|
О новгородцах и об архиепископе Феофиле. Той же
осенью, ноября в восьмой день, на праздник архангела Михаила преставился
архиепископ Великого Новгорода Иона. И новгородцы по старине, как это было
у них в обычае, созвали вече и стали выбирать из иеромонахов архиепископа.
И, выбрав троих, бросили жребий, и выпал жребий некоему иеромонаху по имени
Феофил, и возвели его во двор архиепископский. И послали к великому князю
Ивану Васильевичу посла своего Никиту Ларионова бить челом и защиты
просить, чтобы избранного ими чернеца Феофила почтил, велел бы к себе в
Москву прибыть и поставить бы его велел своему отцу духовному, митрополиту
Филиппу, на архиепископство в Великом Новгороде и Пскове, как то и прежде
всегда бывало при прежних великих князьях.
Князь же великий, по их челобитью и прошению, не
только. к прежнему ничего не добавляя, но и в снисхождении жалуя, посла их,
почтив, отпустил со всем, о чем просили его новгородцы, ответ дав ему
такой: «Что вотчина моя, Великий Новгород, прислал ко мне бить челом о том,
что взял бог отца их духовного, а моего богомольца архиепископа Иону, и
потому избрали себе по своему обычаю согласно жребию инока Феофила, в том
я, князь великий, их жалую и того избранного Феофила. И велю ему быть в
Москву ко мне и к отцу моему духовному, митрополиту Филиппу, чтобы
поставить на архиепископство Великого Новгорода и Пскова без всяких
задержек, но по старым обычаям, как было то и при отце моем, великом князе
Василии, и при деде, и при прадеде моем, и при прежних всех великих
князьях, из рода которых и я, из владимирских, и новгородских, и всей
Руси». И когда тот посол их Никита Ларионов воротился в Новгород и передал
им пожалование великого князя, то многие там бывшие люди знатные, посадники
и тысяцкие, и житьи люди очень тому рады были, и Феофил также.
Некоторые же из них: посадничьи дети Исаака Борецкого
с матерью их Марфою и с остальными иными изменниками, подученные дьяволом,
хуже бесов стали прельстителями на погибель земле своей и себе на пагубу,
начали непристойные и соблазнительные речи высказывать и, на вече являясь,
кричать: «Не хотим за великого князя московского, и вотчиной зваться его не
хотим! Вольные все мы люди — Великий Новгород, а московский князь великий
многие обиды и неправды над нами чинит! А хотим за короля польского и
великого князя литовского Казимира!»
И так взволновался весь город их, и всколыхнулись
всё, как пьяные: те хотели за великого князя по старине, к Москве, а другие
— за короля, к Литве. Те же изменники стали нанимать худых мужиков из
участников веча, готовых на все, как обычно. И явясь на вече, звонили они
во все колокола и, крича, говорили: «За короля хотим!» Другие же им
возражали: «За великого князя московского хотим по старине, как было и до
сего!» И те наймиты изменничьи каменье метали в тех, что за великого князя
хотят. И великая смута была у них, и сражались друг с другом, и сами на
себя поднялись.
Многие же из них: прежние посадники, и тысяцкие, и
знатные люди, а также и люди житьи говорили им: «Нельзя, братья, тому так
быть, как вы говорите: к королю нам перейти и архиепископа поставить от его
митрополита, католика. Ведь изначала вотчина мы великих князей русских, от
первого великого князя нашего Рюрика, которого по воле своей взяла земля
наша из варягов князем себе вместе с двумя его братьями. А после и правнук
его, князь великий Владимир, крестился и все земли наши крестил: русскую, и
нашу словенскую, и землю мери, и кривичскую, и весь, то есть белозерскую, и
муромскую, и вятичей, и остальных. И от святого того великого князя
Владимира вплоть до господина нашего великого князя Ивана Васильевича за
латинянами мы не бывали и архиепископа от них себе не поставляли, так чего
ж вы теперь хотите ставить его от Григория, именующего себя митрополитом
Руси, хотя он ученик Исидора и католик!»
Те же отступники, подобно и прежним еретикам,
научены были дьяволом, желая на своем поставить, на благочестье дерзнув, и
великому князю не желая покориться, единодушно вопили: «За короля хотим!» А
другие говорили: «К Москве хотим, к великому князю Ивану и к отцу его
духовному, митрополиту Филиппу, — в православие!» Злодеи же те, восставшие
на православие, бога не боясь, послов своих отправили к королю с дарами
многими, Панфила Селиванова да Кирилла Иванова, сына Макарьина, говоря:
«Мы, вольные люди, Великий Новгород, бьем челом тебе, честной король, чтобы
ты государю нашему Великому Новгороду и нам господином стал. И архиепископа
повели нам поставить своему митрополиту Григорию, и князя нам дай из твоей
державы».
Король же принял их дары с радостью, и рад был
речам их, и, много почтив посла их, отпустил к ним со всеми теми речами,
которых услышать они хотели, и князя послал к ним Михаила, Олелькова сына,
киевлянина. И приняли его новгородцы с почетом, но наместников великого
князя не выгнали с Городища. А бывшего у них князем Василия Горбатого, из
суздальских князей, послали того в Заволочье, в заставу на Двину.
Прослышал об этом князь великий Иван Васильевич,
что в вотчине его, в Великом Новгороде, смятенье великое, и стал посылать к
ним послов своих, говоря так: «Вотчина моя это, люди новгородские,
изначала: от дедов, от прадедов наших, от великого князя Владимира,
крестившего землю Русскую, от правнука Рюрика, первого великого князя в
вашей земле. И от того Рюрика и до сегодняшнего дня знали вы единственный
род тех великих князей, сначала киевских, и до самого великого князя
Дмитрия-Всеволода Юрьевича Владимирского, а от того великого князя и до
меня род этот, владеем мы вами, и жалуем вас, и защищаем отовсюду, и
казнить вас вольны, коли на нас не по-старому начнете смотреть. А ни за
королем никаким, ни за великим князем литовским не бывали вы с тех пор, как
земля ваша стала, теперь же стремитесь вы от христианства в католичество,
нарушив крестное целование. Я, князь великий, никакого насилья вам не чиню,
ни тягот не налагаю сверх того, что были при отце моем, великом князе
Василии Васильевиче, и при деде моем, и при прадеде, и при прочих великих
князьях рода нашего, да еще и жаловать вас хочу, свою вотчину».
Слышав же то, новгородские люди, бояре их и
посадники, и тысяцкие, и житьи люди, которые не желали прежнего своего
обычая и крестного целования преступить, рады были все этому и управляться
хотели великим князем по-старому.
Но Исааковы дети, о которых было сказано, с прочими
своими пособниками и с наймитами своими будто взбесились, точно дикие
звери, человеческого разума лишенные, речей послов великого князя, как и
посла митрополита Филиппа, и слышать не хотели. И еще нанимали злых этих
смердов, убийц, мошенников и прочих безродных мужиков, что подобны скотам,
нисколько разума не имеющих, но только один крик, так что и бессловесная
скотина не так рычала, как эти новгородские люди, невежды, называя себя
«господарем Великим Новгородом». И они приходили на вече, били в колокола,
и кричали, и лаялись, точно псы, говоря нелепое: «За короля хотим!»
И такова была смута у них, как в Иерусалиме, когда
предал его господь в руки Тита; и как те тогда, так и эти друг с другом
сражались.
Князь же великий, прослышав об этом, впал в скорбь
и тужил о них немало: «Когда и не были еще в православии, от Рюрика и до
великого князя Владимира, не отходили к другим государям, а от Владимира и
вплоть до сегодняшнего дня знали один его род и управлялись великим князем
во всем, сначала киевским, потом владимирским, а теперь, в последние годы,
все свое благочестье хотят погубить, от христианства к католичеству
отступая. Но что делать, не ведаю, а возложу всю надежду мою на единого
господа бога, и будет он милостив ко мне в этом». И возвещает он об этом
отцу своему, митрополиту Филиппу, и матери своей, великой княгине Марии, и
бывшим при нем боярам его и о том, что хочет идти на Новгород ратью. Они
же, услышав это, советуют ему, упованье на бога возложив, исполнить замышленье
свое на новгородцев за их нарушения и отступничество.
И тотчас князь великий послал за всеми братьями
своими, и за всеми епископами земли своей, и за всеми князьями, и боярами
своими, и воеводами, и за всеми своими воинами. И когда сошлись все к нему,
тогда сообщает им замысел свой — идти на Новгород ратью, ибо во всем
изменил он. И князь великий, получив благословение от митрополита Филиппа,
а также и от всех святителей земли своей, и от всего священного собора,
начал готовиться к походу, а так же и братья его, и все князья его, и
бояре, и воеводы, и все его воины.
В Новгород же послал князь грамоты разметные за неисправление
новгородцев, а в Тверь послал к великому князю Михаилу, помощи прося на тех
новгородцев. А в Псков послал дьяка своего Якушку Шачебальцева мая в двадцать
третий день, на праздник Вознесения господня, веля сказать им:«Вотчина моя,
Великий Новгород, отходит от меня за короля, и архиепископа своего ставить
желают у его митрополита Григория, католика. И потому я, князь великий, иду
на них всею ратью, а целование свое к ним я с себя слагаю. И вы бы, вотчина
моя, псковичи, посадники, и житьи люди, и вся земля псковская, договоры с
братом вашим, Новгородом, отменили и пошли б на них ратью с моим воеводой,
с князем Федором Юрьевичем Шуйским или с его сыном, с князем Василием».
В тридцать первый день мая, в пятницу, послал князь
великий Бориса Слепца к вятчанам, веля им всем идти на Двинскую землю ратью
же. А к Василью Федоровичу к Образцу послал на Устюг, чтобы и он с
устюжанами на Двину ратью пошел и соединился бы с Борисом да с вятчанами.
Месяца же июня в шестой день, в четверг, на Троицу,
отпустил князь великий из Москвы воевод своих, князя Даниила Дмитриевича
Холмского да Федора Давыдовича со многим воинством, а с ними и князя Юрия
Васильевича, и князя Бориса Васильевича, и детей боярских многих. А велел
всем им князь идти к Руссе.
А в тринадцатый день того же месяца, в четверг,
отпустил князь великий князя Ивана Васильевича Оболенского Стригу со
многими воинами, да с ним и князей царевича Даньяра со многими татарами. И
велел им идти на Волочок да по Мете.
А после этого князь великий начал по церквам
молебны совершать и милостыню большую раздавать в земле своей — и по
церквам, и по монастырям, священникам, и монахам, и нищим. В соборной же
церкви пресвятой владычицы нашей Богородицы приснодевы Марии князь великий,
подойдя к чудотворной иконе пречистой Богородицы Владимирской, многие
молитвы принес и слезы во множестве пролил, так же и перед чудотворным
образом пречистой, который сам чудотворец Петр написал. После же этого
подошел к гробнице святого отца нашего Петра-митрополита чудотворца, молебен
совершая и слезы проливая, прося помощи и заступничества, также и остальным
святителям, в той же церкви погребенным, преосвященным митрополитам
Феогносту, и Киприану, и Фотию, и Ионе, помолился.
И, выйдя оттуда, приходит в монастырь архангела
Михаила, честного его чуда, и, войдя в церковь его, молебны совершает,
призывая на помощь этого воеводу небесных сил с великим умилением. И снова
входит в той же церкви в придел Благовещения богородицы, где стоял
исцеляющий гроб, в котором лежат чудотворные мощи святого отца нашего
Алексея-митрополита, русского чудотворца, и там так же помолился, со
многими слезами.
И потом снова приходит в церковь архистратига
Михаила, священного сонма его и прочих бесплотных, и также моленья
совершает, прося у них помощи и заступничества. Приходит далее в той же
церкви к гробницам прародителей своих, погребенных тут великих князей
владимирских, и новгородских, и всея Руси, от великого князя Ивана
Даниловича и до отца своего, великого князя Василия, молясь им и говоря:
«Хоть духом отсюда вы и далеко, но молитвой помогите мне против отступников
от правой веры в державе вашей».
И, выйдя оттуда, обходит все соборные церкви и
монастыри, повсюду молебны совершая и милостыни обильные подавая. После
этого приходит к отцу своему Филиппу, митрополиту всея Руси, прося
благословения и отпущения грехов. Святитель же ограждает его крестом, и
молитвой вооружает его, и благословляет его и всех его воинов на врагов,
как Самуил Давида на Голиафа.
Князь же великий Иван Васильевич, приняв
благословение отца своего митрополита Филиппа и всех епископов державы
своей и всех священников, выходит из Москвы того же месяца июня двадцатого,
в четверг, в день памяти святого отца Мефодия, епископа патарского, а с ним
царевич Даньяр и прочие воины великого князя, князья его многие и все
воеводы, с большими силами собравшиеся на противников, — подобно тому, как
прежде прадед его, благоверный великий князь Дмитрий Иванович, на
безбожного Мамая и на богомерзкое его воинство татарское, так же и этот благоверный
и великий князь Иван на этих отступников.
Ибо хотя и христианами назывались они, по делам
своим были хуже неверных; всегда изменяли они крестному целованию,
преступая его, но и хуже того стали сходить с ума, как уже прежде написал:
ибо пятьсот лет и четыре года после крещения были под властью великих
князей русских православных, теперь же, в последнее время, за двадцать лет
до окончания седьмой тысячи лет, захотели отойти к католическому королю, и
архиепископа своего поставить от его митрополита Григория, католика, хотя
князь великий посылал к ним, чтобы отказались от такого замысла. Так же и митрополит
Филипп не раз предостерегал их, поучая, будто отец детей своих, по господню
слову, как сказано в Евангелии: «Если же согрешит против тебя брат твой,
пойди и обличи его между тобою и им одним; и если послушает тебя, то
приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою двух или
трех, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое твое слово.
Если же и тех не послушает, скажи церкви; если же и церкви слушать не
станет, то да будет он тебе, как язычник и мытарь». Но нет, люди
новгородские всему тому не внимали, но свое зломыслие учиняли; так не хуже
ли они иноверных? Ведь неверные никогда не знали бога, не получили ни от
кого правой веры, прежних своих обычаев идолопоклонства держась, эти же
долгие годы пребывали в христианстве и под конец стали отступать в
католичество. Вот и пошел на них князь великий не как на христиан, но как
на язычников и на отступников от правой веры.
Пришел же князь великий на Волок в день Рождества
Иоанна Предтечи. Так же и братья великого князя пошли каждый от себя: князь
Юрий Васильевич из своей вотчины, князь Андрей Васильевич из своей вотчины,
князь Борис Васильевич из своей вотчины, князь Михаил Андреевич с сыном
Василием из своей вотчины. А в Москве оставил князь великий сына своего,
великого князя Ивана, да брата своего, князя Андрея Меньшого.
На Петров день пришел князь великий в Торжок, и
подошли к нему в Торжок воеводы великого князя тверского, князь Юрий
Андреевич Дорогобужский да Иван Никитич Жито, со многими людьми для помощи
на новгородцев же; а из Пскова в тот же Торжок пришел к великому князю
посол Василий да Богдан с Якушкой с Шачебальцевым, а присланы известить,
что от присяги Новгороду отказались и сами готовы все. Князь же великий из
Торжка послал к ним Богдана, а с ним Козьму Коробьина, чтобы немедля пошли
на Новгород, а Василия от себя не отпустил; и из Торжка пошел князь
великий.
Братья же великого князя все со многими людьми,
каждый из своей вотчины, пошли разными дорогами к Новгороду, пленяя, и пожигая,
и людей в полон уводя; так же и князя великого воеводы то же творили,
каждый там, на какое место был послан. Ранее посланные же воеводы великого
князя, князь Данило Дмитриевич Холмский и Федор Давыдович, идя по
новгородским пределам, где им приказано было, распустили воинов своих в
разные стороны жечь, и пленить, и в полон вести, и казнить без милости
жителей за их неповиновение своему государю великому князю. Когда же дошли
воеводы те до Руссы, захватили и пожгли они город; захватив полон и спалив
все вокруг, направились к Новгороду, к реке Шелони. Когда же пришли они к
месту, называемому Коростыней, у озера Ильменя на берегу, напала на них
неожиданно по озеру рать новгородская в ладьях, которая, на берег выйдя,
тайком подошла под их лагерь, так что они оплошали. Стража воевод великого
князя, увидев врагов, сообщила воеводам, те же, тотчас вооружась, пошли
против них и многих побили, а иных захватили в плен; тем же пленным велели
друг другу носы, и губы, и уши резать и потом отпустили их обратно в
Новгород, а доспехи, отобрав, в воду побросали, а другое огню предали,
потому что не были им нужны, ибо своих доспехов всяких довольно было.
И оттуда вновь возвратились к Руссе в тот же день,
а в Руссе уже другое войско пешее, еще больше прежнего вдвое; и пришли те в
судах рекою под названием Пола. Воеводы же великого князя, и на тех пойдя,
разбили их и послали к великому князю с вестью Тимофея Замытского, а
примчался он к великому князю июля в девятый день на Коломну-озеро; сами же
воеводы от Руссы пошли к Демону-городку. Князь же великий послал к ним,
веля идти за реку Шелонь на соединение с псковичами. Под Демоном же велел
стоять князю Михаилу Андреевичу с сыном его князем Василием и со всеми
воинами его.
А воеводы великого князя пошли к Шелони, и как
подошли они к берегу реки той, там, где можно перейти ее вброд, в ту же
пору вышла рать новгородская против них с другой стороны, от города своего,
к той же реке Шелони, многое множество, так что ужаснулись воины великого
князя, потому что мало их было — все воины княжеские, не зная этого,
покоряли места окрест Новгорода.
А новгородские посадники, и тысяцкие, и с купцами,
и с житьими людьми, и мастера всякие или, проще сказать, плотники и
гончары, и прочие, которые отродясь на лошади не сидели и в мыслях у которых
того не бывало, чтобы руку поднять на великого князя, — всех их те
изменники силой погнали, а кто не желал выходить на бой, тех они сами
грабили и убивали, а иных в реку Волхов бросали; сами они говорили, что
было их сорок тысяч в том бою.
Воеводы же великого князя, хоть и в малом числе
(говорят бывшие там, что только пять тысяч их было), увидев большое войско
тех и возложив надежду на господа бога и пречистую матерь его и на правоту
своего государя великого князя, пошли стремительно на них, как львы рыкая,
через реку ту широкую, на которой в том месте, как сами новгородцы говорят,
никогда брода не было; а эти и без брода все целые и здоровые ее перешли. Увидев
это, новгородцы устрашились сильно, взволновались и заколебались, как
пьяные, а наши, дойдя до них, стали первыми стрелять в них, и взволновались
кони под теми, и начали с себя сбрасывать их, и так скоро побежали они,
гонимые гневом божьим за свою неправду и за отступление не только от своего
государя, но и от самого господа бога.
Полки же великого князя погнали их, коля и рубя, а
они и сами в бегстве друг друга били, кто кого мог. Побито же их было тогда
многое множество, — сами они говорят, что двенадцать тысяч их погибло в тех
боях, а схватили живьем более двух тысяч; схвачены и посадники их: Василий
Казимир, Дмитрий Исаакович Борецкий, Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей
Селезнев, Василий Селезнев — два племянника Казимира, Павел Телятев, Кузьма
Грузов, а житьих множество. Сбылось на них пророческое слово: «Пятеро ваших
погонит сотню, а сотня потеснит тысячи». Так долго они бежали, что и кони
их запалились, и стали падать с коней в воды, и в болота, и в чащобу, ибо
ослепил их господь, не узнали уже и земли своей, даже дороги к городу
своему, из которого вышли, но блуждали по лесам, а как где-нибудь они
выходили из леса, так хватали их ратники, а некоторые, израненные, блуждая
в лесах, поумирали, а другие в воде утонули; которые же с коней не
свалились, тех кони их принесли к городу, будто пьяных или сонных, но иные
из них второпях и город свой проскакали, думая, что и город взят уже; ибо
взволновались и заколебались, будто пьяные, и ума лишились. А воины
великого князя гнали их двадцать верст, а потом возвратились в великой
усталости.
Воеводы же князя великого, князь Даниил и Федор
Давыдович, став на костях, дождались воинства своего и увидели воинов своих
всех здоровыми, и благодарили бога, и пречистую его богоматерь, и всех
святых. И стали воеводы говорить схваченным ими новгородцам: «Отчего вы с
таким множеством воинов своих сразу бежали, увидев малое наше войско?» Те
же ответили им: «Потому что мы видели вас бесконечное множество, идущих на
нас, и не только идущих на нас, но еще и другие полки видели, в тыл нам
зашедшие, знамена у них желтые и большие стяги и скипетры, и говор людской
громкий, и топот конский страшный, и так ужас напал на нас, и страх объял
нас, и поразил нас трепет». Было же это июля четырнадцатого в воскресенье
рано, в день святого апостола Акилы.
Воины же князя великого и после боя того сражались
часто по посадам новгородским вплоть до немецкой границы по реке Нарве, и
большой город, называемый Новым Селом, захватили и сожгли. А воеводы
великого князя, чуть отдохнув после боя того и дождавшись своих, послали к
великому князю Замятню с той вестью, что помог им бог, рать новгородскую
разбили. И тот примчался к великому князю в Яжелбицы того же месяца в
восемнадцатый день, и была радость великая великому князю и братьям его, и
всему войску их, ибо был тогда у великого князя и царевич Даньяр, и братья
великого князя, благоверные князья Юрий, и Андрей, и Борис, и бояре их, и
все войско их. И тогда дал обет князь великий поставить в Москве церковь
памяти святого апостола Акилы, что и исполнил, а воеводы, князь Даниил и
Федор, другую церковь, в честь Воскресения.
А в ту же пору был у великого князя из Новгорода от
избранного архиепископа и от всего Новгорода Лука Клементьев за охранной
грамотой; князь же великий дал им охранный лист и отпустил его из сел возле
Демона; а князю Михаилу Андреевичу и сыну его князю Василию воеводы
новгородские, которые были осаждены в городке Демоне, били челом и сдались
с тем, что их живыми выпустят, а за другое что не держались; а с города
дали выкупа сто рублей новгородских.
А от псковичей пришел к великому князю в Игнатичи с
Кузьмою с Коробьиным посадник Никита с тем, что псковичи всею землею своею
вышли на его службу, своего государя, с воеводой князем Василием
Федоровичем, и по дороге стали новгородские поселения грабить и жечь, и
людей сечь, и, в дома запирая, жечь. Князь же великий послал к ним Севастьяна
Кушелева да прежнего посла их Василия с ним от Полы-реки.
Месяца того же на двадцать четвертый день, на
память святых великомучеников Бориса и Глеба, пришел князь великий в Руссу,
и тут повелел казнить отсеченьем головы новгородских посадников за их
измену и за отступничество: Дмитрия Исааковича Борецкого, да Василия
Селезнева, да Еремея Сухощека, да Киприаиа Арзубьева; а иных многих сослал
в Москву да велел их бросить в тюрьму, а незнатных людей велел отпускать в
Новгород, а Василия Казимира, да Кузьму Григорьева, да Якова Федорова, да
Матвея Селезнева, да Кузьму Грузова, да Федота Базина велел отвезти на
Коломну да заковать их. А сам пошел оттуда на Ильмень-озеро к устью Шелони
и пришел там на место, называемое Межбережье и Коростынь, двадцать седьмого
в субботу.
И в тот же день был бой у воевод великого князя с двинянами,
у Василия Федоровича Образца, а вместе с ним были устюжане и прочие воины,
да у Бориса Слепца, а вместе с ним вятчане, бой у них был на Двине с князем
Василием Шуйским, а с ним вместе были заволочане все и двиняне. Было же с
ним рати двенадцать тысяч, а с воеводами великого князя было рати четыре
тысячи без тридцати человек. И та и другая стороны бились на берегу, выйдя
из лодок, и начали биться в третьем часу дня того, и бились до захода
солнечного, и, за руки хватая, рубились, и знамя у двинян выбили, а трех
знаменосцев под ним убили: убили первого, так другой подхватил, и того
убили, так третий взял, убив же третьего, и знамя захватили. И тогда двиняне
взволновались, и уже к вечеру одолели полки великого князя и перебили
множество двинян и заволочан, а некоторые потонули, князь же их раненый
бросился в лодку и бежал в Холмогоры; многих же в плен взяли, а потом и
селения их захватили, и возвратили всю землю ту великому князю. Убили же
тогда князя великого рати пятьдесят вятчан, да устюжанина одного, да
человека Бориса Слепца, по имени Мигуна, а прочие все богом сохранены были.
И нареченном Феофиле и о новгородцах, как пришли
они к великому князю бить челом. В тот же день пришли на устье Шелони в
лодках озером Ильменем нареченный Феофил с посадниками и с тысяцкими, и с житьими
людьми от всех городских концов, и начали прежде бить челом князьям, и
боярам, и воеводам великого князя, чтобы заступились перед братьями
великого князя, а те бы заступились перед братом своим, великим князем, да
и сами бы бояре заступились. Бояре же пошли вместе с ними и били челом
братьям великого князя, братья же великого князя, князь Юрий, князь Андрей,
князь Борис и князь Михайло Андреевич с сыном и бояре их били за них челом
великому князю. Князь же великий ради них новгородцев пожаловал, велел тому
нареченному чернецу Феофилу, и посадникам, и тысяцким, и прочим явиться пред
его очи. Те же, войдя к великому князю, начали бить челом за свое
преступление и за то, что руку против него подняли, — чтоб государь их
пожалел, смилостивился над ними, прекратил бы гнев свой не ради их
челобитья, но свою доброту показал бы к согрешающим, не велел бы больше
казнить, и грабить, и жечь, и пленить. Смилостивившись, князь великий явил
им милость свою и принял челобитье их, усмирил гнев свой, и тотчас повелел
прекратить жечь и пленять их, и пленных, тут бывших, повелел отпустить, а
каких уже отослал и увел, — и тех вернуть.
А били челом великому князю шестнадцатью тысячами
серебром в новгородских рублях, кроме братьев великого князя и князей и
прочих: бояр, и воевод, и всех остальных, которые ходатайствовали за них; а
земля их вся пленена и сожжена до самого моря, ибо не только те были,
которые с великим князем и с братьями его, но и со всех сторон пешею ратью
ходили на них, и псковская вся земля от себя их завоевывала. Не бывало на
них такого нашествия с тех пор, как и земля их стоит.
О псковичах. А что до того, что послал князь
великий Севастьяна Кушелева навстречу псковичам, то тот встретил их за Порховом,
а они идут от своего городка от Дубскова, захватив там шесть пушек, к Порхову.
Севастьян сказал им о здоровье великого князя и о победе над новгородцами,
а им велел князь великий быстрее идти к Новгороду. Псковичи же из-под Порхова
отпустили Севастьяна к великому князю, а с ним и послов своих, Кузьму
Сысоева да Степана Афанасьевича Винкова, а сами пошли всеми силами своими к
Новгороду. И не дойдя до Новгорода двадцати верст, стали У храма Спаса на Милице.
а Севастьян с теми послами псковскими, Кузьмой да Степаном, пришли к
великому князю на устье Шелони июля тридцатого на пост Госпожин, а князь
Василий Федорович Шуйский, воевода псковский, с посадниками и со знатными
людьми остальными вслед за послами своими пришли к великому князю туда же,
на устье Шелони.
И после прихода всех тех стоял тут на одном месте
князь великий одиннадцать дней, разбирая дела новгородские, и пожаловал их,
дал им мир по их желанию, как сами захотели, а псковичам договор заключил с
новгородцами лучше прежнего, как псковичи хотели. После этого князь великий
дал новгородцам мир, и любовь, и милость и, почтив нареченного ими Феофила
и посадников их, и тысяцких, и прочих всех, которые с ним приходили,
отпустил их в их город. А с ними послал в Новгород боярина своего Федора
Давидовича, чтобы привел весь Великий Новгород к крестному целованью, от мала
и до велика, и серебро с них взял; те же пошли в Новгород и совершили все,
что ведено было им.
А Иван Васильевич, князь великий владимирский и
новгородский, всей Руси самодержец, возвратился оттуда в Москву с победой
великой месяца августа тринадцатого; также и все братья его, и князья, и
воеводы, и все воины их с большой добычей.
Тем же годом князь великий, идя к Новгороду, послал
в Поле Никиту Беклемишева искать царевича Муртазу, Мустафина сына, чтобы
позвать его к себе на службу. Никита встретил его в Поле, и переманил на
службу к великому князю, и пришел с ним к сыну великого князя в Москву еще
до возвращения великого князя из Новгорода.
Тем же годом вятчане, идя судами вниз по Волге,
взяли Сарай, и много товару награбили, и полон большой захватили. Прослышав
о том, татары из Большой Орды, что кочевали оттуда за день пути, во
множестве множеств пошли на перехват, и завладели судами, всю Волгу
перегородили ими, желая вятчан перебить. Но только те пробились сквозь силу
татарскую и ушли от них со всей добычей. И под Казанью хотели также их
перехватить, но и там прошли они мимо застав с добычею всей в землю свою.
О великого князя возвращении, как пришел из
Новгорода в Москву. В год 6980 (1471) месяца сентября в первый день, в
начале индикта, то есть в начале нового года, на праздник преподобного Семиона
Столпника, пришел князь великий в отчину свою, в славный град Москву,
победив противников своих, казнив противящихся ему и не желавших повиноваться
приведя под власть свою, и многую добычу и славу приобретя.
И встретил его Филипп-митрополит с крестами близ
церкви, лишь с моста чуть сойдя с большого, с каменного, до колодца на
площади, со всем освященным собором. А люди московские, многое множество
их, далеко за городом встречали его, иные — пройдя навстречу семь верст
пешком, а другие поближе, от мала и до велика, знатные, незнатные,
бесчисленное множество. А сын его, князь великий Иван, и брат его, князь
Андрей Меньшой, и князья его, и дети боярские, и бояре, и заморские гости,
и купцы, и знатные люди встретили его в канун Семенова дня на месте его
ночлега. Великая же радость была тогда в граде Москве.
О новгородцах, как потонули на озере Ильмене. Тем
же годом сентября во второй день пошли из Новгорода из осады многие люди, с
женами и с детьми, по озеру в больших лодках, каждый из них в своей лодке и
на своем месте. И говорят, будто было судов тех огромных сто и
восемьдесят, и по пятьдесят человек в каждом, а то и больше. И как вышли
они на открытый простор, налетел на них ветер страшный стремительно, и
потопил все суда те, ни одно из них не спаслось; и все люди, и все
имущество их утонуло.
Той же осенью к королю пришел из Орды Кирей с
царским послом, а король в ту пору воевал с другим королем, с венгерским.
Той же осенью, того же сентября месяца в десятый
день, пришел из Венеции Антон Фрязин, а с ним пришел и посол к великому
князю из Венеции, от дожа венецианского Николая Трона, по имени Иван, а по
прозвищу Тривизан; и послан был к великому князю от того дожа и от всех
земель, бывших под ним, бить челом, чтобы разрешил князь великий того Тривизана
проводить к царю Большой Орды Ахмату, ибо послан к нему с большими дарами и
с челобитьем, чтобы помог, пошел бы им в помощь на турецкого султана в
Царьграде. И тот Тривизан, прийдя в Москву, первым делом пошел к Ивану к Фрязину,
московскому монетному мастеру, так как тот Иван Фрязин Вольп той же земли
по рождению и в ней известен, и сказал ему все то, зачем пришел в Москву,
но что у великого князя еще не был. Фрязин же, наш монетчик, не советовал
тому Тривизану бить на том челом великому князю, говоря ему: «Зачем бить
тебе челом великому князю да подарки большие дарить? Лучше сам я то сделаю
помимо великого князя и к царю провожу тебя». И Фрязин, прийдя к великому
князю с тем Тривизаном, назвал его князьком венецианским и своим
племянником и добавил, что прибыл к нему по своим делам да погостить, а все
остальное от великого князя утаили.
Антон же тогда от папы от Павла привез письма к
великому князю таковы, что послам великого князя вольно ходить до самого
Рима по всей земле латинской, и немецкой, и фряжской, и по всем тем землям,
которые под его папской властью находятся, и так до скончания века; а за
царевной за Софьей, дочерью Морейского царя Фомы, посылал бы послов.
Той же осенью Филипп-митрополит повелел готовить камение,
чтобы построить церковь святой Богородицы.
О пермском епископе Филофее. Той же осени месяца
ноября в восьмой день поставлен был митрополитом Филиппом в Пермь епископ,
по имени Филофей.
О новгородском владыке. Того же месяца в тридцатый
день пришел в Москву ставиться на архиепископию Новгорода Великого
избранный новгородцами Феофил, а с ним посадники пришли Александр Самсонович
да Лука Федорович. В ту же осень декабря в восьмой день поставлен
митрополитом Филиппом в Рязань епископ Феодосий, архимандрит чудовский, а
были при поставлении его архиепископ ростовский Вассиан, суздальский
епископ Евфимий, коломенский — Геронтий, сарский — Прохор, пермский — Филофей.
О новгородском архиепископе Феофиле, как поставлен
был. Пятнадцатого дня того же месяца, в воскресенье, поставлен был
преосвященным митрополитом всея Руси в Новгород на архиепископство
избранный ими Феофил, и были на поставлении его все вышеуказанные епископы
русские, и архимандриты, и протопопы, и игумены честные, и весь освященный
собор славного града Москвы. После же своего поставления бил челом великому
князю от себя и от всего Великого Новгорода с посадниками, и с тысяцкими, и
со всеми теми, что пришли с ним, о пленных, о Казимире и о других товарищах
его. Князь же великий принял их челобитье и всех отпустил с честью, а было
их всех в Москве тридцать. Самого же архиепископа отпустил того же месяца в
двадцать третий день. В ту же зиму повезли камень в Москву на строительство
церкви святой Богородицы.
|
