Хоронили  мы  как-то  на  днях  молоденькую   жену   нашего   старого

почтмейстера Сладкоперцева. Закопавши красавицу, мы,  по  обычаю  дедов  и

отцов, отправились в почтовое отделение «помянуть».

     Когда были поданы блины, старик-вдовец горько заплакал и сказал:

     — Блины такие же румяненькие, как и  покойница.  Такие  же  красавцы!

Точь-в-точь!

     — Да, —  согласились  поминавшие, —  она  у  вас  действительно  была

красавица... Женщина первый сорт!

     — Да-с... Все удивлялись, на нее глядючи... Но, господа, любил  я  ее

не за красоту и не за добрый нрав. Эти два  качества  присущественны  всей

женской природе и встречаются довольно часто в подлунном мире. Я ее  любил

за иное качество души. А именно-с: любил  я  ее,  покойницу,  дай  бог  ей

царство небесное,  за  то,  что  она,  при  бойкости  и  игривости  своего

характера, мужу своему была верна. Она была верна мне, несмотря на то, что

ей было только двадцать, а мне скоро уж шестьдесят стукнет! Она была верна

мне, старику!

     Дьякон, трапезовавший с нами, красноречивым мычанием и кашлем выразил

свое сомнение.

     — Вы не верите, стало быть? — обратился к нему вдовец.

     — Не то что не верю, — смутился дьякон, — а так... Молодые жены нынче

уж слишком тово... рандеву, соус провансаль...

     — Вы сомневаетесь, а я вам докажу-с! Я в ней поддерживал ее  верность

разными способами, так сказать, стратегического  свойства,  вроде  как  бы

фортификации. При моем поведении и хитром  характере  жена  моя  не  могла

изменить мне ни в каком случае. Я хитрость употреблял для охранения своего

супружеского ложа. Слова такие знаю, вроде как бы пароль. Скажу эти  самые

слова и — баста, могу спать в спокойствии насчет верности...

     — Какие же это слова?

     — Самые простые. Я распространял по городу нехороший слух.  Вам  этот

слух доподлинно известен. Я говорил всякому: «Жена моя Алена  находится  в

сожительстве с нашим  полицеймейстером  Иваном  Алексеичем  Залихватским».

Этих слов было достаточно. Ни один человек  не  осмеливался  ухаживать  за

Аленой, ибо боялся полицеймейстерского гнева. Как, бывало, увидят ее,  так

и бегут прочь, чтоб Залихватский чего не подумал. Хе-хе-хе.  Ведь  с  этим

усастым идолом свяжись, так потом не рад будешь, пять протоколов  составит

насчет санитарного состояния. К примеру, увидит  твою  кошку  на  улице  и

составит протокол, как будто это бродячий скот.

     — Так жена ваша, значит, не жила с Иваном Алексеичем? — удивились  мы

протяжно.

     — Нет-с, это моя хитрость...  Хе-хе...  Что,  ловко  надувал  я  вас,

молодежь? То-то вот оно и есть.

     Прошло минуты три в молчании. Мы сидели и молчали, и нам было  обидно

и совестно, что нас так хитро провел этот толстый красноносый старик.

     — Ну, бог даст, в другой раз женишься! — проворчал дьякон.