|
Житие Стефана Пермского
написанное Епифанием Премудрым
Глава О прении волхва
Пpииде некогда некий влхв, чаpодеевый
стаpец, лyкавый
мечетник, наpочит кyдесник, влхвом началник,
обавником стаpейшина,
отpавником болший, иже на влшебныя хитpости всегда
yпpажняся, иже
кyдесномy чаpованию тепл сый помощник. Имя емy Пам
Сотник; егоже
дpевле пеpмяне некpещении чтях паче всех пpочих
чаpовник, наставника
и yчителя себе наpицающще его, и глаголахy о
нем, яко того
волшвением yпpавлене быти Пеpмстей земли и яко
того yчением
yтвеpжается идольска веpа. Иже отинюдь невеpен сый
и некpещен,
пpисно ненавидя веpы хpистианскя и не любя хpистиан,
некpещеным yбо
пеpмянам и невеpным не веляше веpовати и
кpеститися, хотящим же
веpовати взбpаняше и запpещаше, веpовавших же и
кpестившихся
pазвpащаше.
Иже сшед некамо, обpете некия хpистиане
пеpмяне, новоyченыя
и новокpещеныя, и единаче еще неyтвеpждены сyща в
святей веpе
хpистианстей, начат pазвpащати я, и многими
словесы обавными и
чаpовными покyшашеся yвещевати я. Аще ли кого не
можаше словесы и
пpеньи своими пpепpете и пpелстити, то ласканьем и
посyлы даа им.
Инако бо неможаше кого пеpевабити от веpы
хpистианския, аще не pазве
точию мздою и дааньем: егоже бо многажды
словесы не можаше
yвещевати, то посyлы хотяше одолети. Бяше же yченье
его полно велкия
хyлы и еpеси, и поpча и невеpьство, и кощюны и детских
смех.
Се же слышав, пpеподобный сжалиси зело и стyжися
велми, яко
и не любо емy бысть, понеже, pече: елико аз согpаждаю,
толико же он
паче pазаpяше.
Hо кyдесник часто пpиходя, обогда yбо втаю, обогда
же и яве,
pазвpащаше новокpещеныя люди, глаголя:
Бpатья, мyжи пеpмстии! Отечьских богов не
оставливайте, а
жертв и треб их не забывайте, а старые пошлины не
покидывайте,
давныя веры не пометывайте! Иже твориша отьци наши,
тако творите.
Мене слушайте, а не слушайте Стефана, иже
новопришедшего от Москвы.
От Москвы может ли что добре быти нам? Не оттуду ли
нам тяжести
быша, и дани тяжкыя, и насильства, и тиуны, и
доводщици, и
приставници? Сего ради не слушайте его, но мене
паче послушайте,
добра вам хотящаго. Аз бо есмь род ваш и единоя земля
с вами; и един
род, и единоплеменен, и едино колено, един язык.
Лепо вы есть мене послушайте паче: аз бо есмь
ваш давно и
учитель, и подобаше вам мене послушати, старца суща и
вам аки отца
паче, нежели оного русина, паче же москвитина, и
млада суща пред
мною верстою телесною, и малолетна, уна суща взрастом,
леты же предо
мною яко сына и яко внука мне. Да сего ради не слушайте
его, но мене
слушайте и мое преданье держите. И крепитеся, да не
побежени будете,
но паче победите и.
Людье же новокрещении, отвещавши, реша: Не
победихом, старче,
но паче весьма победихом быхом. И бози твои,
глаголемии кумири,
паденьем падоша и не вставша. "Изриновени быша и
не могут стати".
"Ти спати быша и подоша, мы же встахом и прости
быхом".
"Сеть их скрушися, и мы избавлени быхом."
И ныне помощь наша
от Господа, створившего небо и землю". Не
можем противитися с
Стефаном противу смыслу и разуму его, имже глаголаше,
иже ему с нами
крепко бравшюся словесы еувангельскыми, апостольскыми,
пророческими,
паче же отечьскими и учительскими. И побежени быхом
словесы его, и
пленени быхом ученьем его, и яко язвени быхом любовью
его, и "яко
стрелы унзоша в нас", и яко иже сладкою унжени
стрелою утешеньем
его. И того ради не можем, ни хощем не слушати или
противитися. Не
можем бо стати на истину, но по истине. Ты же,
чародеевый старче,
что ради, оставя главу, и к ногам приде? Аще еси силен
словесы, то
с ним спирайся, а не снами. Аще ли немощен еси, то
вскую смущаеши ны
и стужаеше нами? Но отиди, не блазни нами. Ведый
буди, яко не
входиши дверми в двор овчий, но инуде прокрадываешися,
и исполнь еси
татьска гласа и разбойнича подобия. Мы бо есмы
"овчата словесного
стада", и своего пастуха глас знаем, и его
повеленья слушаем и по
нем последуем. По тебе же, по чужем, не идем, но бежим
от тебе, яко
не знаем чюжаго гласа.
Сице убо сий злый влхв, чародеевый кудесник, зело
взгрдевся,
на раба Божия и на Бога хулныи глаголы вспущая,
укаряше и унижаше
веру христианьскую, и проповедь евангельскую
похуляше, и людем с
гневом глаголаше: Аз вашего дидаскала Стефана не боюся
супротивленья
и суесловья и сущих в ним ученик его. И един аз на
всех вооружаюся.
Ни во что же ми суть яже от тех глаголемая, аще и
мнятся мудри быти.
Аз же мню, яко борзо низложу я: якоже колеблемо
листви и ветром
трясомо, тако низпадут. Не могут бо стати предо
мною, ниже пред
лицем моим прити не стерпят, но яко воск противу
пламени велики
приближився, и истает, нежели словесы сопретися со
мною смеють на
гаданья, и пренья, и истязанья.
Божий же человек Стефан укрепився благодатью Божею
и рече к
волхву: О, прелестниче и развращенью началниче,
вавилонское семя,
халдейский род, хананейское племя, тмы темныя
помраченое чадо,
пентаполиев сын, Египетская прелестныя тмы внуче и
разрушенного
столпотворенья правнуче!
Послушай, тако глаголет Исайя пророк:
"Горе напаающему
ближняго своего смешенья мутна". И тако ти
глаголет пророк Давид:
"Что ся хвалиши в злобе, силне? Безаконье весь
день и неправду
умысли язык твой; яко бритва изострена, створил еси
лесть. Взлюбил
еси злобу паче благостыня, неправду неже глаголати
правду. Взлюбил
еси вся глаголы потопныя и язык лстив. Сего ради Бога
разрушит тя до
донца, встернет тя и корень твой от земля
живущих", понеже укаряеши
веру христианьскую. <...>
Волшебный же кудесник рече:
Бози наши, аще и поругани быша от тебе, но
милосердоваше и не
погубиша тя. Аще ли бы не стяжали милосердья, то
давно бы тя
скрушили и искрали. И по сему разумевай, яко добри
суть и милосерди
и яко вера наша многим лучши есть вашея веры.
Понеже у вас, у
христиан, един Бог, а у нас мнози бози, мнози
поспешници, мнози
поборници. Те нам дают ловлю и все, елико иже в водах,
и елико на
вздусе, и елико в блатех, и в дубравах, и в борех, и в
лузех, и в
порослех, и в чащах, и в березнике, и в сосняге, и в
елнике, и в
раменье, и в прочих лесех, и все елико не древесех,
белки, или
соболи, или куници, или рыси и прочая ловля наша, от
них же и до вас
достигнут ныне. Нашею ловлею и ваши князи, и
боляре, и вельможи
обогащаеми суть, в ня же облачятся и ходят, и
величаются подолки риз
своих, гордяшеся о народех людских, толикими
долгими времены
изобилующе и многовременными леты изобилующе и
промысльствующе. Не
от нашея ли ловли и в Орду посылаются и досязают доже
и до самого
того мнимаго царя, но и во Царьграде, и в Немци, и в
Литву, и в
прочая грады и страны, и в далняа языки?
И паки другойци наша вера лучши есть паче вашея,
яко у нас
един человек, или сам друг, многажды исходит на брань,
еже братися
с медведем, и брався, победив низложить его, яко и
кожи принесет. У
вас же на медведя на единого мнози исходят, числом яко
до ста, или
до двои сот, и многажды окогда привезут обретше
медведя, иногда же
без него взвращаются без успеха, ничтоже
везущие, но всуе
труждающеся, иже нам се мниться смех и кощюны.
И паки другойци наша вера лучши есть: вести у
нас вскоре
бывают, иже бо что сдеется на далней стране, на
ином городе, на
девятой земли, сего дни доспелося что, а сего дни в
том часе вести
у нас полные обретаются, его же вы, христиане,
неудоб взможете
уведати во многи дни и во многа времена не уведаете.
Да тем наша
вера лучши есть многим паче вашея, имже многи
боги имам,
поспешьствовавшаа нам...
И пребыста сама два токмо друг с другом,
истязающеся
словесы, весь день и всю нощь без брашна и без сна
пребывающа, ни
престатья имуще, ни почиванья стваряюще, ни сну
вдающееся, но присно
о спираньи супротивляхуся, словесы упражняхуся. И убо
аще и много
изглагола к нему, но обаче мнящеся аки на воду сеяв.
<...> И бысть
по словесух сих, егда скончашася вся словеса
си, по мнозех
распреньих и супротиворечьи, изволися има обема и
израста себе оба
сама два, и восхотеста прияти искушенье веры.
И рекоста друг к другу: Придиве и вожжеве огнь
и внидиве
вонь, яко и сквозь огнь пламен пройдева, посреди
пламени горяща.
Вместе купно пройдева оба, аз же и ты. И ту приимеве
искушение, и ту
возмеве искушение и извещенье веры: да иже изыдет цел
и неврежен,
сего вера права есть, и тому вси последуем. И паки
другойци другое
извещенье приимем тем же образом: приидеве оба,
имшася за руце
когождо, и внидеве вкупе в едину пролубь, и низ
снидеве в глубину
реки Вычегды, и пустивеся на низ по подледью, и
паки по части
доволне, ниже единого плеса, единою пролобью
оба купно паки
взникнаве. Да егоже аще вера права будет, сий цел
изидет неврежен,
и тому прочее вси повинутся.
И угодно бысть слово се предо всеми народом людий. И
реша вси
людье: Воистину добр глагол, еже ресте днесь!..
И обратився к предстоящим людем, рече:
"Благословен Господь!"
Возмете огнь и принесете и семо и вожжете сию
оньсюю храмину
окромнюю, отвресту сущю, и зело ражжете ю,
дондеже до конца
разгорится <...> И створ, и рек: Аминь!
И по амине рече к людем: Мир вам! Спаситеся!
Просите и
молитеся о мне, "Терпением бо течем на
предлежащий нам подвиг,
взирающе к началнику вере свершителю, Исусу".
И тако тщатися, дерзая, внити во огнь. И обращься
к волхву, и
рече ему: Поидеве оба вкупе, имашеся за руце, якоже
обещаховеся.
Он же не поиде, устрашився шума огненнаго; ужасен
быв, обаче
не вниде.
Народу же предстоящю, человеком собраным, людем
зрящим в очью
леповидцем, огню горящю и прамени распалающуся,
преподобный же паче
прилежаше, емь, понужая его, но и рукою яв за ризу
волхва и крепко
сжем ю, похващаше и нудма влечаше и ко огню [очима].
Чародей же
паки вспять вспящашеся... Людье же, ту сущии, трикраты
впросиша и,
гляголюще: Пойди, лишене: Что ради не идеши?
Он же трижды отвержеся, глаголя, яко: Не мощно
ми ити, не
дерзаю прикоснутися огню, щажуся и блюду
приближитися множеству
пламени горящу, и яка сено сый сухое, не смею
воврещися, да не "яко
воск тает от лица огню", растаю, да не ополею,
яко воск и трава
сухая, и внезапу сгорю и огнем умру, и "ктому не
буду". И "кая будет
полза в крови моей, егда сгину во истление?"
Волшьство мое "переимет
ин". И будет "двор мой пуст, и в погосте
моем не будет живущаго".
Преподобный же Стефан, побудився с волхвом
различным сим
начинанием, паки, инем образом, победу вздвиже на нь:
поим его с
народом и приведе и к реце. И створиша две велице
пролуби: едину
выше, а другую вдале вниз. Ова убо, яже есть врьхняа,
удо же понрети
има обема вкупе, имшимся за руце, ова же нижняа,
еюже, изшедше по
подледью, и паки выспрь взницати.
Чародеивый же волхв и тамо, побежен, посрамися.
Но и тамо,
трикраты понужен быв, и многажды отвержеся
Людье же реша к нему: Всюду, окаянне, сам
свое изглагола
погибелье. Ты твориши, яко Стефан чарованьем тя
победил; еже не буди
того, и не лстися суетными мира сего. Сего бо и не
учил есть отнудь,
но Стефан измлада учил есть святыя книги, могущая
его умудрити и
како угодити Богу. И обретеся ему трое се:
"вера, любы, надежа".
Темже добре разумей, человече, яко треми сими
добродетелми
взможе одолети ти, еже есть: вера, любы, надежа.
Надежу бо велику
стяжа к Богу, и любовью божественою оажжегся и, за
веру побарая,
дрзает и на огнь, и воду, не обинуяся, без всякого
сумнения. Ты же,
человече, веруеши ли, и болша сих узриша. Хощеши ли
убо веровати и
креститися, понеже уже препрен есть?
Очарованный же влхв нечестивый не всхоте
разумети истиннаго
разума и тако, не обинуяся, рече: Не хошю веровати и
креститися.
Преподобный же взрев к народу и рече: Вы же
есте свидетели
сим всем. Рцете ми, что ся вам мнить.
Они же реша: Повинен есть казни.
Отвеща же Стефан и рече им: Ни убо, да не будет
тако: и не
буди рука наша на нашем вразе! Ни скоро руки моея не
взложу нань, ни
казна показаню его, и смерти не предам его, не посла
бо мене Христос
бити, но благовестити; и не повеле ми мучити, но учити
с кротостью
и увещати с тихостью; не веле казните, но наказати с
милостью, по
рекшему: "Покажем мя праведник милостью своею и
обличит мя, масло же
грешниче да не намастит главы моя", да обратят мя
боящиися тебе и
ведущии вседеня Твоя", ибо Христос в святем
евангелии тако заповеда,
глаголя: "Шедше в вест мир, научите вся
языки, проповедайте
евангелье всей твари. Иже кто верует и крестится,
спасен будет; а
иже веры не имет и не крестится, осужен будет".
Аз же не обленихся, по силе своей исполних
мое дело, плод
устен моих предположих, имя Божие благовестих, веру
православную
сказах, иже от Ветхаго и Новаго завета поучение
изъявих и словеса
многа изглаголах от ветхих книг и новых, и ничтоже
не утаих, и
ничтоже не скрых. Боле сего, что хотех створити ему, и
не створих.
Токмо еще над тем: сице да створю ему: запрещением
запретим ему еже
ктому уже не учити ему учением своим ветхим
прелестным, ниже отинудь
да не услышано будет от него яже о кумирослуженьи
и о вере о
идолстей; но да отлучен будет от церкви и от
весздесущаго сбора; да
отсечется мечем духовным; да отлучится яко Симон
влхв от Петра
апостола; да извержется от среды правоверных; да не
обращются в
погостех и в пределах христианьских; да несть ему
ни части, ни
жребья с новокрещеными, ни ясти, ни пити с ними
нигдеже никогдаже,
нив чем не совокуплятися с ними. <...>
Се засвидетельствую ти днесь предо
многими послухи и
запрещеньем запрещаю ти: да не явишися нигдеже в чем
от предреченых
повинен; аще ли обращешися по днех неколицех
по запрещении,
преступая наша словеса сия и не радя о них, тогда
прочее канонским
епитемьям подлежиши и градского закона казнем
повинен да будеши.
Ныне повелеваю пустити тя. Изиди убо от лица нашего
цел и неязвен,
токмо прочее блюдием потом, да не зле постраждеши.
И се рек, мужи, држащии его, испустиша и он же
искоче от них,
яко елень, и идаше от лица сбору, радуяся, яко не
тепен.
О волсве же убо слово сицево да скратим и ту
абе изоставим
конец.
О.И. Валентинова,
А.В. Кореньков "Стиль «Плетение словес» в контексте истории русского
литературного языка и литературы Древней Руси", М.: Изд-во РУДН, 2001
|
