переходя из одной страны в другую, мы имеем нужду в ком-нибудь, кто укажет путь, и руководителях, то тем более будут они нужны, когда переходим в беспредельные века, откуда никто не возвращается. Еще повторяю: много нужно тебе помощников в этот час. Наш это час, а не чей-нибудь, наш путь, наш час, и час страшный; наш это мост и нет по иному прохода. Это общий для всех конец, общий для всех и страшный. Трудная стезя, по которой должны проходить все; путь узкий и темный, но все на него вступим. Это горькая и страшная чаша, но все выпьем ее, а не иную. Велико и сокровенно таинство смерти, и никто не может объяснить его. Страшно и ужасно, что тогда испытывает душа, но никто из нас не знает этого, кроме тех, которые предварили нас там; кроме тех, кто уже изведал это на опыте (202 со ссылкою на: Творения иже во святых отца нашего Ефрема Сирина. 5-е изд. Сергиев Посад, 1912. Ч. 3. С. 137).

          По мнению архимандрита Рафаила (Карелина): «Три вещи неизвестны человеку: когда он умрет, где он умрет и какая участь ожидает его за гробом. Поэтому человек должен всегда ожидать смерти и постоянно помнить, что день сегодняшний может оказаться днем последним. Поэтому именно сегодняшний день – день спасения. Господь обещал принять грешника, если тот покается от всего сердца, но Он не обещал какого-то точно определенного времени для покаяния, ибо ведал лукавство человеческой души.

          Зная день и час своей смерти, человек будет говорить в сердце своем: “Это еще далеко, успею взять от этой жизни все, что она может дать, а затем, перед смертью, начну покаяние”. Но покаяние – это желание быть с Богом, это начало борьбы с прежним хозяином, демоном, которому человек служил всей своей греховной жизнью, это возможность стяжания благодати. Лукавое сердце, которое хочет обмануть Бога, окажется не способным к покаянию: перед смертью оно окаменеет, и человек впадет или в холодное безразличие, или в отчаяние. Поэтому Господь премудро сокрыл время смерти: ее не видно, как путника в тумане; она входит в дом без стука; она, как нежданный гость, не предупреждает о своем приходе; она уводит человека за собой, как страж уводит узника на суд, – в том, в чем застанет его.

Человек всегда грешит, поэтому чувство покаяния должно быть для христианина постоянным чувством…» (203: 10,11).

Свт. Тихон Задонский наставляет нас: «Смерть нам известна и неизвестна: известна потому, что непременно умрем; неизвестна потому, что когда умрем, не знаем. Смерть похищает больных и здоровых, ходящих и сидящих, спящих и бодрствующих. Смерть похищает всякого чина людей, никого не минуя, царя и князя, богата и нища, славна и безчестна. Смерть похищает праведного и грешного, покаявшегося и непокаявшегося, готового и неготового. Смерть похищает часто тотчас по согрешении, и в каком грехе застает, с тем и на оный свет отсылает.

Смерть за человеком ходит невидимою стезею; кончина его тамо постигнет, где не чает, и тогда постигает, когда не надеется, и так постигает, как не чает. Буди убо всегда таков, каков при кончине быть желаешь, рассуждай сие, и внимай себе, и не захочешь в мире ни чести, ни славы, ни богатства, ни прочаго угодия» (цит. по 24: 934, 935).  

Приведем по данному вопросу мысли игумена Антония: «Всем известно, что умрем, но когда? — не знаем; так как смерть не разбирает и не назначает времени, не считает, сколько лет прожил человек, не ждет старости, не щадить и юности, не обращает внимания на то: приготовил ли себя человек для будущей жизни, или нет, — пожинает всех; она подобна земледельцу, вышедшего с косою на луг, который не смотрит и не разбирает цветов от травы, а косит подряд все, будет ли трава старая, или едва распустившиеся цветки, и затем все скошенное сушит и собирает в стога, или в устроенные для того помещения; так и смерть не щадит никого: ни молодых, ни старых, ни юношей, ни дряхлых, ни только начинающих жить, ни много лет проживших, ни сильных, ни немощных; умерщвляет одинаково как повитых пеленами, так и украшенных сединами и всех без разбора полагает, как сено в стога, в гробы; почему и пророк Давид говорит: Дни человека - как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его (Пс. 102: 15,16)…

Обо всем, что может с нами случится в жизни, мы только предполагаем, что же касается смерти, то мы в ней уверены, и это видно особенно из того, что как только родится младенец в свете, так родители его уже начинают думать, что они его воспитывают, и он доживет до старости, и, может быть, будет здоров, богат, честен, силен, славен, разумен, и все это, как сказано выше, только предполагают, но спросите их: умрет ли когда их младенец, то прямо ответят, что умрет, но когда: рано или поздно, в юности или старости, днем или ночью, скажут: не знаем. Точно также не может ни один человек сказать, что он доживет до вечера, или до утра следующего дня, потому что многие ложась спать здоровыми, на утро оказывались мертвыми, и многие, вставши утром здоровыми, не доживали до вечера. Валтасар, царь Халдейский, пируя с царедворцами и друзьями своими далеко за полночь, был здоров и весел и вовсе не думал о смерти, но вот в самый разгар пира невидимая рука пишет ему на стене смертный  приговор… и Валтасар в ту же ночь был убит (Дан. 5), или Олоферн, вождь ассирийских воинов, подступивши к городу Ветилуи и пируя у Иудифи, рассчитывал к утру разгромить город, но вместо того был обезглавлен сам (Идф. 13).

Так же и Евангельский богач, когда у него ухлебились нивы, говорил: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лук. 18-28). Думал ли этот сластолюбец, что смерть постигнет его в ту же ночь? — Нет, он рассчитывал жить еще долго, и притом жить роскошно, и весело и все дары Божии употребить только для себя.

Итак несомненно, что все люди смертны и потому должны умереть… А потому, не зная ни времени, ни места, где нас ожидает смерть, нужно быть постоянно готовыми встретить ее не с трепетом и страхом, а готовыми к будущей загробной жизни (113: 13-16).

«Обычно людям Бог не открывает часа их смерти, так как им это не полезно. Об этом так пишет прп. Варсонуфий Великий одному состоятельному больному, запросившему его о том, будет ли он жив или умрет, — раздавать ли ему свое имение или делать это еще рано: “Если я скажу, что ты умрешь, то спасение твое будет как бы вынужденным; потому что, видя себя в узах смерти, ты, как бы по необходимости, откажешься от своего имения. А если ты надеешься еще долго жить, и, пожелав спастись, утвердишь мысль свою во благом (т. е. раздашь имение, то хотя и тотчас умрешь, спасение твое будет по твоей доброй воле”» (79: 130, 131).

          «Спрашивается: для чего Господь скрывает почти от всех людей час смертный? Во – первых, Господь утаил от нас час смерти для того, чтобы мы постоянно бдели над самими собой, то есть были всегда внимательны к своим поступкам, словом и помышлением. Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын Человеческий (Мф. 25: 13).

          Во – вторых, Господь не сказал нам, сколь долог наш век, для того, чтобы мы не отлагали со дня на день доброделания и самоисправления. Станет ли человек постоянно напрягать свои силы для победы над злом, если будет знать что конец жизни еще далеко, что он еще долго не умрет? Не родится ли у него тогда такая мысль:  “Успею еще запастись добрыми делами, успею еще посвятить себя подвигам исправления, когда буду приближаться к смерти, но до тех пор пока поживу в свое удовольствие”. Если человек все будет откладывать дело своего исправления, можно ли поручиться, что он под конец своей жизни и справится, успеет украсить себя добродетелями? Мы должны заботиться о своем спасении неустанно, повсечасно, не отлагая этого великого дела самоисправления на далекое время, потому что мы не знаем, в который час и день Сын Человеческий придет.

          В – третьих, время кончины нашей не объявлено нам для того, чтобы свобода наша навсегда пребывала неприкосновенною, и чтобы не была отнята ценность у нашей добродетели. Если бы нам открыто было, что мы через неделю или месяц непременно должны расстаться с этим светом, тогда, конечно, мы поспешили бы приготовить себя к смерти, посвятили бы весь остаток дней своих на творение добрых дел. Но такое приготовление разве не будет принужденным? Такое добро разве не будет плодом страх рабского? Бог же любит только доброхотных делателей. Блажен тот раб, — говорит Иисус Христос, — которого господин его, придя, найдет поступающим так; истинно, истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его (Мф. 24: 46, 47).

          Вот причины, которые здравый разум на основании слова Божия представляет нам в ответ на вопрос: для чего Господь скрыл от нас час смертный? Аминь» (83: 26. См. ст. «Для чего Господь скрыл от нас час смертный?»).  

Свт. Григорий Богослов о кратковременности и цели жизни человеческой говорит: «Одних сопроводим, другим будем предшествовать; одних оплачем, для других послужим предметом плача, и от иных воспримем слезный дар, который сами приносили умершим. Такова временная жизнь наша, братия! Таково забавное наше появление на земле — возникнуть из ничего и, возникнув, разрушиться! Мы то же, что беглый сон, неуловимый призрак, полет птицы, корабль на море, следа не имеющий, прах, духовение, весенняя роса, цвет, временем рождающийся и временем облетающий. Дни человека, как трава, как цвет полевой, так он цветет (Пс. 102, 15); прекрасно рассуждал о нашей немощи божественный Давид. Он тоже говорит в следующих словах: изнурил силы мои, сократил дни мои (Пс. 101,24), и меру дней человеческих определяет пядями (Пс. 38,6). Что же сказать вопреки Иеремии, который и к матери обращается с упреком, сетуя на то, что родился и притом по причине чужих грехопадений (Иер. 15, 10)? Видел всяческое, говорит Екклесиаст; обозрел я мыслью все человеческое, богатство, роскошь, могущество, непостоянную славу, мудрость, чаще убегающую, нежели приобретаемую; неоднократно возвращаясь к одному и тому же, рассмотрел опять роскошь и опять мудрость, потом сластолюбие, сады, многочисленность рабов, множество имения, виночерпцев и виночерпиц, певцов и певиц, оружие, оруженосцев, коленопреклонения народов, собираемые дани, царское величие и все излишества и необходимости жизни, все, чем превзошел я всех до меня бывших царей; и что же во всем этом? Все суета сует, всяческая суета и томление духа (Еккл. 1,2. 14), то есть какое-то неразумное стремление души и развлечение человека, осужденного на это, может быть, за древнее падение. Насущность всего, говорит он, Бога бойся (Еккл. 12,13), здесь предел твоему недоумению. И вот единственная польза от здешней жизни — самим смятением видимого и обуреваемого руководствоваться к постоянному и незыблемому» (31: 544, 545).

В акафистном пение в День Святого Духа о краткости земной жизни говорится: «Прииди, Истина Высочайшая, и уясни сомнения скуднаго разума. Прииди, Жизнь нестареемая, и примири нас с краткостию века земнаго… Прииди, Утешителю, Душе Святый, и вселися в ны!».

 Со смертью заканчивается время наших земных деяний («время посева») и начинается время воздаяния за них («время жатвы»). «Легко для Господа — в день смерти воздать человеку по делам его. Минутное страдание производит забвение утех, и при кончине человека открываются дела его» (Сир. 11: 26, 27). Св. апостол Павел наставляет нас: Бог «воздаст каждому по делам его:  тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия, — жизнь вечную; а тем, которые упорствуют и не покоряются истине, но предаются неправде, — ярость и гнев» (Рим. 2: 6-8); «Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную.  Делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем. Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере» (Гал. 6: 7-10). Свт. Григорий Богослов учит: «Настоящее время есть время делания, а будущее — время воздаяния (Слово 19)» (31: 543). Свт. Тихон Задонский пишет: «Смерть никого не оставляет, и чем дольше живем, тем ближе она к нам. Этот предел Божий как неизвестен нам, так и весьма страшен. Неизвестен, поскольку смерть похищает без разбора старых и молодых, младенцев и юношей, готовых и неготовых, праведных и грешных. Страшен, поскольку отсюда начинается нескончаемая, непрестающая,  всегда пребывающая вечность. Отсюда мы отходим или в вечное блаженство, или в вечную муку; или в место радости или в место плача. Отсюда мы начинаем или вечно жить. Или вечно умирать; или вечно царствовать на небе со Христом и святыми Его, или вечно страдать в аду с сатаной и ангелами его» (68. См. листок от 15 сентября по новому стилю. Ст.: Последний путь. См. также: доц. архим. Иоанн Маслов. Симфония по творениям свт. Тихона Задонского: прил. к магистер. диссер.// Свт. Тихон Задонский и его учение о спасении. Загорск, 1981. Т. 1-5, С. 1862 ). «В загробном мире перед душой две дороги — к свету или от него, и душа после смерти тела уже не может выбирать дорогу. Дорога предопределена жизнью человека на земле» (182: 11).

Размышления о часе смертном напоминает нам об этом и тогда мы с особым чувством и пониманием говорим: Господи, дай нам память смертную; Господи, научи нас страху Божиему; Господи, дай нам прежде конца покаяние.

Несмотря на то, что «грех разрушил... прямое и непосредственное восхождение к Богу» (13: 280), Бог, по Своему великому милосердию, не оставил человека после его падения. «Когда род человеческий провел многие тысячелетия в жестоком порабощении у падшего ангела, тогда явился на земле обещанный Богом Искупитель» (101: 183). Как сказано в Новом Завете: «Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их» (2 Кор. 5: 19); «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3: 16); «не знавшего  греха (Иисуса Христа — П. В.) Он (Бог — П. Д.) сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными перед Богом» (2 Кор. 5: 21).

Таким образом, «Божественный план виной человека не уничтожен: призвание первого Адама будет выполнено Христом, вторым Адамом (13: 102), “Бог станет человеком для того, чтобы человек мог стать Богом”...» (13: 102 со ссылкой на святых Иринея Лионского, Афанасия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского). «Божественная любовь хочет всегда одного свершения: обожения людей и через них — всей вселенной» (13: 280). Именно обожение и является «единственной истинной целью», средством достижения которой было искупление нас Крестной смертью Иисуса Христа (13: 281). «Сын Божий вочеловечился, чтобы мы обожились» говорит свт. Афанасий Великий (цит. по 25: 93). «Если Бог родился и умер, то не потому Он умер, что родился, но Он родился для того, чтобы умереть» (свт. Афанасий Великий) (цит. по 13: 280). Умереть, чтобы оживить нас. Избавить от рабства греху и смерти[6].

«Учение о том, что Крестная смерть Иисуса Христа есть искупительная жертва[7] за грехи мира, составляет основную истину христианства...» (10: 448. Кн. 1) (см. также по данному вопросу приложение 11). «Посему как в Адаме мы подпали греху, проклятию и смерти: так избавляемся от греха, проклятия и смерти в Иисусе Христе...» (20: 41). «В искупительной жертве, совершенной Христом, открылось миру и Божественное правосудие, и Божественное милосердие. Правда Божия открылась в том, что Бог примирился с человеком, лишь очистив его Кровию Иисуса Христа и открыв ему путь к праведности. Любовь и милосердие явились в том, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5: 8) и не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши (1 Ин. 4: 10)» (25: 71).

Крестной смертью Иисуса Христа осуществлено примирение Бога и человека. «Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения» (2 Кор. 5: 19). Человеку стала доступна благодать Божия. Иначе говоря, каждый получил возможность исцеления и жизни (ибо отсутствие благодати Божией означает болезнь души и духовную смерть). Открылись врата рая, которые были закрыты после падения Адама для всех душ. «Ибо глава падших ангелов — сатана вместе с ордами подчиненных ему духов стал на пути от земли к раю, и с того времени до спасительного страдания и животворной смерти Христовой не пропустил по пути тому ни одной человеческой души, разлучившейся с телом. И праведники и грешники нисходили во ад» (свт. Игнатий Брянчанинов) (цит. по 193: 79).

          Господь вернул к жизни (возвел в рай) души ветхозаветных праведников, ибо «сошел душою Своею и Своим Божеством в ад, в то время, как Его тело находилось во гробе, благовествовал пленникам ада спасение и извел оттуда всех ветхозаветных праведников в светлые обители Царя Небесного»[8] (Православное исповедание. Часть 1). Этим была завершена полнота победы над адом, местом духовной смерти, и завершена полнота действий, обеспечивающих пребывание в раю всех праведных душ. Господь наш и Спаситель Своей смертью лишил «силы имеющего державу смерти, то есть диавола» (Евр. 2: 14). Таким образом человеку была дарована возможность Вечной Жизни — жизни с Богом, жизни в Боге. Ибо, как известно, истинной жизнью человека является не то состояние, когда душа соединена с телом, а то состояние, когда душа соединена с Богом.

          «По разрушении Иисусом Христом ада последовало Его Воскресение из мертвых — воссоединение Его человеческой души с Пречистым Телом, которое лежало во гробе, но восстало прославленным, светоносным и бессмертным» (10: 478. Кн. 1) (см. также приложение 12). Христос воскрес! И «бескрайний океан света изливается от воскресшего тела Спасителя», — говорит профессор В. Н. Лосский (13: 288). Воскресение Христово, являясь прообразом всеобщего воскресения (1 Кор. 15: 20, 47-49, 51, 52), «служит залогом и удостоверением, что оно совершится» (10: 480. Кн. 1) (см. также приложение 13). «Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века» — сказано в Символе веры, то есть Жизни Вечной в воскресших и нетленных телах

Совокупность последовательно совершившихся и связанных между собой величайших евангельских событий: Крестных страданий и смерти Иисуса Христа; схождения в ад и выведение оттуда всех праведников; Воскресения — обеспечивает необходимое условие (основание) полноты спасения человека и его вечной жизни (как возможности вечного соединения души с Богом, во все периоды ее существования[9], и — с телом, после всеобщего воскресения). При этом земная жизнь Иисуса Христа является эталоном и примером благочестия, а Его учение — непосредственным и действенным руководством по спасению человека и приобщению его к жизни вечной (Царству Небесному).

          Вместе с тем, необходимо отметить, что, с одной стороны, Бог спасает нас не без нас самих, а с другой — «помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Рим. 9: 16). Поэтому, хотя Бог и хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим. 2: 4), и стоит у дверей души нашей и стучит[10], Он не дерзает их взломать (13: 244). Он только ждет пока отворят дверь (Отк. 3: 20), потому что чтит великий дар, данный Им человеку — свободу нравственного выбора[11]. Таким образом, для спасения еще необходимо, чтобы человек находился в сотрудничестве (синергии) с Богом.

          Иначе говоря, Божественным Домостроительством созданы необходимые условия для спасения человека. Однако к ним, для создания достаточных условий,  следует добавить еще и благочестивую волю человека, то есть нужно соединение двух воль — Бога и человека. Ибо «Бог не принуждает никого. Если Он хочет, а мы не хотим, то спасение наше невозможно, не потому, чтобы хотение Его было бессильно, но потому, что Он принуждать никого не хочет» (свт. Иоанн Златоуст) (цит. по 25: 45). «Так как Бог создал нас господами в выборе и худых, и добрых дел, и желал, чтобы мы были добрыми по своей воле, Он не принуждает и не заставляет нас, если мы не хотим…» (свт. Иоанн Златоуст) (цит. по 137. См. листок календаря за 4 апреля 2007 г.). «Надобно, чтобы спасение зависело как от нас, так и от Бога... К преуспеянию моему нужны две доли от великого Бога, именно первая и последняя, также одна доля и от меня. Бог сотворил меня восприимчивым к добру. Бог подает мне и силу, а в средине — я, текущий на поприще» (свт. Григорий Богослов) (цит. по 25: 45). «… Человек должен был соединить по благодати две природы в своей тварной ипостаси, стать “тварным богом”, “богом по благодати” в отличие от Христа — личности Божественной, воспринявшей природу человеческую. Для достижения этой цели необходимо взаимодействие обеих воль: с одной стороны — обожающая Божественная воля, сообщающая благодать Духом Святым, присутствующая в человеческой личности; с другой — человеческая воля, подчиняющаяся воле Божией в своем принятии благодати, в ее стяжании, в отдаче своей природы для полного благодатного проникновения … Человек был сотворен одной волей Божией, но ею одной он не может быть обожен. Одна воля в творении, но две — для того, чтобы образ стал подобием.  Любовь Бога к человеку так велика, что она не может принуждать, ибо нет любви без уважения» (13: 97, 244). «Как духовное рождение, так и дальнейшее духовное возрастание человека происходит чрез взаимное содействие двух начал: одно из них — благодать Духа Святого; другое — открытие человеком своего сердца для принятия ее, жажда ее, желание воспринять ее, как принимает влагу дождя жаждущая сухая земля: иными словами — личное усилие для получения, хранения, действия в душе Божественных даров.

          Об этом содействии двух начал говорит Апостол Петр: Как от Божественной силы Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия... то, вы, прилагая к сему все старание покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь. Если это в вас есть и умножается, то вы не останетесь без успеха и плода в познании Господа нашего Иисуса Христа. А в ком нет сего, тот слеп, закрыл глаза, забыл об очищении прежних грехов своих (2 Пет. 1: 3, 5-9). О том же читаем и у Апостола Павла: Со страхом и трепетом совершайте свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие… (Флп. 2: 12-13), то есть сами содействуйте, но помните, что дает вам благодать Божия» (протоприсвитер Михаил Помазанский) (41: 245).

Ректор Московской Духовной семинарии протоиерей Николай Благоразумов говорит: «Так собственная наша воля не остается под владычеством благодати, так сказать, автоматически — орудием совершенно страдательным; благодать спасает только желающих, а не тех, которые отвращаются от нее. В частности, все учение святых подвижников об отношении благодати к свободе можно свести к следующим двум пунктам: благодать никогда не стесняет нашей свободы; но благодать и свобода всегда действуют совместно, и в деле спасения их участие равно необходимо. На этом основании  святые подвижники дело спасения человека приписывают сколько благодати Божией, столько же и самому человеку... Поэтому, употребляя все возможные средства для вразумления и обращения грешника, Бог особенно любовь Свою к нам показывает тогда, когда мы сами хотим прийти в чувство и стараемся всемерно обратиться к Нему, чтобы получить спасение…

Таким образом, говоря словами преподобного Кассиана, в деле нашего спасения и благодать и свобода действуют сообща. Свободная воля доказывается повиновением или неповиновением, а Божественное попечение открывается из того, что Бог непрестанно взывает к нам, увещевает нас и всегда первый говорит нам» (120: 362, 363, 365) (см. по данному вопросу также приложение 11).         

                                       *         *            *

«Итак, мы воскреснем, так как души опять соединяются с телами, делающимися бессмертными и совлекающими с себя тление, и явимся к страшному судейскому Христову седалищу; и диавол, и демоны его, и человек его, то есть Антихрист, и нечестивые люди, и грешники будут преданы во огнь вечный, не вещественный, каков огонь, находящийся у нас, но такой, о каком может знать Бог. А сотворившие благое, как солнце, воссияют вместе с ангелами в жизни вечной, вместе с Господом нашим Иисусом Христом, всегда смотря на Него, и будучи видимы Им, и наслаждаясь непрерывным, проистекающим от Него веселием, прославляя Его со Отцом и Святым Духом, в бесконечные века веков».

                                                                              Св. Иоанн Дамаскин (5: 344)