СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО НА РУСИ В ПЕРИОД ОБРАЗОВАНИЯ РУССКОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА

Скотоводство в Древней Руси

Крупный рогатый скот — это прежде всего молочный и мясной скот. В Белозерской таможенной грамоте (единственной дошедшей от изучаемого нами времени) «стяг мяса», т. е. туша рогатого скота, стоит первым среди предлагаемых на рынке мясных товаров.  Об изобилии мясных продуктов на рынках в городах Северо-Восточной и Северо-Западной Руси в XV и в начале XVI в. особенно согласованно и много говорят ипостранцы, побывавшие в это время на Руси.  Крупный рогатый скот дает мясо самых различных сортов: от телятины до говядины, частями и тушами, свежее, мороженое, вяленое или копченое. О разнообразии мясных продуктов ярко свидетельствуют Новгородские писцовые книги, в которых в составе мелкого дохода называются «полтн мяса», «яловицы», «зады яловичьи», «плечи говяжьи», «лопатки говяжьи». А рядом с ними мясо мелкого скота — свинина, окорока мяса, мясо свиное, головы свиные, ветчина, бараны, туши бараньи, лопатки бараньи, плечо баранье.

Материалы писцовых книг убеждают в широком распростране нии крупного рогатого скота и в обилии мясной нищи, им доставляемой. А приведенные нами данные источников Северо-Восточной, Северо-Западной Руси и Севера Новгородской земли указывают на повсеместное распространение и общее значение крупного рогатого скота для всей древней Руси.

Коровы как молочный скот имели особое значение в обеспечении питанием трудового населения. Прямым указанием на это служат любопытные замечания в нескольких духовных грамотах феодалов. Землевладелец Иван Алферьев, отпуская на свободу «женкуФедорицу с семьею» (четверо детей), пишет в духовной: «А мои приказщики дадут той женке з детьми корову, да по пяти четвертей ржи, да по пяти овса з году на год на десят лет на всяк год».  А в более поздней духовной С. Д. Пешкова-Сабурова о необходимости обеспечения коровой каждой освобождаемой семьи сказано еще более определенно: «И которые у меня казаньского полону полонянки, и прикащиком моим им дати по полтине да по корове, да что люди мои страдные, и прикащиком моим дати им мужю с женою но шесть четвертей хлеба да и коровы их им по- давати, а у которых людей коров нет у делавых и прикащиком моим денег им на коровы дати».

Молочная пища и прежде всего молоко в цельном виде было важнейшим продуктом питания семей земледельцев, так как в силу своих особых свойств оно не входило в состав натурального оброка и оставалось для семьи крестьянина. Молочные продукты взимались в виде сыров, сметаны и масла, В этом виде они указаны в качестве продукта питания, выдаваемого должностным лицам.  Указываемые в НПК вместе с мясными продуктами в со: ставе мелкого дохода землевладельцам, они свидетельствуют об исключительно важном месте молочного хозяйства в Новгородской земле.  Молочные продукты особенно рекомендуются церковью,  направляются в войска. Так, в 1469 г. великий князь Иван III Васильевич, желая поддержать устюжан при боевых действиях против татар, посылает им в составе продовольствия 700 четвертей муки и 300 пудов масла.

О массовости крупного рогатого скота в древней Руси говорит материал двух предвоенных археологических находок в Новгороде. Во время раскопок в районе Ярославова Дворища на Торго вой стороне в 1937 г. (раскопки Новгородского музея под руководством А. А. Строкова) и в 1938 и 1939 гг. (раскопки Московского университета и Московского отделения Института истории материальной культуры иод руководством А. В. Арциховского) был обнаружен большой слой, состоящий почти исключительно из челюстей крупного рогатого скота. А. А. Строков пишет, что па всей площади раскопа (1937 г.) было выкопано около 5 тонн этих костей. Он пе высказался о датировке этого слоя. Слой же, следующий непосредственно за тем, в котором были обнаружены остатки пяти деревянных мостовых, А. Строков датирует XII—первой половиной XIII в.  При раскопках в 1938 и 1939 гг. на том же Яро- славовом Дворище челюсти коров были найдены на 3-м, 7-м и 5-м участках. Количество коровьих челюстей, обнаруженных в третьем раскопе, превышало 15 тысяч, в седьмом — около 5 тысяч и в пятом — до двух тысяч.  В подавляющем большинстве они принадлежали коровам, но встречались также лошадиные, овечьи, свиные и медвежьи челюсти. Длина настила из челюстей здесь более 50 м, ширина около 20 м. «Для такого сооружения требовалось убить несколько сот тысяч коров»,  — пишет А. В. Арцихов- ский. Настил состоял из нескольких прослоек и накоплялся постепенно. «Во всяком случае это сооружение говорит, что в Новгороде были огромные стада крупного рогатого скота».

При более близком ознакомлении А. В. Арциховский пришел к мысли, что сплошными прокладками из коровьих челюстей (толщиной от 0.05 до 0.1 м) воспользовались для того, чтобы предохранить от гниения возводимые на их основе деревянные мостовые. На раскопанном участке были три яруса мостовых: первый — примерно XV в.; второй — под ним — середины XIV в.; третий, по мнению А. В. Арциховского, можно датировать уже не началом XIV, а концом XIII в.  И хотя по первой наметке слой челюстей А. В. Арциховским был отнесен к периоду от 1340 до 1650 г., тесная его связь с открытыми тремя ярусами мостовых позволяет время накопления слоя из челюстей относить к первой половине намеченного А. В. Арциховским периода.

В лесной полосе Северо-Восточной и Северо-Западной Русн мелкий скот представлен овцами, свиньями, козами. Археологи, указывая на количество найденных при раскопках костей животных, в отношении древнего периода (до XIII в.) говорят о большем количестве свиней по сравнению с овцами и козами.  Это, конечно, результат обманчивого впечатления от материалов, в которых остатки костей домашних животных позднего времени (первой половины II тысячелетия) перекрываются большим числом костей, отложившихся в глубокой древности, в эпоху широкого распространения охоты. О совершенно ином говорят письменные материалы изучаемого нами периода. На первом месте по широте распространения и по численности стоят овцы, а затем уже свиньи. О широком распространении овец в Новгородской земле убедительно свидетельствуют находки археологами костей этих животных на Ярославовом Дворище в Великом Новгороде.

В 1947 г. Новгородский музей продолжил свои раскопки на Ярославовом Дворище. В раскопе на глубине 1 м открылся слой материкового песка, на нем лежал мощный костный пласт, состоящий в основном из бараньих рогов. Он залегал на площади 26 м2 и имел толщину 1 м 10 см. По сделанным подсчетам, с него было собрано около 16 тысяч бараньих рогов.  Руководитель раскопок Т. М. Константинова пишет, что «вопрос о залегании всех указанных мощных костных пластов, как в данном слое, так и при довоенных находках на Ярославовом Дворище, до сих пор остается неясным».  Одно несомненно — эти костные пласты большой древности и дают ценный материал о скотоводстве именно изучаемого нами времени, свидетельствуя о массовости в Новгородской земле как крупного рогатого, так и мелкого скота.

Достаточно беглого знакомства с письменными источниками, чтобы создалось определенное впечатление о повсеместном распространении овец в Северо-Восточной и Северо-Западной Руси, о массовости их.  В купчих грамотах и других поземельных актах сведения о домашних животных встречаются в указаниях на «по- полнок». В дошедших до нас купчих грамотах Севера XIV XV вв. встречается также много указаний на овец в составе по нолика  и лишь четыре упоминания о том, что в ионолике были свиньи.  Такое же соотношение и в Белозерье.  Еще более резкое расхождение наблюдается в центральных районах Севиро- Носточиоп Руси.  В имении владельца села Меденского указано '«коз и овец сто тридцатеро», а свиней нет.  В маленьком хозяйстве дворника села Спасского указано «6 овец, два гнезда куров, две свиньи».  Свиньи указываются в духовной новгородца Ьли- мента.  Писец Псковского Шестоднева 1374 г. написал на полях этой рукописи о том, что опоросилась свинья.  Свиньи, овцы и козы упоминаются и в дополнительных статьях списков Правды Русской Карамзинской группы; там же указываются: 6 свиней, 22 овцы и 22 козы.

Бараны отмечены в составе «корма», выдаваемого должностным лицам, и штрафа, платимого судьям.  Естественно, что мы находим баранов — туши бараньи — на первом месте в натуральном оброке, выплачиваемом, крестьянами феодалам.  Правда, широко практиковалось взимание натурального оброка и свининой, в том числе окороками, ветчиной, мясом свиным.  Но все же мы не можем говорить ни о повсеместном распространении свиней, ни о массовости их разведения. Естественно находить продукцию свиноводства, овцеводства и среди товаров на рынках. При высокой плодовитости свиней на рынках в качестве товара чаще упоминаются поросята.

Огромный перечень указаний в НПК на уплату натурального оброка овчинами говорит о чрезвычайно большом интересе землевладельцев к этой продукции крестьянского хозяйства.  Когда великий князь Иван III Васильевич пожелал поддержать устюжан, воевавших с татарами, то вместе с продовольствием и боеприпасами послал йм «300 шуб бараньих, да 300 однорядок, инда 300 сермяг».  Сермяга — верхняя одежда, сотканная из пряжи овечьей шерсти, грубой ткани.  Это была теплая зимняя одежда. Заслуживает внимания и указание на высокую оценку сермяги как одежды на далеком Севере. В купчей на владение угодьями на Кильбо острове и Лотошкове острове говорится, что покупатель этих недвижимостей, Соловецкий монастырь, дал за них «четыре коробьи ржи, да сирмяга, да пяток конопли».  Плата совершенно необычная: по-видимому, и рожь, и теплая одежда, и конопли здесь, на далеком севере, были ценней денег.

Овцеводство играло очень важную роль в народнохозяйственной жизни древней Руси. Убедительное свидетельство этому ветре чаем в летописной записи, касающейся Галицкого княжества в переломный момент его истории, когда галицкий князь Юрий Дмитриевич начинал открытую борьбу с московским великим князем Василием Васильевичем за власть в Русской земле. События происходили в 1425 г.  Для того чтобы убедить Юрия Дмитриевича покориться великому князю, из Москвы в Галич был направлен митрополит Фотий. «А князь Юрьи слышав то (что к нему в Галич спешно направился митрополит, — Г. К.) събра всю очину свою п срете его з детми своими и бояры с лучшими людьми своими, и чернь всю събрав из градов своих и волостей и ис сел и деревень, и бысть их многое множество. И постави их по горе града со приезда митрополича, кажа ему многых людей своих». Митрополит не сразу вышел к собранному народу. А выйдя на открытое место у озера, увидел, что вблизи на холмах стояли тысячи собранного народа. «И, возрев на он народ, иже по горе етоящь, и рече князю Юрью: „сыну, не видах столько народа во овчих шерьстех". Вси бо бяху в сермягах. Князь бо хотя явитися, яко многы люди имеа, святитель (митрополит, — Г. К.) в глум сих вмени себе».  Князь, демонстрируя массы поддерживающего его парода, ставил целью показать свое могущество. Митрополит же, выражая неудовольствие приемом, хотел подчеркнуть своими словами, во-первых, что масса черни — это не опора для князя; во-вторых, что воины без выучки, без блестящего вооружения, без лат не заслуживают никакого внимания.

Для нас в описанной сцене важны две стороны: собранные га- лицким князем массы народа из числа хорошо экипированных людей несомненно были очень внушительны; а «овча шерсть» и безусловно добротные (пусть и серые, из грубой шерсти) сермяги лучше всего свидетельствовали об успешном развитии хозяйства края, о высоком уровне животноводства и овцеводства в особенности. Следует признать, что и сам галицкий князь Юрий Дмитриевич, демонстрируя свои силы, важнейшею основою этих сил считал! прочную материальную базу, возможность хорошо экипироваться, всесторонне подготовиться к борьбе и хорошо снабжаться в дальнейшем за счет цветущего хозяйства страны. Естественно предполагать, что высокая ступень развития животноводства, п именно овцеводства, была присуща Галицкой земле. Это было особенностью ее хозяйства в первой четверти XV в.

В отличие от овец, козы не занимали большого места в живот поводческом хозяйстве Северо-Восточной и Северо-Западной Руси, их гораздо реже называют источники.

Изложение материала о животноводстве будет неполным, если не коснуться вопроса о домашней птице. О курах, выдаваемых на питание вирнику, говорит еще Правда Русская; здесь же сказа] го о наказаниях за кражу уток и гусей.  Ту же домашнюю птицу знают и законы Псковской судной грамоты.  Домашняя птица занимала большое место на рынках древней Руси, хотя рядом с нею могли продаваться утки и тетерева, убитые или пойманные на охоте.1® Из домашней птицы наибольшее место в хозяйстве занимали куры. О них говорят документы и Севера,  и центральных районов Северо-Восточной Руси. Куры и яйца довольно часто называются в составе натурального оброка во всех пятинах Новгородской земли; надо полагать, что куры были столь же распространены и в хозяйствах Северо-Восточной Руси.

Успешное развитие животноводства невозможно без прочной кормовой базы для скота. Такой базой в изучаемый нами период являлись сенные угодья. Летом основная масса скота была на подножном корму, но летний период захватывал меньшую половину года. Приблизительный срок пребывания домашнего скота на стойловом содержании — около семи месяцев в году (с 1 октября по,1 мая); в разных районах и в разные годы он немного мог сокращаться или удлиняться, в зависимости от климата и общих местных условий.

Естественно большое внимание к сенным угодьям как со стороны государства землевладельцев-феодалов, так и со стороны земледельцев-крестьян. Во всех актах, касающихся сделок о земельных владениях, рядом с земельными пахотными угодьями обязательно называются и угодья сенные.

Наибольшую ценность из сенных угодий представляли наволоки в речных поймах, поемные луга, прилегающие к ним, пожни около рек и озер, на местах, затопляемых в весеннее половодье. Они давали самые высокие укосы сена. Поэтому такие сенные угодья служили причиной конфликтов не только между частными лицами, но нередко вели к крупным инцидентам на границе с другими государствами. Новгородские и особенно псковские летописи пишут о частых конфликтах с Ливонией из-за пользования иожпями и лугами на западном берегу реки Наровы, Чудского и Псковского озер, а также рыбными угодьями этих озер и впадающих в них западных рек.  Этот вопрос о пользовании рыбными, сенными и бортными угодьями в пограничной зоне составил важный пункт договора Новгорода с Ливонией, заключенного в 1323 г.  Этот же вопрос включен и в проект договорной грамоты 1420 г." О существовании серьезных разногласий между великим князем Александром Ярославичем и Новгородом по поводу пользования пожнями говорят и две самые ранние из числа сохранившихся договорных грамот Новгорода с князьями. Пункт о праве князя на пожни в Новгороде остается обязательным во всех последующих таких договорных грамотах.  Естественно, что военная дружина князя, сам князь и его хозяйство должны были обеспечиваться и сеном и лугами. В других княжествах князья захватили в полное распоряжение лучшие пожен- ныо угодья и, кроме того, обеспечили себе право на то, чтобы их слуги — дворяне — могли при проезде через селения ставить копей на корм к местному населению и пользоваться лугами, пожнями и даже полями для корма лошадей.

Земледельцы осваивали не только естественные, природой соз данные угодья: пожни и наволоки регулярно подчищались, уничтожался кустарник. Места для покосов готовились путем вырубки и расчистки кустарника и леса. Были двоякого рода «притеребы»: одни расчищались под посевы зерновых хлебов, нодполки, другие — под покосы. Такими же были и упоминаемые в источниках «росчисти», «россечи», «чищи». Документы говорят еще о «роскосях», а также о сенокосах на «суках» и на «сечах». Крестьяне вели работы по осушению болот, по отводу воды из озер с целью получения там хороших покосов. В ходе разбора гяжбы о сенных покосах в одном из дел обе стороны заявили, что спорные покосы являются их «поделями» (или, иначе говоря, подготовлены их руками). Один из участников тяжбы показы вает: «.. .а то озеро отец мой, Муково, пущал двоича и чистил, и яз... после отца своего то озеро Муково пущал и двоича и чистил». 

В другом аналогичном деле говорится, что копали логовину и трубою пропускали воду с наволока с целью улучшения сенного покоса на зтом наволоке.  Документы указывают и другие случаи, когда пожип являлись «росчистями» старых, давних их владельцев,  отмечают качественно различные пожни и наволоки— «болотные пожни»,  «осочливый луг».

При столь большом внимании к сенным покосам, как основе для ведения животноводства, естественно, что из актов, дошедших до нас, основная часть связана с вопросами владения сенными покосами.  Из числа спорных тяжебных дел большая доля также приходится на тяжбы о сенных угодьях.  Среди пожен, наволоков и лугов встречаются сенные угодья большой ценности. Они, конечно, в первую очередь были прибраны к рукам феодалами. Имеются указания на такие захваченные крупными землевладельцами луга и пожни в 130, 200,300,500,1500 и в 2000 копен. Лишь в редких случаях большие пожни или луга оказывались в руках крестьянских общин.

Три пожни по 500 копен, которые потравили конские и коровьи стада князей Лыковых и Кашиных-Оболенских у реки Поротвы (Малоярославецкого уезда), принадлежали Троице-Сергиеву монастырю. Луга в устье реки Подоксы (при впадении ее в реку Нерлю), на которых укашивалось около 900 копен, принадлежали Симонову монастырю. Ему же принадлежали луга между реками Нерлей и Ирмосом, тянувшие к селу Омутскому, на них укашивалось до 2000 копен сена. Сенокосные угодья сулили большие выгоды монастырям, так как позволяли держать большие стада скота (в том числе коней), повышать качество обработки земли, а следовательно, н урожайность.

Сенокос — время страды для земледельца. Для администрации монастырей это период особенно настойчивого и искусного наступления на трудовое сельское население. Уместно раскрыть эту сторону деятельности монастырей. О ней записано в судных делах. Например, идет разбор тяжбы за поемные луга между реками Нерлью и Ирмосом, вблизи впадения реки Ирмоса,  — па этих лугах ставилось до 2000 копен сена. Их оттягивал от крестьян Симонов монастырь в свою собственность. Дети боярские и старцы — свидетели со стороны монастыря — показывали на суде: «А от тех мест и до сех мест луги косили к монастырю.

Л иреж того... ириезжали сами архимандриты с старцы на те луги, да н шатры на тех лугах ставили и церковь у них была на тех лузех полотняна, да сами старцы те луги и косили.  А мы дети боярские... тогды на те луги приезжали со своими отцы к архимандриту и к старцам».

Картина эта хорошо дополняется фактами из судной (и правой) грамоты Ярославскому-Спасскому монастырю. Речь идет о двух ножениых наволоках, оспариваемых монастырем и крестьянами Борковской волости. Крестьяне указывают, что эти наволоки принадлежали когда-то бывшей здесь деревне, на месте которой сейчас пустошь с дворищем, где раньше были дома и нолевая пашня. Свидетели со стороны монастыря показывают, что пустоши и дворища не было на той земле, «а печищо... одно есть, стояла тут изба, да клеть при архимандрите при Варлааме на приезд. Приезжал в сенокос с старцы и с людми тех пожен ко сити; а в той избе стоял. А что... в том вражке заплотины, а тут два прудца: ловил... архимандрит Варлаам рыбу в речке и в озерках неводом, да в те нрудцы сажал себе на ежу».

Конечно, эти парадные выезды архимандрита с шатрами на луга, сулившие богатый укос сена, как и выезды игумена для наблюдения за работой слуг и зависимых крестьян на сенокосе, с одновременным развлечением рыбной ловлей и привольной жизнью на лоне природы, не могут идти в сравнение с летней страдой, переживавшейся земледельцем-крестьянином; для него вызов па монастырский сенокос и барщина грозили тем, что его собственный скот останется без корма на зиму, а урожай хле бов может пропасть вследствие запоздания с их уборкой.

Зимою скот содержался в хлевах, о существовании которых \ поминает еще Правда Русская,  и в других крытых номеще пиях. У монастырей для многих сотен лошадей, коров, быков, телят, овец, свиней п т. д. имелись большие конюшни, скотные» дворы, коровники, хлевы и свинарники, а также клети, где складывался корм, и т. д. Хлевы  для содержания крупного рогатого скота и мелкого скота были необходимой частью в составе крестьянского двора, как и клетп,  подклети, конюшни и т. д."8

Период стойлового содержания скота равнялся 6—7 месяцам; дольше гуляли кони.

Мы видели, что лучшие сенные угодья тем или другим путем попадали в руки феодалов. Возможности для достаточного запаса кормов у крестьянина-земледельца были очень ограниченными. Корма у крестьян не хватало. Скот после зимнего стойлового содержания обычно выходил сильно отощавшим. Если учесть потребности всего скота, начиная с лошади (мы говорим о хозяйстве бедняка) и кончая овцами, то сена необходимо было иметь на зиму по меньшей мере 25—30 конен, при условии, что овцам и другому мелкому скоту и коровам взамен сена будет выдаваться мякина, овсяная и ячная солома. Все это говорит об особой важности для скота летних пастбищ. Летом скот поправлялся, хорошо отгуливался.

Источники прежде всего позволяют установить большое значение «поскотин» как пастбищ в первую очередь для крупного рогатого скота. Раннее указание на поскотину имеется в купчей, датированной в «Грамотах Великого Новгорода и Пскова» кон цом XIV—началом XV в., у А. А. Шахматова — временем архиепископства Ивана в Новгороде (от 1388 до 1414 г.). В ней записано: «А межа той (проданной, — Г. К.) земли по Верхней руцеи, по поскотину опцую».  В другой купчей в составе кун леных земель отмечено: «... и подскотини половина, против тих земель. А другая половина той подскотини другим трем селам Евсея Ондроникова, да Степана Васильевича да Остафья Ивановича».  В двух других документах о поскотине сказано: V...H с подскотиню участок, а межа той поскотине от погоста но речке то Турокурие, да но вешняку по Зиноевъскую реку; а в ту поскотину скота не пущали, поскотина у них своя и тягло у них свое с княжьостровци».

Эти документы свидетельствуют, что поскотины па Двине су ществовалн давно. Есть поскотины общие, сразу на несколько сел, и есть поскотины, принадлежащие одному владельцу. Пуск- скота в такие поскотины строго регулировался. Поскотину счи талн необходимой и обязательной для успешного ведения ското водства. Прежде всего поскотины служили для крупного рога того скота, коров. Поскотина окружена изгородью («огородом»), отделяющей ее от полей и от большого леса. Пасущийся скот мог ежедневно возвращаться на ночь домой; это было необходимо для доения коров. От деревни в поскотину вел прогон.  Ко исчно, в поскотине мог пастись и мелкий скот. Поскотины удобны тем, что скот в них може~ пастись п без пастуха. В данном слу

чае на Севере поскотины небольшие, скота в них немного.

На Севере, кроме поскотин, упоминаются еще «телятники».  Телятник — отгороженный участок луга для пастьбы телят. В выделении особого пастбища для молодых телят видна не только забота о развитии животноводства, но и ясное понимание лучших путей его развития.  О поскотинах в центральном районе Северо-Восточной Руси можно догадаться из сообщений о коровьих и животинных прогонах.

Летние пастбища выправляли весь скот, способствовали росту Jг упитанности его, увеличивали удои молока у коров. В изучаемый нами период, когда основным типом поселений являлись маленькие, далеко отстоящие друг от друга деревеньки, было вдоволь мест, где могли бы найти себе корм и мелкий скот, и коровы, и кони. Летняя пастьба всех видов скота обеспечивалась наличием постоянных изгородей — в полях, вокруг поскотин, между лесами и сенными покосами — и наличием «осеков», отделявших большие леса. Изгороди устраивались на долгое время. Источники часто прямо говорят о старых изгородях,  о старых перегородах; да и само слово «перегорода» указывает на то, что :по изгородь большой протяженности и стоит уже давно. Огороды it том виде, в каком они выступают в наших документах, характерны для того уклада хозяйственной жизни деревни, который определяется трехпольной системой. В такой роли они выступают еще на раннем этапе развития трехполья. Постоянные изгороди, существовавшие у каждой деревни как целая система, надежно охраняли посевы и сенные покосы. Содержавшиеся всегда в исправном состоянии, они позволяли использовать все земельные угодья деревни, всю прилегающую к деревне и другую неосвоенную территорию для пастьбы скота. Скот свободно мог пастись на всей этой территории.

Исправному содержанию изгородей отводилось очень большое внимание. Об изгородях говорят как специальные грамоты периода феодальной раздробленности, так и законодательство Русского централизованного государства: «А промежи сел и деревень городнтн пзгороды по половинам, а чьею огородою учинится протрава, ино тому платити, чья огорода».  По этому же вопросу имеется указная грамота белозерского князя Михаила Андреевича, в которой говорится: «...а сказывают, что ставите сена на лузех по Шохсне, да тех сен не городите, а их (Кирилло- Белозерского монастыря,— Л К.) стада монастырские по лугом ходят и чье будет сено не в городбе их стадом потравлено, ино им в том пени нет. И вы бы сена городили».

В этой грамоте рисуется картина свободной пастьбы монастырских стад по реке Шексне, по-видимому вдалеке от тех селений, которым они принадлежали. Стада пасутся, когда уже скошена трава с лугов и сено стоит в стогах. Вероятно, это конские табуны монастыря.

Изгороди и осека не позволяли скоту уходить в большой лес; все же для того, чтобы лучше находить скот, на шею коровам, а то и коням привешивались колокола-«ботала». Эти ботала были металлические и деревянные. Они обнаружены археологами и в древних слоях, и в слоях XIII—XV вв. и употреблялись еще в дореволюционной деревне.

В документах наряду с огородом-изгородью еще говорится об осеках. Осека — большие изгороди в лесах из деревьев с необ- рубленными прутьями; более высокие, чем изгороди, они являлись достаточным препятствием при пастьбе всякого скота, в том числе и лошадей.  Осека отделяла селения со всеми их угодьями уже на более широких пространствах, они проводили границу и между лесными угодьями крупного леса. Об осеках мы вспоминали в связи с вопросом о лесах, где могли свободно разрабатываться подсеки.  Летом скот пасся на воле беспастушпо, но это не значит, что безнадзорно. Надзор п забота была. На летних пастбищах весь скот находил хороший корм для себя.

При характеристике состояния скотоводства степень обеспеченности кормами — важнейший показатель. В Новгородских писцовых книгах приведены сведения и о размере покосов в крестьянских хозяйствах. Нельзя полагаться на безусловную их точность, но как относительный показатель при полном отсутствии других конкретных сведений о сельском крестьянском хозяйстве эти цифры очень важны.

По Деревской пятине общий размер сенных угодий для всех учтенных девятнадцати с лишним тысяч дворов-хозяйств составляет 241 909 копен, что дает в среднем на двор величину покоса в 12.6 копны. По Вотской пятине общей цифрой будет 255 847 копен, а в среднем на двор 17.6 копны.  Для пашенных крестьян

ских дворов Шелонской пятины (по 48 полностью описанным погостам) эта средняя цифра покоса на двор составит 33.7 копны, а но четырем (описанным в дошедшей до нас писцовой книге Обонежской пятины 1496 г.) прионежским погостам средняя цифра будет только 10.2 копны.

Цифровые показатели о размере покосов ряд исследователей пытался использовать для решения вопроса о системах хозяйства на Руси в XV—XVI вв. Впервые это сделал Н. А. Рожков.105 Но ею мнению, при решении этого вопроса главным признаком должно служить соотношение между пашней и покосом. Соотношение же это для древней Руси он исчисляет, исходя из указа ]5Г)0 г. об испомсщении под Москвой избранной тысячи бояр и детей боярских.  По его исчислению, таким соотношением будет 10 к 1, т. с. на 10 десятин пашни должна быть одна десятина луга. Эти расчеты принимаются А. М. Гневушевым, и на основе их ои устанавливает, что хозяйство в качестве средней нормы должно было иметь на 1 коробью пашни 5 копен сена;   при высшей но| ме, по 6 копен сена на коробью пашни и больше, следует считать, что в хозяйстве скотоводство преобладает над земледелием, а в хозяйствах, имеющих 3—4 копны сена на коробью напши, преобладает земледелие. Таким путем он исчислил, что в Деревской плотине около 10% дворов с высшей нормой сенных угодий, т. е. дворов с преобладанием скотоводства, в Вотской пятине около 7%, а в Шелонской пятине около 12%; при этом А. М. Гневушев еще отмстил, что хозяйства с преобладанием скотоводства сосредоточены во всех пятинах в Новгородском уезде, в основном в окрестностях городов и других больших по численности селений.

На первый взгляд создается как будто ясная картина, где больше развито скотоводство и почему. Если же внимательнее ирис'мот} еться к имеющемуся в НПК материалу, то впечатление от сведен пи о покосах существенно меняется. Рассуждения II. А. Рожкова о существовании известного среднего соотношения между запашкой н покосами исходят из мысли о необходимости обеспечения каждого земледельческого хозяйства достаточным количеством навоза. Г)та мысль навеяна настроениями, характерными для сель ских хозяев конца XIX в. На наш взгляд, нет никаких аргументов, чтобы принять за норму соотношения между площадью посева зерновых хлебов и площадью лугов именно ту.

какая приведена в указе 1550 г. Едва ли указ правительства Ивана Грозного основывался на особо глубоком понимании агротехники того времени. Скорее всего, решалась практически задача, как и чем правительство великого князя могло обеспечить новых помещиков по части земельных и, в частности, сенных угодий. Принималась во внимание практика учета сельскохозяйственных угодий, и в первую очередь угодий пахотных и сенных. Сама же потребность в сенных покосах была очень большой; определялась она необходимостью иметь возможно большее количество скота, потому что скот был нужен в каждом хозяйстве но только как тяглая сила: он давал пищу в виде мяса и молочных продуктов, шерсть, шкуры для одежды, кожу для обуви и т. и., а также навоз, крайне необходимое для земледелия удобрение.

Реальнее нормы сенных покосов, исчисляемые на хозяйственную единицу — на двор. Средние цифры для разных пятин Новгородской земли уже приведены. Обратим внимание на данные но погостам Обоиежской пятины. Средняя цифра укоса сена на коробыо пашни здесь равна 9 коннам. Значит, хозяйства хорошо обеспечены лугами. Между тем, на двор в среднем укашивалось только 11 копен сена — малое количество, достаточное лишь для того, чтобы содержать одну корову и одну овцу, а с таким количеством скота существовать хозяйству невозможно.

Серьезные возражения Н. А. Рожкову, но поводу его попытки определять характер системы сельского хозяйства на основе приводимых в писцовых книгах данных о размере запашкп и сенных покосов у земледельцев, приводит Г. А. Максимович.  Он подверг изучению материалы писцовых книг Вяземского уезда 1590-х годов, привлекая для сравнения и контроля материалы хозяйственных писаний Вяземского уезда конца XIX и начала XX в.  Сопоставляя приведенные писцами данные с фактическими данными об укосе сена в этих местах и о потребностях в корме у крестьянского скота, Г. А. Максимович ясно показал, что если доверять данным гшецовых книг, то оказывается, что даже лучшие крестьянские хозяйства не могли иметь у себя минимального комплекта крупного скота (т. е. лошади н коровы). Вывод Г. Л. Максимовича: сенокосы измерялись писцами в XVI в. не только неточно, но и не все.  Вывод этот находит полное подтверждение в дозорной книге сенным покосам дьяка Фуппка Курцева, данные которой мы приводом ниже.

Среди приведенных нами цифр об обеспеченности крестьян екпх дворов сенными покосами наибольшую среднюю величину дает Шелонская пятина — 33.7 копны сена на двор. «34 копны в среднем могли быть достаточны для прокормления, в лучшем случае, одной лошади и одной, едва ли двух коров, может быть с ничтожным количеством мелкого скота», — пишет А. А. Кауф- мап.  В данном конкретном случае замечание А. А. Кауфмана находится в полном согласии с тем, что говорят по этому вопросу документы XV—XVI вв.

В. Ф. Загорский отмечает ряд погостов в Шелонской пятине, в которых обеспеченность покосами на двор выше этой нормы; но и в ней есть погосты с нормой гораздо более низкой, например есть дворы и с 5—10 копнами покоса.  Меньшая обеспеченность сенокосами — в Деревской пятине; средняя цифра в погостах — 12, 14, 16 и редко 18—20 копен сена на двор.  Однако, по оценке А. М. Гневушева, здесь все же высокая обеспеченность сенными покосами на единицу (на коробью) пашни (свыше 6 копен на коробью пашни), а между тем очень малое количество сена на хозяйство. Среднее положение занимает Вотская пятина. Ряд погостов здесь хорошо обеспечен покосами (в Никольском-Пидебском 55.8 копны на двор, в Тесовском, Оре- дежском. Петровском, Федоровском-Песотском свыше 35 копен на двор), но есть и плохо обеспеченные.  Особенно мало сенных покосов отмечено в погостах Обонежской пятины — около 10— 12 копей па двор, а в волостях Веницкого Ильинского погоста от 6.5 до 9 копен.  Вывод Г. А. Максимовича в отношении писцовой книги Вяземского уезда вполне применим и к НПК. Составители более поздних писцовых книг (составленных после НПК 1495—1505 гг.) исправляли старые сведения о сенном покосе, дополняя сведениями о не внесенных в книги пожнях, нивах и лугах.  А специально проведенная проверка актов на владение сенными покосами, фактический осмотр и отдача заново сенных угодий в оброк установили, что размер сенных покосов в районе, где такая проверка происходила, уменьшен в ряде случаев в 8 и 9 раз.

Все это заставляет с большой осторожностью относиться к цифровым материалам НПК о размере сенных покосов. То, что было записано писцами в НПК 1495—1505 гг. за той или иной деревней, действительно было, но кроме того имелись еще покосы, не учтенные писцами. Действительная обеспеченность сенными покосами, вероятно, была гораздо более высокой, чем это показано писцами НПК.

Мы уже говорили о потребном на зиму сене и другом корме для скота. На лошадь в Иосифо-Волоколамском монастыре в год полагалось 5 копен сена (кроме овса в страду), «па корову одна копна мерная на 12 недель, да соломы к тому»; «на овцу на одну копна сена на 10 недель, да мякина всякая, да к тому лист на них пасен».  На время стойлового содержания скота (с октября до 1 мая) на корову требовалось сена 33Д копны, на овцу по 3 копны. При одной лошади, двух головах крупного рогатого скота (корова, нетель или бык) и трех головах мелкого скота требовалось не меньше 21.5 копны сена, при условии, что коням в страду будет даваться овес, коровам зимой — еще овсяная или ячная солома и мякина, а овцам — еще веточный корм.

Из источников НПК содержат наиболее многочисленный и конкретный материал о скотоводстве. Подается же этот материал в различном плане и в двояком виде: с одной стороны, это данные о сенокосных угодьях — о размере закоса; с другой — сведения о так называемом «мелком доходе» землевладельцу и доходе ключнику и посельскому. Составители писцовых книг, рассказывая о мелком доходе, перечисляя состав и количество мясных и молочных продуктов, отдаваемых крестьянином землевладельцу, зачастую раскрывают нам, что производилось в животноводческом хозяйстве крестьянина; а на основе этого уже можно судить о том, какой скот и какая птица были в крестьянском хозяйстве. Многочисленны примеры таких крестьянских хозяйств, которые ежегодно в виде «мелкого дохода» выплачивали землевладельцу и его слугам по барану, по «полти» мяса или окороку, по овчине, по «лопатке бараньей» и еще некоторое количество яиц, сыра и масла. Таких хозяйств можно привести в каждой пятине не по одному десятку; имеются волости, в которых каждый двор вносил «мелкий доход» такой величины.150 Приведем примеры. Теребуж- ский погост Деревской пятины: деревня Боротно,  в ней 8 дворов (6 обеж), покос 80 копен, в старом «мелком доходе» указано G баранов, 6 овчин, 6 лопаток бараньих, 12 сыров, а по новому письму еще прибавилось 12 сыров, ведро масла. То же самое — и в соседних деревнях. А по всей волости из 23 дворов в 32 обжи мелкий доход составлял 32 барана, 32 лопатки бараньи, 64 сыра, 32 овчины.  Обычен еще особый доход по овчине с хозяйства в пользу ключника.  Приведем еще примеры хозяйств Деревской пятины. В волости Велиль,  в поместье В. С. Дымова, — село Климово; в нем, кроме дворов помещика и его людей, два крестьянских двора, «а христиане сеют ржи 3 коробьи, а сена косят пол 30 копен...»; дохода мелкого: «...2 барана, 2 полти мяса, 2 куры, 2 горсти лну, 2 поярка, 2 острамка сена». В деревне Березоватица — 3 двора, сена 40 копен, а в мелком доходе, между прочим, указаны «3 барана, 3 полти мяса, 3 куры... 3 поярка». В деревне Горка 5 дворов, сена 80 копен, а в мелком доходе (т. е. кроме зерновых хлебов) указаны «5 баранов, 5 полтей мяса, 5 кур, 5 поярков, 5 острамков сена». В волости-номестье еще 6 деревень, и во всех деревнях, при сравнительно небольшом покосе с каждого двора, кроме зерновых хлебов, взималось по барану, по полти мяса, по курице, по поярку шерсти и I острамку сена.

Какой же скот, судя по этим данным, был у крестьян-хозяев диоров? Лошадь, конечно, была. Чтобы давать землевладельцу- помещику ежегодно по полти мяса, по барану и по поярку шерсти, крестьянину, конечно, надо иметь не одну голову крупного рогатого скота, несколько голов овец, иметь кур и т. п. Укос же сена небольшой; крестьянин, по-видимому, еще как-то добывал корм для скота. Такая же картина в волости Пересухе. Пег существенных отличий и в волостях Вотской пятины, во Врудском и других соседних погостах.  Еще яснее говорят о составе и количестве домашнего скота в крестьянских дворах общие итоги доходов по волостям, и притом не только в Деревской и Вотской пятинах, по и в Шелонской и в Бежецкой.

Сведениями о выплачиваемом крестьянами натуральном оброке в виде всякой продукции скотоводства заполнены все НПК. Мы указали примеры по Деревской пятине. Указания на такой же мелкий доход имеются еще в большем количестве по Вотской   и по Шелонской пятинам.  Приведем пример крестьянского хозяйства Вотской пятины. В погосте Зарецком-Спас- ском, в деревне Зубова гора, «во дворе Лучка Данилов, сын его Гришка, сеют ржи 4 коробьи, а сена косят 10 копен, обжа; а старого доходу шло баран, острамок сена, лопатка баранья, сыр, а из хлеба четверть; а ключнику от всякого овина но получетке хлеба, лопатка баранья. А нового доходу баран, полоть мяса, воз сена, куря, ставець масла, сыр, 20 яиц, 3 горсти лну, руно шерсти, полбочки пива, полчетки хмелю, пол-четвертки семени конопляного, 3 возы дров, 100 кочнов капусты, а из хлеба четверть, а ключнику доход но старине».  Перед нами пример рядового крестьянского хозяйства с посевом в 4 коробьи с покосом в 10 копен. В мелком доходе землевладелец (старый боярин) брал, а затем стал брать новый, по барану, по полти мяса. Мы не можем сомневаться, что лошадь — и притом хорошая, тяглая (а то и две) у крестьянина Лучки Данилова была; иначе как бы он мог возить дрова для землевладельца? Было в этом хозяйстве и не одно гнездо кур, так как крестьянин должен был ежегодно давать по куре и по два десятка яиц. Одной головой крупного рогатого скота земледелец не мог обойтись, так как он был обязан ежегодно сдавать землевладельцу полоть мяса и молочные продукты. Должно быть и небольшое стадо мелкого скота, судя по тому, что ежегодно крестьянин отдавал землевладельцу одного барана, две лопатки бараньи и руно шерсти. У Лучки Данилова есть огород — капустник, конопляник и хмельник. В этой же Озе- речской волости деревень и хозяйств, подобных Зубовой Горе, еще несколько. В итоге но ней указано дворов 29, а обеж 32: «А нового доходу: 26 баранов, 24 полти мяса, 28 куров, 22 лопатки бараньи, 59 сыров, 26 ставцов масла, 400 яиц... 10 рун шерсти... 81 воз дров, 24 воза сена, 700 кочнов капусты».  Как видим, требования ко всем хозяйствам этой волости очень большие, и потому скота — тяглого (лошадей), крупного молочного и мясного, мелкого — должно было быть у каждого крестьянина много. А сенной покос указан незначительный. В этом отношении можно привести еще один показательный случай: в той же пятине, в селе Глазковичи (Заможского погоста), «во дворе Ти- мошко Шушпанов, сын его Ивашко, сеют ржи 4 коробьн, а сена косят 3 копны, обжа. А старого дохода шло 2 барана, 2 лопатки бараньи... (и хлеб); а нового дохода: 2 барана, 2 полти мяса... 2 лопатки бараньи...» (далее указаны лен и хлеб). Сена же — только 3 копны.

В писцовой книге Вотской пятины очень много примеров, когда в мелком доходе указывается большое количество продуктов скотоводства, выплачиваемых землевладельцу, а сенной покос при этом небольшой. Случаи, когда крестьянин должен давать ежегодно барана, полть мяса, лопатку баранью и молочные продукты, многочисленны, и не только для отдельных деревень, но и для волостей. Так, в волости Матренинской Секирина — село Забродье, в нем 11 крестьянских дворов, 13 обеж. В мелком доходе: 12 баранов, 12 полтей мяса, 12 лопаток бараньих, 6 кур. В деревне Луг один двор, сена косят 10 копен, в мелком иключ- ничьем доходе указано: баран, полоть мяса, лопатка баранья. В Дягиленском погосте — село Стаища, в нем 31 крестьянский двор, 2(з обеж, на всех крестьян только 100 копен сена. С крестьян идет в мелком доходе: 27 баранов, 27 полтей мяса, 27 сыров, 27 коробей солоду, 7 коробей хмелю, 27 кур, 27 став- цов масла, 27 возов сена, 27 горстей льну, «а из хлеба четверть»; ключнику — хлеба по 9 коробей ржи, овса и ячменя, 27 лопаток бараньих, 27 кур, 27 сыров, 27 насадок пива, 27 горстей льну, 2 гривны без деньги и 27 овчин.  У нас нет возможности перечислять все подобные, очень многочисленные примеры и по этой (Вотской) пятине. Они свидетельствуют о большой животноводческой продукции крестьянских хозяйств. Мы ограничимся указаниями на них в ссылках.  Однако, чтобы правильно понять сообщаемые нашим источником сведения, необходимо помнить, что далеко не все землевладельцы имели желание получать мелкий доход в большом размере и притом мясными и молочными продуктами. Поэтому малый размер мелкого дохода, взимание его деньгами или другой продукцией еще не указывает на малочисленность скота в тех или иных крестьянских хозяйствах.

В Шелонской пятине не меньше прямых свидетельств о большой животноводческой продукции в крестьянских хозяйствах. Приведем примеры о деревнях Шелонской пятины. В Щир- ском погосте три деревни (бывшие боярина Михаила Берденева); НПК приводят следующий итог их описания: «И всех деревень но старому писму 3, а дворов 5, а обеж 5. А старого дохода с тех деревень шло Михаилу Берденеву, и с ключником, 5 полоть мяса, 5 баранов, 10 сыров, 5 денег поклона, 5 Пятков льну, 5 овчин». Следовательно, каждый крестьянин из своего хозяйства ежегодно отдавал боярину по одному полтю мяса, по барану, по овчине, по 2 сыра, по пятку льна и по деньге поклону. Опять-таки ясное свидетельство, что, кроме одной-двух лошадей, каждый крестьянин должен был иметь в своем хозяйстве не меньше двух голов рогатого скота (для того чтобы ежегодно одно животное убивать и отдавать мясо боярину), стадо овец, достаточное для того, чтобы две взрослые овцы шли боярину. По Шелонской пятине в НПК имеется много примеров, когда состав животноводческих продуктов в натуральном оброке указывает на наличие достаточного количества крупного скота и стада мелкого скота в каждом крестьянском хозяйстве. Приведем несколько примеров, ограничившись уже упоминавшимся Щирским погостом да соседним погостом Хмерским.

Перейдем к Хмерскому погосту, г) За Волком и племянником Заболоцким — 9 деревень, в них дворов — 38 (41 обжа); мелкого дохода (нового): 40 полтей мяса, 40 баранов, 40 кур, 60 сыров, 40 чаш масла, 800 яиц, 40 возов сена, 20 лопаток бараньих, 24 «пятка льну», и 200 возов дров, д) Две деревни за Истомой Нащекиным, в них 10 дворов (обеж 16); мелкий доход: боров, 17 баранов, 17 кур, 17 сыров, 15 чаш масла, 12 «пятков льну», 120 яиц, 45 возов дров; дохода ключнику: 17 овчин, «3 пятка и 2 горсти льиу» и 17 сыров.  В писцовой книге этой пятины указаны в мелком доходе: гуси, лебеди, яйца тысячами, а масло иудами. 

Знакомясь по писцовым книгам с крестьянским хозяйством одной деревни за другой в каждой волости и погосте и с материалами о мелком доходе, взимавшемся с крестьян продукцией животноводства, мы убеждаемся, что потребность в тяглой силе ряда крестьянских хозяйств была такою, что многие из них не могли удовлетворяться одною лошадью и, вероятно, имели двух лошадей, а то и больше. Приводимые писцами данные о количестве полтей мяса, плечей и лопаток говяжьих, о количестве сыров и масла, выплачивавшихся в составе мелкого дохода, говорят о том, чго у крестьян зачастую было 2—3, а то и больше голов крупного рогатого скота. Большому числу крестьянских хозяйств было необходимо ежегодно платить землевладельцу по барану да по овчине, по лопатке бараньей, руно или другое количество шерсти, да сверх того еще особо давать сыры и по овчине ключнику; значит, необходимо было иметь овечье стадо с двумя-тремя матками. Так, из записей о мелком доходе вырисовывается обычная для крестьянского хозяйства Новгородской земли конца XV—начала XVI вв. численность домашного скота. То, что величина и состав мелкого оброка были очень различными, еще нельзя расценивать как показатель больших колебаний в величине стада. Объяснения этому разнообразию мелкого дохода естественно видеть в том, что потребности владельцев-феодалов в продукции животноводства различны и они заменяют ее то рыбой, то мехами, то льном-пряжей и льняным полотном или другой продукцией домашнего крестьянского промысла. Весьма часто мелкий доход заменялся деньгами или COKJ ащался за счет увеличения основного оброка. Не исключено и то, что в ряде случаев у писцов не оказывалось в руках столь конкретных данных о мелком оброке, как данные об оброке основном.

Указанное стадо крупного и мелкого скота, характерное для крестьянского хозяйства Новгородской земли, требовало достаточного размера сенных покосов. Мы уже отмечали, что, судя по покосам, указанным в НПК, мы зачастую встречаемся с резким несоответствием размера покоса с тем, что действительно требовалось для хозяйства. Это подкрепляет уже имеющиеся наблюдения о неполноте данных о крестьянских покосах, зарегистрированных писцовыми книгами. Вспомним, что по нашим подсчетам и по подсчетам исследователей животноводства в древней Руси для обычного крестьянского домашнего скота на зиму требовалось 30—35 копен сена.  Указ 1550 г. также совершенно ясно определяет норму для крестьянского хозяйства в 30 копен сена (на выть), причем эта норма для всего Русского государства. И то среднее для крестьянского двора стадо, которое предполагаем мы на основе материалов НПК', следует считать в равной мере присущим и Северо-Западной и Северо-Восточной Руси. Фактический же размер покоса, согласно приведенным в НПК данным о крестьянских хозяйствах, был недостаточен для того, чтобы прокормить такое стадо. Мы думаем, что писцы не все зарегистрировали: в благоприятные годы крестьяне имели сена намного больше того, что указано писцами. И постоянная обостренная борьба за сенные угодья крестьян с феодалами и феодалов-землевладельцев между собой не может объясняться простым желанием присваивать готовое (для крупных монастырей, продававших сено и отдававших на оброк сенные угодья, такие стремления были обычными), но являлась борьбой за то, в чем крайне нуждались. И есть все основания считать, что в крестьянских хозяйствах сена не хватало и весною скот выходил на летние пастбища очень истощавшим. Таково было свойство феодального хозяйства.

Крупные землевладельцы Новгородской земли, подобно феодалам Северо-Восточной Руси, захватывали и держали в своих руках наиболее ценные сенные угодья. Об этом рассказывают НПК. В них особо отмечаются большие пожни и луга с покосом в сотни, а то и в тысячу копен, принадлежавшие великому князю, монастырям и другим крупным землевладельцам. Имеются сообщения об оставлении части таких сенных угодий в пользовании крестьян («косят волостью») за особый оброк. В составе натурального оброка встречаются прямые указания на выплату крестьянами сена — «острамков сена», «возов сена». В числе трудовых повинностей, выполняемых крестьянами в пользу феодалов, указывается и заготовка крестьянами сена для землевладельцев.

НПК свидетельствуют, что скотоводство являлось после земледелия второй необходимой частью каждого крестьянского хозяйства в Новгородской земле. Многообразная продукция скотоводства обеспечивала семью крестьянина продуктами питания, сырьем и материалом для одежды (шерсть, овчины) и обуви. Скот давал необходимый и важный при паровой системе навоз.

Мысль Н. А. Рожкова и А. М. Гневушева о существовании преимущественно скотоводческих или преимущественно земледельческих хозяйств в отношении изучаемого нами периода пе имеет достаточных оснований. При известных благоприятных условиях, в смысле обеспечения скота хорошими выгонами и сенными угодьями, скотоводство действительно в том или ином районе могло развиваться более успешно, чем в других районах. Но это но меняло земледельческого облика хозяйства и, конечно, не вело ни к сокращению запашки, ни к переброске сил на разделку новых лугов или других сенокосных угодий. От благоприятных условий для скотоводства земледелие могло лишь улучшаться. Если увеличивалась численность скота, то от этого в первую очередь выигрывало земледелие: росла тяглая сила в хозяйстве — лошади становились крепче, увеличивалось их число. Поля получали больше удобрений, повышалось плодородие земель. Успехи в развитии скотоводства сказывались на всем хозяйстве, не вызывая внутреннего изменения. Отмеченную А. М. Гневушевым высокую степень развития животноводства в ряде районов Новгородской земли нет оснований истолковывать как следствие специализации хозяйств на производстве мяса и другой продукции животноводства для рынка. Это прежде всего общий результат успешного развития сельского хозяйства, показатель повышения его уровня, общих его успехов, и в первую очередь результат освоения и успешного применения передовой для XIV—XV вв. паровой трехпольной системы земледелия. Достигнутые успехи говорят прежде всего о том, что народное хозяйство Новгородской земли, как хозяйство и всей Северо-Восточной Руси, освоив трехполье, уже успело достигнуть многого на этом правильно выбранном пути. Мы имеем все основания говорить, что скотоводство за изучаемый нами период достигло сравнительно высокого уровня, но, конечно, не лишено было недостатков, присущих феодальному хозяйству.

Скот отгуливался на летних пастбищах, поздней осенью и зимой рынки изобиловали мясом и другой сельскохозяйственной и скотоводческой продукцией. Но, как мы уже отмечали, у большинства крестьян скот был плохо обеспечен кормом на зиму.

Побывавший в Москве зимой 1475/76 г. итальянец А. Контари- ни писал: «В конце октября река, протекающая посреди Москвы, покрывается крепким льдом, на котором купцы ставят лавки свои с разными товарами. На таковой рынок ежедневно в продолжении всей зимы привозят хлеб, мясо, свиней, дрова, сено и прочие нужные припасы; в конце же ноября все окрестные жители убивают своих коров и свиней и вывозят их в город на продажу. Любо смотреть на это огромное количество мерзлой скотины, совершенно уже ободранной и стоящей на льду на задних ногах».

Нарисованная А. Контарини картина служит хорошим подтверждением нашего общего впечатления о благоприятных условиях летнего сезона для скотоводства, об организации и материальной обеспеченности животноводства в древней Руси. К показаниям А. Контарини можно присоединить большое число таких же высоких оценок скотоводства на Руси и богатства рынков древнерусских городов всякого рода продукцией животноводства, причем такие отзывы касаются уже не только Москвы, но и многих других городов.

Успехи в развитии земледелия, равно как и общий высокий уровень сельского хозяйства, во многом определился состоянием животноводства. Выше, говоря о конском составе, мы установили, что Русское государство успешно решало вопросы обороны страны и внутреннего сплочения. Успешно решался вопрос об обеспечении конским составом армии и транспорта. И в крестьянских хозяйст вах, несмотря на большую нагрузку, лошадь справлялась с работой, выпадавшей па ее долю. При трехпольной системе животноводство было тесно связано с земледелием, и их успех был общим.