|
ПОСЛАНИЕ СМИРЕННАГО ЕПИСКОПА
СИМОНА ВЛАДИМЕРЬСКАГО И СУЗДАЛЬСКАГО К ПОЛИКАРПУ, ЧЕРНОРИЗЬЦЮ ПЕЧЕРЬСКОМУ
...Пишеть бо ми княгини Ростиславляа Верхослава , хотящи тя поставлена быти
епискупомь или Новугороду на Онтониево место, или Смоленьску на Лазареве
место, или Юрьеву на Олексеево место, и аще ми, рече, и до тысячи сребра
расточити тебе ради и Поликарпа. И рех ей: «Дьщии моа Анастасие! Дело не
богоугодно хощеши сътворити, но аще бы пребыл в монастыре неисходно, с
чистого съвестию, в послушании игумении и всей братии, трезвяся о всех, то
не токмо бы в святительскую одежю оболчен, но и вышняго царствиа достоин бы
был».
Ты же, брате, епископству ли
похотел оси? Добру делу хощеши, но послушай Павла, глаголюща к Тимофею , и,
почет, разумееши, аще оси что от того исправил, какову епископу подобает
бысти. Но аще бы ты был достоин таковаго сана, то не бых тебе пустил от
себе, но своима рукама съпрестолника тя себе поставил бых в обе епископии,
Владимерю и Суждалю, яко же князь Георгий хотел, но аз ему възбраних,
видя твое малодушие. И аще мене преслушаешися, каковеи любо власти
въсхощеши или епископъству или игуменьству повинешися, буди ти клятва, а не
благословение, и к тому не внидеши в святое и честное место, в нем же еси
остриглъся. Яко съсуд непотребен будеши, и извержен будеши вон и плакатися
имаши послежде много без успеха. Не то бо есть съвръшение, брате, еже
славиму быти от всех, но еже исправити житие свое и чиста себе съблюсти. От
того, брате, Печерьскаго монастыря пречистыа богоматере мнози епископи
поставлени быша, яко же от самого Христа, бога нашего, апостоли в всю
вселенную послани быша, и яко светила светлаа осветиша всю Русскую землю
святым крещениемь. Пръвый — Леонтий, епископ Ростовъскый , великий
святитель, его же бог прослави нетлениемь, и се бысть пръвый престолник,
его же невернии много мучивше и бивше, и се третий гражанин бысть Рускаго
мира, с онема варягома венчася от Христа, его же ради пострада.
Илариона же митрополита и сам чел еси в «Житии святаго Антониа» , яко от
того пострижен бысть и тако священства сподоблен. По сем же: Николае и
Ефрем — Переяславлю, Исаиа — Ростову, Герман — Новуграду, Стефан —
Владимерю, Нифонт — Новуграду, Марин — Юрьеву, Мина — Полотьску, Никола —
Тьмутороканю, Феоктист — Чернигову, Лаврентей — Турову, Лука — Белуграду,
Ефрем — Суждалю. И аще хощеши вся уведати, почти летописца стараго Ростовскаго:
есть бо всех болии 30, а иже потом и до нас грешных, мню, близ 50.
Разумей же, брате, колика слава
и честь монастыря того, и постыдевся, покайся и изводи си тихое и
безмятежное житие, к нему же господь призвал тя есть. Аз бы рад оставил
свою епископию и работал игумену в том святемь Печерьскомь монастыре. И се
же глаголю ти, брате, не сам себе величаа, но тебе възвещаа. Святительства
нашего власть сам веси. Кто не весть мене, грешнаго епископа Симона и сиа
съборныа церкви, красоты Владимерьскиа, и другиа Суждальскиа церьки , юже
сам създах? Колико имеата градов и сел! И десятину събирають по всей земли
той. И тем всемь владееть наша худость. И сиа вся бых оставил, но веси,
какова велиа вещь духовнаа и ныне обдержить мя, и молюся господеви, да подасть
ми благо время на правление. И съвесть тайнаа господь, — истинно глаголю
ти: яко всю сию славу и честь въскоре яко кал вменил бых, аще бы ми трескою
торчать за враты или сметьем помятену быти в Печерьском манастыре и
попираему человеки, или единому быти от убогых пред враты честныа тоа лавры
и сътворитися просителю, — то лучши бы ми временныа сиа чти. Един день в
дому божиа матере паче 1000 лет, и в нем изволил бых пребывати паче, нежели
жити ми в селех грешничих. И въистину глаголю ти, брате Поликарпе, где
слыша сих дивнейши бывших в том в святемь монастыре Печерьском чюдес? Что
же ли блаженейших сих отцев, иже в конець вселенныа просиаша подобно лучам
солнечным? О них же достоверно повидаю ти настоящим писаниемь к сим же, иже
тебе реченным. И се тебе, брате, скажю, что ради мое тщание и вера к
святому Антонию и Феодосию.…
О СВЯТЕМЬ АФОНАСИИ
ЗАТВОРНИЦИ, ИЖЕ УМЕР И ПАКЫ В ДРУГЫЙ ДЕНЬ, ОЖИВЕ И ПРЕБЫСТЬ ЛЪТ 12
Бысть убо и се в том же святым
монастыре. Брат един, живый свято и богоугодно житие, имянемь Афонасие,
более много, умре. Два же брата отръше тело его мертво, отъидоста, увивыпе
его, яко же подобает мертваго. По прилучаю же пришедше неции и видевше того
умеръша, отъидоша. Пребысть же мертвый всь день не погребен: бе бо убог зело
— не имеа ничто же мира сего, и сего ради небрегом бысть. Богатым бо всяк
тщится послужити и в животе и при смерти, да наследить что.
В нощи же явися некто игумену,
глаголя: «Человек божий сей два дьни имать непогребен, ты же веселишися».
Уведев же игумен о сем, в утрий день с всею братиею приде к умерьшему, и
обретоша его седяща и плачюща. Ужасошася, яко видевше того оживьша, и
въпрошаху того, глаголюще: «Како оживе?» или: «Что виде?» Сий же не
отвещеваше ничто же, точию: «Спаситеся!» Они же моляхуся ему слышати что от
него, да и мы, рече, пользуемся. Он же рече к ним: «Аще вы реку, не воруете
ми». Братиа же к нему с клятвою реша, яко «сохраним все, еже аще речеши
нам». Он же рече им: «Имейте послушание в всем к игумену, и кайтеся на всяк
час, и молитеся господу Иисусу Христу, и пречистой его матере, и
преподобным отцемь Антонию и Феодосию, да скончаете живот свой зде и с
святыми отци погребены быти сподобитеся в печере. Себо боли всех вещей три
сиа вещи суть, аще ли кто постигнеть сиа вся исправити по чину, точию не
възносися. И к тому не въпрошайте мене, но молю вы ся, простите мя». Шед же
в печер, заградив о себе двери, и пребысть, не глаголя никому же ничто же,
12 лет. Егда же хотяше преставитися, призвав всю братию, тоижде им
глаголаше, еже и испръва, о послушании и о покоании, глаголя: «Блажен есть,
иже зде сподобивыйся положен быти». И сие рек, почи с миром о господе.
И бе некто брат един, боля
лядвиами от лет мног. И принесен бысть надо нь. Обоим же тело блаженнаго и
исцеле, от того часа и дажде до дьне смерти своеа никако же поболев
лядвиами, ниже иным чим. И сему исцелявшему имя Вавила. И той сказа братии
сице: «Лежащу ми, рече, и въпиющу от болезни, и абие вниде сии блаженный,
глаголя ми: «Прииди, исцелю ти». Аз же хотя того въпрошати, когда и коли
семо прииде, он же абие невидим бысть». И оттоле разумеша вси, яко угоди
господеви: никогда же бо изыде и виде солнце в 12 лет, и плачася не проста
день и нощь, ядяше бо мало хлеба, и воды пооскуду пиаше и то чрес день. И
се слышах от того Вавилы, исцеленнаго им.
Аще ли кому неверно мнится се
написание, да почтеть житиа святых отець наших Антониа и Феодосиа,
начальника рускым мнихом, и тако да веруеть. Аще лини тако пременится,
неповинни суть: подобает бо збытися притчи, реченней господем: «Изыде сеати
семени своего. Ово паде при пути, и другое паде в тернии» — иже печалми
житейсками подавляються. О них же пророк рече: «О дебеле сердце людей сих,
ушима тяжко слышаща». Другый же: «Господи, кто верова слуху нашему?»
Ты же, брате и сыну, сим не
въследуй. Не тех бо ради пишу сие, но да тебе приобрящу. Съвет же ти даю:
благочестиемь утвердися в святем том монастыре Печерьском, не въсхощеши
власти — ни игуменъства, ни епископьства. И довлеет ти к спасению, иже
коньчати жизнь свою в немь. Веси сам, яко могу сказати всех книг подобнаа,
уне ми тебе полезнаа, еже от того божественаго и святаго монастыря
Печерьскаго съдеаннаа и слышаннаа от многых мало сказати....
О ДВОЮ БРАТУ, О ТИТЕ ПОПЕ И
ЕВАГРИИ ДИАКОНЫ, ИМЕВШИМ МЕЖУ СОБОЮ ВРАЖДУ
Два брата беста по духу,
Евагрий диакон, Тит же поп. Имяста же любовь велику и нелицемерну межи
собою, яко всемь дивитися единоумию их и безмерней любви. Ненавидяй же
добра диавол; иже всегда рыкаеть, яко лев, ища кого поглотити, и сътвори им
вражду. И таку ненависть вложи има, яко в лице не хотяху видети друг друга
и уклоняхуся друг от друга. Многажды братиа моливше ею, еже смиритися има
межи собою, они же ни слышати хотяху. Егда же стояше Евагрий в церкви,
идущу Титови с кадилом, отбегаше Евагрий фимиана; егда же ли не бегаше, то
премиковаше его Тит, не покадив. И пребыста много время в мраце греховнемь;
Тит убо служаше, прощениа не възмя, Евагрий же комкаше гневаася. На се врагу
въоружившу их.
Никогда же сему Титу
разболевшуся вельми и, уже в нечаании лежащу, и нача плакатися своего
лишениа и посла с молениемь ко дивкону глаголя; «Прости мя, брате, бога
ради, яко без ума гневахся на тя». Сей же жестокими словесы проклинаше его.
Старца же тии, видевше Тита умирающа, влечаху Евагриа нуждею, да проститься
с братом. Больный же, видев брата, мало въсклонься, надо ниць пред ногама
его, с слезами глаголя: «Прости мя, отче, и благослови!» Он же,
немилостивый к лютый, отвръжеся пред всеми вами, глаголя: «Николи же хощу с
ним прощениа имети, ни в сии век, ни в будущея». И истръгъся от рук старець
тех, и абие падеся. И хотевшим нам въставити его, и обретохом его уже
умеръша. И не могохом ему ни рукы протягнути, ни уст свести, яко давно уже
умерьша. Больний же скоро въстав, яко николи же болев. Мы же ужасохемся о
напрасней смерти его и о скором исцелении сего, и много плакавше,
погребохом Евагриа, отвръсте имяй уста и очи, и руце растяжене.
Въпросихом же Тита, что се
сътворися. Тит же сказаше нам, глаголя: «Видех, рече, ангелы отступльша от
мене и плачюшася о души моей, беси же радующеся о гневе моемь, и тогда
начах молити брата, да простить мя. Егда же его приведосте ко мне, и видех
ангела немилостива, дръжаща пламенное копие, и егда же не прости мя, удари
его, и падеся мертв, мне же подасть руку и въстави мя». Мы же, сиа
слышавше, убояхомся бога, рекшаго: «Оставите, и оставятся вам». Рече бо
господь: «Всяк, гневаяся на брата своего без ума, повинен есть суду». Ефрем
же: «Аще кому случится в вражде умрети, и неизмолим суд обрящють
таковии».
Аще ли же сии, святых ради
Антониа и феодосиа, отрады те прииметь, — люте человеку тому, сицевою
страстию побежену быти!
От неа же и ты, брате, блюдися,
да не дай же места гневливому бесу, ему же бо кто повинется, тому и
поработится; но скоро пад поклонися враждующему на тя, да не предан будеши
ангелу немилостиву, да и тебе съхранить: господь от всякаго гнева. Той бо
рече: «Да не заидеть солнце в гневе вашемь». Тому слава с отцемь и с святым
духом ныне и присно, въ векы...
О СОЗДАНИИ ЦЕРЬКВИ СВЯТЫЯ
БОГОРОДИЦА ПЕЧЕРСКЫЯ
Прииду же и на другая сказания,
да уведять вси, яко самого господа промыслом и волею, того пречистыя матере
молитвою и хотением создася и свершися боголепная и великая церькы святыя
Богородица Печерьская, анхимандрития всея Русьскыя земля, еже есть лавра
святаго Феодосья.
Бысть в земли Варяжской князь
Африкан, брат Якуна Слепаго, иже отбеже от златыа луды, биася плъком по
Ярославе с лютымь Мстиславомь . И сему Африкану бяху два сына: Фрианд и
Шимон. По смерти же отцю ею изъгна Якун обою брату от области ею. Приде же:
Шимон к благоверному князю нашему Ярославу. Его же приимь, в чести имяше и
дасть его сынови своему Всеволоду, да будет старей у него. Приа же велику
власть от Всеволода. Вина же бысть такова любви его к святому тому месту.
При благоверномь и великом
князи Изяславе в Киеве половцем ратию пришедшим на Рускую землю в лето
6576, и изыдоша сие трие Ярославичи в сретение им — Изяслав, Святослав и
Всеволод , имый с собою и сего Шимона. Пришедшим же им к великому и святому
Антонию молитвы ради и благословениа, старець же отвръз неложънаа своа уста
и хотящую имь быти погыбель ясно исповедаше. Сии же варяг пад на ногу
старьцу и моляшеся сохранену ему быти от таковыа беды. Блаженный же рече
тому: «О чадо! яко мнози падут острием меча, и бежащимь вамь от супостат
ваших попрани и язвени будете, и в воде истопитеся. Ты же, спасень бывь,
зде имаши положен быти в хотящей создатися церкви».
Бывшим же имь на Алте ,
соступишася плъци обои, и божиимь гневом побежени бысть христиане и бежащим
имь, убьени быша и воеводы с множеством вои. Егда же соступишася ту же и
Шимон лежаше язвен посреди их. Възрев же горе на небо и виде церковь
превелику, яко же прежде виде на мори. И въспомяну глаголы Спасовы и рече:
«Господи, избави мя от горкиа сиа смерти молитвами пречистыа твоеа матере и
преподобную отцу Антониа и Феодосиа!» И ту абие некая сила изят его из
среды мертвых, и абие исцеле от ран и вся своа обрет целы и здравы.
Паки възъвратися к великому
Антонию, сказа ему вещ дивну, тако глаголя: «Отець мой Африкан съдела крест
и на немь изообрази богомужное подобие Христово написаниемь вапным, нов
делом, яко же латина чтут, велик деломь, яко 10 лакот. И сему честь творя,
отець мой възложи пояс о чреслах его, имущь веса 50 гривен злата, и венець
злат на главу его. Егда же изгна мя Якун, стрый мой, от области моеа, аз же
взях пояс с Иисуса и венець с главы его. И слышах глас от образа,
обративъся ко мне и рече ми: «Никако же, человече, сего възложи на главу
свою, неси же на уготованное место, иде же зиждется церьковь матере моея от
преподобнаго Феодосиа. И тому в руце вдаждь, да обесит над жрътовником
моим». Аз же от страха падохся, оцепневь лежах аки мертв. И въстав, скоро
внидох в корабль. И пловущимь намь, бысть буря велиа, яко всемь вамь
отчаятяся живота своего. И начях въпити: «Господи, прости мя, яко сего ради
пояса днесь погибаю, понеже изях от честнаго твоего и человеконодобнаго ти
образа». И се видех церковь горе и помышляхомь:«Каа си есть церковь?» И
бысть свыше глас к намь глаголяй: «Еже хощет създатися от креподобнаго в
имя божиа матере. В ней же и ты имаши положен быти. И яко же видехомь
величествомь и высотою: размеривь поясомь темь златымь 20 вшире и 30
вдолже, в высоту стены с верьхомь 50». Мы же вьси прославихомь бога и
утешихомся радостию великою зело, избывъше гръкыа смерти. Се же и доныне не
сведя, где хощет създатися показаннаа ми церкви на мори и на Алте, и уже ми
при смерти сущу, дондеже слышах от твоих честных устен, яко зде ми положену
быти, в хотящеи създатися церкви».
И иземь, дасть пояс златый,
глаголя: «Се мера и основание, сии же венець да обешен будет над святою
трапезою». Старець же похвали бога о семь, рекь варягови: «Чадо! Отселе не
наречется имя твое Шимон, но Симон будет имя твое». Призвав же Антоний
блаженнаго Феодосия, рече; «Симоне сии хощет въздвигнути таковую церьковь»,
и дасть ему пояс и венець. И оттоле великую любовь имяше к святому
Феодосию, подавь ему имения многа на възграждение монастырю.
Некогда же сему Симонови
пришедшу к блаженному и по обычней беседе рече ко святому: «Отче, прошу у
тебе дара единаго». Феодосий же рече к нему: «О чядо, что просит твое величьство
от нашего смиренна?» Симон же рече: «Велика, паче и выше моеа силы требую
аз от тебе дара». Феодосий же рече: «Свеси, чадо, убожьство наше, иже
иногда многажды и хлебу не обрестися в дневную пищу; иного же не свемь, что
имею». Симон же глагола: «Аще хощеши, подаси ми, можеши бо по данней ти
благодати от господа, еже именова тя преподобным. Егда бо снимах венець с
главы Иисусовы, той ми рече: «Неси на уготованное место и вдаждь в руце
преподобному, иже зижет церковь матере моеа». И се убо прошу у тебе: да ми
даси слово, яко да благословит мя душа твоа яко же в животе, тако и по
смерти твоей и моей». И отвеща святый: «О Симоне, выше силы прошение, но
аще узриши мя отходяща отсуду света сего и по моемь отшествии сию церковь
устроенну и уставы преданныа свршатся в той, известно ти буди, яко имам
дръзновение к богу. Ныне же не свемь, аще приата ми есть молитва». Симон же
рече: «От господа сведетельствован еси, сам бо от пречистых уст образа его
слышахь о тебе. И сего ради молю ти ся: яко же о своих чръноризцех, тако и
о мне грешнемь помолися, и о сыну моемь Георгии, и до последнихь рода
моего». Святый яко обещася и рече: «Не о сихь единех молю, но и о любящих
место сие святое мене ради». Тогда, Симон, поклонися до земля, и рече: «Не
изыду от тебе, отче, аще написанием не известиши ми». Принужен же бывь,
любве его ради преподобный, и пишет тако глаголя: «В имя отца и сына и
святаго духа...», иже и доныне влагают умершему в руку таковую молитву. И
оттоле утвердися таковое написание полагати умерьшимь, прежде бо сего ин не
сотвори сицевыа вещи в Руси. Пишет же и сие в молитве: «Помяни мя, господи,
егда приидеши в царствии си! И въздати хотя комуждо по делом его, тогда
убо, владыко, и раба своего Симона и Георгиа сподоби одесную тебе стати в
славе твоей и слышати благый твой глас: «Приидете, благословленнии отца
моего, наследуйте уготованное вам царство искони мира». И рече Симон: «Рци
же и к симь, отче, и да отпустятся греси родителма моима и ближним моимь».
Феодосии же, въздвиг руци свои, и рече: «Да благословить тя господь от
Сиона, и узрите благаа Иерусалиму: во вся дни живота вашего и до последнихь
рода вашего!» Симон же приимь молитву и благословение от святаго, яко некый
бисер многоценный и дарь, иже прежде бывь варягь, ныне же благодатию
христовою християнин. Научен бывь святымь отцемь нашимь Феодосием, оставивь
латиньскую буесть и истинне веровав в господа нашего Иисуса Христа и со
всемь домомь своимь, яко до 3000 душь и со ереи своими, чюдес ради бывающих
от святаго Антониа и Феодосиа. И сии убо Симон пръвый положен бысть в той
церкви. Оттоле сын его Георгий велику любовь имеаше ко святому тому месту.
И бысть послан от Володимера Мономаха в Суждальскую землю сии Георгий,
дасть же ему на руце и сына своего Георгия. По летех же мнозех седе Георгий
Владимерович в Киеве , тысяцькому же своему Георгиеви, яко отцу,
предасть землю Суждальскую...
И се сказаша нам блажении ти
черноризьци. Быста два мужа некаа от великых града того, друга себе, Иоанн
и Сергий. Сиа приидоста во церковь богонареченную и видеста свет паче
сълнца на иконе чюдней богородичиней, и в духовное братство приидоста.
И по мнозех же летех Иоанн
разболевся, остави сына своего Захарию, 5 лет суща. И призва игумена Никона
и раздав все имение свое нищимь, и часть сыновну дасть Сергию, 1000 гривен
сребра и 100 гривен злата. Предасть же и сына своего Захарию, юна суща, на
съблюдение другу своему, яко брату верну, заповедав тому, яко: «Егда
возмужаеть сын мой, дайжде ему злато и сребро».
Бывшу же Захарии 15 лет,
въехоте взяти злато и сребро отца своего у Сергиа. Сии же, уязвен быв от
диавола и мнев приобрести богатество и хоте живот с душею погубити.
Глаголеть юноши: «Отець твой все имение богови издал, у того проси злата и
сребра, той ти длъжен есть, аще тя помилуеть. Аз же не повинен семь твоему
отцу, ни тебе ни в единомь златнице. Се ти сътворил отець твой, своимь
безумиемь! Раздав все свое в милостыню, тебе же нища и убога оставил». Сиа
же слыша, юноша начя плакатися своего лишениа. Посылает же юноша с молбою к
Сергию, глаголя: «Дай же ми половину, а тебе половина». Сергий же жестокыми
словесы укаряше отца его и того самого. Захариа же третиа части проси, таче
десятыа. Видев же себе лишена всего, глаголеть Сергию: «Прииди и клени ми
ся в церьквии Печерьской пред чюдною иконою богородичиною, иде же и
братство взя с отцемь моим». Сей же иде в церковь и ста пред иконою
богородичиною, отвеща и кленыйся, яко не взях 1000 гривен сребра, ни 100
гривен злата, и хоте целовати икону, и не възможе приближитися ко иконе. И
исходящу ему из дверий, и начя въпити: «О святаа Антоние и Феодосие! не
велита мене погубити ангелу сему немилостивому, молита же ся святой
богородици, да отженет от мене многиа бесы, им же семь предан! Възмете же
злато и сребро запечатленно в клети моей». И бысть страх на всех. И оттоле
не дадяху клятися тою иконою никому же. Пославше же, взяша сосуд запечатан,
и обретоша в немь 2000 гривен сребра и 200 гривен злата: та бо усугуби
господь отдатель милостивымь. Захариа же дасть все игумену Иоанну, да
растрошит, яко же хощет. Сам же постригся, скончя живот свой ту. Сим же
сребром и златом поставлена бысть церкви святого Иоана Предтечи, уту же на
полати въсходять, в имя Иоанну болярину и сынове его Захарии, ею же бысть
злато и сребро....
ВТОРОГО ПОСЛАНИА, ЕЖЕ КО
АРХИМАНДРИТУ ПЕЧЕРЬСКОМУ АКИНДИНУ О СВЯТЫХ БЛАЖЕННЫХ ЧЕРНОРИЗЕЦЬ
ПЕЧЕРЬСКИХ, СПИСАНО ПОЛИКАРПОМ, ЧЕРНОРИЗЦЕМЬ ТОГО ЖЕ ПЕЧЕРЬСКАГО МОНАСТЫРЯ
Господу поспешествующу и слову
утверьжающу, к твоему благоумию, пречестный архимандрите всеа Руси, отче и
господине мой Акиндине. Подай же ми благоприатнаа твоа слуха, да в ня
възглаголю дивных и блаженных мужь житиа, деаниа и знамениа, бывших в
святемь семь монастыре Печерьскомь, еже слышахо них от епископа Симона
Владимерьскаго и Суздальскаго, брата твоего, черноризца бывшаго того же
Печерьскаго монастыря, иже и сказа мне грешному о святемь и велицемь
Антонии, бывшаго начальника руским мнихом, и о святемь Феодосии, и иже по
них святых и преподобных отець житиа и подвиги, сконьчавшихся в дому
пречистыа божиа матере. Да слышить твое благоразумие моего младоумиа и
несъвръшена смысла. Въспросил мя еси никогда, веля ми сказати о тех
черноризець съдеанная. Соведый мою грубость и неизящное нрава, иже всегда с
страхом в всякой повести беседую пред тобою, — то како могу ясно изрещи
сътвореннаа ими знамениа и чюдеса преславнаа! И мало нечто сказах ти от тех
преславных чюдес, а множайшаа забых от страха, стыдяся твоего благочестиа,
неразумно исповедах. Понудихся писаниемь известити тебе, еже о святых и
блаженных отець печерьских, да и сущий по нас черноризци уведять благодать
божию, бывшу в святемь сем месте и прославить отца небеснаго, показавшаго
таковыа светилникы в Рустей земли, в Печерьском святемь монастыре.…
О СВЯТЕМЬ ГРИГОРИИ
ЧЮДОТВОРЦИ
Сей блаженный Григорий прииде
ко отцю нашему Феодосию в Печерьскый монастырь и от него научен бысть житию
чернеческому: нестяжанию, смирению, послушанию и прочим добродетелемь.
Молитве же паче прилежаше и сего ради приат на бесы победу, еже и далече сущим
им вопити: «О Григорий, изгониши ны молитвою своею!» Имеаше бо блаженный
обычай по всяком пении запрещалныа творити молитвы.
Не теръпя же старый враг
прогнаниа от него, не могый чим инемь житию его спону сътворити, и научи
злыа человекы, да покрадуть его. Не бе бо иного ничто же имеа разве книг. В
едину же нощь приидоша татие и стрежаху старца, да егда изыдеть на утренюю,
шедше възмуть вся его. Ощутив же Григорий приход их; и всегда бо по вся
нощи не спаше, но поаше и моляшеся беспрестани посреди келиа стоа. Помоли
же ся и о сих, пришедших красти: «Боже! Дай же сон рабом твоим, яко
утрудишася, всуе- врагу угажающе». И спаша 5 дьней и 5 нощей, дондеже
блаженный, призвав братию, възбуди их, тлаголя: «Доколе отрежете всуе, и
окрасти мя хотяще, уже отъйдета в домы своа». Въставшто же, и не можаху
ходити: бяше бо изнемогли от глада. Блаженный же, дав им ясти, и отпусти
их. Се уведав градъсквй властелин к и повеле мучити татий. Стужив же сии
Григорие, яжо его ради; жредани суть. И шед, дасть книгы властелину, татие
же отпусти. Прочиа же книгы продав, и раздасть убогым, рек тако: «Да не
како в беду въпадуть хотящии покрасти а». Рече бе господь: «Не съкрывайте
себе съкровища на земли, иде же татие подкопывають и крадуть; съкрывайте же
себе сокровища на небесех, иде же ни тля тлить, ни татие крадуть. Иде же бо
рече, съкровище ваше, ту и сердца ваша». Татие же ти, нокаяшася чюдеси ради
бывшаго на них, и к тому не вьзвратишавя на пръваа дела своа, но пришедше в
Печерьский монастырь, въдашася на работу братии.
Имеаше же сей блаженный мал
оградець, иде же зелие сеаша и древа плодовита. И на се пакы приидоша
татие. И егда взяша на своа бремя, хотящей отьити и не възмогоша. И стоаша
два дьни неподвижими и угнетаеми бремены. И нача въпити: «Господине Григорие,
пусти ны! Уже покаемся грехов своих и к тому не сътворим сицевыи вещи».
Слышавше же черноризци, и пришедше яша их, и не могаста съвестиих от места
того. И въпросиша их: «Когда семо приидоста?» Татие же реша: «Два дьни и
две нощи стоим зде». Мниси же реша: «Мы всегда сде выходяще, не видехом вас
зде». Татие же реша: «Аще быхом мы видели вас, то убо молилиса бы вам с
слезами, дабы нас пустил. Се уже изнемогше, начахом въпити. Ныне же молите
старьца, да пустить нас». Григорий же пришед и глагола им: «Понеже праздни
пребываете всь живот свой, крадуще чюжаа труды, а сами не хотяще тружатися,
ныне же стойте ту праздни прочаа лета, до кончины живота своего». Они же с
слезами моляху старьца к тому не сътворити им таковаа съгрешениа. Старець
же умилися о них и рече: «То аще хощете делати и от труда своего инех
питати, то уже пущу вы». Татие же с клятвою реша: «Никако же преслушаемся
тебе». Григорий же рече: «Благословен бог! Отселе будете работающе на
святую братию, и от своего труда на потребу их приносите». И тако отпусти
их. Татие ти скончаша живот свой в Печерьском монастыре, оград предръжаще.
Их же, мню, исчадиа и доныне суть.
Иногда же пакы придоша трие
неции, хотяще искусити сего блаженнаго. И два от них молиста старьца, ложно
глаголюще: «Сии друг нашь есть, и осужен есть на смерть. Молим же тя,
подщися избавить его, дай же ему чим искупитися от смерти». Григорий же
възплакався жалостию, провиде бо о нем, яко приспе конець житию его, и
рече: «Люте человеку сему, яко приспе день погыбели его!» Они же реша: «Ты
же, отче, аще даси что, то сии не умреть». Се же глаголаху, хотяще у него
взяти что, да разделять себе. Григорий же рече: «И аз дам, а сии умреть!» И
въпроси их: «Коею смертию осужен есть?» Они же реша: «На древе повышен
хощеть быти». Блаженный же рече им: «Добре судисте ему. Заутра бо сии
повысится». И пакы сниде в погреб, иде же молитву творяше, да не како ум
ему слышить земнаго что, ниже очи его видета что суетных. И оттуду износе
оставшаа книги дасть им, рек: «Аще не угодно будеть, възвратите ми». Они
же, вземьше книгы, начата смеатися, глаголюще: «Продавше сиа, и разделимь
себе». Видевьши же древеса плодовита, и реша к себе: «Приидемь в сию нощь и
объемлемь плоды его». Наставши же нощи, приидоша сие трие и запроша мниха в
погребе, иде же бе моляся. Един же, его же реша на древе повесити, възлез
горе и нача торъгати яблока. И яся за ветвь — оной же отломльшися, а сии
два устрашивьшися отбегоша; сии же летя, ятся ризою за другую ветвь и, не
имея помощи, удавися ожерелием. Григорий же бо запрен бе, и не обретеся
прийти к сущей братии в церковь. Изъшедше же вон из церкви, и вси видевше
человека, висяща мертва, и ужасошася. Поискавши же Григориа и обретоша его
в погребе затворена. Изъшедше же оттуду, блаженный и повеле сняти мертваго,
и к другом его глаголаше: «Како се убо збысться ваша мысль! Бог бо не
поругаемь бываеть. Аще бысте мя не затворили, то аз пришед снял бых его с
древа, и не бы сей умерл. Но понеже враг вы научил хранити суетная лжею,
тем же милость свою оставили есте». Слышавше же ругатели та събытие словес
его и пришедше же падоша на ногу его, просяще прощениа. Григорий же осуди
их в работу Печерьскому монастырю, да к тому тружающеся, свой хлеб ядять и
довольни будуть и инех нанитати от своих трудов. И тако тии скончаша живот
свой, и с чады своими работающе в Печерьском монастыре рабом пресвятыа
богородица и учеником святаго отца нашего Феодосиа.
Подобно же и се сказати о нем,
юже претерпе блаженный страсть смертную. Некаа убо вещь монастырьскаа
приключися — от падениа животнаго оскверьнену быти съсуду; и сего ради сии
предодобный Григорий сниде ко Днепру по воду. В той же час приспе князь
Ростислав Всеволодичь, хотя ити в Печерьский монастырь молитвы ради и
благословениа, бе бо идый противу ратным половцемь с братом своим Владимером.
Видевъши же отроци его старца сего, начата ругатися ему, метающе словеса
срамнаа. Разумев же мних всех при смерти суща, и нача глаголати: «О чада!
Егда бе требе умиление имети и многы молитвы искати от всех, тогда же вы
паче злое творите, яже богови неугодна суть. Но плачитеся своеа погыбели и
кайтеся своих съгрешений, да ноне отраду приимите в Страшный день. Уже бе
вы и постиже суд, яко вси вы в воде умрете и с князем вашим». Князь же,
страха божиа не имеа, ни на сердци себе положи сего преподобнаго словес,
мнев его пустошь глаголюща., яже пророчествовавше о немь, и рече: «Мне ли
поведаеши смерть от воды, умеющему бродити посреди еа!» И тогда разгневався
князь, повеле связати ему руце и нозе и камень на выю его обесити, и
въврещи в воду. И тако потоплен бысть. Искавше же его братиа два дьни и не
обретоша. В третий же день приидоша в келию его, хотяще взяти оставшаа его,
и се мертвый обретеся в келии связан, и камень на выи его, ризы же его еще
бяху мокры, лице же беаше светло, сам же аки жив. И не обретеся кто
принесый его, но и келии заключений сущи. Но слава о сем господу богу,
творящему дивна чюдеса своих ради угодник. Братиа же изнесше тело его и
положиша в печере честне, иже за многа лета пребысть цело и нетленно.
Ростислав же непщевав вины о
гресе и не иде в монастырь от ярости. Не въсхоте благословенна, и удалися
от него; възлюби клятву,и прииде ему. Владимерь же прииде в монастырь
молитвы ради. И бывшим им у Треполя и полкома снемъшимася, и побегоша князи
наши от лица противных. Владимерь же прееха реку молитв ради святых и
благословениа, Ростислав же утопе с всими своими вои, по словеси
святаго Григориа.
«Им же бе, — рече, — судом
судите, судиться вам, в ню же меру мерите, възмериться вам».…
О ПРОХОРЕ ЧЕРНОРИЗЦИ. ИЖЕ МОЛИТВОЮ В БЫЛИИ.
ГЛАГОЛЕМЫЙ ПОБЕДА, ТВОРЯШЕ ХЛЪБЫ И В ПОПЕЛУ СОЛЬ
Яко же изволися человеколюбцу
богу о своей твари: невсяка времена и лета промышляв роду человеческому и
полезнаа даруа, ожидаа нашего покааниа. Наводить на ны овогда глад, овогда
же рати за неустроение сущаго властелина. Сим бо приводить владыка нашь
человеческое нерадение на добродетель, на память дел неподобных, ибо
делающе злаа и неподобная дела предани будуть злым и немилостивым
властелином грех ради наших. Но ни тии убежать суда: суд бо без милости не
сътворшему милости.
Бысть убо в дни княжениа
Святополча в Киеве . Много насилиа людемь сътвори Святополк, домы бо силных
до основаниа без вины искоренив и имениа многих отъем. И сего ради попусти
господь поганым силу имети над нимь, и быша брани многы от половець, к сим
же и усобица бысть в та времена и глад крепок и скудета велиа при всем в
Руской земли.
Бысть же в дни тыи прииде некий
человекь от Смоленъска к игумену Иоанну, хотя быти мних, его же и постриг,
Прохора того имянова. Сий же убо Прохор черноризець вдастъ себе в
послушание и въздержание безмерное, яко хлеба себе лишив. Събираеть убо
победу и своима рукама стирав хлеб себе творяше и сим питашеся. И се
приготовляше до года, и в преидущее лето то же приготовляше, яко доволну
ему быти без хлеба всь живот свой. И виде господь тръпение его и великое
въздержание, преложи ему горесть ону на сладость, и по печали бысть ему
радость, по реченному: «Вечерь въдвориться плачь, и заутра радость». И сего
ради прозван бысть Лобедник, ибо николи же хлеба вкуси, разве просфуры, ни
овоща никакова же, ни питиа, но точию лобеду, яко же и выше речеся. И сии
не поскорбе николи же, но всегда работаше господеви радуася; и не устрашися
николи же находящиа рати, зане бысть житие его, яко единому от птиць: не
стяжа бо сел, ни житница, иде же събереть благаа своа. Сии не рече, яко же
богатый: «Душе! Имаши многа благаа, лежаще на многа лета, яжь и пий,
веселися». Иного бо не имяше, разве точию победу, но се приготовляше токмо
на приидущее лето, глаголаще же к себе: «Человече! В сию нощь душу твою
истяжуть от тебе аггели, а яже приготованнаа победа кому будеть?» Сии делом
исполъни слово господне реченное, еже рече: «Възрите на птица небесны, яко
не сеють, ни жнуть, ни в житница събирають, но отець вашь небесный питаеть
их». Сим ревнуай сий преподобный Прохор легко преходя путь, иде же бо
бываше лобеда, то оттуду на свою раму, яко на крилу, в монастырь приношаше,
на свою кормлю готовляше. На неоранней земли ненасеаннаа пища бываше ему.
Гладу же велику приспевшу и
смерти належащии глада ради бываютца да вся люди. Блаженный же дело свое
съдръжаше, събираа лобеду. И сего видевь некий человек събирающа лобеду,
начат и той събирати победу себе же ради и домашних своих, да темь
препитаются в гладное время. Сему же тогда блаженному паче умножашеся
лобеда на пищу, и болий труд творяше себе в тыи дни: собираа таковое зелие,
яко же и прежде рех, и своима рукама стираа, творяше хлебы и раздаваще
неимущим и от глада изнемогающим. Мнози же бяху тогда к нему приходяще в
гладное время, он же всем раздаваше. И всемь сладко являшеся, яко с медом
суще. А не тако хотети кому хлеба, яко же от руку сего блаженнаго
сътворенное от дивиаго зелиа приати. Кому бо дааще с благословениемь, то
светел и чист являашеся и сладок бываше хлеб; аще ли кто взимаше отай,
обреташеся хлеб яко пелынь.
Некто бо от братья втайне украд
хлеб, и не можаше ясти, зане обретяшеся в руку его, яко пелынь, и горек
паче меры являшеся. И се сътворися многажды. Стыдяше же ся, от срама не
могый поведати блаженному своего съгрешениа. Гладен же быв, не могый
тръпети нужда естественыа, видя смерть пред очима своима, и приходить к
Иоанну игумену, исповеда ему събывшееся, прощениа прося о двоемь
съгрешении. Игумен же, не воровав реченныи, повеле иному брату се
сътворити, — втайне хлеб ваяти, да разумеють истинно, аще тако есть. И
принесену бывшу хлебу, и обретеся тако же, яко же и крадый брат повода, и
не можаше никто же вкусити его от горести. Сему же сущю еще и в руках его,
посла игумен испросити хлеб. «Да от руку его, — рече, — възмете, отходяще
же от него, и другый хлеб украдите». Сима же принесенома бывши, украденый
же хлеб пред ним пременися: и бысть яко пръсть горек, акы пръвый; а взятый
хлеб от руку его — акы мед, и светел явися. И сему чюдеси бывшу прослу
таковый мужь всюду. И многы прекормив алчныа и многым на пользу быв.
Егда же Святоплък с Давидом
Игоревичем рать зачаста про Василкову слепоту, его же ослепи Святоплък,
послушав Давида Игоревича, с Володарем и с самем Васильком . И не пустиша
гостей из Галича, ни лодей з Перемышля, и не бысть соли в всей Руской
земли. Сицеваа неуправлениа быша, к сему же и граблениа безаконнаа, яко же
пророк рече; «Сънедающи люди моа в хлеба место, господа не призваша». И бе
видети тогда люди сущаа в велицей печали и изнемогших от глада и от рати, и
не имяху бо ни пшеница, ниже соли, чим бы скудость препроводити.
Блаженный же тогда Прохор имеа
келию свою. И събра множество попела от всех келий не ведущу сего никому
же. И се раздаваше приходящим, и всемь бываше чиста соль молитвами его. И
елико раздаваше, толико паче множащеся. И ничто же взимав, но туне всемь
подаваше, елико кто хощеть, и не токмо монастырю доволно бысть, но и
мирьскаа чада к нему приходяще, обильно възимаху на потребу домом своим. И
бе видети торжище упражняемо, монастырь же полон приходящих на приатие
соли. И от того въздвижеся зависть от продающих соль, и сътворися им
неполучение желанна. Мневше себе в тыа дни богатество много приобрести в
соли, бысть же им о томь печаль велиа: юже бо прежде драго продаваху, по
две головажне на куну, ныне же по 10 и никто же възимаше. И въставше вей
продающий соль, приидошако Святополку и навадиша на мниха, глаголюще, яко:
«Прохор чернець, иже есть в Печерьском монастыре, отъят от нас богатество
много: даеть соль всем к нему приходящим невъзбранно, мы же обнищахом».
Князь же, хотя им угодити, двое же помыслив в себе: да сущую молву в них
упразднить, себе же богатество приобрящеть. Сию мысль имеа в уме своемь,
съвещав с своими съветники, — цену многу соли, да емь у мниха, продавца ей
будеть. Тогда крамольником тем обещеваеться, глаголя: «Вас ради пограблю
черньца», — крыа в себе мысль приобретениа богатества. Сим же хотя мало
угодити им, паче же многу спону им творя, — зависть бо не весть предпочитати,
еже полезно есть творити. Посылаеть же князь да возмуть соль всю у мниха.
Привезене же бывши соли, и прииде князь хотя видети ю, и с теми крамолникы,
иже навадиша на блаженнаго, и видевше вси, яко попел видети очима. Много же
дивишася: что се будеть? и недоумеахуся. Известно же хотяху уведети, что се
будеть таковое дело, обаче же повеле ю съхранити до 3 дьний, да разумеють
истинно. Никоему же повеле вкусити, и обретеся попел в устех его.
Приходящимь же по обычаю
множество народа хотяще же взимати соль у блаженнаго. И уведевше
пограбление старче, възвращающеся тщама рукама, проклинающе сътворшаго сие.
Блаженный же тем рече: «Егда иссыпана будеть, и тогда шедше разграбите ю».
Князь же, дръжав ю до трех дьнех, повеле нощию изъсыпати ю. Изсыпану же
бывшу попелу, и ту абие преложися в соль. И се уведавше граждане, пришедше
разграбиша соль. И сему дивному чюдеси бывшу, ужасеся сътворивый насилие:
не могый же съкрыти вещи, зане пред всем градом сътворися. И нача
испытовати, что есть дело сие. Тогда сказаша князю ину вещь, еже сътвори
блаженный, — кормя лобедою множество народа и в устех их хлеб сладок
бываше; некоторый же взята един хлеб без его благословениа, и обретеся, яко
прьсть и горек, акы делынь в устех их. Си слышав князь, стыдевся о створеннем
и шед в монастырь к игумену Иоанну, покаася к нему. Бе бо прежде вражду
имеа на нь, зане обличаше его несытьства ради богатьства и насилиа ради.
Его же ем, Святоплък в Туров заточив, аще бы Владимерь Мономах на сего не
востал, его же убояся Святоплък въстаниа на ся, скоро възоврати с честию
игумена в Печерьский монастырь. Сего же ради чюдеси велику любовь нача
имети к святой Богородици и к святым отцемь Антонию и Феодосию. Черноризца
же Прохора оттоле вельми чтяше и блажаше, ведый его в истину раба божиа
суща. Дасть же слово богови к тому не сътворити насилиа никому же. Еще же и
се слово утверди к дему князь, глаголя: «Аще убо аз, по изволению божию,
прежде тебе отъиду света сего, и ты своима рукама в гроб положи мя, да сим
явится на мне безлобие твое. Аще ли ты прежде мене преставишися и пойдеши к
неумытному Судии, то аз на раму своею в печеру внесу тя, да того ради
господь прощение подасть ми о многосътвореннемь к тебе гресе». И сие рек,
отъиде от него. Блаженный же Прохор многа лета пожив в добре исповедании,
богоугодным, чистым и непорочным житиемь.
По сем же разболевъся святый,
князю тогда на войне сущу. Тогда святый наречение посылаеть к нему, глаголя
яко: «Приближися час исхода моего от тела. Да аще хощеши, прииди, да
прощение възмеве. И скончаеши обещание свое — да приимеши отдание от бога и
своима рукама вложиши мя в гроб. Се бо ожидаю твоего прихода, да аще
умедлиши и аз отхожу, да не тако исправит ти ся брань, яко пришедшу ти ко
мне». И сиа слышав, Святоплък в той час воа распустив и прииде к
блаженному. Преподобный же много поучив князя о милостыне, и о будущемь
суде, и о вечней жизни, и о будущей муце; дав ему благословение и прощение,
и целовав вся сущаа с княземь и, въздев руце горе, предасть дух. Князь же,
взем святаго старца, несе и в печеру, и своима рукама в гроб вложи. И по
погребении блаженнаго поиде на войну и многу победу сътвори на противныа
агаряны, и взя всю землю их и приведе в свою землю их . И се бо бысть богом
дарованнаа победа в Руской земли по проречению преподобнаго. И оттоле убо
Святополк, егда исхождаше или на рать, или на ловы, и прихождаше в
монастырь с благодарениемь поклоняяся святой богородици и гробу Феодосиеву,
и вхождаше в печеру к святому Антонию и блаженному Прохору, и всемь
преподобным отцем покланяася, и исхожаше в путь свой. И тако добре
строашеся богом набдимое княжение его. Сам бо сведетель быв ясно, исповедаа
чюдеса бо и знамениа, яже быша преславнаа Прохора же и инех преподобных. С
ними же буди всем нам получити милость о Христе Иисусе господе нашем. Ему
же слава с отцемь и с сыном ныне, присно.
ПОСЛАНИЕ СМИРЕННОГО ЕПИСКОПА СИМОНА ВЛАДИМИРСКОГО И
СУЗДАЛЬСКОГО К ПОЛИКАРПУ, ИНОКУ ПЕЧЕРСКОМУ
...Пишет ко мне княгиня Ростиславова, Верхуслава, что она
хотела бы поставить тебя епископом или в Новгород, на Антониево место, или
в Смоленск, на Лазареве, или в Юрьев, на Алексееве. «Я, говорит, готова
хотя до тысячи серебра издержать для тебя и для Поликарпа». И я сказал ей:
«Дочь моя Анастасия! Дело не благоугодное хочешь ты сотворить. Если бы
пребыл он в монастыре неисходно, с чистой совестью, в послушании игумена и
всей братии, в совершенном воздержании, то не только облекся бы в
святительскую одежду, но и вышнего царства достоин бы был».
А ты, брат мой, не епископства ли захотел? Доброе дело!
Но послушай, что Павел апостол говорит Тимофею. Прочитавши, ты поймешь,
исполняешь ли ты сколько-нибудь то, что подобает епископу. Да если бы ты
был достоин такого сана, я от себя не отпустил бы тебя, но своими руками
поставил бы сопрестольником себе в обе епископии: во Владимир и в Суздаль.
Так князь Георгий и хотел; но, видя твое малодушие, я воспрепятствовал ему
в этом. И если ты ослушаешься меня, захочешь власти, сделаешься епископом
или игуменом, — проклятие, а не благословение будет на тебе! И после того
не войдешь ты в святое и честное Место, в котором постригся, Как сосуд
непотребный будешь, извержен ты будешь вон, и после много плакаться будешь
без успеха. Не в этом только совершенство, брат мой, чтобы славили нас все,
но чтоб исправить житие свое и чистым себя соблюсти. Как от Христа, бога
нашего, во всю вселенную посланы были апостолы, так из Печерского монастыря
пречистой богоматери многие епископы поставлены были и, как светила,
светлые, осветили всю Русскую землю святым крещением. Первый из них —
великий святитель Леонтий, епископ Ростовский, которого бог прославил
нетлением; он был первый на Руси святитель, которого, после многих мучений,
убили неверные. Это третий гражданин Русского мира, с двумя варягами
увенчанный от Христа, ради которого пострадал. Об Иларионе же митрополите
ты и сам читал в «Житии святого Антония», что им он пострижен был и так
святительства сподобился. Потом были епископами: Николай и Ефрем — в
Переяславле, Исаия — в Ростове, Герман — в Новгороде, Стефан — во
Владимире, Нифонт — в Новгороде, Марин — в Юрьеве, Мина — в Полоцке,
Николай — в Тмуторокани, Феоктист — в Чернигове, Лаврентий — в Турове, Лука
— в Белгороде, Ефрем — в Суздале. Да если хочешь узнать всех, читай старую
Ростовскую летопись: там их всех более тридцати; а после них и до нас,
грешных, будет, я думаю, около пятидесяти:
Разумей же, брат мой, какова слава и честь монастыря
того! Устыдись, и покайся, и возлюби тихое и безмятежное жкитие, к которому
господь призвал тебя, Я бы рад был оставить свою епископию и служить
игумену в том святом Печерском монастыре. И говорю я это, брат мой, не для
того, чтобы величать самого себя, а чтобы только возвестить тебе об этом.
Святительства нашего власть ты сам знаешь. Кто не знает меня, грешного
епископа Симона, и этой соборной церкви, красы Владимира, и другой,
суздальской церкви, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел!
И десятину собирают на них по всей земле той. И всем этим владеет наше
смирение. А между тем все это оставил бы я; но ты знаешь, как велико дело
духовное, и, теперь я весь отдался ему и молю господа, чтоб дал он мне
время успешно исполнить его. Но ведает господь тайное, — истинно говорю
тебе: сейчас же всю эту славе и честь за ничто вменил бы, лишь бы колом
торчать за воротами, валяться сором в Печерском монастыре, чтобы люди
попирали меня, или сделаться одним из убогих, просящих милостыню у ворот
честной лавры, Это лучше было бы для меня временной сей чести; больше желал
бы я провести один день в дому божией матери, чем жить тысячу лет в
селениях грешников. Поистине говорю тебе, брат Поликарп: где слышал ты о
таких дивных чудесах, какие творились в святом Печерском монастыре, — о
таких блаженных отцах, которые, подобие лучам солнечным; просияли до конца вселенной?
К тому, что ты уже слышал от
меня, я приложил к настоящему, своему писанию достоверную о них повесть. И
вот теперь скажу тебе, брат мой, почему я имею такое усердие и веру к
святым Антонию и Феодосию.
О СВЯТОМ АФАНАСИИ ЗАТВОРНИКЕ, КОТОРЫЙ НА ДРУГОЙ ДЕНЬ
ПОСЛЕ СВОЕЙ СМЕРТИ СНОВА ОЖИЛ И ЖИЛ ПОТОМ ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ
Вот что еще случилось в том святом монастыре. Брат один,
именем Афанасий, проводивший жизнь святую и богоугодную, после долгой
болезни умер. Два брата отерли мертвое тело, увили, как подобает, покойника
и ушли. Заходили к нему некоторые другие, но, видя, что он умер, также
уходили. И так покойник оставался весь день без погребения: был он очень
беден, ничего не имел от мира этого и потому был в небрежении у всех,
Богатым только всякий старается послужить, как в жизни, так и при смерти,
чтобы получить что-нибудь в наследство.
Ночью же явился некто игумену и сказал: «Ты веселишься,
а человек божий этот второй день лежит без погребения». Узнавши об этом,
игумен утром того же дня пошел со всей братией к умершему, и нашли его
сидящим и в слезах. И ужаснулись все, видя, что он ожил, и спрашивали его:
«Как ты ожил?» или: «Что видел?» Он не отвечал ничего и только повторял:
«Спасайтесь!» Братия же умоляла его ответить. «Чтобы и нам; было то на
пользу»,— говорили они. Он же сказал им: «Но поверите вы, если я скажу
вам». Братия же поклялась ему: «Соблюдем все, что бы ты ни сказал нам».
Тогда он сказал: «Имейте во всем послушание к игумену, пребывайте во всякое
время в покаянии, молитесь господу Иисусу Христу, и пречистой его матери, и
преподобным отцам Антонию и Феодосию. чтобы здесь окончить вам жизнь и
сподобиться погребения в пещере, со святыми отцами. Вот три самые полезные
вещи, если только исполните все это по чину, не возноситесь только! Теперь
не спрашивайте меня более, но молю вас, простите меня». И пошел в пещеру,
заложил за собою дверь и пробыл в этой пещере двенадцать лет, никогда не
говоря ни с кем. Когда же пришло время кончины его, он призвал всю братию.
повторил им то, что говорил прежде о послушании и о покаянии, и сказал:
«Блажен, кто сподобится быть здесь положен ним». И почил с миром о господе.
Был же между братии некто, уже много лет страдавший
болью в ногах. И принесли его к умершему. Он же обнял тело блаженного и
исцелился, и с того времени и до самой смерти никогда уже не болели у него
ни ноги, ни что другое. Имя этому исцелевшему — Вавила. Он так рассказывал
братия: «Лежал я и стонал от боли; вдруг вошел этот блаженный и сказал мне:
«Приди, я исцелю тебя». Только что хотел я его спросить, когда и как он
пришел ко мне, — он тотчас сделался невидим». И уразумели все, что угодил
Афанасий господу: двенадцать лет не выходил он из пещеры, не видел солнца,
плакал беспрестанно день и ночь, ел только хлеб, пил воду, — и то мало и через
день. О чуде же этом слышал я от самого Вавилы, которого он исцелил.
Если кому покажется невозможным то, что я пишу, пусть
почитают жития святых отцов наших Антония и Феодосия, основателей русского
монашества, и тогда уверуют. Если же и тогда не поверят, не их вина: должно
сбыться притче, сказанной господом: «Вышел сеятель сеять семя свое, иное
упало при пути, другое в терние»—иже заботами житейскими подавлены. О них
пророк сказал: «Окаменело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат». И
еще: «Господи, кто поверит слышанному от нас?»
Ты же, брат и сын мой, не следуй их примеру. Не тех ради
пишу это, но да тебя приобрету. Совет даю тебе: утвердись благочестием в
том святом монастыре Печерском, не желай власти — ни игуменства, ни
.епископства. Довольно тебе для спасения окончить жизнь в монастыре том. Ты
сам знаешь, что много подобного могу я рассказать тебе от всех книг, но
полезнее будет для тебя, если я скажу тебе немногое из многого, слышанного
мной о деяниях иноков того божественного и святого монастыря Печерского.
О ДВУХ ВРАЖДОВАВШИХ МЕЖДУ СОБОЮ БРАТЬЯХ, ТИТЕ ПОПЕ И
ЕВАГРИИ ДЬЯКОНЕ
Были два брата по духу, дьякон Евагрий и поп Тит. И
имели они друг к другу любовь великую и нелицемерную, так что все дивились
единодушию их и безмерной любви. Ненавидящий же добро дьявол, который
всегда ищет, как лев рыкающий, кого поглотить, посеял вражду между ними. И
такую ненависть вложил он в них, что они уклонялись друг от друга и не
хотели один другого в лицо видеть. Много раз братия молила их примириться
между собой, но они и слышать не хотели. Когда Тит шел с кадилом, Евагрий
отбегал от фимиама; когда же Евагрий не отбегал, Тит проходил миме него, не
покадив. И так пробыли они многое время во мраке греховном; приступали к
святым тайнам — Тит не прося прощения, а Евагрий гневаясь. До того вооружил
их враг.
Однажды сильно разболелся этот Тит и, будучи уже при
смерти, стал сокрушаться о своем прегрешении и послал к дьякону с мольбой:
«Прости меня бога ради, брат мой. что я напрасно гневался на тебя». Евагрий
же отвечал жестокими словами и проклятиями. Старцы же, видя, что Тит
умирает, насильно повлекли Евагрия, чтобы помирить его с братом. Увидавши
его, больной приподнялся немного, пал ниц к ногам его и со слезами сказал:
«Прости и благослови меня, отец мой! Он же, немилостивый и лютый, отказался
перед всеми нами, говоря: «Никогда не захочу помириться с ним, ни в этом
веке, ни в будущем». И тут Евагрий вырвался из рук старцев и вдруг упал. Мы
хотели поднять его, но увидали, что он уже мертв. И не могли мы ему ни рук
сложить, ни рта закрыть, как у давно умершего. Больной же тотчас встал,
словно никогда и болен не был. И ужаснулись мы внезапной смерти одного и
скорому исцелению другого. Со многим плачем, погребли мы Евагрия. Рот и
глаза у него так и остались, открыты, а руки растянуты.
Тогда спросили мы Тита: «Как все это сталось?» И он
рассказал нам: «Видел я ангелов, отступивших от меня и плачущих о душе
моей, и бесов, радующихся моему гневу. И тогда начал я молить брата, чтобы
он простил меня. Когда же вы привели его ко мне, я увидел ангела
немилостивого, державшего пламенное копье, и когда Евагрий не простил меня,
он ударил его, и тот пал мертвый. Мне же ангел подал руку и поднял меня».
Услышавши это, убоялись мы бога, сказавшего: «Прощайте, и прощенье
получите». Господь сказал: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно,
надлежит суду». То же говорит и Ефрем: «Если кому случится умереть во
вражде, того ожидает суд неумолимый».
И если этот Евагрий не получит отрады, ради святых
Антония и Феодосия, — горе лютое ему, побежденному такою страстью!
Берегись от нее и ты, брат, и не дай места бесу гнева:
кто раз послушается его, тот в поработится ему; но скорее пойди и поклонись
враждующему с тобой, да не предан будешь ангелу немилостивому. Да сохранит
тебя господь от всякого гнева. Он (апостол его) сказал: «Солнце да не
зайдет во гневе вашем». Слава ему с отцом и святым духом ныне, и присно, и
вовеки!
О СОЗДАНИИ ПЕЧЕРСКОЙ ЦЕРКВИ СВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ
Теперь перейду и к другим сказаниям. Да знают все, что самого
господа промыслом и волею и его пречистой матери молитвою и хотением
создалась и совершилась благолепная и великая Печерская церковь пресвятой
богородицы — архимандрития всей Русской земли, лавра святого Феодосия.
Был в земле Варяжской князь Африкан, брат Якуна Слепого,
того, который в бегстве потерял золотую луду, когда воевал с Ярославом
против лютого Мстислава. У этого Африкана было два сына — Фрианд и Шимон.
По смерти брата Якун изгнал обеих племянников из их владений. И пришел
Шимон к благоверному нашему князю Ярославу. Этот принял его, держал в чести
и отдал сыну своему Всеволоду, сделав старшим при этом князе. И принял
Шимон великую власть от Всеволода. Причина же любви Шимона к святому
монастырю Печерскому вот какая.
Во время княжения в Киеве благоверного и великого князя
Изяслава пришли половцы на Русскую землю в 6576 (1068) году, и трое
Ярославичей — Изяслав, Святослав и Всеволод — пошли навстречу им, взяв с
собой и этого Шимона. Когда же пришли они к великому святому Антонию для
молитвы и благословения, старец отверз неложные свои уста и ясно предсказал
ожидающую их погибель. Варяг же этот упал в ноги старцу и молил сказать,
как уберечься ему от такой беды. И сказал ему блаженный: «Сын мой! Многие
надут от острия меча, и когда побежите вы от супостатов ваших, будут вас
топтать, наносить вам раны, топить в воде. Но ты спасешься, и положат тебя
в церкви, которая здесь будет создана».
И вот на реке Альте вступили в бой полки, и по божию
гневу побеждены были христиане и бежали; воеводы их со множеством воинов
пали в битве. Тут же, посреди их, лежал и раненый Шимон. Взглянул он на
небо и увидел церковь превеликую — ту самую, какую он уже прежде видел на
море. И вспомнил он слова Спасителя и сказал: «Господи! Избавь меня от
горькой смерти молитвами пречистой твоей матери и преподобных Антония и
Феодосия!» И вот вдруг некая сила исторгла его от мертвецов: он исцелился
он ран и всех своих нашел целыми и здоровыми.
Тогда, вернувшись к блаженному Антонию, он рассказал ему
дивные вещи. «Отец мой Африкан, — говорил он, — сделал крест и на нем
изобразил подобие Христа — образ новой работы, как чтут латиняне, величиной
локтей в десять. Воздавая честь образу этому, отец мой возложил на чресла
его пояс, весом в пятьдесят гривен золота, и на голову венец золотой. Когда
же дядя мой Якун изгнал меня из владений моих, я взял пояс с Иисуса и венец
с головы его. И услышал я голос от образа; он сказал мне: «Никогда не клади
этот венец на свею голову, а неси его на приготовленное для него место, где
устроится преподобным Феодосием церковь во имя матери моей. Отдай его в
руки Феодосию, чтобы он повесил его над моим жертвенником». Я упал,
оцепенев от страха, и лежал, как мертвый. Вставши же, я поспешно взошел на
корабль, и когда плыли мы, поднялась великая буря, так что все отчаялись за
свою жизнь. И начал я кричать: «Господи, прости меня? Я умираю теперь за
этот пояс, за то, что взял его от честного твоего и человекоподобного
образа». И вот увидел я в облаках церковь и подумал: «Что это за церковь?»
И был к нам голос свыше: «Та, которую построит преподобный во имя божией
матери. В ней ты положен будешь. Ты видишь ее величину и высоту: если
измерить ее тем золотым поясом, то в ширину она будет в двадцать раз, в
длину — в тридцать, в вышину стены и о верхом пятьдесят». Мы же все
прославили бога и утешились радостью великой, что избавились от горькой
смерти. Вот и до сих пор не знал я, где построена будет церковь, показанная
мне на море и на Альте, когда я лежал при смерти. И вот теперь слыхал я из
твоих честных уст, что я буду положен в церкви, которая здесь создастся».
И, вынув золотой пояс, он отдал его блаженному Антонию,
говоря:«Вот мера и основа, а вот венец: пусть будет он повешен над святым
престолом». Старец же восхвалил бога за это и сказал варягу: «Сын мой! С
этих пор не будешь ты называться Шимоном, но Симон будет имя твое». Призвав
же Феодосия, он сказал: «Вот какую церковь хочет воздвигнуть этот Симон».И
отдал в руки его пояс и венец. С тех нор великую любовь имел Симон к
святому Феодосию и давал ему много имения на устроение монастыря.
Однажды пришел Симон к блаженному и после обычной беседы
сказал святому: «Прошу у тебя одного дара». Феодосии же сказал ему: «Сын
мой, что же просит твое величие от нашего смирения?» Симон же: «Великого,
выше силы моей прошу я дара». Феодосии же: «Ты знаешь, сын мой, наше
убожество: часто хлеба недостает в дневную пищу; а другого не знаю, и есть
ли у меня что-нибудь». Симон же: «Если хочешь, можешь дать мне но данной
тебе благодати от господа, который назвал тебя преподобным. Когда я снимал
венец с главы Иисуса, он сказал мне: «Неси на приготовленное для него место
и отдай в руки преподобному, который построит церковь матери моей». Вот
чего прошу я у тебя: дай мне слово, что благословит меня душа твоя как при
жизни, так и по смерти моей и твоей». И отвечал святой: «Симон, выше силы
прошение твое. Но если по моем отшествии церковь эта устроится и уставы и
предания мои будут в ней соблюдаться, то пусть будет тебе известно, что я
имею дерзновение у бога. Теперь же не знаю, будет ли принята моя молитва».
Симон же сказал: «Господь свидетельствовал о тебе, я сам слышал это из
пречистых уст образа его. И потому молю тебя: как о своих чернецах, так и
обо мне грешном, помолись, и о сыне моем Георгии, и до последних рода
моего». Святой же обещал ему это и сказал: «Не о своих чернецах одних я
молюсь, но и обо всех, любящих ради меня это святое место». Тогда Симон
поклонился до земли и сказал: «Отец мой! Не выйду от тебя, если не
удостоверишь меня писанием». Феодосии понужден был сделать это за любовь его
и написал так: «Во имя отца и сына и святого духа...» — ту молитву, которую
и доныне влагают в руку покойнику. Это с тех пор утвердился обычай класть
такое письмо с умершими; прежде никто не делал этого на Руси. И это было
написано в молитве: «Помяни меня, господи, когда приидешь во царствие твое!
И когда будешь воздавать каждому по делам его, тогда сподоби, владыко,
рабов своих, Симона и Георгия, стать на правую, твою сторону в славе твоей
и слышать твой благой глас: «Приидите, благословенные отца моего,
наследуйте царство, уготованное вам». Симон же попросил: «Прибавь к этому,
отец мой, чтобы отпустились грехи родителям моим и ближним моим». Феодосии
же, воздев руки к небу, сказал: «Да благословит тебя господь от Сиона и да
видите вы красоты Иерусалима все дни жизни вашей и до последнего рода
вашего!» Как некий бесценный дар принял от святого благословение и молитву
Симон, прежде варяг, теперь же, по божьей благодати, правоверный
христианин. Научен он был святым отцом нашим Феодосием, и чудес ради, бывших
от святых Антония и Феодосия, оставил латинскую ересь и истине уверовал, со
всем домом своим, со всеми священниками своими, душ около трех тысяч. Этот
Симон был первый положен в той церкви. С тех пор и сын его Георгий великую
любовь имел к святому тому месту. Этого Георгия послал Владимир Мономах в
Суздальскую землю и отдал на руки ему сына своего Юрия. Спустя много лет
сел Юрий в Киеве; тысяцкому же своему Георгию Симоновичу, как отцу, поручил
область Суздальскую.
И вот что еще рассказывали нам блаженные те чернецы.
Были в городе два знатных человека, Иоанн и Сергий. Были они друзья между
собой. Однажды пришли они в Печерскую церковь, богом созданную, и увидели
свет, ярче солнечного, на чудной иконе богородицыной, и вступили в братство
духовное.
Спустя много лет разболелся Иоанн; а у него оставался
пятилетний сын Захария. И вот больной призвал игумена Никона и отдал ему
все свое имущество для раздачи нищим, а сыновнюю часть, тысячу гривен
серебра и сто гривен золота, дал Сергию и самого малолетнего сына своего,
Захарию, отдал на попечение другу своему, как брату верному, и завещал ему:
«Когда возмужает сын мой, отдай ему золото и серебро».
Когда стало Захарии пятнадцать лет, захотел он ваять у
Сергия золото и серебро отца своего. Сергий же, подстрекаемый дьяволом,
задумал приобрести богатство и жизнь с душою погубить. Он сказал юноше:
«Отец твой все имение отдал богу, у него и проси золото и серебро; он тебе
должен; может быть, и помилует. А я ни твоему отцу, ни тебе не должен ни
одной златницы. Вот что сделал с тобой отец твой по безумию своему. Все
свое имущество роздал, а тебя оставил нищим и убогим». Выслушав это, юноша
стал тужить о своей утрате и стал молить Сергия: «Отдай мне половину, а
себе возьми другую». Сергий же жестокими словами укорял отца его и его
самого. Захария просил третьей части, даже десятой. Наконец, видя, что. он
лишен всего, сказал Сергию: «Приди, поклянись мне в Печерской церкви перед
чудотворной иконой богородицыной, где ты вступил в братство с отцом моим».
Сергий пошел в церковь и перед иконой богородицы поклялся, что не брал ни
тысячи гривен серебра, ни ста гривен золота, хотел поцеловать икону, но не
мог приблизиться к ней; пошел к двери и вдруг стал кричать: «О святые
Антоний и Феодосий! Не велите убивать меня этому ангелу немилостивому,
молитесь святой богородице, чтобы она прогнала бесов, которые напали на
меня! Возьмите золото и серебро: оно запечатано в клети моей». И страх
напал на всех. С тех пор никому не давали клясться той иконой. Послали в
дом к Сергию, взяли сосуд запечатанный и нашли в нем две тысячи гривен
серебра и двести — золота: так удвоил господь богатство за милость к нищим.
Захария же отдал все деньги игумену Иоанну, чтобы употребил их как хочет;
сам же постригся в Печерском монастыре, где и жизнь кончил.
На серебро же и золото это поставлена была церковь
святого Иоанна Предтечи (где всход на хоры), в память боярина Иоанна и сына
его Захарии, так как на их золото и серебро была она поставлена.
ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ АРХИМАНДРИТУ ПЕЧЕРСКОМУ АКИНДИНУ О
СВЯТЫХ И БЛАЖЕННЫХ ИНОКАХ ПЕЧЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ, НАПИСАННОЕ ПОЛИКАРПОМ,
ИНОКОМ ТОГО ЖЕ ПЕЧЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ
С помощью господа, утверждающего слово, к твоему
благоразумию обращу его, пречестный архимандрит всея Руси, отец и господин
мой Акиндин. Приклони же ко мне благосклонный твой слух, и я стану говорить
тебе о жизни, деяниях и знамениях дивных и блаженных мужей, что жили в этом
святом монастыре Печерском. Слышал я о них от брата твоего, Симона,
епископа Владимирского и Суздальского, инока в прошлом того же Печерского
монастыря. Он рассказывал мне, грешному, о великом Антонии, основателе
монашества на Руси, и о святом Феодосии, и о жизни и подвигах других святых
и преподобных отцов, почивших здесь, в дому пречистой божьей матери. Пусть
послушает твое благоразумие моего несовершенного разума. Некогда ты
спрашивал меня и велел рассказывать о деяниях тех иноков. Но ты знаешь мою
грубость и дурной обычай: о чем бы ни была речь, всегда со страхом
беседовать перед тобою. Мог ли я ясно рассказывать тебе о всех чудесах их и
знамениях! Кое-что из тех преславных чудес я рассказал тебе, но гораздо
больше забыл от страха и рассказывал неразумно, стыдясь твоего благочестия.
И вот решил я писанием известить тебя о святых и блаженных отцах печерских,
чтобы и будущие после нас чернецы узнали о благодати божьей, бывшей в этом
святом месте, и прославили отца небесного, показавшего таких светильников в
Русской земле, в монастыре Печерском.
О СВЯТОМ ГРИГОРИИ ЧУДОТВОРЦЕ
Этот блаженный Григорий пришел в Печерский монастырь к
отцу нашему Феодосию и от него научился житию иноческому: нестяжанию,
смирению, послушанию и прочим добродетелям. Особенное прилежание имел он к
молитве и зато получил победу на бесов, так что и издали вопили они:
«Гонишь ты нас молитвою своею, Григорий!» У блаженного был обычай после
каждого пения творить запретительные молитвы.
Наконец не стерпел древний враг изгнания своего от инока
и, не имея возможности чем-либо иным ему повредить, научил злых людей
обокрасть его. Он же не имел ничего, кроме книг. Однажды ночью пришли воры
и стерегли старца, чтобы, когда юн пойдет к заутрене, войти и взять все его
имущество. И ощутил Григорий приход их; он обыкновенно целые ночи проводил
без сна, пел и молился беспрестанно, стоя среди кельи. И теперь помолился
он о тех, кто пришел обокрасть его: «Боже! Дай сон рабам твоим: утрудились
они, даром угождая врагу». И спели они пять дней и пять ночей, пока
блаженный, призвав братию, не разбудил их, говоря: «Долго ли будете вы
стеречь напрасно, думая обокрасть меня! Идите теперь по своим дамам». Они
встали, но не могли идти: так изнемогли от голода. Блаженный дал им поесть
и отпустил. Узнал об этом властелин города л велел мучить воров. И затужил
Григорий, что из-за него осуждены они. Он пошел, отдал властелину свои
книги, а воров отпустил. Другие же книги глаженный продал, а деньги роздал
убогим. «Чтобы, — говорил он, — опять, кто-нибудь не впал в беду, думая
украсть их». Господь сказал: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где воры
подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища да небе, где ни моль, ни
ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут. Где, сказано,
сокровище ваше, там и сердце ваше будет». Чудо же, бывшее с ворами, привело
их к покаянию, и они более не возвращались к прежним делам, но, пришедши в
Печерский монастырь, стали служить братии.
Имел этот блаженный Григорий маленький огородец, где
росли посеянные им овощи и плодовые деревья. И опять пришли воры. Взяли они
на плечи ношу, хотели идти — и не могли. И стояли они два дня неподвижно
под тяжестью этой ноши. Наконец начали они кричать: «Господин наш Григорий,
пусти нас! Мы не будем больше делать так и покаемся в грехах своих».
Услышали это монахи, пришли и схватили их, но не могли свести с места. И
спросили они воров: «Когда пришли вы сюда?» Воры же отвечали: «Мы стоим
здесь два дня и две ночи». Монахи же сказали: «Как же так! Мы постоянно
ходим здесь, но вас здесь не видели». Воры, же сказали: «Если бы и мы вас,
видели, то со слезами молили бы отпустить нас. Но вот мы уже изнемогли и
начали кричать. Попросите теперь старца, чтобы он отпустил нас». Тогда
пришел Григорий и сказал им: «Так как вы всю жизнь праздны, крадете чужие
труды, а трудиться не хотите, то теперь стойте здесь праздно и прочие годы,
до конца жизни». Они же со слезами молили старца, обещая, что не сотворят в
другой раз такого греха. Умилился старец и сказал: «Если хотите работать и
от труда своего других кормить,— я отпущу вас». Воры поклялись, что не
ослушаются его. Тогда Григорий сказал: «Благословен господь бог! Отныне
будете работать на святую братию: приносить от труда своего на нужды ее», и
отпустил их. Воры же эти окончили жизнь свою в Печерском монастыре, ходя за
огородом. Потомки их, думаю я, живут еще и доныне.
В другой раз опять пришли трое к блаженному, думая
искусить его. Двое из них, указывая на третьего, молили старца: «Вот это
друг наш, и осужден он на смерть. Молим тебя, избавь его; дай ему чем
откупиться от смерти». И говорили они это ложно. Заплакал Григорий от
жалости, провидя, что приспел конец жизни его, и сказал: «Горе этому человеку!
Приспел день погибели его!» Они же сказали: «Но если ты, отец наш, дашь
что-нибудь, то он не умрет». Говорили же они это, чтобы взять у него
что-нибудь и разделить между собой. Григорий же сказал: «Я дам, а он все же
умрет!» Потом спросил их: «На какую смерть он осужден?» Они отвечали:
«Будет повешен на дереве». Блаженный сказал им: «Верно присудили вы ему.
Завтра он повесится». И сошел в пещеру, где обыкновенно молился, чтобы не
слышать ничего земного и очами не видеть ничего суетного. И вынес оттуда
оставшиеся книги и дал им, сказав: «Если не понравятся, — возвратите». Они
же, взяв книги, стали смеяться и говорили: «Продадим их, а деньги
разделим». И увидели они плодовые деревья и решили: «Придем нынче ночью и
оберем плоды его». Когда настала ночь, пришли эти трое и заперли инока в
пещере, где он был на молитве. Один же из них, тот, о котором они говорили,
что его повесят, влез на верх дерева и начал обрывать яблоки. Ухватился он
за одну ветку — ветка обломилась; те двое испугались и побежали; а он, летя
вниз, зацепился одеждою за другую ветку и, не имея помощи, удавился
ожерельем. Григорий же был заперт и не мог даже прийти к братии, бывшей в
церкви. Когда стали выходить из церкви, иноки увидали человека, висящего на
дереве, и ужас напал на них. Стали искать Григория, и нашли его запертым в
пещере. Вышедши оттуда, блаженный велел снять мертвого, друзьям же его
сказал: «Вот и сбылась ваша мысль. Бог поругаем не бывает. Если бы вы не
затворили меня, я пришел бы и снял его, и он бы не умер. Но так как враг
научил вас покрывать суетное ложью, то бог и не помиловал вас». Ругатели же
те, видя, что сбылось слово его, пришли и упали ему в ноги, прося прощенья.
И Григорий осудил их на работу Печерскому монастырю, чтобы теперь трудясь
ели они хлеб свой и других бы питали от своих трудов. И так они и с детьми
своими кончили жизнь в Печерском монастыре, служа рабам пресвятой
богородицы и ученикам святого отца нашего Феодосия.
Следует еще рассказать о том, как претерпел он,
блаженный, муку смертную. Случилось в монастыре, что осквернился сосуд от
падения в него какого-то животного; и по этому случаю блаженный Григорий
пошел к Днепру за водой. В то же время проходил здесь князь Ростислав
Всеволодич, шедший в Печерский монастырь для молитвы и благословения. Он с
братом своим Владимиром шел в поход против воевавших с Русью половцев.
Увидали княжеские слуги старца и стали ругаться над ним, говоря срамные
слова. Инок же, провидя, что близок их смертный час, сказал им: «О дети
мои! Когда бы вам нужно было иметь умиление и многих молитв искать ото
всех, вы зло делаете. Не угодно богу это. Плачьте о своей погибели и
кайтесь в согрешениях своих, чтобы хотя в Страшный день принять отраду. Суд
уже постиг вас: все вы и с князем вашим умрете в воде». Князь же, страха
божия не имея, не положил себе на сердце слов преподобного, а подумал, что
лишь пустотные речи — пророчества его, и сказал: «Мне ли предсказываешь
смерть от воды, когда я плавать умею!» И рассердился князь, велел связать
старцу руки и ноги, повесить камень на шею и бросить в воду. Так потоплен
был блаженный Григорий. Братия же два дня искала его и найти не могла. На
третий же день пришли в его келью, чтобы взять оставшееся после него
имущество. И вот в келье нашли блаженного, связанного, с камнем на шее;
одежды его были еще мокры, лицо же было светло, и сам он был как живой. И
не знали, кто принес его, а келья была заперта. Слава господу богу,
творящему дивные чудеса ради угодников своих! Братия же вынесла тело
блаженного и честно положила его в пещере. И многие годы пребывает оно там
цело и нетленно.
Ростислав же не счел за вину греха своего и от ярости не
пошел в монастырь. Не захотел он благословения, и оно удалилось от него;
возлюбил проклятие, и проклятие пало на него. Владимир же пришел в
монастырь для молитвы. И когда были они у Треполя и после битвы побежали
князья наши от лица врагов, — Владимир благополучно переправился через
реку, молитв ради и благословения святых; Ростислав же, по слову святого
Григория, утонул со всем своим войском.
«Каким, сказано, судом судите, таким будете судимы, и
какою мерою мерите, такою и вам будут мерить».
О ЧЕРНЕЦЕ ПРОХОРЕ, КОТОРЫЙ МОЛИТВОЮ ИЗ ЛЕБЕДЫ ДЕЛАЛ
ХЛЕБЫ, А ИЗ ПЕПЛА СОЛЬ
Такова воля человеколюбца бога о своем творении: во все времена
и лета промышляет он о роде человеческом и подает ему полезное, ожидая
нашего покаяния. Наводит он на нас иногда голод, иногда рати за неустроенье
властелина; но этим владыка наш приводит только наше нерадение на
добродетель, на память дел греховных: делающие злые дела бывают преданы за
грехи свои злым и немилостивым властелинам. Но и эти последние не избегнут
суда: суд без милости тому, кто сам не творит милости.
Было это в дни княжения Святополка в Киеве; много
насилия делал людям этот князь, без вины искоренил до основания многих
знатных людей и имение у них отнял. И за то попустил господь, чтобы
неверные имели силу над ним: многие войны были от половцев. Были в те
времена усобицы и голод сильный, и во всем была скудость в Русской земле.
В те дни пришел некто из Смоленска к игумену Иоанну,
желая быть иноком. Игумен постриг его и назвал Прохором. Этот чернец Прохор
предал себя на послушание и такое безмерное воздержание, что даже хлеба
себя лишил. Он собирал лебеду, растирал ее своими руками и делал из нее
хлеб; им и питался. И заготовлял он себе ее на год, а на следующее лето
собирал новую лебеду. И так всю жизнь свою довольствовался он лебедой
вместо хлеба. Видя же терпение его и великое воздержание, бог превратил ему
горечь в сладость, и была ему радость после печали, по сказанному: «Вечером
приходит плач, а наутро торжество». И прозвали его Лебедником, потому что,
как сказано выше, он питался одной лебедой, не употребляя ни хлеба, кроме
просфоры, ни овоща никакого, ни питья. И никогда не роптал он, но всегда с
радостью служил господу; ничего не пугался, потому что жил, как птица: не
приобретал ни сел, ни житниц, где собрать добро свое, не говорил, как тот
богач евангельский: «Душа! Много добра лежит у тебя на многие годы:
покойся, ешь, пей, веселись». Не имел он ничего, кроме лебеды, да и ту
заготовлял только на год, говоря себе: «Прохор! В эту ночь ангелы возьмут
от тебя душу твою; кому же останется приготовленная тобою лебеда?» Он на
деле исполнял слово господа, который сказал: «Взгляните на птиц небесных:
они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, но отец ваш небесный питает
их». Им подражая, легко проходил он путь до того места, где росла лебеда, и
оттуда на своих плечах, как на крыльях, приносил ее в монастырь и
приготовлял в пищу. На непаханной земле несеяный хлеб был ему.
Настал великий голод, и смерть налегла на всех людей.
Блаженный же продолжал дело свое, собирая лебеду. Увидел это один человек и
тоже стал собирать лебеду для себя и для домашних своих, чтобы пропитаться
ею в голодное время. И в те дни принял блаженный Прохор на себя еще больший
труд: собирал это зелье и, растирая, как я говорил, в своих руках, делал из
него хлебы, которые раздавал неимущим, изнемогавшим от голода. Многие в это
голодное время приходили к нему, и он всех оделял. И сладко, как с медом,
было для всех то, что он давал. Никому так пшеничного хлеба не хотелось,
как этого хлеба, приготовленного руками блаженного из дикого зелья. II если
ей сам давал с благословением, то светел и чист, и сладок бывал этот хлеб;
если же кто брал Тайком, то был он горек без меры, как полынь.
Некто из братии потихоньку украл хлеб, но не мог его
есть: горек, как полынь, был он в руках его. И так повторялось несколько
раз. Но стыдился брат, от срама не мог открыть блаженному своего греха. Однако,
будучи голоден, видя смерть перед глазами, он пришел к игумену Иоанну и,
прося прощения в своем грехе, исповедал ему случившееся с ним. Игумен не
поверил тому, что он говорил, и, чтобы узнать, подлинно ли это так, велел
другому брату сделать то же, — взять хлеб тайно. Принесли хлеб, и оказалось
то же, что говорил укравший брат: никто не мог есть его горечи ради. Держа
этот хлеб в руках, игумен послал попросить хлебу Прохора. «Один хлеб, —
сказал он, — возьмите из рук его, а другой, уходя, тайно возьмите». Когда
принесли игумену хлебы, украденный изменился пред его глазами: сделался на
вид как земля и горек, как и первый; а взятый из рук блаженного был светел
и сладок, как мед. После такого чуда повсюду прошла слава об этом муже. И
многих голодных прокормил он и многим был полезен.
Тогда Святополк с Володарем и с Васильком пошил ратью на
Давыда Игоревича за Василька, которого ослепил Святополк, послушав Давыда
Игоревича. И не стали пускать купцов из Галича и людей из Перемышля, и не
было соли во всей Русской земле. Начались грабежи беззаконные и всяческое
неустройство. Как сказал пророк: «Съедающие народ мой, как едят хлеб, не
призывающие господа». И были все в великой печали, изнемогали от голода и
войны, не имели ни жита, ни даже соли, чем бы исполнить скудость свою. .
Блаженный Прохор имел тогда свою келью. И собрал он изо
всех келий множество пепла, но так, что никто этого не знал. И раздавал он
этот пепел приходящим к нему, и всем, по молитве его, превращался он в
чистую соль. И чем больше он раздавал, тем больше у него оставалось. И
ничего не брал за это блаженный, а всем даром давал, сколько кому нужно, и
не только монастырю было довольно, но и мирские люди приходили к нему и
брали обильно, сколько кому надо. Торжище опустело, а монастырь был полон
приходящими за солью. И пробудило это зависть в продававших соль, потому
что не получали они, чего желали. Они думали приобресть в это время большое
богатство от соли, и вот если они прежде продавали по две меры соли за
куну, то теперь и десяти мер за эту цену никто не брал. И сильно печалились
они о том. Наконец поднялись все продававшие соль и, придя к Святополку,
стали наущать его против инока, говоря: «Прохор, чернец Печерского
монастыря, отнял у нас многое богатство: дает соль всем, кто к нему приходит,
никому не отказывает, и мы от того обнищали». Князю хотелось угодить им, и
помыслил он, во-первых, прекратить ропот между ними, а во-вторых, себе
богатство приобрести. Положил он со своими советниками, что цена на соль
будет высокая, и сам князь, отняв соль у инока, будет продавать ее.
Крамольникам этим он сказал: «Вас ради пограблю чернеца», — а сам таил
мысль о приобретении богатства себе. Он хотел угодить ими только больше
вреда сделал: ибо зависть не умеет предпочитать полезного вредному. И князь
послал взять у инока всю соль. Когда привезли ее, он с теми крамольниками,
которые наущали его против блаженного, пошел посмотреть ее. И увидели все
перед глазами своими пепел. Много дивились все и недоумевали: что бы это
значило? Чтобы узнать подлинно, князь велел спрятать на три дня привезенное
из монастыря, но наперед велел отведать — и на вкус был пепел.
К блаженному же, по обычаю, приходило множество народа
за солью. И все узнали, что старец пограблен, и, возвращаясь с пустыми
руками, проклинали того, кто это сделал. Блаженный же сказал им: «Когда
выбросят ее, вы придите я соберите себе». Князь продержал три дня и велел
выбросить пепел ночью. Высыпали пепел, и он тотчас превратился в соль.
Граждане же, узнав об этом, пришли и собрали ее. От такого дивного чуда
ужаснулся сотворивший насилие: не мог он скрыть перед всем городом всего
того, что было. И стад он разузнавать, что бы это значило. Тогда рассказали
князю, как блаженный кормил лебедой множество народа и как ели они из рук
его сладкий хлеб; когда же некоторые взяли у него один хлеб без его
благословения, то оказался он как земля на вид, а на вкус горек, как
полынь. Услышавши это, устыдился князь сделанного им, пошел в монастырь к
игумену Иоанну и принес ему покаяние. Прежде он имел вражду к нему. Игумен
обличал его за ненасытную жадность к богатству, за насилие. Святополк тогда
схватил его и заточил в Турове; но восстал на него Владимир Мономах, и он,
испугавшись этого, скоро с честью возвратил Иоанна в Печерский монастырь.
Теперь же ради такого чуда князь стал иметь великую любовь к обители
пресвятой Богородицы и к святым отцам Антонию и Феодосию. И чернеца Прохора
он с этих пор весьма почитал и ублажал, так как знал его за истинного раба
божия. И дал он слово богу не делать более никому насилия, и старцу дал он
крепкое слово. «Если, сказал, по изволению божию я прежде тебя отойду из
этого мира, то ты положи меня в гроб своими руками, и да явится в этом твое
беззлобие. Если же ты прежде меня преставишься и пойдешь к неподкупному
Судии, то я на своих плечах внесу тебя в пещеру, чтобы господь подал мне
прощение в великом грехе моем перед тобой». С этими словами князь пошел от
блаженного. Он же прожил еще много лет в добром исповедании, богоугодной,
чистой и непорочной жизнью.
Наконец разболелся он. Князь тогда на войне был, и
святой послал объявить ему: «Близок час исхода моего из тела. Приди, если
хочешь, проститься со мной. И обещание исполнишь ты — своими руками
положишь меня в гроб, и прощение примешь от бога. Не медли: я отхожу и вот
только ожидаю твоего прихода. Если ты придешь ко мне, война будет для тебя
успешнее». Услышав это, Святополк тотчас же распустил свои войска и пришел
в монастырь. Блаженный же Прохор много поучал князя о милостыне, о будущем
суде, о вечной жизни, о будущей муке; потом дал ему благословение и
прощение, простился со всеми бывшими с князем и, воздев руки к небу,
испустил дух. Тогда князь взял тело святого старца, понес в пещеру и вложил
своими руками в гроб. После же погребения он пошел на войну и великую
победу одержал над врагами своими, агарянами, и взял всю землю их и
множество пленников. И была это в Русской земле богом дарованная победа,
предсказанная блаженным. С тех пор Святополк, шел ли на войну, или на
охоту, всегда приходил в монастырь поклониться иконе пресвятой богородицы и
гробу Феодосиеву, потом входил в пещеру для поклонения святому Антонию,
блаженному Прохору и всем святым отцам, и тогда уже шел в путь свой. И
берег бог княжение его. Сам будучи свидетелем, он открыто возвещал о
преславных чудесах и знамениях Прохора и других святых. Да получим и мы с
ним милость о Христе Иисусе, господе нашем! Ему же слава и отцу и сыну ныне
и присно.
|
