Библиотека «Любителям российской словесности»

 Лев Толстой глазами современников

Русская история и культура

Рефераты по истории России

(Корреспонденция из Берлина)

  Известный немецкий  драматург,  фельетонист  и театральный директор доктор

Оскар Блументаль воспользовался своим пребыванием в  Москве  (где  во  время

поста  гастролировала  часть его берлинской труппы - Лессинг-Театра),  чтобы

повидать графа Л. Н. Толстого.

  "Пройдя целый  ряд  длинных  коридоров,  я очутился наконец лицом к лицу с

этим замечательным человеком.  Толстой совершенно  таков,  как  его  показал

читающей европейской публике знаменитый портрет:  в широкой мужицкой рубахе,

подвязанной одноцветным поясом,  с длинной белой бородою, с меланхолическими

голубыми глазами и седыми космами волос,  с изрытым глубокими морщинами лбом

- работника мысли и грубыми,  привыкшими к тяжелому труду руками, которые он

в   разговоре  охотно  засовывает  за  пояс.  Глубокая,  захватывающая  душу

серьезность, как бы истекающая от его лица, производит впечатление встречи с

библейской фигурой. Граф Толстой кажется внезапно ожившим апостолом Леонардо

да-Винчи,  но  к   этому   впечатлению   присоединяется   еще   удовольствие

цивилизованного вкуса,  не встречающего в фигуре великого поэта ни малейшего

следа  намеренного  оригинальничанья.  Отчужденность  от  общества   и   его

предрассудков  так  прекрасно гармонирует с отшельнической фигурой Толстого,

что даже его странности кажутся вполне естественными.  Монастырская простота

комнаты соответствует тихому величию ее обитателя.  Белые стены безо всякого

украшения,  черные кожаные стулья,  полка с  небольшим  количеством  книг  и

березовый  стол,  заваленный свежеисписанными четвертушками белой бумаги,  -

такова светская келья этого монаха по убеждению.

  Первая неловкость гостя скоро исчезла,  благодаря живости,  с которой граф

Толстой вступил в разговор о специально-литературных вопросах.  С  очевидным

удовольствием   слушал   он   мои  ответы,  в  которых,  по  его  выражению,

"чувствуется  веяние   журнального   воздуха".   Я   воспользовался   первой

возможностью   и  перевел  разговор  на  драматические  произведения  самого

Толстого.

  - Вы так живо интересуетесь литературными явлениями Берлина,  граф, отчего

бы вам когда-нибудь не взглянуть на  столицу  Германии  и  не  познакомиться

лично с ее живой и разнообразной умственной жизнью?

  Толстой отрицательно покачал головой.

  - О,  нет!  Я разделяю мнение индийского мудреца,  приведшего в числе семи

смертных грехов также и путешествия без необходимости...  Я никогда более не

покину России!

  - У нас,  в Берлине, вы встретили бы целый прекрасно подготовленный кружок

почитателей.  Вашу  "Анну Каренину" каждый образованный считает обязанностью

прочесть (*).  А ваши пьесы "Власть тьмы" и "Плоды просвещения" неоднократно

играны в Берлине.

  (* Не  могу удержаться от маленького замечания.  Почтенный г.  Блументаль,

очевидно,  увлекается.  До сих пор романы Толстого в Германии далеко не  так

популярны,  как он уверял Льва Николаевича. Специально "Анну Каренину" знают

лишь весьма немногие, она читается меньше всех остальных романов Толстого. Я

даже   смею   сомневаться,  прочел  ли  ее  сам  Блументаль.  Действительной

популярностью пользуется лишь "Крейцерова соната".  (Прим. корреспондента

"Нового времени".) *)

  - Какое же впечатление произвели они на немецкую публику?

  - Комедия показалась довольно непонятной ввиду ее  чересчур  национального

сюжета,  зато  "Власть  тьмы"  произвела  хотя  и  тяжелое,  но  неоспоримое

впечатление...  Смею спросить,  не  могут  ли  современные  сцены  надеяться

получить еще новую работу от вашего пера?

  Толстой задумчиво улыбнулся.

  - Я  уже давно собираюсь написать драму,  сюжет которой очень близок моему

сердцу.  Обе пьесы, о которых вы говорите, были как бы упражнениями для этой

еще  не  начатой  работы.  Я  хотел сперва несколько освоиться с технической

стороной  драматических  произведений,  но  боюсь,  что  мне  не  дожить  до

окончания любимого плана.  Я должен сначала окончить начатые в прошлых годах

работы,  дабы быть свободным от  всех  других  авторских  забот  и  отдаться

целиком моей драме (*1*).

  - Сюжет ее будет, вероятно, взят опять из русской жизни?

  - Нет,  драма,  задуманная  мной,  будет  иметь  скорей  космополитический

характер.

  - Однако с сюжетом из народной жизни, как и прошлые пьесы?

  - Нет,  из столичной общественной жизни.  В этой драме я хочу изложить мою

собственную исповедь - мою борьбу, мою религию и страдание, словом, все, что

близко моему сердцу. Да я и вообще не ищу ничего иного в работах художников.

Я  не  люблю того холодного беспристрастия,  которое теперь так хвалят.  При

виде старания,  с которым  в  некоторых  новейших  произведениях  уничтожено

всякое  личное  чувство,  я  всегда  вспоминаю о картине,  которую вы можете

видеть здесь, в Москве, в одной из первых комнат Третьяковского музея.

  Картина эта  изображает  старообрядческую женщину,  которую стража ведет в

цепях по городу и которую поносит  и  мучает  фанатическая  толпа  (*2*).  Я

спросил  у  живописца:  "Почему изобразили вы страдание именно этой женщины?

Разве вы сами старообрядец?" - "Нет",  - отвечал мне художник. "Почему же вы

не  создали  образ той религии,  которую вы сами чувствуете",  - допытывался

я...  и этот же вопрос мне всегда хочется  предложить  нынешним  поэтам.  Не

может  захватить  за сердце меня лично ни одно произведение,  в котором я не

могу найти какого-нибудь чисто человеческого признания,  вытекшего из сердца

самого автора... Скажите, пожалуйста, - прибавил гр. Толстой, внезапно меняя

разговор, - какое впечатление произвели на вас последние вещи Ибсена?

  - Последние вещи!  Вы говорите о "Хедде Габлер" и "Строителе Сольнесе"? По

совести,  граф,  я сам ставил эти пьесы на своей сцене,  но никогда  не  мог

понять  их  вполне...  Мне  даже  иногда казалось,  что Ибсен публиковал эти

таинственные драмы лишь  в  надежде  хоть  когда-нибудь  от  своих  критиков

узнать, что он сам думал, писавши их.

  - Да,  неясность раздражает меня больше всего в драмах  Ибсена.  Я  прочел

"Дикую  утку"  и  "Привидения"  и не могу понять успеха и славы их автора...

Впрочем,  плохой перевод может совершенно испортить впечатление.  Я  сам  на

себе испытал нечто подобное.  Своим переводчикам я могу засвидетельствовать,

что они знают по-русски,  но сомневаюсь,  чтобы они хорошо знали по-немецки.

Особенно  "Крейцерова  соната"  много  потеряла  в  немецком  переводе.  Мне

кажется, что все особенности стиля и красок совершенно сглажены и пропали.

  - Правда ли, что она все еще запрещена в России?

  - Лишь отдельной книгой. В общем издании моих сочинений она разрешена.

  Разговор перешел  на  Москву  и ее общественную жизнь и был вскоре прерван

появлением   меньшого   сына   графа   Толстого   (*3*).   Смеясь   и   сияя

жизнерадостностью,  ворвался  хорошенький  ребенок  в тихий приют мыслителя,

возвещая своей оживленной русской болтовней о приближении обеденного часа.

  - Я еще раз выражу искреннее желание,  чтобы все начатые работы, которые я

вижу на вашем столе,  кончились поскорей  и  уступили  место  той  драме,  о

которой мы говорили.

  - Я сам желаю этого более чем кто-либо.  Но поверьте,  я умру,  не окончив

желанной работы.

  Странной, мистической    серьезностью    отзывалось    повторение    этого

предсказания.  С  особенным внутренним чувством расстался я с патриархальной

фигурой великого поэта,  и долго, долго преследовал мою душу меланхолический

призрак  его чарующего образа.  На другое утро граф Толстой прислал мне свой

портрет с любезной надписью".

        "Комментарии"

  Блументаль у графа Л.  Н.  Толстого. (Корреспонденция из Берлина). - Новое

время, 1894, 22 апреля, No 6517.

  Оскар Блюменталь (1852-1917),  немецкий театральный  критик  и  драматург,

основатель Лессинг-театра (1888). Был у Толстого во время гастролей театра в

Москве зимой 1893-1894 гг. В книге Н. Н. Гусева "Летопись жизни и творчества

Л.  Н.  Толстого"  (М.,  1960) время посещения Блюменталем Толстого ошибочно

отнесено к ноябрю - декабрю 1894 г. (см. с. 159).

  В позднейших воспоминаниях о Толстом Блюменталь писал: "Я очутился здесь в

несколько  затруднительном   положении,   так   как   я   пришел   с   целью

интервьюировать,  а  оказался  в  положении  интервьюируемого.  Я  явился  с

намерением ставить вопросы,  а вынужден был отвечать сам. Новое литературное

движение в Германии; политическая жизнь, как она развернулась при Вильгельме

II;  имена народившихся новых талантов на  поприще  новелл  и  драматических

произведений;   основы   представления   и   инсценирования  пьес,  как  они

изображались  гастролировавшим  в  Москве  Лессинг-театром...  словом,   все

чрезвычайно интересовало графа" (Сборник воспоминаний о Л.  Н.  Толстом, М.,

изд-во "Златоцвет", 1911, с. 69).

  1* Речь идет о пьесе "И свет во тьме  светит",  автобиографической  драме,

над которой Толстой работал в 1896-1897,  1900 и 1902 гг.,  но которая так и

осталась незаконченной.

  2* Картина "Боярыня Морозова" (1887) В. И. Сурикова, с которым Толстой был

лично знаком с 1879 г.

  3* Шестилетний Ванечка Толстой (1888-1895).