|
Внушил дьявол князю Дмитрию Шемяке мысль овладеть
великим княжением, и он начал сноситься с князем Иваном Можайским, говоря,
что «царь отпустил великого князя под условием, скрепленным присягой, что
царю достанется власть в Москве, и во всех русских городах, и в наших
отчинах, а великий князь хочет править в Твери». И так по дьявольскому
наущению князья сносились между собой и устроили заговор со своими
советниками, которые у них тогда были — Константинович и прочие бояре, не
желающие добра своим государям и всему христианству. И отправляют послов с
теми же речами к великому князю Борису Тверскому. Он же, услышав эти речи и
устрашившись, стал их единомышленником. В заговоре с ними были и многие из
москвичей, бояре и купцы, участвовали в заговоре и некоторые из чернецов. И
так стали князья со своими советниками тайно вооружаться и искать
подходящего времени, чтобы внезапно захватить великого князя. И нашли
удобный случай для исполнения своего злодейского замысла.
Когда великий князь отправился поклониться живоначальной
Троице и мощам Сергия-чудотворца, пойдя со своими благородными детьми, с
князем Иваном и князем Юрием, и с совсем немногими людьми, думая только
пожаловать братию этой великой лавры, то к князьям Дмитрию Шемяке и Ивану
Можайскому ежедневно посылались вести из Москвы от изменников. И они,
собравшись, стояли в Лузе готовые, как псы, на лов, как дикие звери,
хотящие насытиться крови человеческой.
Когда к ним пришла весть, что князь великий выехал
из города, они тотчас же внезапно подошли к Москве. И пришли в феврале
месяце в субботу, накануне воскресенья недели о блудном сыне, в девять
часов ночи, и заняли город; и не оказали им сопротивления — никто об этом
ничего не знал, кроме их единомышленников, которые отворили им городские
ворота. И, войдя в город, они пленили великих княгинь, Софию и Марию, и
разграбили казну великого князя и его матери, захватили и ограбили
находившихся там бояр, и других многих, и горожан.
И в ту же ночь отпускает князь Дмитрий Ивана
Можайского к Троице со многими своими и его людьми, чтобы застать врасплох
великого князя.
В воскресенье недели о блудном сыне, во время
литургии, прискакал к великому князю человек, по имени Бунко, чтобы
сообщить, что идут на него ратью князь Дмитрий Шемяка и князь Иван Можайский.
Но великий князь не поверил ему, потому что тот Бунко незадолго перед этим
перешел на службу к князю Дмитрию, и сказал: «Так сеют смуту между нами. А
я со своей братьею целовал крест. Как же может быть такое?»
И велел прогнать Бунко из монастыря и воротить
обратно. И когда тот был на Воре, захватил его сторожевой отряд
заговорщиков и избил. А князь великий, хотя и не поверил ему, а все-таки
послал сторожевой отряд к Радонежу. Они же, придя, стали на страже на горе
над Радонежем, и увидел их издалека сторожевой отряд заговорщиков; те же не
заметили ратников, ибо не поверили вестям, переданным Бунко. А сторожевой
отряд заговорщиков сообщил князю Ивану, что на горе за Радонежем стоит
стража. Он же повелел снарядить много саней, будто возы, а в них спрятать
по два человека в доспехах: один под рогожами, а другой под войлоком, а третий
чтобы шел сзади, как бы за возом. И когда передние сани уже миновали
сторожей, тогда выскочили все из саней и захватили стражу, а тем никак было
не убежать, ибо снег был тогда в девять пядей.
И так они вскоре подошли к монастырю. И вот явились,
скача на конях с горы, к селу Климентьевскому, как на счастливый лов.
И как увидел их князь великий, бросился он на
конюшенный двор, и не было ему готового коня, ибо он сам счел правду ложью,
понадеявшись на крестное целование, и не повелел ничего приготовить. А люди
все были в унынии, все оторопели как безумные; князь великий, увидев, что
ему нет ни от кого помощи, ринулся в монастырь, к каменной церкви святой
Троицы. Пономарь же, инок по имени Никифор, прибежал и отворил церковь,
князь вошел в церковь, а Никифор запер его и, отойдя, спрятался.
А они, убийцы, как свирепые волки, ворвались в
монастырь на конях, и впереди всех Никита Константинович, и въехал по
лестнице на коне к передним дверям церковным. И, слезая с коня, расшибся о
камень, который был вделан в крыльцо перед дверьми. И подоспели прочие,
подняли его, он же едва отдышался, и был словно пьяный, и лицо как у
мертвеца. Потом и сам князь Иван прискакал в монастырь, и все их войско. И
стал спрашивать князь Иван: «Где князь великий?»
Князь же великий, находясь внутри церкви, услышал
голос князя Ивана и громко возопил: «Брат, помилуй меня, не лиши меня
счастья зреть образ божий и пречистой его матери и всех его святых! А я не
выйду из этого монастыря и постригусь здесь».
И, подойдя к южным дверям, сам их отпер, и взял
икону с гроба святого Сергия, явление святой богородицы с двумя апостолами
святому Сергию, и встретил князя Ивана в тех же дверях церковных, говоря:
«Брат, мы целовали животворящий крест и эту икону в церкви живоначальной
Троицы, у этого самого гроба чудотворца Сергия, чтобы нам не замышлять и не
хотеть никакого зла никому из братьи. А теперь вот не знаю, что будет со
мной».
Князь же Иван сказал ему: «Господин государь, если
захотим тебе зла, то пусть будет и нам зло. Но делаем мы это ради
христианства и из-за твоего выкупа: ибо, увидев это, татары, пришедшие с
тобой, облегчат выкуп, который ты обязался давать царю».
Князь же великий поставил икону на свое место и пал
ниц у гроба чудотворца Сергия, обливаясь слезами, стеная и умоляя с криком,
и захлебываясь от рыданий, так что все были потрясены и даже злодеи и
отступники прослезились. А князь Иван слегка поклонился в сторону церкви и
вышел, сказав Никите: «Возьми его». А князь великий долго молился и, встав
с земли и оглянувшись, воскликнул: «Где брат, князь Иван?»
И тут подошел к нему злой раб, гордый, немилосердный
мучитель Никита, взял великого князя за плечи и сказал: «Ты во власти
великого князя Дмитрия Юрьевича». Тот же ответил: «Воля божья да будет».
Он же, злодей, вывел его из церкви и увез из монастыря,
и посадили его в голые сани, а напротив него чернеца. И так поехали с ним в
Москву, а бояр его всех похватали, прочих же всех пограбили, отпустив нагими.
А сыновья великого князя, князь Иван да князь Юрий,
спрятались в том же монастыре: кровопийцы эти, словно завершив счастливый
лов, удалились, не позаботившись и даже не спросив о них. Сыновья же
великого князя, Иоанн и Юрий, в ту же ночь бежали из монастыря с
оставшимися людьми, которым удалось вместе с ними. спрятаться. Прибежали
они к князю Ивану Ряполовскому в Юрьев, в его село Боярово. Князь же Иван
со своими братьями, с Семеном и с Дмитрием, и со всеми своими людьми бежал
к Мурому и там затворились с многими людьми.
А князя великого Василия в понедельник к ночи, на
мясопустной неделе, 14 февраля, привели на Москву и посадили его на
Шемякином дворе, а сам князь Дмитрий Шемяка стал на Поповкином дворе. В
среду на той же неделе вечером ослепили великого князя и сослали его с
княгиней на Углече-поле, а мать его, великую княгиню Софью, послали на Чухлому.
Услышав обо всем этом, князь Василий Ярославич бежал
в Литву, а с ним князь Семен Иванович Оболенский, а прочие дети боярские и
все люди били челом в службу князю Дмитрию. И привели их к крестному
целованию всех, один лишь Федор Басенок не захотел служить ему. Князь же
Дмитрий велел заковать его в тяжкие железные оковы и держать под стражею.
Он же, подговорив своего пристава, бежал из-под оков, и убежал к Коломне, и
там укрылся под своим селом, и многих людей подговорил примкнуть к себе, пограбил
Коломенские уезды и побежал в Литву с многими людьми, И прибежал в Дебрянск
к князю Василию Ярославичу: ибо король дал князю Василию вотчину Дебрянск,
да Гомель, да Стародуб, да Мстиславль и иные многие места. И князь Василий
Ярославич отдал Дебрянск князю Семену Оболенскому и Федору Басенку.
А князь Дмитрий, услыхав, что дети великого князя,
придя, засели в Муроме со многими людьми, не решался посылать за ними,
потому что все люди негодовали из-за его вокняжения и замышляли против него
самого, желая видеть своим государем великого князя.
Князь же Дмитрий задумал такое: призвал к себе
епископа рязанского Иону на Москву и, когда тот пришел, обещал ему
митрополию. И начал говорить ему: «Отче, сходил бы ты в свою епископию, в
город Муром, взял детей великого князя под свою епитрахиль, а я буду рад их
пожаловать, и отца их, великого князя, выпущу, и дам ему достойную его
вотчину, чтобы у него там все было».
Владыка же Иона отправился к Мурому на судах и
принес туда речи князя Дмитрия, и стал говорить эти речи боярам детей
великого князя, трем князьям Ряполовским и прочим, которые были с ними.
Бояре же, подумав об этом, решили так: «Если мы теперь святителя не
послушаем, не пойдем к князю Дмитрию с детьми великого князя, то он, придя
с войском, возьмет город и, захватив их, сотворит с ними что захочет; так
же поступит и с отцом их, великим князем, и со всеми нами. И чего будет
стоить наша присяга, если мы не послушаем слов святителя?» И сказали
владыке Ионе: «Хотя ты и пришел с этими словами от князя Дмитрия к нашим
государям, детям великого князя, и к нам, но мы не можем так сделать —
отпустить с тобой детей великого князя без присяги. Но если ты пойдешь в
соборную церковь Рождества пречистой и возьмешь их из-под покровительства
пречистой под свою епитрахиль, то тогда мы отпустим их с тобою и сами
пойдем с ними».
Владыка же Иона обещал так сделать. И, войдя в
церковь, начал молебен пречистой, и, совершив молебен, взял их из-под
покровительства пречистой под свою епитрахиль. И отправился с ними к князю
Дмитрию в Переяславль, где он тогда находился, и пришел в Переяславль б
мая. Князь же Дмитрий притворно оказал им небольшие почести, пригласил их
на обед, и на третий день после этого послал их с тем же владыкой Ионою к
отцу в Углич в заточение. Он же дошел с ними до отца их, и, оставив их там,
возвратился к князю Дмитрию. Тот же приказал ему идти к Москве и сесть на
митрополичьем дворе. Иона так и сделал.
А Ряполовские, князь Иван с братьями, князем Семеном
и князем Дмитрием, услышав, что князь Дмитрий Шемяка нарушил свое слово,
солгал владыке во всем, начали горевать и думать, как бы им освободить
великого князя. Единомышленниками их были тогда князь Иван Васильевич Стрига
и Иван Ощера с братом Бобром, Юшко Драница и иные многие дети боярские,
придворные великого князя. С ними же в сговоре был Семен Филимонов со всеми
детьми, Русалко, Руно и иные многие дети боярские. И установили срок — всем
быть под Угличем в Петров день в полдень. И Семен Филимонов к тому сроку
пришел, а о Ряполовских стало известно князю Дмитрию, и они не решились
идти к этому сроку под Углич, а пошли за Волгу к Белоозеру. И князь Дмитрий
послал за ними с Углича рать с Васильем Вепревым, послал также за ними
Федора Михайловича с многими полками, и назначен был им срок сойтись в
одном месте на устье Шексны у церкви Всех Святых. И Федор не успел подойти
к Василию, и Ряполовские, обратившись против Василия, разбили его на устье Мологи.
А тем временем Федор переправился на устье Шексны со всеми своими полками,
и Ряполовские получили о нем весть. Они обратились против него; Федор же,
увидев их, опять побежал за Волгу. А Ряполовские пошли по Новгородской
земле к Литве и пришли ко князю Василию Ярославичу в Мстиславль. Семен
Филимонов со всеми своими людьми от Углича пошел к Москве, ибо ничего обо
всем этом не знал, один только Руно повернул от него, пойдя за
Ряполовскими. И когда пришли Ряполовские, да князь Иван Стрига, и прочие
многие дети боярские, они стали говорить князю Василию Ярославичу прежде
написанные и неписаные речи о том, как им освободить великого князя.
А князь Дмитрий Шемяка, видя, что из-за великого
князя многие люди отступились от него, послал за владыками и стал
совещаться с князем Иваном, с владыками и с боярами, выпустить ли его или
нет. А владыка Иона каждый день, не переставая, говорил: «Совершил ты
неправду, а меня вверг в грех и в срам: тебе следовало князя выпустить, а
ты посадил вместе с ним еще и детей. А мне ты дал честное слово, и они меня
послушались, и нынче вся эта ложь на мне. Выпусти его, сними грех с моей
души и со своей. Что он может совершить без глаз? А дети его малы. А кроме
того, вели ему поцеловать крест, и наша братия, владыки, будут
свидетелями».
Много и другого говорил. Князь же Дмитрий, много думав
об этом, решил выпустить великого князя и дать ему вотчину, в которой он
мог бы жить.
В том же году родился у великого князя в Угличе сын
Андрей 13 августа.
В год 6955 (1447). Князь Дмитрий Шемяка пошел в
Углич, чтобы выпустить великого князя и его детей. И пошли с ним все
епископы, честные архимандриты и игумены. И, придя в Углич, выпустил
великого князя и его детей, каясь и прося прощения, а великий князь выразил
смирение и возложил на себя всю вину такими словами: «Должно было мне
пострадать за грехи и беззакония мои, и за нарушения крестного целования,
данного вам, моим старшим братьям и всему православному христианству,
которое я губил и хотел погубить окончательно. Достоин я был смертной
казни, но ты, государь мой, проявил ко мне милосердие свое, не лишил меня,
отягченного грехами, жизни, но дал мне возможность покаяться в них».
И еще много говорил таких речей — их же перечислить
и записать невозможно. И когда он говорил, а слезы потоками текли из его
очей, то все бывшие там дивились такому смирению и благочестию. И плакали
все, глядя на него. Потом князь Дмитрий устроил великий пир в честь
великого князя, великой княгини и их детей. Были же тут и все епископы
Русской земли, и бояре многие, и дети боярские. И честь великую оказал
великому князю, и дары многие ему давал, и великой княгине, и детям их. И
дал в вотчину великому князю Вологду со всеми землями, и отпустил его туда
с великой княгиней и детьми.
Князь же великий, приехав в Вологду, пробыл там
немного и пошел со всеми своими людьми в Кириллов монастырь, как бы для
того, чтобы накормить тамошнюю братию и дать милостыню; нельзя ведь такому
великому государю оставаться заточенным в столь дальней и пустой земле.
Услышав об этом, бояре великого князя, и дети боярские, и многие люди
побежали от князя Дмитрия и князя Ивана к великому князю. Побыв же на Белоозере,
князь великий пошел прочь, и тут к нему прибыли многие люди.
Князь же великий не возвратился к Вологде, но пошел
к Твери, снесясь с великим князем тверским Борисом Александровичем. Когда
же он пришел в Тверь, то князь великий тверской пригласил его отдохнуть с
дороги, оказал ему великую честь и дал многие дары. Тогда князь великий обручил
своего старшего сына князя Ивана с дочерью великого князя Бориса Марией.
Многие же бояре с многочисленными слугами перешли к великому князю в Тверь.
А когда князь Дмитрий еще только выпускал великого
князя из заточения, то князь Василий Ярославич, будучи в Литве и еще не
зная этого, договорился с боярами великого князя, что они, оставив жен и
детей в Литовской земле, попытаются добраться до великого князя и похитить
его из Углича. И установили срок, когда всем встретиться в Литовской земле
в городе Пацине. И когда они еще не вышли из Литовской земли, князь Василий
Ярославич пошел в Мстиславль, а с ним трое Ряполовских, да князь Иван Стрига,
да Ощера, и иные многие дети боярские с ними, а в Дебрянске были князь
Семен Оболенский, да Басенок, и также многие дети боярские; как раз в то
время пришла весть к князю Василию в Мстиславль, что князь великий выпущен
и дана ему Вологда. И прискакал с этой вестью Данило Башмак. В Дебрянск же
прискакал к князю Симеону некий киевлянин, прозванный Полтинкой, который
был послан в Москву княгиней Настасьей Олельковой для получения вестей про
великого князя, а из Дебрянска поскакал к Киеву и рассказал им ту же весть,
с которой примчался Башмак. Князь же Василий Ярославич со всеми людьми, и с
боярами, и с женами, и детьми отправился из Мстиславля, а из Дебрянска —
князь Семен и Басенок, также со всеми людьми, и сошлись они в Пацине.
И тут к ним прискакал Дмитрий Андреев с вестью, что
князь великий пошел из Вологды к Белоозеру, а оттуда к Твери. Они же тогда
пошли все вместе с многими людьми. Когда же они пришли в Ельню, встретились
с ними татары и началась между ними перестрелка. Потом татары стали кричать
русским: «Вы кто такие?» Те же ответили: «Мы москвичи, а идем с князем
Василием Ярославичем искать своего государя великого князя Василия
Васильевича; говорят, что он выпущен. А вы кто такие?» Татары же сказали:
«А мы пришли из черкас с двумя царевичами, сыновьями Махмета, — Касымом и Ягупом».
Ибо они слышали про великого князя, что братья ему изменили, и пошли его
искать, чтобы отплатить ему за оказанное им добро и угощение: «Много он
сделал нам добра». И так, сойдясь и договорясь между собой, они пошли
вместе, ища великого князя, чтобы ему помочь.
А князь Дмитрий Шемяка и князь Иван Можайский тогда
еще находились па Волоке. Князь же великий послал тогда тайно к Москве
своего боярина Михаила Борисовича Плещеева с совсем немногими людьми, чтобы
они могли пробраться мимо войска князя Дмитрия. И они прошли через все
войско никем не замеченные, и пришли к Москве в ночь на Рождество Христово,
подошли к Никольским воротам в самую заутреню. А в ту пору в город въехала
к праздничной заутрене княгиня Ульяна, жена князя Василия Владимировича, и
ворота были отворены. Они же тотчас вошли в город. Наместник же князя
Дмитрия Федор Галицкий бежал с заутрени из церкви Пречистой. А наместника
князя Ивана Василия Чешиху, убегавшего из города на коне, захватил истопничишка
великой княгини по прозвищу Ростопча, и привел его к воеводам, и посадили
его в оковы; прочих же детей боярских князя Дмитрия и князя Ивана, забирая
в плен, грабили и заковывали. А горожан привели к присяге великому князю
Василию и начали укреплять город.
А князь великий пошел к Волоку на Шемяку и на
Можайского со многой силой. Они же были в смятении: вот от Твери на них
идет князь великий, а вот к ним приходит весть, что идут царевичи и князь
Василий Ярославич со многими силами, Москва уже взята и люди от них все как
один бегут. И тогда побежали они к Галичу, а оттуда на Чухлому и, взяв там
с собой мать великого князя, великую княгиню Софью, бежали в Каргополь. А
князь великий пошел за ними, великую княгиню отправив к Москве, и, придя,
стал под Угличем. Туда же пришел к нему князь Василий Ярославич, а с ним
уже упомянутые бояре великого князя и, осадив Углич, взяли его. Убит же был
тогда под городом литовец, храбрый человек Юшко Драница.
И оттуда князь великий пошел к Ярославлю, а там к
нему пришли царевичи Касым и Ягуп. Из Ярославля же послал князь великий к
князю Дмитрию своего боярина Василия Федоровича Кутузова, прося у него
отпустить свою мать, великую княгиню Софью, говоря ему так: «Брат мой,
князь Дмитрий Юрьевич, что тебе за добро, что ты держишь у себя мою мать, а
свою тетку? Чем ты мне так отомстишь? А я уже на своем престоле, на великом
княжении».
И, отпустив посла, пошел сам назад к Москве, и
пришел в Москву 17 февраля, в Пяток сырный.
Боярин же великого князя, придя, сказал это все
князю Дмитрию, и многое сверх того. Князь же Дмитрий, посовещавшись со
своими боярами, сказал: «Зачем, брат, мне томить мою тетку, госпожу великую
княгиню? Сам я в бегах, люди самому надобны, а уже утомлены, и еще ее
стеречь. Лучше отпустить ее из Каргополя».
А с нею князь Дмитрий послал боярина своего Михаила
Федоровича Сабурова и с ним детей боярских. Князь великий, услышав, что
мать его отпущена и находится уже близко, пошел навстречу ей. И встретились
у Троицы в Сергиевом монастыре, и оттуда пошел он с матерью к Переяславлю,
а Михаил Сабуров с прочими, бив челом великому князю, не возвратились к Шемяке,
но остались у великого князя служить ему.
|
