Посреди кухни стоял дворник Филипп и читал наставление.  Его  слушали

лакеи, кучер, две горничные, повар, кухарка и два мальчика-поваренка,  его

родные дети. Каждое утро он что-нибудь да  проповедовал,  в  это  же  утро

предметом речи его было просвещение.

     — И живете вы все как  какой-нибудь  свинячий  народ, —  говорил  он,

держа в руках шапку с бляхой. — Сидите вы тут сиднем и кроме невежества не

видать в вас никакой цивилизации. Мишка в  шашки  играет,  Матрена  орешки

щелкает, Никифор зубы скалит. Нешто это ум? Это не от ума, а от  глупости.

Нисколько нет в вас умственных способностей! А почему?

     — Оно действительно, Филипп Никандрыч, — заметил  повар. —  Известно,

какой в нас ум? Мужицкий. Нешто мы понимаем?

     — А почему в вас нет умственных способностей? — продолжал  дворник. —

Потому что нет у вашего брата настоящей точки. И книжек вы не  читаете,  и

насчет писаний нет у вас никакого смысла. Взяли бы книжечку, сели бы  себе

да почитали. Грамотны небось, разбираете печатное. Вот ты, Миша,  взял  бы

книжечку да прочел бы тут. Тебе  польза,  да  и  другим  приятность.  А  в

книжках обо всех предметах распространение. Там и об естестве найдешь, и о

божестве, о странах земных. Что из чего делается, как разный народ на всех

языках. И идолопоклонство тоже. Обо всем в книжках найдешь, была бы охота.

А то сидит себе около печи, жрет да  пьет.  Чисто  как  скоты  неподобные!

Тьфу!

     — Вам, Никандрыч, на часы пора, — заметила кухарка.

     — Знаю. Не твое дело мне указывать. Вот, к примеру скажем, хоть  меня

взять. Какое мое занятие при  моем  старческом  возрасте?  Чем  душу  свою

удовлетворить? Лучше нет, как книжка или ведомости. Сейчас  вот  пойду  на

часы. Просижу у ворот часа три. И вы думаете, зевать буду  или  пустяки  с

бабами болтать? Не-ет, не таковский! Возьму с собой книжечку, сяду и  буду

читать себе в полное удовольствие. Так-то.

     Филипп достал из шкапа истрепанную книжку и сунул ее за пазуху.

     — Вот оно, мое занятие. Сызмальства  привык.  Ученье  свет,  неученье

тьма — слыхали, чай? То-то...

     Филипп надел шапку, крякнул и, бормоча, вышел из кухни. Он  пошел  за

ворота, сел на скамью и нахмурился, как туча.

     — Это не народ, а какие-то химики свинячие, — пробормотал он, всё еще

думая о кухонном населении.

     Успокоившись, он вытащил книжку,  степенно  вздохнул  и  принялся  за

чтение.

     «Так написано, что лучше и не надо, —  подумал  он,  прочитав  первую

страницу и покрутив головой. — Умудрит же господь!»

     Книжка была хорошая, московского  издания:  «Разведение  корнеплодов.

Нужна ли нам брюква». Прочитав первые две  страницы,  дворник  значительно

покачал головой и кашлянул.

     — Правильно написано!

     Прочитав третью страничку, Филипп задумался. Ему хотелось  думать  об

образовании и почему-то о французах. Голова у него  опустилась  на  грудь,

локти уперлись в колена. Глаза прищурились.

     И видел Филипп сон. Всё, видел он, изменилось:  земля  та  же  самая,

дома такие же, ворота прежние, но  люди  совсем  не  те  стали.  Все  люди

мудрые, нет ни одного дурака, и по улицам ходят всё французы  и  французы.

Водовоз, и тот рассуждает: «Я,  признаться,  климатом  очень  недоволен  и

желаю на градусник поглядеть», а у самого в руках толстая книга.

     — А ты почитай календарь, — говорит ему Филипп.

     Кухарка глупа, но и она вмешивается в  умные  разговоры  и  вставляет

свои замечания. Филипп  идет  в  участок,  чтобы  прописать  жильцов, —  и

странно, даже в этом суровом месте говорят только  об  умном  и  везде  на

столах лежат книжки. А вот кто-то подходит к лакею  Мише,  толкает  его  и

кричит: «Ты спишь? Я тебя спрашиваю: ты спишь?»

     — На часах спишь, болван? — слышит Филипп  чей-то  громовый  голос. —

Спишь, негодяй, скотина?

     Филипп вскочил и протер глаза; перед ним стоял  помощник  участкового

пристава.

     — А? Спишь? Я оштрафую тебя, бестия! Я  покажу  тебе,  как  на  часах

спать, моррда!

     Через два часа дворника потребовали в участок. Потом он опять  был  в

кухне. Тут, тронутые его наставлениями, все сидели вокруг стола и  слушали

Мишу, который читал что-то по складам.

     Филипп, нахмуренный, красный, подошел к  Мише,  ударил  рукавицей  по

книге и сказал мрачно:

     — Брось!