У отставного генерал-майора Булдеева разболелись  зубы.  Он  полоскал

рот водкой, коньяком, прикладывал к больному зубу табачную  копоть,  опий,

скипидар, керосин, мазал щеку йодом, в ушах у него была вата, смоченная  в

спирту, но все это или не помогало, или вызывало тошноту. Приезжал доктор.

Он поковырял в зубе, прописал хину, но и это не  помогло.  На  предложение

вырвать больной зуб генерал ответил отказом. Все домашние  -  жена,  дети,

прислуга, даже поваренок Петька предлагали  каждый  свое  средство,  Между

прочим, и приказчик Булдеева Иван  Евсеич  пришел  к  нему  и  посоветовал

полечиться заговором.

     - Тут, в нашем уезде, ваше превосходительство, -  сказал  он,  -  лет

десять назад служил акцизный Яков  Васильич.  Заговаривал  зубы  -  первый

сорт. Бывало, отвернется к окошку, пошепчет, поплюет - и как  рукой!  Сила

ему такая дадена...

     - Где же он теперь?

     - А после того, как его из акцизных  увольнили,  в  Саратове  у  тещи

живет. Теперь только зубами и кормится. Ежели у которого человека  заболит

зуб, то и идут к нему, помогает... Тамошних саратовских  на  дому  у  себя

пользует, а ежели которые из других городов, то по телеграфу. Пошлите ему,

ваше превосходительство, депешу, что так, мол, вот и так... у раба божьего

Алексия зубы  болят,  прошу  выпользовать.  А  деньги  за  лечение  почтой

пошлете.

     - Ерунда! Шарлатанство!

     - А вы попытайте, ваше превосходительство. До  водки  очень  охотник,

живет не с женой, а с немкой, ругатель, но, можно сказать, чудодейственный

господин.

     - Пошли, Алеша! -  взмолилась  генеральша.  -  Ты  вот  не  веришь  в

заговоры, а я на себе испытала. Хотя ты и не веришь, но отчего не послать?

Руки ведь не отвалятся от этого.

     - Ну, ладно, - согласился Булдеев. - Тут не только что к  акциозному,

но и к черту депешу пошлешь... Ох! Мочи нет! Ну, где твой акцизный  живет?

Как к нему писать?

     Генерал сел за стол и взял перо в руки.

     - Его в Саратове каждая собака знает, - сказал приказчик. -  Извольте

писать, ваше  превосходительство,  в  город  Саратов,  стало  быть...  Его

благородию господину Якову Васильичу... Васильичу...

     - Ну?

     - Васильичу... Якову Васильичу... а по фамилии...  А  фамилию  вот  и

забыл!.. Васильичу... Черт... Как же его фамилия? Давеча,  как  сюда  шел,

помнил... Позвольте-с...

     Иван Евсеич поднял глаза к потолку  и  зашевелил  губами.  Булдеев  и

генеральша ожидали нетерпеливо.

     - Ну что же? Скорей думай!

     - Сейчас... Васильичу... Якову Васильичу... Забыл! Такая еще  простая

фамилия...  словно  как  бы  лошадиная...  Кобылин?   Нет,   не   Кобылин.

Постойте... Жеребцов нешто? Нет, и не Жеребцов. Помню, фамилия  лошадиная,

а какая - из головы вышибло...

     - Жеребятников?

     - Никак нет. Постойте... Кобылицин... Кобылятников... Кобелев...

     - Это уже собачья, а не лошадиная. Жеребчиков?

     - Нет, и не Жеребчиков... Лошадинин... Лошаков... Жеребкин... Все  не

то!

     - Ну, так как же я буду ему писать? Ты подумай!

     - Сейчас. Лошадкин... Кобылкин... Коренной...

     - Коренников? - спросила генеральша.

     - Никак нет. Пристяжкин... Нет, не то! Забыл!

     - Так зачем же, черт тебя возьми, с советами лезешь, ежели  забыл?  -

рассердился генерал. - Ступай отсюда вон!

     Иван Евсеич медленно вышел, а генерал схватил себя за щеку и  заходил

по комнатам.

     - Ой, батюшки! - вопил он. - Ой, матушки! Ох, света белого не вижу!

     Приказчик вышел в сад  и,  подняв  к  небу  глаза,  стал  припоминать

фамилию акцизного:

     - Жеребчиков...   Жеребковский...   Жеребенко...    Нет,    не    то!

Лошадинский... Лошадевич... Жеребкович... Кобылянский...

     Немного погодя его позвали к господам.

     - Вспомнил? - спросил генерал.

     - Никак нет, ваше превосходительство.

     - Может быть, Конявский? Лошадников? Нет?

     И в доме, все наперерыв,  стали  изобретать  фамилии.  Перебрали  все

возрасты, полы и породы лошадей, вспомнили гриву, копыта, сбрую... В доме,

в саду, в людской и кухне люди ходили из угла в  угол  и,  почесывая  лбы,

искали фамилию..

     Приказчика то и дело требовали в дом.

     - Табунов? - спрашивали у него. - Копытин? Жеребовский?

     - Никак нет, - отвечал Иван Евечи и, подняв  вверх  глаза,  продолжал

думать вслух: - Коненко... Конченко... Жеребеев... Кобылеев...

     - Папа! - кричали из детской. - Тройкин! Уздечкин!

     -  Взбудоражилась  вся  усадьба.  Нетерпеливый,  замученный   генерал

пообещал дать пять рублей тому,  кто  вспомнит  настоящую  фамилию,  и  за

Иваном Евсеичем стали ходить целыми толпами...

     - Гнедов! - говорили ему. - Рысистый! Лошадицкий!

     Но наступил вечер, а фамилия все еще не была  найдена.  Так  и  спать

легли, не послав телеграммы.

     Генерал не спал всю ночь, ходил из угла в угол и стонал... В  третьем

часу утра он вышел из дому и постучался в окно к приказчику.

     - Не Меринов ли? - спросил он плачущим голосом.

     - Нет, не Меринов, ваше превосходительство, - ответил Иван  Евсеич  и

виновато вздохнул.

     - Да, может быть, фамилия не лошадиная, а какая-нибудь другая!

     - Истинно слово, ваше превосходительство, лошадиная... Это очень даже

отлично помню.

     - Экий ты какой, братец, беспамятный... Для меня теперь  эта  фамилия

дороже, кажется, всего на свете. Замучился!

     Утром генерал опять послал за доктором.

     - Пускай рвет! - решил он. - Нет больше сил терпеть...

     Приехал доктор и вырвал больной зуб. Боль утихла тотчас же, и генерал

успокоился. Сделав свое дело и получив, что следует, за труд, доктор сел в

свою бричку  и  поехал  домой.  За  воротами  в  поле  он  встретил  Ивана

Евсеича... Приказчик стоял на краю дороги и, глядя сосредоточенно себе под

ноги, о чем-то  думал.  Судя  по  морщинам,  бороздившим  его  лоб,  и  по

выражению глаз, думы его были напряженны, мучительны...

     -  Буланов...  Чересседельников...  -  бормотал  он.  -  Засупонин...

Лошадский...

     - Иван Евсеич! - обратился к нему доктор. - Не могу ли  я,  голубчик,

купить у вас четвертей пять овса? Мне продают наши  мужички  овес,  да  уж

больно плохой...

     Иван Евсеич тупо поглядел на доктора, как-то  дико  улыбнулся  и,  не

сказав в ответ ни одного слова, всплеснув  руками,  побежал  к  усадьбе  с

такой быстротой, точно за ним гналась бешеная собака.

     - Надумал, ваше превосходительство! - закричал он радостно, не  своим

голосом, влетая в кабинет к генералу. - Надумал, дай бог здоровья доктору!

Овсов! Овсов фамилия акцизного! Овсов, ваше превосходительство!  Посылайте

депешу Овсову!

     - Накося! - сказал генерал с презрением  и  поднес  к  лицу  его  два

кукиша. - Не нужно мне теперь твоей лошадиной фамилии! Накося!