Ну трогай саврасушка, трогай. Есть женщины в русских селеньях. Ты вся вековая истома. С рабом повенчаться, быть матерью сына раба

Вся электронная библиотека      Поиск по сайту

РУССКИЙ ПОЭТ НИКОЛАЙ НЕКРАСОВ
избранные произведения

 

Мороз Красный Нос

Часть первая. Смерть крестьянина

 

 

 

I

 

Савраска увяз в половине сугроба

Две пары промерзлых лаптей

Да угол рогожей покрытого гроба

Торчат из убогих дровней.

 

Старуха в больших рукавицах

Савраску сошла понукать.

Сосульки у ней на ресницах,

С морозу — должно полагать.

 

II

 

Привычная дума поэта

Вперед забежать ей спешит:

Как саваном, снегом одета,

Избушка в деревне стоит,

 

В избушке — теленок в подклети,

Мертвец на скамье у окна;

Шумят его глупые дети,

Тихонько рыдает жена.

 

Сшивая проворной иголкой

На саван куски полотна,

Как дождь, зарядивший надолго,

Негромко рыдает она.

 

III

 

Три тяжкие доли имела судьба,

И первая доля: с рабом повенчаться,

Вторая — быть матерью сына раба,

А третья — до гроба рабу покоряться,

И все эти грозные доли легли

На женщину русской земли.

 

Века протекали — всё к счастью стремилось,

Всё в мире по нескольку раз изменилось,

Одну только бог изменить забывал

Суровую долю крестьянки.

И все мы согласны, что тип измельчал

Красивой и мощной славянки.

 

Случайная жертва судьбы!

Ты глухо, незримо страдала,

Ты свету кровавой борьбы

И жалоб своих не вверяла, —

 

Но мне ты их скажешь, мой друг!

Ты с детства со мною знакома.

Ты вся — воплощенный испуг,

Ты вся — вековая истома!

Тот сердца в груди не носил,

Кто слез над тобою не лил!

 

IV

 

Однако же речь о крестьянке

Затеяли мы, чтоб сказать,

Что тип величавой славянки

Возможно и ныне сыскать.

 

Есть женщины в русских селеньях

С спокойною важностью лиц,

С красивою силой в движеньях,

С походкой, со взглядом цариц, —

 

Их разве слепой не заметит,

А зрячий о них говорит:

«Пройдет — словно солнце осветит!

Посмотрит — рублем подарит!»

 

Идут они той же дорогой,

Какой весь народ наш идет,

Но грязь обстановки убогой

К ним словно не липнет. Цветет

 

Красавица, миру на диво,

Румяна, стройна, высока,

Во всякой одежде красива,

Ко всякой работе ловка.

 

И голод, и холод выносит,

Всегда терпелива, ровна...

Я видывал, как она косит:

Что взмах — то готова копна!

 

Платок у ней на ухо сбился,

Того гляди косы падут.

Какой-то парнек изловчился

И кверху подбросил их, шут!

 

Тяжелые русые косы

Упали на смуглую грудь,

Покрыли ей ноженьки босы,

Мешают крестьянке взглянуть.

 

Она отвела их руками,

На парня сердито глядит.

Лицо величаво, как в раме,

Смущеньем и гневом горит...

 

По будням не любит безделья.

Зато вам ее не узнать,

Как сгонит улыбка веселья

С лица трудовую печать.

 

Такого сердечного смеха

И песни, и пляски такой

За деньги не купишь. «Утеха!» —

Твердят мужики меж собой.

 

В игре ее конный не словит,

В беде — не сробеет, — спасет:

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдет!

 

Красивые, ровные зубы,

Что крупные перлы у ней,

Но строго румяные губы

Хранят их красу от людей —

 

Она улыбается редко...

Ей некогда лясы точить,

У ней не решится соседка

Ухвата, горшка попросить;

 

Не жалок ей нищий убогий —

Вольно ж без работы гулять!

Лежит на ней дельности строгой

И внутренней силы печать.

 

В ней ясно и крепко сознанье,

Что всё их спасенье в труде,

И труд ей несет воздаянье:

Семейство не бьется в нужде,

 

Всегда у них теплая хата,

Хлеб выпечен, вкусен квасок,

Здоровы и сыты ребята,

На праздник есть лишний кусок.

 

Идет эта баба к обедне

Пред всею семьей впереди:

Сидит, как на стуле, двухлетний

Ребенок у ней на груди,

 

Рядком шестилетнего сына

Нарядная матка ведет...

И по́ сердцу эта картина

Всем любящим русский народ!

 

V

 

И ты красотою дивила,

Была и ловка, и сильна,

Но горе тебя иссушило,

Уснувшего Прокла жена!

 

Горда ты — ты плакать не хочешь,

Крепишься, но холст гробовой

Слезами невольно ты мочишь,

Сшивая проворной иглой.

 

Слеза за слезой упадает

На быстрые руки твои.

Так колос беззвучно роняет

Созревшие зерна свои...

 

VI

 

В селе, за четыре версты,

У церкви, где ветер шатает

Подбитые бурей кресты,

Местечко старик выбирает;

 

Устал он, работа трудна,

Тут тоже сноровка нужна —

 

Чтоб крест было видно с дороги,

Чтоб солнце играло кругом.

В снегу до колен его ноги,

В руках его заступ и лом,

 

Вся в инее шапка большая,

Усы, борода в серебре.

Недвижно стоит, размышляя,

Старик на высоком бугре.

 

Решился. Крестом обозначил,

Где будет могилу копать,

Крестом осенился и начал

Лопатою снег разгребать.

 

Иные приемы тут были,

Кладбище не то, что поля:

Из снегу кресты выходили,

Крестами ложилась земля.

 

Согнув свою старую спину,

Он долго, прилежно копал,

И желтую мерзлую глину

Тотчас же снежок застилал.

 

Ворона к нему подлетела,

Потыкала носом, прошлась:

Земля как железо звенела —

Ворона ни с чем убралась...

 

Могила на славу готова, —

«Не мне б эту яму копать!»

(У старого вырвалось слово)

«Не Проклу бы в ней почивать,

 

Не Проклу!..» Старик оступился,

Из рук его выскользнул лом

И в белую яму скатился,

Старик его вынул с трудом.

 

Пошел... по дороге шагает...

Нет солнца, луна не взошла...

Как будто весь мир умирает:

Затишье, снежок, полумгла...

 

VII

 

В овраге, у речки Желтухи,

Старик свою бабу нагнал

И тихо спросил у старухи:

«Хорош ли гробок-то попал?»

 

Уста ее чуть прошептали

В ответ старику: — Ничего. —

Потом они оба молчали,

И дровни так тихо бежали,

Как будто боялись чего...

 

Деревня еще не открылась,

А близко — мелькает огонь.

Старуха крестом осенилась,

Шарахнулся в сторону конь —

 

Без шапки, с ногами босыми,

С большим заостренным колом,

Внезапно предстал перед ними

Старинный знакомец Пахом.

 

Прикрыты рубахою женской,

Звенели вериги на нем;

Постукал дурак деревенской

В морозную землю колом,

 

Потом помычал сердобольно,

Вздохнул и сказал: «Не беда!

На вас он работал довольно,

И ваша пришла череда!

 

Мать сыну-то гроб покупала,

Отец ему яму копал,

Жена ему саван сшивала —

Всем разом работу вам дал!..»

 

Опять помычал — и без цели

В пространство дурак побежал.

Вериги уныло звенели,

И голые икры блестели,

И посох по снегу черкал.

 

VIII

 

У дома оставили крышу,

К соседке свели ночевать

Зазябнувших Машу и Гришу

И стали сынка обряжать.

 

Медлительно, важно, сурово

Печальное дело велось:

Не сказано лишнего слова,

Наружу не выдано слез.

 

Уснул, потрудившийся в поте!

Уснул, поработав земле!

Лежит, непричастный заботе,

На белом сосновом столе,

 

Лежит неподвижный, суровой,

С горящей свечой в головах,

В широкой рубахе холщовой

И в липовых новых лаптях.

 

Большие, с мозолями руки,

Подъявшие много труда,

Красивое, чуждое муки

Лицо — и до рук борода...

 

IX

 

Пока мертвеца обряжали,

Не выдали словом тоски

И только глядеть избегали

Друг другу в глаза бедняки,

 

Но вот уже кончено дело,

Нет нужды бороться с тоской,

И что на душе накипело,

Из уст полилося рекой.

 

Не ветер гудит по ковыли,

Не свадебный поезд гремит —

Родные по Прокле завыли,

По Прокле семья голосит:

 

«Голубчик ты наш сизокрылой!

Куда ты от нас улетел?

Пригожеством, ростом и силой

Ты ровни в селе не имел,

 

Родителям был ты советник,

Работничек в поле ты был,

Гостям хлебосол и приветник,

Жену и детей ты любил...

 

Что ж мало гулял ты по свету?

За что нас покинул, родной?

Одумал ты думушку эту,

Одумал с сырою землей —

 

Одумал — а нам оставаться

Велел во миру, сиротам,

Не свежей водой умываться,

Слезами горючими нам!

 

Старуха помрет со кручины,

Не жить и отцу твоему,

Береза в лесу без вершины —

Хозяйка без мужа в дому.

 

Ее не жалеешь ты, бедной,

Детей не жалеешь... Вставай!

С полоски своей заповедной

По лету сберешь урожай!

 

Сплесни, ненаглядный, руками,

Сокольим глазком посмотри,

Тряхни шелковыми кудрями,

Сахарны уста раствори!

 

На радости мы бы сварили

И меду и браги хмельной,

За стол бы тебя посадили:

„Покушай, желанный, родной!“

 

А сами напротив бы стали —

Кормилец, надежа семьи!

Очей бы с тебя не спускали,

Ловили бы речи твои...»

 

X

 

На эти рыданья и стоны

Соседи валили гурьбой:

Свечу положив у иконы,

Творили земные поклоны

И шли молчаливо домой.

 

На смену входили другие.

Но вот уж толпа разбрелась,

Поужинать сели родные —

Капуста да с хлебушком квас.

 

Старик бесполезной кручине

Собой овладеть не давал:

Подладившись ближе к лучине,

Он лапоть худой ковырял.

 

Протяжно и громко вздыхая,

Старуха на печку легла,

А Дарья, вдова молодая,

Проведать ребяток пошла.

 

Всю ноченьку, стоя у свечки,

Читал над усопшим дьячок,

И вторил ему из-за печки

Пронзительным свистом сверчок,

 

XI

 

Сурово метелица выла

И снегом кидала в окно,

Невесело солнце всходило:

В то утро свидетелем было

Печальной картины оно.

 

Савраска, запряженный в сани,

Понуро стоял у ворот;

Без лишних речей, без рыданий

Покойника вынес народ.

 

Ну, трогай, саврасушка! трогай!

Натягивай крепче гужи!

Служил ты хозяину много,

В последний разок послужи!..

 

В торговом селе Чистополье

Купил он тебя сосунком,

Взрастил он тебя на приволье,

И вышел ты добрым конем.

 

С хозяином дружно старался,

На зимушку хлеб запасал,

Во стаде ребенку давался,

Травой да мякиной питался,

А тело изрядно держал.

 

Когда же работы кончались

И сковывал землю мороз,

С хозяином вы отправлялись

С домашнего корма в извоз.

 

Немало и тут доставалось —

Возил ты тяжелую кладь,

В жестокую бурю случалось,

Измучась, дорогу терять.

 

Видна на боках твоих впалых

Кнута не одна полоса,

Зато на дворах постоялых

Покушал ты вволю овса.

 

Слыхал ты в январские ночи

Метели пронзительный вой,

И волчьи горящие очи

Видал на опушке лесной,

 

Продрогнешь, натерпишься страху,

А там — и опять ничего!

Да видно хозяин дал маху —

Зима доконала его!..

 

XII

 

Случилось в глубоком сугробе

Полсуток ему простоять,

Потом то в жару, то в ознобе

Три дня за подводой шагать:

 

Покойник на срок торопился

До места доставить товар.

Доставил, домой воротился —

Нет голосу, в теле пожар!

 

Старуха его окатила

Водой с девяти веретен

И в жаркую баню сводила,

Да нет — не поправился он!

 

Тогда ворожеек созвали —

И поят, и шепчут, и трут —

Всё худо! Его продевали

Три раза сквозь потный хомут,

 

Спускали родимого в пролубь,

Под куричий клали насест...

Всему покорялся, как голубь, —

А плохо — не пьет и не ест!

 

Еще положить под медведя,

Чтоб тот ему кости размял,

Ходебщик сергачевский Федя —

Случившийся тут — предлагал.

 

Но Дарья, хозяйка больного,

Прогнала советчика прочь:

Испробовать средства иного

Задумала баба: и в ночь

 

Пошла в монастырь отдаленной

(Верстах в тридцати от села),

Где в некой иконе явленной

Целебная сила была.

 

Пошла, воротилась с иконой —

Больной уж безгласен лежал,

Одетый как в гроб, причащенный,

Увидел жену, простонал

 

И умер...

 

XIII

 

...Саврасушка, трогай,

Натягивай крепче гужи!

Служил ты хозяину много,

В последний разок послужи!

 

Чу! два похоронных удара!

Попы ожидают — иди!..

Убитая, скорбная пара,

Шли мать и отец впереди.

 

Ребята с покойником оба

Сидели, не смея рыдать,

И, правя савраской, у гроба

С вожжами их бедная мать

 

Шагала... Глаза ее впали,

И был не белей ее щек

Надетый на ней в знак печали

Из белой холстины платок.

 

За Дарьей — соседей, соседок

Плелась негустая толпа,

Толкуя, что Прокловых деток

Теперь незавидна судьба,

 

Что Дарье работы прибудет,

Что ждут ее черные дни.

«Жалеть ее некому будет», —

Согласно решили они...

 

XIV

 

Как водится, в яму спустили,

Засыпали Прокла землей;

Поплакали, громко повыли,

Семью пожалели, почтили

Покойника щедрой хвалой.

 

Сам староста, Сидор Иваныч,

Вполголоса бабам подвыл,

И «Мир тебе, Прокл Севастьяныч!

Сказал. — Благодушен ты был,

 

Жил честно, а главное: в сроки,

Уж как тебя бог выручал,

Платил господину оброки

И подать царю представлял!»

 

Истратив запас красноречья,

Почтенный мужик покряхтел,

«Да, вот она, жизнь человечья!» —

Прибавил — и шапку надел.

 

«Свалился... а то-то был в силе!..

Свалимся... не минуть и нам!..»

Еще покрестились могиле

И с богом пошли по домам.

 

Высокий, седой, сухопарый,

Без шапки, недвижно-немой,

Как памятник, дедушка старый

Стоял на могиле родной!

 

Потом старина бородатой

Задвигался тихо по ней,

Ровняя землицу лопатой,

Под вопли старухи своей.

 

Когда же, оставивши сына,

Он с бабой в деревню входил:

«Как пьяных, шатает кручина!

Гляди-тко!..» — народ говорил.

 

XV

 

А Дарья домой воротилась —

Прибраться, детей накормить.

Ай-ай! как изба настудилась!

Торопится печь затопить,

 

Ан глядь — ни полена дровишек!

Задумалась бедная мать:

Покинуть ей жаль ребятишек,

Хотелось бы их приласкать,

 

Да времени нету на ласки.

К соседке свела их вдова

И тотчас, на том же савраске,

Поехала в лес, по дрова...

 

Далее >>>

 

Портрет Некрасова

Портрет Николая Некрасова

 

Некрасов перед смертью

 

 

Избранные произведения Николая Алексеевича Некрасова:

 

Кому на Руси жить хорошо

 

КРЕСТЬЯНКА

 

Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и могучая, Ты и бессильная, Матушка-Русь!

 

Баба-Яга, Костяная Нога. Русская народная сказка в стихах

 

Доля ты! – русская долюшка женская! Вряд ли труднее сыскать.  «В полном разгаре страда деревенская…»

 

Коробейники

 

Орина, мать солдатская

 

Поэма Мороз Красный Нос

 

Дед Мазай и зайцы

 

 

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:

 

поэт Николай Некрасов. Стихотворения Некрасова выдержали...

 

творчество, язык некрасовских произведений...

 

О благодушии Некрасова. Василий Розанов

 

Некрасов. Жаль только — жить в эту пору прекрасную…

 

Коня на скаку остановит В горящую избу войдет

 

Биография Николая Некрасова, русского поэта 19 века

 

 

 

 

 

К содержанию книги: Стихи и проза Некрасова

 

 

Портрет Некрасова работы Ге

Портрет Николая Некрасова

Портрет Некрасова работы Крамского

Портрет Некрасова работы Крамского

 

Последние добавления:

 

Налоговый кодекс  Финская война  Стихи Есенина

 

БОЛЕЗНИ ЖЕЛУДОЧНО-КИШЕЧНОГО ТРАКТА

 

Внешняя политика Ивана 4 Грозного   Гоголь - Мёртвые души    Орден Знак Почёта 

 

Книги по русской истории   Император Пётр Первый