|
В год 6917 (1408)
Той же зимой некий князь ордынский именем Едигей по
повелению царя Булата пришел с войском на Русскую землю, а с ним четыре
царевича и много татарских князей. Вот имена их: Бучак-царевич, Тегриберди-царевич,
Алтамырь-царевич, Булат-царевич, князь великий Едигей, князь Махмет, Юсуп Сюлименев-сын,
князь Тегиня Шихов-сын, князь Сарай Урусахов-сын, князь Ибрагим Темирязев-сын,
князь Якши-бей Едигеев-сын, князь Сеит-Али-бей, князь Бурнак, князь Ерыкли Бердей.
Услышав об этом, великий князь Василий Дмитриевич
опечален был горем, грехов ради наших постигшим Русь: ведь вначале
беззаконные измаилтяне ложный мирный договор заключили с нашими русскими
князьями и прежде всего с великим князем Василием Дмитриевичем, обманчиво
мирясь с ним, ибо никогда не говорят христианам истины. Если их немного, то
князей наших обманом и злокозненно почестями окружают, и дарами наделяют, и
тем злой умысел свой скрывают, и с князьями нашими прочный мир заключить
обещают, и пронырством таким ближних от согласия отлучают, и междоусобную
вражду меж нами разжигают. И в этой розни нашей сами тайно обманывают нас,
становятся для православного люда кровожадными волками, подстрекательством
отца их сатаны.
Так и ныне, в дни наши, случилось. Когда боголюбивый
и православный самодержец великий князь Василий Дмитриевич владел русским
престолом, тогда и христиане благоденствовали в державе его, и земля
Русская, миром украшаемая и добротами этими преисполненная, процветала.
Коварные же измаилтяне не могли без зависти видеть проявления к христианам
стольких милостей бога-человеколюбца. Поджигаемые завистью, не в
состоянии терпеливо смотреть на изобилие Русской земли и христианское
благоденствие, много раз покушались они прийти уничтожить величие этой
красоты и обесславить христиан; ради этого и ложный мир с нашими князьями
заключили. Лишь благодаря заступничеству пречистой богоматери не могли
пойти на нас. Когда же заступница-воевода наша избавляет нас, тогда мы
обещаем отказаться от многих дурных греховных обычаев, а потом, забывшись,
вновь от правды отходим, оказываемся под властью наших прегрешений. За это
и наказывает нас господь бог, жезлом посекая наши беззакония, — по словам
пророка. Неверные же агаряне всегда по-волчьи подстерегают нас, коварно
мирясь с нами. Когда же наши князья, ожидая от них прочного мира, забывают
о предосторожности, тогда они, выбрав пагубное время, осуществляют злой
замысел. К великому же князю Василию более всех князей проявили свою
коварную благосклонность.
В свое время некто из них, Едигей именем, князь измаилтянский,
самый великий из всех князей ордынских, который всем царством один правил и
по своей воле сажал на царство кого хотел,—этот лукавый Едигей стяжал у
Василия большую любовь и высокую честь ему воздавал, многими дарами его
почитал, и — более того — именовал его своим любимым сыном, и много всего
обещал ему, а прибывавших от Василия послов отпускал с честью, постоянно
поддерживая с Василием коварный мир.
В эту же пору случилось так, что великий князь
Василий рассорился с тестем своим великим князем Витовтом из-за каких-то
дел о земле, что в обычае было меж княжествами, ибо тогда Витовт владел
всей Киевской и Литовской землей. Великий же князь Василий обо всех обидах
от Витовта поведал по любви Едигею. Услышав о том, враждолюбец Едигей
возликовал сердцем пуще кровожадного зверя, еще больше разжигая в них гнев:
послал он Василию большое войско в помощь, обещая ему: «Пусть и другие
узнают о нашем с тобою согласии и будут с тобою кроткими, ибо я, с моим
царством, помогаю тебе, и из-за этого убоятся тебя». Также послал он с
некими краткими и лживыми советами и к Витовту, повелевая держать их
втайне, и называл его своим другом. И так, запутывая их, посеял между ними
вражду, злокозненно помышляя, что они, начав битву, погубят свои войска.
Если же между ними не будет битвы, даже и тогда, сходясь друг с другом,
воюя и расходясь врозь, все равно истощат силы.
И путем такого заговора враждолюбец окаянный Едигей
подготавливал себе удобное время для злого начинания. И достиг своего, окаянный,
— вспыхнула рознь меж князьями и начала воевать Русь и Литва. И воевали три
года. И когда сошлись друг с другом на Плаве, тогда и татары подошли к Плаве
на помощь Руси. Старцы же этого не похвалили, говоря: «Хорошо ли решение
наших молодых бояр, что привели половцев на помощь? Не потому ли и прежде
случались беды с Киевом и Черниговым, которые, враждуя между собою,
вставали брат на брата, призывая половцев на помощь, и, нанимая их, платили
серебром своей земли. А поовцы, высмотрев устроение русского войска, после
этого их же самих побеждали. Не будет ли и сейчас то во вред земле нашей на
будущие времена, что измаилтяне высмотрят нашу землю, а потом прийдут на
нас! Да не сбудется это!»
Князья же, истомив войска, заключили перемирие, но
гнев их, несмотря на то, что оба испытали много страданий, не утишился. Не
было в то время на Москве старых бояр, и молодые обо всем совещались,
потому многое у них было не по установленному чину. Едигей же, радуясь
гибели людей и кровопролитию, побуждал к окончательной ссоре и послал на
помощь к Василию небольшое войско из неких окраинных татар. Только по
названию, что помощь! Зная, что оба, являясь родственниками, не очень-то
хотят войны, он посылал татар только для того, чтобы задержать заключение
мира, да еще для того, чтобы татары высмотрели воинское устроение русских.
Татары приметили, что русские не склонны к кровопролитию, но, будучи
миролюбцами, ожидают справедливого договора, и обо всем этом сообщили Еднгею.
Едигей же, узнав, стал готовиться к походу на Русь.
А в это время великий князь Свидригайло Ольгердович
прислал в Москву к великому князю Василию Дмитриевичу послов, желая быть с
ним воедино против Витовта. Свидригайло был верою лях, но на войне муж
храбрый, доблестный в битве. За это и призвали его на Москву и дали ему
многие города, едва ли не половину великого княжества Московского. Дали ему
и прославленный Владимир, столицу Русской земли и град пречистой
богоматери, в котором великие русские князья принимают первопоставление и
престол земли Русской; тот, кто именуется «великим князем», тут и принимает
первые почести. В нем же — и чудная великая православная соборная церковь
пречистой Богоматери, честь и слава христиан, живущих по всей вселенной,
источник и корень нашего благочестия; именуется она Златоверхой, ибо имеет
пять золотых куполов. В ней же — чудотворная икона Пречистой, которая реки
исцеления источает, устрашая поганых.
И такого города не помиловали москвичи, отдали во
владение ляхам!
Этого старцы не одобрили, сказав: «Может ли быть
хорошим то, чего в наши дни не бывало и в древности не слыхано, чтоб
столько городов дать князю, пришельцу в нашу землю, а главное столицу
Русской земли, прославленный Владимир, мать городов?!»
Свидригайло же, гордый лях, никогда и не побывал в
столь почитаемой церкви пречистой Богоматери. Потому-то и постигли нас
многие беды: храбрые стали хуже жен и боязливее детей; пропала у сильного
сила, по пророку: «И стрелы младенцев разили их, а ноги мужей показали силу
только в бегстве».
Когда на исходе был третий год раздора Руси с
Литвой, те и другие, русские и литовцы, подошли к Угре. Немного времени
постояли, и примирились великий князь Василий с тестем своим великим князем
Витовтом, заключили такой же, как и первоначально, мир и разошлись каждый
восвояси. Татары же, которые кочевали неподалеку, как увидели, что войска
разошлись обессилившие, обо всем этом сообщили Едигею. Коварный же Едигей,
который некогда именовал себя отцом Василия, но, таясь, носил в своих устах
змеиный яд, ненависть скрывал под личиной любви к Василию, называя его
своим сыном, выбрал самую пору: не с добром — со смертью спешил на русское,
только что распущенное, утомленное войско. Следует это хорошо уразуметь
и запомнить тем, кто впредь захочет заключить мир с иноплеменниками.
Едигей же, под видом старой дружбы, посылает к
Василию впереди себя с такими речами: «Да будет тебе известно, Василий, —
это царь идет на Витовта мстить за то, что тот учинил твоей земле. Ты же
воздай царю честь, и если не сам, то сына своего пошли к царю, или брата,
или кого-нибудь из вельмож, ничего не боясь». Так жаждущий крови Едигей
хитрил, чтобы против него не собрали даже небольшого войска, а сам в это
время неустанно приближался. Когда же посол Едигея пришел на Москву и изрек
это, князь и все люди были в недоумении, искренние ли это вести или обман.
Поэтому и не собирали воинов, а отпустили к Едигею одного из вельмож,
именем Юрия, дав ему дружину: при встрече с неприятелем пусть тут же
отошлет ее назад. Но Едигей захватил Юрия и пошел еще быстрее.
А на Москве от Юрия ждали вестей. Но вот вскоре
кто-то, быстро примчавшись, поведал, что враг уже вблизи города. Не успел
Василий собрать и небольшой дружины, как город был осажден; он оставил в
нем своего дядю, князя Владимира, и брата, князя Андрея, и воевод, а сам с
княгинею и с детьми уехал в Кострому. И город пришел в страшное смятение. И
побежали люди, забывая и об имуществе, и обо всем на свете. И поднялась в
людях злоба, и начались грабежи.
Велено было сжечь городские посады. Горестно было
смотреть, как чудные церкви, созидаемые веками и своим возвышенным
положением придававшие красоту и величие городу, в одно мгновение исчезали
в пламени, как величие и красоту Москвы и чудные храмы поглощает огонь.
Это было страшное время,— люди метались и кричали, и
гремело, вздымаясь в воздух, огромное пламя, а город окружали полки
нечестивых иноплеменников. И вот тогда, в пятницу, когда день уже клонился
к вечеру, начали появляться полки поганых, разбивая станы в поле около
города. Не посмели они стать близ города из-за городских орудий и стрельбы
с городских стен, а расположились в селе Коломенском. И когда все это
увидели люди, пришли в ужас; не было никого, кто бы мог противостоять
врагу, а воины были распущены. И поганые жестоко расправлялись с
христианами: одних посекали, а других уводили в плен. Так погибло
бесчисленное множество людей: за умножение грехов наших смирил нас господь
бог перед врагами нашими. Если где-либо появится хотя бы один татарин, то
многие наши не смеют ему противиться, а если их двое или трое, то многие
русские, бросая жен и детей, обращаются в бегство.
Так, казня нас, господь смирил гордыню нашу. Так
сбылось над людьми прежде бывшее знамение, когда в Коломне от иконы потекла
кровь. Многое завоевали распущенные Едигеем измаилитяне: город Переяславль
Великий сожгли и Ростов, а также разгромили и сожгли весь Нижний Новгород и
Городец и взяли многие волости. И множество людей погибло, а иные от холода
поумирали, ибо тогда, на погибель христианам, зима была лютая и стужа превеликая.
Тогда-то храбрые наши ляхи, которые горделиво
владели градом пречистой богоматери, и показали, что их мужественные ноги
сильны только в беге, мало того — среди них были еще и грабители и губители
душ, а с иноплеменниками они ни разу и не сразились: «Сломилось оружие их,
и щит гордых сожжен огнем», - по словам пророка.
Когда прошло двадцать дней с тех пор, как агарянин Едигей
осадил славный град Москву, возомнил он о своем величии и надумал тут
зимовать. И много дней гордился, окаянный, что покорил и опустошил все
окружающие Москву города. Только один город был храним богом по молитвам
пречистой его матери и ради ее животворящей иконы и архиепископа Петра.
Люди, бывшие в городе в великом бедствии, впали в глубокое уныние, видя,
что им никто не помогает и что от людей им нечего ждать спасения, и
вспомнили Давида, который писал так: «Лучше уповать на господа, чем уповать
на князя; лучше надеяться на бога, чем надеяться на человека».
И взмолились все люди к богу, низко кланяясь и говоря:
«Не предай зверям души рабов твоих, владыко! Если мы и согрешили перед
тобой, то во имя твое святое пощади нас, господи!» И, взирая со слезами на
животворящую икону пречистой Богоматери, горько восклицали так: «О постоянная
заступница наша, не предай же нас и теперь в руки врагов наших!» И
милосердный человеколюбец, еще не совсем разгневавшийся, увидев печаль
людей своих и слезы их покаяния, утешает их вскоре, памятуя о милости к
стаду своему:
величавого и гордого агарянина Едигея устрашил, навел на
измаилтянина трепет перед своей всевышней и карающей десницей. И агарянин,
который похвалялся пробыть в православной земле долгое время и обещал
зазимовать, вдруг, забеспокоившись, внезапно снялся с места и, не желая
медлить ни единого дня, сказал дружине: «Или царство наше захватит другой,
или Василий соберется на нас», — такая мысль смутила агарянина. Быстро
посылает он к городу, сам прося мира: и как захотели горожане, так и
замирился с ними окаянный Едигей и отошел.
Взирайте на человеколюбца и разумейте высшее и
устрашающее его могущество! Хотя и бывает пора, когда он попустительствует
врагам нашим, карами смиряя грехи наши, но милости своей совсем нас не
лишает: если и пожрет нас вепрь лесной или иной кто дикий уничтожит нас, но
корень благочестия не вырвать.
В Тверском княжестве взяли Клинскую волость, что
приписана к церкви святого Спаса, и убили множество людей, а других увели в
плен.
В этот же год была большая дороговизна на всякую
пищу. Многие христиане умерли от голода, а продавцы хлеба обогатились.
И хотя все это написанное кому-то покажется
неугодным из за того, что мы так много высказали против неблагочестия,
случившегося на нашей земле, но мы, не оскорбляясь и не ожидая вашего
почитания, поступаем так же, как Начальная киевская летопись, которая,
ничего не тая, описывает все бренное земное. Да и наши первые властители,
не гневясь, повелевали описывать все происходящее, доброе и худое, что и
другим после них образцом будет; таким был при Владимире Мономахе великий Сильвестр
Выдубицкий, писавший без прикрас и скончавшийся в почете. И мы этому учимся
— не проходить мимо всего того, что случилось в наши дни, чтобы властители
наши, узнав об этом, внимали бы таким делам: пусть молодые почитают старцев
и одни, без опытнейших старцев, ни в каком земском правлении не
самочинствуют, ибо «красота града есть старчество». Как гласит Писание:
«Спроси у отца своего, и он возвестит тебе, и старцев твоих, и они скажут
тебе». К тому же еще пусть блюдут и пророка, как в Иерусалиме называли
старца за то, что он был советником.
|
