Кто-то рванул  за  звонок.  Надежда  Петровна,  хозяйка  квартиры,  в

которой происходила описываемая история,  вскочила  с  дивана  и  побежала

отворить дверь. «Должно быть, муж...» — подумала она. Но,  отворив  дверь,

она увидела не мужа. Перед ней стоял высокий, красивый мужчина  в  дорогой

медвежьей шубе и золотых очках.  Лоб  его  был  нахмурен  и  сонные  глаза

глядели на мир божий равнодушно-лениво.

     — Что вам угодно? — спросила Надежда Петровна.

     — Я  доктор,  сударыня.  Меня   звали   сюда   какие-то...   э-э-э...

Челобитьевы... Вы Челобитьевы?

     — Мы Челобитьевы, но... ради бога, извините,  доктор.  У  моего  мужа

флюс и лихорадка. Он послал вам письмо, но вы так долго не приезжали,  что

он потерял всякое терпение и побежал к зубному врачу.

     — Гм... Он мог бы сходить к зубному врачу и не беспокоя меня...

     Доктор нахмурился. Прошла минута в молчании.

     — Извините,  доктор,  что  мы  вас  обеспокоили  и  заставили   даром

проехаться... Если бы мой муж знал, что вы приедете,  то,  верьте,  он  не

побежал бы к дантисту... Извините...

     Прошла еще одна минута в молчании.  Надежда  Петровна  почесала  себе

затылок.

     «Чего же он ждет, не понимаю?» — подумала она, косясь на дверь.

     — Отпустите меня, сударыня! — пробормотал доктор. — Не держите  меня.

Время так дорого, знаете, что...

     — То есть... Я, то есть... Я не держу вас...

     — Но, сударыня, не могу же я уехать, не получив за свой труд!

     — За  труд?  Ах,  да... —   залепетала   Надежда   Петровна,   сильно

покраснев. — Вы  правы...  За  визит  нужно  заплатить,  это  верно...  Вы

трудились, ехали... Но, доктор... мне даже совестно... муж  мой  пошел  из

дому и взял с собой все наши  деньги...  Дома  у  меня  теперь  решительно

ничего нет...

     — Гм... Странно... Как же быть? Не дожидаться же мне вашего мужа!  Да

вы  поищите,  может  быть,  найдется  что-нибудь...  Сумма,  в   сущности,

ничтожная...

     — Но уверяю вас, что муж всё унес... Мне совестно... Не  стала  бы  я

из-за какого-нибудь рубля переживать подобное... глупое положение...

     — Странный у вас,  у  публики,  взгляд  на  труд  врачей...  ей-богу,

странный... Словно мы и не люди, словно наш труд не труд... Ведь я ехал  к

вам, терял время... трудился...

     — Да я это очень хорошо понимаю, но,  согласитесь,  бывают  же  такие

случаи, когда в доме нет ни копейки!

     — Ах, да какое же мне дело до этих случаев? Вы,  сударыня,  просто...

наивны и  нелогичны...  Не  заплатить  человеку...  это  даже  нечестно...

Пользуетесь  тем,  что  я  не  могу  подать  на  вас  мировому  и...   так

бесцеремонно, ей-богу... Больше, чем странно!

     Доктор замялся. Ему стало стыдно за человечество... Надежда  Петровна

вспыхнула. Ее покоробило...

     — Хорошо! —  сказала  она  резким  тоном. —  Постойте...  Я  пошлю  в

лавочку, и там, может быть, мне дадут денег... Я вам заплачу.

     Надежда Петровна пошла в гостиную и села писать записку к  лавочнику.

Доктор снял шубу, вошел в гостиную  и  развалился  в  кресле.  В  ожидании

ответа от лавочника, оба сидели и молчали. Минут через пять пришел  ответ.

Надежда Петровна вынула из записочки рубль и сунула его доктору. У доктора

вспыхнули глаза.

     — Вы смеетесь, сударыня, — сказал он,  кладя  рубль  на  стол. —  Мой

человек, пожалуй, возьмет рубль, но я... нет-с, извините-с!

     — Сколько же вам нужно?

     — Обыкновенно я беру десять... С вас же, пожалуй, я  возьму  и  пять,

если хотите.

     — Ну, пяти вы от меня не дождетесь... У меня нет для вас денег.

     — Пошлите к лавочнику. Если он мог дать вам рубль, то почему  же  ему

не дать вам и пяти? Не всё ли равно? Я прошу вас, сударыня, не задерживать

меня. Мне некогда.

     — Послушайте, доктор... Вы не любезны, если...  не  дерзки!  Нет,  вы

грубы, бесчеловечны! Понимаете? Вы... гадки!

     Надежда Петровна повернулась к окну и прикусила губу.  На  ее  глазах

выступили крупные слезы.

     «Подлец! Мерзавец! — думала она. — Животное! Он  смеет...  смеет!  Не

может понять моего ужасного, обидного положения! Ну, подожди же... чёрт!»

     И, немного подумав, она повернула свое лицо к доктору. На этот раз на

лице ее выражалось страдание, мольба.

     — Доктор! — сказала она тихим, умоляющим голосом. — Доктор! Если бы у

вас было сердце, если бы вы захотели понять... вы не стали бы мучить  меня

из-за этих денег... И без того много муки, много пыток.

     Надежда Петровна сжала себе виски и словно  сдавила  пружину:  волосы

прядями посыпались на ее плечи...

     — Страдаешь от невежды мужа... выносишь эту жуткую, тяжелую среду,  а

тут еще образованный человек позволяет себе бросать упрек. Боже  мой!  Это

невыносимо!

     — Но  поймите  же,  сударыня,  что   специальное   положение   нашего

сословия...

     Но доктор должен был прервать свою речь. Надежда Петровна пошатнулась

и упала без чувств на протянутые им руки... Голова ее склонилась к нему на

плечо.

     — Сюда, к камину, доктор... — шептала она через минуту. —  Поближе...

Я вам всё расскажу... всё...

                                  _____

     Через час  доктор  выходил  из  квартиры  Челобитьевых.  Ему  было  и

досадно, и совестно, и приятно...

     «Чёрт возьми... — думал он, садясь в свои сани. — Никогда не  следует

брать с собой из дому много денег! Того и гляди, что нарвешься!»