СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО НА РУСИ В ПЕРИОД ОБРАЗОВАНИЯ РУССКОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА Конец XIII—начало XVI веков

ПИСЦОВЫЕ КНИГИ О ЗЕМЛЕДЕЛИИ В НОВГОРОДСКОЙ ЗЕМЛЕ

Основным источником при изучении сельского хозяйства Новгородской земли во второй половине XV и в начале XVI в. являются Новгородские писцовые книги.  НПК содержат по времени двоякого рода фактические данные о сельском хозяйстве Новгородской земли: сообщаемые в них материалы «старого письма» рассказывают о том, что было в Новгородской земле в период ее самостоятельности, т. е. в 1460—1470-е годы, а данные «нового письма» сообщают сведения на момент составления писцовых книг, т. е. о том, что было в 1495—1505 гг.

Регулярно проводимые писцами сопоставления всех данных старого письма с письмом новым указывают на прямую связь между ними, на общность их содержания. Из основных задач, возложенных на составителей НПК, — учет материально-произ- водственной мощности хозяйств, связанное с ним положение этих хозяйств в тягло и выявление «дохода», выплачивающегося крестьянами старым и новым землевладельцам, — две первые непосредственно соединялись с описанием и оценкой крестьянских земледельческих хозяйств. В определении, данном новгородскими властями окладным единицам «сохе» и «обже» и расцененном московским великим князем как основа руководства для писцов при установлении тягла, ясно указана земледельческая база народного хозяйства и то, что размер пашни служил основным показателем мощности крестьянского хозяйства. В писцовых книгах определение писцами размера тягла увязывалось с данными о величине посева зерновых хлебов. Независимо от этого сведения о размере запашки имеют самостоятельное значение — как материал, характеризующий земледельческую основу каждого хозяйства. Именно от размера посева зависел и размер дохода землевладельца.

Материалы о размере запащкн (точнее, о количестве высеваемых зерновых хлебов) и о сенных покосах даются только в новом письме, т. е. рассказывают' о посеве й покосе в 1495— 1505 гг., но они приведены в такой форме, Что по ним можно судить о состоянии земледелия в Новгородской земле в «старое время», т. е. в период самостоятельности Новгорода. Перед нами описание одних и тех же крестьянских хозяйств, не претерпевших за минувшие 15—20 лет никаких существенных перемен.

«Старое», «первое» письмо служило основой «письму новому» — число дворов, людей, количество обеж по каждой волости дается в форме сопоставления данных того и другого письма. Что было налицо при «новом письме» писец видел сам, но он сравнивал и корректировал свои сведения, полагаясь на сведенные в систему данные «старого письма». Как данные о размере старого и нового «дохода», так и сведения об обежном окладе по «старому письму» близки друг к другу. Они указывают, что никаких существенных перемен в описываемых крестьянских хозяйствах (в деревнях) за время от «старого письма» (от 1470-х годов) до «нового письма» (1490-е годы) в этих хозяйствах не произошло; структура хозяйства, его организация и техника несомненно остались прежними.

А. М. Андрияшев высказал предположение, что «старое письмо» — не книги, не сплошное описание, выполненное писцовой комиссией, а материалы типа черновых, первичных записей, различных по времени, — опросных данных, «сказок» представителей крестьянского мира, местных властей, феодальной администрации и т. п.  Между тем факт, что в «старом письме» регулярно приводятся данные о количестве дворов и числе людей в каждой деревне, о том, в какое тягло она положена, и с этими данными всегда сверяется «новое письмо», указывает на существование систематизированного, окончательно оформленного «старого письма».

Мнение А. М. Андрияшева решительно расходится с тем, что говорит о «старом письме» сам документ. Имеются прямые указания на «первых» писцов, работавших в Деревской и Обонежской пятинах.469 Говорится о «книгах старых» Вотской, Обонежской и Шелонской пятин.470 А. М. Гневушев с убедительной аргументацией отмечает, что в Вотской пятине это «первое письмо» было осуществлено не позднее 1491 г.  «Сказки» и другие первичные материалы об оброках («доходах»), выплачивавшихся новгородским землевладельцам^ о различных повинностях крестьян собирались, конечно, «по живому следу», непосредственно за конфискацией боярских и других вотчин.  Они разновременны и, вероятно, были не единообразными по содержанию. Включая обязательный минимум новых данных о хозяйстве, материалы о «доходах» феодалов могли существенно различаться в изложении деталей и в степени подробности, с какой перечислялись выполняемые повинности и выплачиваемый натуроброк. На это указывают выделяющиеся своей подробностью и конкретностью сведения о «доходах» и повинностях в некоторых крупных боярских, монастырских и владычных вотчинах.

И «доход» землевладельцам, и «обежный оклад» (государственные оброки) определялись в прямом соответствии с мощностью зернового хозяйства и животноводства, с объемом продукции земледелия, скотоводства и других разделов крестьянского хозяйства. Поэтому-то мы и говорим, что материалы «нового письма» НПК (о запашке и о покосе) пригодны для суждения о состоянии земледелия и скотоводства в Новгородской земле не только для конца XV—начала XVI в., но и для 1460—1470-х годов.

Изучающему сельское хозяйство важно помнить, что, несмотря на срок до двух десятилетий от первых конфискаций и десятка лет от конфискаций поздних, дошедшие до нас НПК передают ничем не искаженные сведения о новгородских волостях-вотчинах, деревнях и селах времен новгородской старины.

В писцовых книгах сведения о земледелии, о размере посева стоят на первом месте в описании каждой деревни пли двора. Описывая в НПК деревни и волости Новгородской земли, писец непосредственно за перечнем дворов и указанием имен хозяев пишет: «Сеют ржи (столько-то) коробей» (Деревская и Вотская пятины — НПК I, II и III, ВПК I и II); «сеют (столько-то) коробей» (Бежецкая пятина — НПК VI; эта формула встречается на стр. 1—34); «пашни (столько-то) коробей» (Шслоиская пятина — НПК IV и V). Есть записи и другого образца: «... а христианские пашни шестьдесят коробей на ржаную»,  «... а пашни у них церковные на десять коробей на ржаную.. .».  Здесь всегда говорится о размере посева основного зернового хлеба — ржи, т. е. озимого хлеба, — и подразумевается наличие ярового поля (т. с. с хлебами яровыми — овсом, ячменем, пшеницей и др.) и поля парового.

Во всех приведенных случаях естественно видеть сокращенную формулировку более ясной фразы: «Сеют в поле ржи (столько-то) коробей, а в дву (в остальных двух полях, — Г. К.) потому ж». Именно так говорится в более поздних новгородских

писцовых книгах 1530—1560-х годов. Подобной полной фразой рассказывает о размере запашки составитель писцовой книги Шелонской пятины 1539 г. Григорий Собакин «с товарищи»: «...пашни в одном поле (столько-то) коробей, а в дву потому ж».  В приведенной фразе ясно сказано о трех полях, сообщена же цифра посева лишь в одном из них (обычно в озимом поле, в котором высевалась рожь), так как этого достаточно для того, чтобы знать о количестве высеянных хлебов на всех трех полях. Есть случаи, когда одни и те же погосты описаны в писцовых книгах 1498 и 1501 гг. и в книге 1539 г. Переворота в земледелии за эти годы, конечно, не произошло. Но о хлебной запашке рассказано по-разному. В ранних книгах — лаконичная фраза: «...пашни (столько-то) коробей». В писцовой же книге 1539 г. сказано более ясно: «...сеют ржи в одном поле... а в дву потому ж». Суть только в различной манере письма писцов. И там и тут содержание одно и то же. Так, в писцовой книге 1498 г. в Болчинском погосте указаны деревни Дубесна, Дубеченка, Ко- зулино, Межники, Сажичи, Мишурино, Жаравково, Березовица и пустоши Хверестол, Заболотье, Аврамова, Лутово, Бакча, а в книге 1539 г. в том же погосте, кроме деревень Заболотье, Дубечпа, Козулино, Межник, Березовица, Жыровка, Дубечна, Большое, Мишурина и Сажичи, указаны еще деревни Бокачь, Хверьсть, Обрамова и Лутова, бывшие ранее пустошами.  В первой, ранней книге о посеве в этих деревнях сказано краткой формулой— «пашни... (столько-то) коробей»; в книге же 1539 г.— ясная фраза: «пашни в поле (столько-то) коробей, а в дву потому ж».

В литературе неоднократно приводились убедительные доказательства и прямые свидетельства документов о том, что во всех случаях употребления в НПК 1495—1505 гг. кратких формул о размере посева всегда одинаково подразумевалась практика трехполья. На это указывают В. И. Владиславлов,  В. И. Сергеевич,479 А. М. Гиевушев,  Л. В. Данилова.  Приведен ряд прямых свидетельств именно в этом смысле в писцовой книге' Обонежской пятины 1563 г. Так, там написано: «По Юрьеву нисму Константиновича Сабурова (т. е. в писцовой книге Обонежской пятины 1496 г., — Г. К.): Дер. на Путке речке Филип- ковым посиденьём да Васюковым Ивановых детей, а ныне... двор пуст, пашни было в одном поле 2 коробьи бес четвертки, а в дву потому ж.. .».  Это место мы находим и в дошедшем до нас отрывке писцовой книги Ю. К. Сабурова (1496 г.): «Дер. на Путке речке: во дворе Филипко да Васко Ивашковы дети, сеют ржи 2 коробьи без четвертки...».  Сокращение фразы за счет пропуска «а в дву потому ж» показано совершенно ясно. О том же — и столь же убедительно — говорит другое место писцовой книги 1563 г. В Погосте Никольском на Пудоге описана «дер. надо Мневцом Судьин Наволок... а было в ней но старому писму 2 обжы бес трети; и тое и деревни 2 поля вода розмыла, а осталось третье поле, сеют в поле ржи коробью, сена косят 10 коп, 2 трети обжы, а обжа пуста».  За счет двух размытых полей посев убавился па две трети, т. е. на две коробьи, поэтому и в оклад положено только на 2/з обжи, вместо бывших ранее 12/з обжи. В писцовой книге Шелонской пятины 1501 г. письма Матвея Ивановича Валуева сказано о дворцовом селе в Паозерье: «...а пашни великого князя в том селе в поле по 24 десятины, а на десятину сеют по коробье с четверткою ржи». Это место пересказано в позднейшей писцовой книге той же Шелонской пятины письма «Ивана Григорьевича Белеутова да Алексея Жеребцова с товарищи» 1551 г.: «...а пашни царевы великого князя в том селе по писцовым книгам Матвея Валуева да Ивашки Свербеева в поле 24 десятины, а на десятине сеяли по коробье с четью ржи, и в дву полях потому же. А по новому писму пашни в поле 30 одна десятина, а в дву нолях потому ж». Приведенные нами цитаты из писцовых книг и сопоставление записей о размере посева из писцовых книг разного времени и разных составителей, рассказывающих об одних и тех же деревнях и даже об одном и том же времени, ясно говорят о том, что составители писцовых книг 1495—1505 гг. писали о количестве высеваемого хлеба краткой формулой—«сеют в поле ржи (столько-то) коробей» или «сеют (столько-то) коробей», «пашни (столько-то) коробей», а составители писцовых книг 1530-х годов и последующих лет употребляли уже более полную и ясную фразу — «сеют в поле ржи (столько-то) коробей, а в дву потому ж». Рассказывают же нисцы об одном и том же — о существовании в деревнях трех нолей. Величина посева, как правило, указывалась ими только в отношении ржаного (озимого) поля, а на другом поле соответственно сеялись яровые хлеба, в то время как третье стояло под паром.

Однако те, кто сомневался в освоении трехполья земледельцами Новгородской земли, приводили еще новые мотивы для того, чтобы обосновать свои сомнения. Так, А. А. Кауфман в нескольких работах, следовавших одна за другой в 1911—1917 гг., возражал против достоверности приводимых в НПК конца XV в. цифр о размере посевов и против истолкования этих сведений как свидетельств о трехпольной паровой системе земледелия в Новгородской земле. Первый его аргумент заключался в том, что записи «сеют ржи (столько-то) коробей», по его мнению, не говорят о существовании трех полей уже потому, что в НПК 1495—1505 гг. пет слов «а в дву потому ж». Он возражал В. И. Сергеевичу, потом Н. Нордмаиу, В. Ф. Загорскому и, наконец, «выступил с возражениями против развернутой и ясной аргументации за трехполье А. М. Гневушева. Мы убедились, что чем больше и внимательнее вчитываться в документы и в первую очередь в писцовые книги, тем яснее становится надуманность, неоправданность этого аргумента А. А. Кауфмана, исходящего из буквы применяемых кратких формул в письменных источниках.

Помимо этого аргумента, А. А. Кауфман указывает еще на то, что самый счет земельной запашки на три поля мог иметь лишь чисто условный характер.  В подтверждение такой оценки он ссылается на работы И. Н. Миклашевского и Ю. В. Готье, в которых действительно приводятся примеры учета запашки по трехполью, в то время как у землевладельцев в составе эксплуатируемых угодий имелись и перелог, и пашенные леса.

Но в данном случае Л. А. Кауфман упускал из виду то, что указанные им авторы изучали хозяйства иного времени и других районов, и при этом в переломный период их истории. И. Н. Миклашевский имел дело с учетом пашенного земледелия на просторах степной южной окраины в XVII в., и больше во второй его половине. 10. В. Готье изучал сельское хозяйство Замосковного края в XVII в.,  после перенесенного в первые десятилетия XVII в. тяжелого хозяйственного и политического кризиса, когда масса земель, еще за 5—10 лет перед описанием бывших полевыми пахотными, в годы их описания уже лежала в перелоге, а из тягла они изъяты не были, не были исключены и из учета как важный фонд поместных земель. И на южной окраине, и в Замо- сковном крае в XVII в. «перелог» действительно мог пересчи- тываться на пахотную землю. Но соображения, высказанные И. Н. Миклашевским и Ю. В. Готье, неприложимы к обстановке Новгородской земли XV в. По существу, у А. А. Кауфмана основную роль в этих рассуждениях о записях в НПК играло стремление доказать отсталость сельского хозяйства Новгорода. Он пишет: «Мыслима ли... такая огромная (какая получается при трехполье) крестьянская запашка в условиях нашего севера, да еще в конце XV столетия, когда хозяйство было частью трехпольное с навозным удобрением, частью даже подсечное, безусловно не допускающее значительного расширения запашек». Непосредственно с этим связывалось убеждение автора в широком распространении в XV в. в Новгородской земле подсечного и переложного хозяйства, в том, что Новгородская земля в конце XV в. еще только «переживала переход от первобытных форм переложного и подсечного хозяйства к трехполью».

Не доверяя прямым указаниям составителей НПК о повсеместной практике трехполья в Новгородской земле, А. А. Кауфман при решении вопроса о характере полевого хозяйства в Новгородской земле предложил свой метод истолкования материалов НПК. По его мнению, записи в НПК о размере запашки в деревнях — «сеют в поле (столько-то) коробей ржи (с подразумевавшимися словами „а в дву полех потому ж")» —это лишь отвлеченные, не отвечавшие действительности формулы. Лучшим показателем при установлении системы полеводства, по мнению Кауфмана, могут служить хлебные оклады, приведенные писцами в отношении ряда сельских поселений и волостей.

В НПК наряду со сведениями о размере запашки в каждой деревне приводятся также данные об оброках, выплачивавшихся крестьянами землевладельцам, или, как они именуются в НПК, сведения о «доходах» землевладельцев и их слуг. Чаще всего это был оброк натурой, т. е. продуктами крестьянского хозяйства. Более простой формой натурального оброка была издольщина — выплата определенной доли из всего урожая зерновых хлебов: «половье» (т. е. половина), треть, четверть или «пятина» (т. е. пятая часть). Последующей (по естественному ходу развития ренты) формой феодальной земельной натуральной ренты являлась выплата натуральной ренты зерновым хлебом в установленном количестве (как сказано в НПК, «хлеб поспом»), т. е. оброк выплачивался зерновыми хлебами, в установленном для каждого хлеба количестве. А. А. Кауфман рассуждает: «хлеб поспом» является прямой заменой выплачивавшейся ранее доли урожая: '/г, '/з, 74, Vs; поэтому количество посопного хлеба — озимой ржи, яровых (овса, ячменя и пшеницы) — отражает истинное количественное соотношение (пропорцию) посева (или урожая) зерновых хлебов. Исходя из этого положения, А. А. Кауфман и предлагает на основе пропорции озимых и яровых хлебов устанавливать типы севооборотов или систему полеводства в Новгородской земле. Он говорит о трех таких основных типах севооборота, якобы применявшихся в Новгородской земле в конце XV— начале XVI в.

Чистое трехполье, по мнению А. А. Кауфмана, существовало на тех землях, где а) количество вносимой крестьянином в оброк ржи равно количеству овса, а других яровых хлебов нет; б) количество овса равно сумме озимой ржи и яровых — ячменя, пшеницы; в) количество ржи в хлебном окладе равно сумме овса и других яровых.

Смешанное хозяйство было, по А. А. Кауфману, на землях тех хозяйств, где а) количество ржи строго равно количеству овса, а сверх того в состав хлебного оклада входят некоторые количества яровых — ячменя и пшеницы; б) количество овса в окладе заметно превышает количество ржи, а кроме того, указаны еще другие яровые хлеба.

Переложное хозяйство залежного или подсечного тина Л. А. Кауфман усматривал там, где а) в хлебный оклад входит только рожь и овес, причем количество овса в полтора, два, трп раза превышает количество ржи; б) при большом преобладании овса над рожью в оклад входят еще и другие яровые; в) количество ржи превышает все яровые вместе взятые, — в последнем случае, по мнению Л. Л. Кауфмана, по целине производился не одни, а два пли более посева ржи, а затем уже посевы яровых.

Ошибочно утверждение Л. А. Кауфмана о том, что данные о посонпом хлебе отражают действительное соотношение высевавшихся или уродившихся на крестьянских полях озимых и яровых хлебов и потому на основе их пропорции можно определить практиковавшуюся в этих хозяйствах систему земледелия. На деле землевладелец, заменяя издольщину посопным хлебом, брал из зерновых хлебов лишь те, которые были больше нужны ему, и в тон пропорции, какая больше его устраивала, поэтому соотношение хлебов в посойном оброке моглй резко расходиться с их пропорцией при посеве и в урожае. Неудивительно, что вместе стройной общей картины полеводческого хозяйства у А. А. Кауфмана получились выводы о крайней пестроте систем земледелия, якобы применявшихся в разных деревнях, даже в пределах небольшого района — одной волости или одного погоста. Так получилось даже несмотря на то, что А. А. Кауфман вместо более полных данных (тех НПК, в которых сказано о размере посева в деревнях и об оброке как «новом», так и «старом») использовал лишь данные краткой перечневой книги 1498 г. по Шелонской пятине, в которой сказано (и притом кратко) только о «новом доходе», т. е. о доходе в 1495—1505 гг., и совершенно отсутствуют сведения о посеве. Такой выбор писцовой книги был удобен Кауфману для обоснования своих выводов, но он не оправдан со стороны полноты и качества источника.

Произвольность избранного А. А. Кауфманом пути для решения вопроса о системе полеводства отметила JI. В. Данилова. Изучая земледелие в Новгородской земле, она на примере подробно обработанных ею данных НПК о крупных вотчинные хозяйствах отметила, что, если судить по положениям А. А. Кауфмана и показаниям НПК, получается не только неестественная пестрота в системах полеводства отдельных деревень одной и той волости или погоста; более того, создается впечатление, что в одних и тех же деревнях при «письме старом» (т. е. в 1470— 1480~е годы) и при «письме новом» (1495—1505 гг.) крестьяне как будто бы вели свое нолевое хозяйство по совершенно различной системе: правильное трехполье заменялось подсекой, и наоборот. И все ото — на протяжении 15—20 лет.  Получается, что способы ведения зернового хозяйства скоропалительно совершенно необъяснимым причинам постоянно менялись.

К многочисленным примерам получившихся у А. А. Кауфмана несуразностей, приведенным Л. В.Даниловой, можно добавить еще большое их количество: они обнаруживаются на каждом шагу при чтении НПК. Когда А. А. Кауфман высказывался против существования трехполья, первым его аргументом было указание на то, что в H1IK писцы писали о высеве хлеба (ржи) «в одном поле», но не добавляли обычного «а в дву по тому ж». А. А. Кауфман не подверг необходимому внимательному исследованию комплекс дошедших до нас НПК, а изучая Шелопскую пятину, он ограничился лишь несколькими произвольно им выделенными писцовыми книгами. До нас дошла писцовая книга по этой пятине 1539 г.  В ней дано подробное описание поместных земель. О размере посева в ней всегда записано: «...сеют в одном поле (столько-то) коробей, а в дву по тому ж». Значит, о трехполье в указанной писцовой книге сказано с полной ясностью и этого документа не могут касаться отмеченные выше сомнения А. А. Куфмана. В большей части хозяйств, описанных в ней, в по- сопном оброке овса указано вдвое большем количестве, нежели ржи,  а то и с добавлением еще других яровых хлебов.  Если следовать А. А. Кауфману, то перед нами примеры подсечного или залежного земледелия, между тем как писец в отношении всех этих хозяйств ясно свидетельствует о практике трехполья. Есть в этой писцовой книге и случаи, когда при оброке «поспом» количество ржи и овса равно (значит — случаи трехполья); правда, таких случаев намного меньше, чем тех, когда преобладает в оброке овес.  Встретились и такие факты: в Дегожском погосте этой же пятины в оброке указано 22 коробьи овса, 2!/г ко- робьи ячменя и 48 коробей пшеницы, а ржи нет;   или другой пример: в оброке указано только 2'/г коробьи ржи, овса же 23 коробьи, ячменя 374 коробьи, пшеницы 2 коробьи.  Разъясняет нам оба эти факта третий: в большом хозяйстве (в 30'/г обеж) в оброке землевладельцу отмечено 48 коробей овса, 13V2 коробей ячменя (жита), 63Д коробей пшеницы, а ржи нет; в «доходе» же ключнику указано 6 коробей ржи и 6 коробей овса.  Значит, рожь действительно высевалась (и мы думаем, что высевалась в большом количестве во всех указанных хозяйствах), но она не всегда включалась в посопной оброк. Совершенно ясно, что, заменяя издольщину посопным хлебом, землевладелец по своему усмотрению устанавливал, какие зерновые и в каком количестве должны входить в посопной оброк. И когда ему не было надобности в получении ржи, он исключал рожь из оброка. Но рожь — этот основной озимый хлеб — обязательно высевался крестьянами. Поэтому па сведения о соотношении озимых и яровых хлебов в посоппом оброке при решении столь серьезного вопроса, как определение систем полеводства в земледельческом хозяйстве Новгородской земли, полагаться нельзя.

Но все же. может быть, действительно в НПК есть записи, по которым можно установить истинное количественное соотношение высевавшихся озимых и яровых хлебов различного сорта? В НПК встречаются записи такого типа: «...а за третной хлеб положено хлеба поспом: ржи 9 коробей, овса 18 коробей»; «...а за четвертной хлеб поспом хлеба: ржи 17 коробей, овса 31 кор., ячменя 5кор.»; «...а за третной хлеб: ржи 24 кор., овсе 24 кор., ячменя 12 кор.».  Таких записей свыше полутора десятка. В основном они —в писцовых книгах Вотской пятины. * Смысловой характер их таков, что в некоторых из них действи* тельно отражено количественное соотношение высевавшихся разных зерновых хлебов. Среди этих записей в трех случаях овса и яровых вдвое больше, чем ржи (т. е. озимого хлеба), в семи случаях больше в полтора раза и лишь в трех случаях почти поровну. По установкам А. А. Каумфана получается, что только в трех случаях, т. е. у одной пятой части хозяйств, была паровая трехпольная система земледелия, а во всех остальных — переложная система типа подсечной. Чтобы понять маловероятность и неоправданность такой оценки, следует учесть также то, что А. А. Кауфман без достаточных оснований рекомендует свои признаки для различных систем полеводства, — это мы покажем ниже. Теперь же считаем необходимым обратить внимание еще на другие данные о зерновых оброках, приводимые писцами. В писцовых книгах, наряду со сведениями о размере третного или четвертного оброка, указанного в количестве зерновых хлебов в коробьях, в общих сведениях о хозяйстве крестьян той или иной деревни приводятся данные о размере высева озимого хлеба («в одном поле»). Если в оброке действительно указана треть урожая, четверть его или пятая доля, то, умножив количество ржи в оброке соответственно на три, четыре или пять, мы можем получить цифру полного урожая озимого хлеба. Сравнив же с тем, что действительно указано в посеве писцом, получим цифру урожайности в «сам'ах». Но, к нашему разочарованию, эти цифры урожайности таковы, что принять их невозможно: лишь в одном случае они показывают урожай «сам З»,  в трех — «сам два и две трети».506 в одном—«сам два с третью»,507 в четырех — «сам 2» 508 и в трех случаях — «сам полтора» или «сам один с третью».  Иными словами, урожаи по таким данным кажутся столь низкими, что земледелец отказывался бы сеять на своих полях. На самом дело было, конечно, иначе. Поэтому следует признать, что указываемое в писцовых книгах количество посопного зернового хлеба не выражало доли истинного урожая, а значит — об урожайности по этим данным судить нельзя.

Ошибкой А. А. Кауфмана является не только использование всяких без разбора записей о посопном хлебе. Здесь Кауфман поступал совершенно произвольно. Не менее произвольными являются и тс показатели соотношения озимых и яровых хлебов, которыми Кауфман предложил пользоваться при установлении систем земледелия, применявшихся в Новгородской земле в конце XV- начале XVI в. Он определяет их на основе своих ничем не подкрепленных соображений. Между тем совершенно достоверные данные о том, сколько при трехполье высевалось ржи и сколько овса, в условиях равенства озимого и ярового поля, приводятся в документах XV и начала XVI в.: «...а сеяли на десятине по две четверти ржи, а яри вдвое».  Соответственно этому и урожай овса на десятине при исчислении в объемных мерах намного выше урожая ржи. В тех случаях, когда овса высевалось на десятину вдвое больше, чем ржи, и получался соответственно вдвое больший урожай овса, мы должны видеть лишь пример равенства озимых и яровых полей, т. е. случай, естественный для трехполья.

Далекие от сельскохозяйственной практики исследователи не всегда помнят это. Для устранения напрасных сомнений в дан- пом вопросе напомним, что то же соотношение, т. е. двойной высев в объемных мерах овса на десятину по сравнению с рожью, считалось естественным и в XIX в. По пятилетним сведениям Центрального статистического управления, средняя для России густота посева ржи близка к восьми мерам на казенную десятину, а овса — около 1(> мер на десятину.  Это азбука дореволюционной трехпольной системы земледелия.

Эти ясные указания на совершенно различную густоту посева озимой ржи и яровых хлебов (для овса в первую очередь), а вместе с этим и на большое различие урожая (в объемных мерах) на озимых и яровых полях говорят о том, что, как бы мы ни расценивали соотношение урожая яровых и озимых хлебов, данные об этом в НПК свидетельствуют в пользу трехполья, а не против него. Здесь мы оставляем в стороне и то, что взятые из сведений о «доходах» цифры не выражают истинного соотношения урожая озимых и яровых хлебов. Землевладелец брал с крестьянина тот зерновой хлеб, который ему был нужен, не зависимо от пропорции полученного крестьянином урожая разных зерновых хлебов. В то же время достаточно ясно, что выраженный в объемных мерах урожай всех яровых хлебов обычно был намного выше урожая озимой ржи.

Мы подробно разобрали высказывания и всю аргументацию А. А. Кауфмана против признания трехполья как основы земледелия в Новгородской земле, так как в них видели отражение всех издавна существовавших в старой дореволюционной историографии предвзятых мнений об отсталости сельского хозяйства древней Руси.

Писцы — составители НГ1К, как очевидцы, свидетельствуют (кроме немногих случаев, указанных нами ниже) о трехполье во всех деревнях и селах Новгородской земли, рассказывая о размере посева зерновых по известной уже нам формуле — «сеют в поле ржи (столько-то) коробей...», — подразумевая при употреблении краткой формулы еще слова: «а в дву по тому ж». А. Л. Кауфман, вместе со всеми изучавшими НПК, считает, что если писцы — составители писцовых книг — не имели возможности измерять поля и другие земельные угодья, то они все же досматривали описываемые ими деревни и села, их IIOJ/Я и, вероятно, еще и некоторые угодья. Напомним, что наличие больших полей вблизи жилых построек деревень при паровой трехпольной системе земледелия коренным образом меняло облик этих поселении. В селениях же старого типа с подсечным земледелием (которое Л. А. Кауфман сближает с переложной системой земледелия) зерновые хлеба сеялись на непрерывно менявшихся лесных участках, и лес окружал жилища. Составители писцовых книг не могли смешать эти различные селения или хозяйства. Верная оценка тяглоспособностн и материальной мощности каждого земледельческого хозяйства была одной из основных задач писцов, и только в условиях правильного ее разрешения можно было обоснованно установить тягло — положить каждое хозяйство в обжи и сохи. Тяглоспособность каждого хозяйства, каждого двора зависела от состояния основы этого хозяйства — от его земледельческой отрасли.

Состояние земледелия, материальный его вес определялся размером запашки. Правильная регистрация этой земледельческой основы хозяйства требовала верного понимания его организации. Писцы, приступая к описанию, конечно, хорошо представляли то, что они должны были описывать. Перед ними ясно вырисовывался облик типичного для Новгородской земли земледельческого хозяйства. Его фундамент составляли крестьянские хозяйства («дворы»), основой которых являлось полевое пашенное земледелие на прилегающих к каждому двору полях. Таких полей было три, они отвечали привычной для московских писцов трехпольной паровой системе земледелия, применяемой и земледельцами Новгородской земли. При обычном равенстве этих нолей писцам было достаточно сказать о размере посева в одном поле, как становилось ясным все земледельческое хозяйство, вся его хозяйственная мощность. Основное поле — озимое, где высевалась рожь. Размером посева ржи характеризовалась вся земледельческая основа хозяйства. По такому плану, по такому образцу московские писцы и приступили к своей работе, считая заранее, что на всей основной территории Новгородской земли они встретятся именно с таким земледельческим крестьянским хозяйством, которое ведется на основе применения паровой трехполыюй системы.

В пашем представлении приказные люди — основа административного финансового аппарата московского великого князя — это люди большого жизненного опыта, умевшие трезво оценивать все происходящее вокруг, а явления хозяйственной жизни — в первую очередь. Конечно, у тех, кто определял задачи и порядок описания Новгородской земли, так же как и у тех, кто практически должен был выполнить это большое задание, были достаточно полные сведения о том, как жил и работал новгородский крестьянин-земледелец. Мы твердо уверены, что трехполье, с его резким отличием от подсечного земледелия, московские писцы хорошо знали еще дома и привыкли к нему. И именно поэтому все описание Новгородской земли выглядит в НПК особенно четким и ясным. Так складывается впечатление о почти повсеместном (ниже мы особо выделяем район Задней Корелы) распространении и господстве паровой трехпольной системы земледелия.

Мы разделяем высказанное рядом исследователей мнение, что крестьянин древней Руси в ведении своего хозяйства не считал нужным обязательно следовать одному шаблону. Общее призна- пие преимуществ паровой системы и трехполья и принятие их крестьянином не мешало существенно менять соотношение при посеве озимых и яровых хлебов, свободно определять выбор и количество последних. У крестьянина оставалась возможность разрабатывать и подсеку. Естественно и то, что оставались районы, в которых победа трехполья и паровой системы над посекой не была столь решительной. Здесь мы должны признать, что материалы, сообщаемые по этим вопросам писцами, трудно уловимы и приходится полагаться лишь на косвенные указания.

НПК дают большой цифровой материал о посеве зерновых хлебов во всех десятках тысяч деревень Новгородской земли. Как правило, такие сведения даются по селениям (по деревням и селам), реже по дворам-хозяйствам. Постоянные указания на число дворов в селениях и в волостях, обязательное перечисление дворов в каждом селении с поименованием их владельцев и живущих в них глав самостоятельных семей дает нам возможность изучать и отдельные хозяйства, основные производственные единицы сельского хозяйства. Писцы сообщают о размере посева в коробьях. Указания в источниках, современных НПК, дают возможность с некоторым приближением определять и общий размер запашки по хозяйствам.

Цифры о посеве зерновых хлебов по отдельным хозяйствам и в целом по погостам и пятинам внимательно изучались и подытожены в исследованиях по истории народного хозяйства Новгородской земли. В отношении Деревской, Вотской и Шелонской пятин, писцовые книги, которые дошли до нас в лучшей сохранности и полнее других, данные о размерах посевов сведены в работе А. М. Гневушева в приводимую нами

В соответствии с указаниями в документах о том, что на одну десятину высевалось I1/* коробьи ржи, эти данные о посеве, выраженные в коробьях, переводятся А. М. Гневушевым в таблицу о площади крестьянской запашки на один двор. В таблице указываются большие цифры для разрабатываемой полевой пашни у крестьян. В Шедонской пятине, например, средняя величина пашни па 1 двор во всех трех полях исчисляется от 11 до 12V2 Десятин; она много ниже в Вотской пятине (9—8 десятин) и уже вдвое меньше в пятине Деревской (от 5 до 6V4 десятин).

Таким образом, площадь разрабатывавшихся под пашню полей колебалась в пределах от 5 до 12 7г десятин. Такое количество десятин полевой пашенной земли для крестьянского хозяйства — большая величина. Однако следует учесть, что приведенные в таблицах А. М. Гневушевым данные — это средние величины размера посевов по целым погостам. На деле же и в этих трех пятинах были отдельные хозяйства с гораздо меньшей площадью посева — например, с посевом ржи в 1 коробью в одном поле, т. е. с площадью поля в 4/s десятины. В этом случае площадь всех трех полей была 2.2 десятины. Отступления от средних величин посева могли быть и в сторону увеличения. А. М. Гневушев указывает, что имелись крестьянские хозяйства с посевом до 6.5 коробей в одном иоле; в этих случаях общая площадь полей будет уже свыше 15 десятин.515

В работе В. Ф. Загорского отмечается, что в Шелонской пя- тппе посевы в хозяйстве от 4 до 6 коробей в одном поле являются наиболее частыми.  Это значит, что площадь крестьянских нолей от 9.6 до 14.4 десятин для Шелонской пятины не являлась редкостью. В отдельных же многосемейных дворах посев показан в 20 и в 25 коробей ь одном поле (т. е. 16—20 десятин в тюле).

Не всегда легко объяснить столь большую разницу в посевах. Указание па очень низкий посев (до одной коробьи в поле) заставляет думать, что были такие хозяйства, которые и в нормальных условиях, т. е. в урожайные годы, пе обеспечивали себя зерном, между тем как с этих хозяйств наравне с другими шел большой оброк феодалу хлебом. Этот разрыв между хозяйствами с большими посевами и хозяйствами с малой площадью посева зерновых хлебов объяснить будет еще труднее, если присоединить к ним материалы о посевах в Обоиежской пятине.

В. Н. Вернадский, изучая четыре указанных южных погоста Обонежской пятины, отметил, что земледелие все же издавна было основным занятием населения этих погостов. Натуральный оброк продуктами земледелия занимал важное место среди дохода землевладельцев. Размер же посева указан столь малым, что трудно получить с такой полевой пашни количество зерновых продуктов, достаточное для уплаты натурального оброка и для обеспечения своей семьи. В «старом доходе» в этих южных погостах, наряду с основными зерновыми хлебами, заметную роль играли лен, хмель (в Пелушах и Койвушах) и продукция животноводства. Лен особенно хорошо выращивается на подсеках, не требуя там никакого удобрения. Напрашивается мысль о разработке крестьянами подсек в этих погостах; писцы же не отмечали посевы на подсеках.

Существование подсеки в качестве дополнения к полевой пашне, — конечно там, где много лесов, где были условия для заведения подсек, — естественно для многих районов Новгородской земли. Мы уже отмечали использование для подсечного земледелия лесных массивов между погостами на территории Обонежской пятины. Мы указали на «посекирную пашню», непрерывно разрабатывавшуюся здесь в конце XVI—начале XVII в.  в районах обычного трехпольного земледелия. Вернемся еще раз к той «Дозорной книге Обонежской пятины Ивана Льговского 1619 г.», в которой мы нашли прямые указания на широкое распространение подсечного земледелия на территории, прилегающей к южному побережью Онежского озера. Подсечное земледелие здесь выступает под наименованием «посекирной пашни». «Посекир- ная пашня» была обычной в практике крестьян тех мест. В этой дозорной книге указано: «И ныне дьяк Иван Льговской тое во- лостку Ножмо-озеро приписал платежом к Оштинского погоста к отхожим Шимозерским волосткам, потому что... та волостка стала на их угодьях на черном лесу до Веницкого рубежа (землю приписал к Шимозерской волости, — Г. Я.)... И в черный лес им ходити и лес сечи Оштинского погоста Шимозерским волосткам в поверстном лесу с теми же шимозерскими крестьяны по- секирно, кто где поспел».52*5 Следовательно, речь идет о подсечном земледелии, корни которого уходят в глубокую древность; в изучаемое нами время (более раннее, чем описанное) подсеку — «посекирную пашню» — считали обычной для Обонежской нятины.

Такая догадка подкрепляется и документами — писцовыми книгами Обонешской пятины. Писец, составитель более поздней писцовой книги Обоиежской пятины — 1563 г., — Андрей Лихачев, внося различные исправления и дополнения в писцовую книгу 1498 г., письма Юрия Константиновича Сабурова, внес ряд дополнений о лесах, эксплуатировавшихся под подсеки. В одном случае поводом послужили починки, не записанные в писцовой книге 149d г. Ю. К. Сабурова. А. Лихачев пишет: «Да у тех же починков отхожие поженные, пашенные земли меж мхов и болот в длину 10 верст, поперек на пол-2 версты».  Отхожие пашенные земли в лесах меж мхов и болот — это подсеки, разрабатывавшиеся крестьянами разных погостов Обоиежской пятины. Подсечным земледелием в такой форме, вероятно, занимались крестьяне и остальных пятин. В других — правда, несколько необычных — случаях А. Лихачев отметил нашейный черный лес в качестве угодья: «А угодья у Никольского монастыря.. . лесу чериово в Конпоге в выставке в длину 10 верст, нонерег пол 4 версты, а дают тот лес пахати заволостным крестьяном из пятого снопа».525 И еще: «А угодья... Лес у них черной пашенный и иепашеиный».  И в том и в другом случае — прямые указания на подсечное земледелие. Но это записи писца 1563 г. К этому времени, т. е. через 50—60 лет после составления первых Н11К, писцы научились лучше учитывать всякие угодья, были приучены к этому. Вероятно, стали примечать н подсечное земледелие. Обычным же правилом для писцов — составителей писцовых книг, и в первую очередь Новгородских писцовых книг изучаемого нами времени, — было полное безразличие к пашне на подсеках, к черным нашейным лесам. Это обстоятельство необходимо учитывать, когда мы имеем случаи указаний на чрезвычайно низкий размер посева. <г)то ясно не только в отношении южных погостов Обоиежской нятипы, или Веницкого погоста на Ояти, или других погостов Обоиежской пятины, но и вообще при учете материалов о земледелии в Новгородской земле.

Сабуров был авторитетным лицом в московском приказном административном аппарате. Те правила описания земледельческого хозяйства, которые рекомендовали равнодушие к разработке подсек, при строгом внимании к запашке полевой, конечно, были правилами не только для одного Ю. К. Сабурова, писца Обоиежской иятниы, но безусловно общими правилами для всех писцов конца XV в. Писцы заносили далеко не все. Они старались ограничить свои задачи, стремясь в этом случае к большей простоте характеристик и ясности, особенно полезной при такой кропотливой и сложной работе, как составление писцовых книг. В НПК имеется в этом отношении очень показательный пример.

Мы имеем в виду описание Задней Корелы. Население ее платило денежные и натуральные оброки и несло повинности вне связи с земледелием, и потому в описаниях ее довольно многочисленных деревень и хозяйств (в Задней Кореле свыше трех тысяч луков) мы совершенно не встречаем сведений о земледелии.

Вернемся еще раз к материалам по восьми погостам Обонежской нятины. Характер выплачиваемых ими натуральных оброков указывает на совмещение земледелия с промыслами. Но не во всех указанных погостах условия для занятия рыболовством, охотой и другими промыслами были одинаковы. В различном положении было и земледелие. В ряде деревень и во многих хозяйствах, по данным письма, посев зерновых был столь ничтожен, что жить с него было нельзя. В действительности дело обстояло, вероятно, не ювсем так; как мы уже говорили, фактически посев, по-видимому, был большим за счет не отмеченных писцами подсек.

Но все же черты бедности, отсталости во многих селениях и хозяйствах Обонежской нятины выступают столь ясно, что о них нельзя не говорить. Особенно низкой запашкой выделяются Ильинский Веницкий погост на Ояти. У 75% дворов посев равен одной коробье или меньше коробьи. Хозяйства бедны, малопродуктивны. В отношении ряда хозяйств писец указывая, что «сеют ржи нолкоробьи, треть обжи», вынужден отметить: «Доходу не было».

Согласие на такую оценку и писцом, и землевладельцем, конечно, было дано не без колебаний. И тот, и другой без особых серьезных оснований не могли отказаться от взимания доходов с крестьянина, не могли согласиться с его «бесполезностью». В данном примере следует отметить, что из указанных случаев в пяти сказано: «Доходу не было, жил во льготе»; значит, предполагалось, что хозяйства выправятся и будут снова платить оброк.

Хозяйство Веницкого погоста и четырех других южных погостов Обонежской нятины особо внимательно изучено В. Н. Вернадским. Он высказал предположение, что зто группа погостов с низким уровнем земледелии, при котором полевое паровое пашенное земледелие сочетается с разделыванием нодсек; земледелие совмещается с промыслами — с охотой, в некоторых погостах и с рыболовством; хозяйство в них натуральное в основе, хотя большая доля оброков выплачивается деньгами. Деньги получаются от продажи мехов. 

Хозяйства с малым посевом зерновых хлебов (до 1 коробьи па двор) имелись и в Деревской, и в Вотской, и в Шелонской пятинах.  В таблице, составленной А. М. Гневушевым, они не видны ( 2), так как там приводятся лишь средние цифры посева дворов всего погоста или больших селений, но их можно найти в большом количестве, читая текст писцовой книги.

В цифровые показатели о размерах посева зерновых хлебов должны быть внесены серьезные коррективы. Писец говорит только о том, что близко, на глазах, и что он видел. Он знает нолевую пашню —и на деле видит только такое трехпольное земледельческое хозяйство, к какому он уже, вероятно, привык у себя в Северо-Восточной Руси. Он рассказывает о посеве зерновых в полях в короткой (урезанной) лаконичной формуле и, конечно, считает, что каждый читающий без колебаний и ошибок поймет, что ири указании цифры посева речь идет о посеве основного хлеба — ржи, т. е. хлеба озимого. Но писец не видел того, что делалось в лесу, за пределами полевого клина. Он мог увидеть и учесть приполки, полянки и участки вблизи полей, но об исправном учете подсек он думать не мог и заниматься этим сложным делом не хотел. У представителей фиска зоркость на предметы обложения вырабатывалась постепенно. Разрабатываемую в лесу подсеку вообще не легко обнаружить, а так как она дает продукцию лишь в течение 3—5 лет, то трудно ее и учесть как объект обложения. Составители НПК были «пионерами» в деле учета земельных угодий. Мелочи (например учет подсек — несущественных объектов обложения) не должны были отвлекать их от других исключительно ответственных задач.

Внимательное изучение НПК позволяет сделать достаточно нспый вывод о земледелии в Новгородской земле. НПК знают только трехполье и говорят о зерновом хозяйстве земледельцев, показывая распространение земледелия в форме паровой трехпольной системы во всех сельских поселениях Новгородской земли. В цифрах посева коробей озимого хлеба НПК характеризуют земледелие каждой волости, каждого погоста. Итоговые цифры посева озимых хлебов легко исчисляются по погостам и по пятинам. Таков основной вывод. Он достаточно ясен и является полным ответом на главный наш вопрос — о системе земледелия. Имеющийся небольшой материал о подсечном земледелии ни в какой мере не колеблет этого ясного итога. Подсека сосуществует с трехпольем. В лесных районах земледелец при наличии свободных рук разрабатывал подсеку, пополняя этим путем свои запасы зерновых хлебов, льна и репы. Те случаи, которые позволили нам проследить наши источники (и в первую очередь писцовые книги), — это лишь отдельные примеры явлений, вероятно достаточно широко практиковавшихся.

Мы указывали, что трехполье не исключало разработку подсек, пашню на полянках. Трехполье при почвенных условиях Новгородской земли возможно было только при условии применения удобрения, внесения навоза. Разрабатывались, правда, удаленные от дома участки и без внесения навоза, пока родила земля. Запустевшие окультуренные пашни «пахались наездом», и едва ли удавалось удобрять их.

Паровая трехпольная система земледелия требовала неуклонного выполнения ряда агротехнических правил. В их числе были правила, касающиеся и плодосмена. Но земледелец, руководствуясь своими интересами и общей обстановкой, мог отступить от них, и даже значительно. По-видимому, эта значительность отступлений и вызвала случаи, когда писцы вместо обычных указаний на посев ржи отмечали посев «яри» — яровых хлебов: «А сеют яри (столько-то) коробей». Таких случаев немного.

Некоторые из советских историков хозяйства Новгородской земли, ссылаясь на наличие в НПК таких записей о земледелии, говорят о значительной практике лядинного земледелия (А. М. Гне- вушев), а другие (JI. В. Данилова) о двухпольной системе земледелия. Но стоит присмотреться внимательнее к случаям посева «яри»—и окажется, что говорить о серьезных отступлениях от трехполья нет никаких оснований. Указания на дворы-хозяйства, в которых «сеют ярь», не многочисленны. В Деревской пятине только 80 таких дворов на 19 '/г тысяч описанных, в Шелон ской — лишь 4 двора на 6300, в Бежецкой — 3 двора на 1914, в Обонежской пятине не отмечено ни одного такого хозяйства. По данным четырем пятинам это — лишь кажущееся отступление от трехполья. В процентном отношении они составляют ничтожные десятые или сотые доли процента к обычным трехпольным хозяйствам. Больше случаев посева «яри» в Вотской пятине. По оброчным волостям великого князя, владельческим и поместным, в Вотской пятине формула «сеют яри (столько-то) коробей» употреблена в отношении 520 дворов из общего числа описанных 15 800 крестьянских дворов; в процентном отношении это составит только 3.3%. Лишь в дворцовых волостях таких случаев несколько больше — указано 529 таких дворов-хозяйств. Однако районы, где расположены эти хозяйства (у моря, в центре рыбных промыслов, на многолюдных погостах, в густонаселенных районах или вблизи дворов землевладельцев), и сам характер описанных хозяйств свидетельствует о том, что в данном случае нельзя усматривать ни упадка хозяйства, ни понижения уровня земледелия.

Близкое ознакомление со всеми случаями записей о посеве «яри» в писцовой книге дворцовых земель Вотской пятины показывает, что посев яровых хлебов не исключал посева ржи (озимой ржи). Об этом говорят сведения о натуральном оброке, который выплачивали хозяева, высевавшие «ярь». В указанных нами районах Вотской пятины оброк чаще всего взимался деньгами,  но встречается довольно много случаев взимания издоль- иого натурального оброка.  Все это не дает возможности узнать, что фактически сеялось в крестьянских хозяйствах. Когда же оброк взимался прямо зерновым хлебом,  то в составе этого натурального оброка зерном в равном количестве фигурируют рожь, овес и ячмень. Следовательно, когда писец отмечал, что «сеют яри (столько-то) коробей», это еще не значило, что посев ржи не производился. А если рожь высевалась, то были и озимые поля, п пар, вносился и навоз, в противном случае хлеб бы не родился.

Отступление от нормы заключалось, по-видимому, только и том, что яровых высевалось несколько больше, чем при обычном трехполье. Предпочтение яровым хлебам (озимая рожь остается в посеве этих хозяйств, но, видимо, в меньшем количестве) отдают, вероятно, не от крайней нужды, не из-за невозможности поступить иначе, а учитывая большую пользу и выгодность посева овса пли пшеницы вместо ржи. Таких хозяйств сравнительно немного.

Наряду с записями в НПК. выделявшими посев «яри», т. е. вообще яровых хлебов, следует указать и случаи, когда особо оговариваются посевы ячменя: «сеют в поле ячмени коробей (столько то)».  НПК отмечают районы, в которых культура морозоустойчивого ячменя идет па смену другим зерновым хлебам. Рядом с такими указаниями можно поставить и случаи, когда о посеве ячменя говорится одновременно с посевом ржи, но количественно ячменя сеют много больше.  Указания о предпочтительном посеве ячменя относятся к северным районам Обоисжской пятины. Раньше мы отмечали, что посевы ячменя в древней Руси уходили далеко на север, до полярного круга. НПК еще раз подчеркивают высокие качества ячменя как морозостойкого зернового хлеба.

Изучение сельского хозяйства Новгородской земли мы ведем, черпан сведения из НПК', по не вся Новгородская земля описана в НПК. He были описаны земли Севера — Поморье, Обонежье, Подвпнье. С сельским хозяйством Обонежья мы частично познакомились уже по материалам нескольких погостов, описанных в писцовой книге Обоиежской пятины. Выше мы привели материал о хозяйстве Севера Новгородской земли   и отметили большую роль охоты, морского промысла и рыболовства в этом крае. А районы Подвинья и Обонежья были в то же время и местами успешного развития земледелия.

Основным источником для ознакомления с сельским хозяйством Подвинья и Обонежья является сохранившийся актовый материал. НПК рассказывают нам о Новгородской земле второй половины XV—начала XVI в. Актовый же материал ведет нас к концу XIV и началу XV в. Народное хозяйство Севера Новгородской земли обрисовывается в этом материале постепенно усложняющимся и совершенствующимся. Сельское хозяйство выступает здесь своеобразным сложным комплексом. В то время как охота и рыболовство отступили на второй план или принимал и характер самостоятельных промыслов, развитие сельского хозяйства шло по линии освоения и совершенствования земледелия. Здесь, на Севере, зерновые хлеба скоро стали основным продуктом питания. Производство же зерновых продуктов было делом сложным вследствие неблагоприятных климатических условий и малоплодородной почвы. Выделялись в этом отношении лишь районы широких пойм некоторых рек.

Успехи в решении этой задачи на Севере выражались в распространении нолевого пашенного земледелия. Документы говорят о разделанной недавно с большим трудом «орамоп» нашейной земле, указывают на поля, полосы, «гоны земли», «лоскуты земли». Из них складывалась полевая пашенная земля и отдельного хозяйства, и селения.  Рожь, ячмень п овес   сеялись н на полях и на подсеках. Этим больше стиралась грань между полем трехпольной системы, посевами на лесных полянах, подсеках. Есть основания считать, что пшеница оказалась не приспособленной к условиям северного холодного климата и здесь не разводилась. Нет прямых свидетельств и о посевах льна и конопли, по можно думать, что то и другое разводилось н на Севере.

Следует отметить большое внимание к зерновому хозяйству на Севере. Зерновой хлеб высоко ценился. При продаже земли продавался и зерновой хлеб. Особенно заботился земледелец об обеспечении хозяйства семенами и о сохранении семян. Многократны указания на семенную, особо учитываемую и сохраняемую рожь и ячмень (жито).

В хозяйственной трудовой деятельности жителя Севера с большой отчетливостью выступает напряженная работа по обеспечению хозяйства зерновыми продуктами, постоянная забота о надежных источниках получения этих продуктов. За всей этой заботой о хозяйстве все же можно заметить, что вопрос о снабжении хлебом еще не был прочно решен. Хлеб как особенная ценность передается вместе с завещанной или с продаваемой землей; зерновой хлеб, вопреки традиции, довольно часто фигурирует в составе «пополнка».

В XV в. на хозяйстве Севера Новгородской земли особенно сказалось развитие промыслов: охоты, морского промысла, рыболовства и солеварения. Но это не помешало развитию сельского хозяйства и его основных отраслей — земледелия и скотоводства. Большие успехи, достигнутые в этом направлении, поставили Север в один ряд с промысловыми и сельскохозяйственными районами Руси.

Сведения о размере посевов (в коробьях), подбитые по пятинам, в качестве общего итога дают очень внушительные цифры. По Деревской пятине размер посева озимых был 39 628 коробей и яри 81 коробья, а по Вотской пятине — ржи 48 659 коробей и яри 2782 коробьи, всего 51 391 коробья.  По 48 погостам Шелонской пятины, описание которых достаточно полно дошло до нас, посев выражался в 32 898 коробей озимой ржи, из них 30807 коробей — па крестьянских полях.  Соответственно этому в еще более крупной цифре выражался посев яровых хлебов.

При несомненном исключительном богатстве НПК как источника сведений по истории народного хозяйства, писцовые книги все же не дают ответа об урожайности хлебов. НПК содержат количественные показатели о зерновых хлебах, выплачиваемых крестьянином землевладельцу в качестве натурального оброка. Путей же, чтобы от этих данных перейти к данным об урожае, нет никаких. Положение как будто меняется ко второй половине XVI- XVII в. Но ц в XVI—XVII вв., когда в руки историков на родного хозяйства поступают документы, ррямо рассказывающие о посеве хлебов и об урожае (посевные книги, ужинные и умолотные книги но крупным вотчинам), законченное решение вопроса об урожайности в широком масштабе народного хозяйства далеко не обеспечено.

Приведенные в этих источниках сведения о размере посевов, об урожае и обмолоте хлебов в отдельных хозяйствах, бесспорно, ценны. Oiiu хорошо рассказывают о продукции описанных в источниках хозяйств. Такие частные данные прибли жают к решению вопроса об урожайности, но надежным ключом к полному его решению в масштабе народного хозяйства служить не могут. Неполнота материалов, усложняемая ненадежностью многих источников, служит причиной тому, что даже в отношении XIX в. (его первых двух третей) историки русского народного хозяйства не могут прийти к ясному решению вопроса об урожайности хлебов.