Данте Алигьери. Участие Данте в битвах при Арецир, Кампальдино и осаде Капроньи— Политическая его деятельность.—Народное правление во Флоренции.—Партии Черных и Белых.— Данте — приор.— Изгнание Белых и в числе их Данте.— Скитания, бедность и всякие лишен

  

Вся библиотека >>>

Содержание книги >>>

 

 

ЖЗЛ: Жизнь Замечательных Людей

ДАНТЕ


 Биографическая библиотека Ф. Павленкова

 

 

Глава 2

  

Участие Данте в битвах при Арецир, Кампальдино и осаде Капроньи— Политическая его деятельность.—Народное правление во Флоренции.—Партии Черных и Белых.— Данте — приор.— Изгнание Белых и в числе их Данте.— Скитания, бедность и всякие лишения.— Римский поход Генриха VII в 1310 году.—Радость Данте, его послание к государям и народам Италии и письмо к «нечестивым флорентийцам»

 

 

В ранней молодости Данте служил отечеству, сражаясь за него в Ареццо, при Кампальдино, где он дрался верхом в первых рядах флорентийских войск, и при взятии Капроны, как видно из «Божественной комедии». Впоследствии он отдался политической деятельности и принимал личное участие в общественных делах. Несмотря на весь свой поэтический идеализм, Данте был человек дела, решительный, энергичный. Об этом свидетельствует, между прочим, его собственный рассказ в «Божественной комедии»: как он спас жизнь ребенку. В церкви Св. Джованни во Флоренции, где сначала крестили всего два раза в год (накануне Пасхи и Троицына дня), так что всегда была страшная давка,— крестильница была устроена следующим образом: на каменном помосте возле стен были пробиты узкие углубления в виде купелей, снабжавшиеся водою из колодцев. Однажды ребенок, играя с другими, вскочил в одно из этих углублений и так увяз в нем, что не мог выбраться оттуда. На крик его и его товарищей сбежался народ, но никто не знал, как пособить утопавшему, пока не явился Данте, бывший тогда приором, и собственноручно не разбил камень, окружающий углубление. За этот поступок человеколюбия враги обвинили его в кощунстве и оскорблении святыни, и он оправдывается в «Божественной комедии» от несправедливого обвинения («Ад», п. XIX, ст. 16—22). В то время во Флоренции насчитывалось около 200 000 жителей, т. е. вдвое больше, чем в Риме; верховная власть была вполне в руках народа. Первым поводом к усилению демократии во Флоренции послужило слабое управление градоначальника (подеста) гибеллина графа Гвидо Новелло, который для того, чтобы оградить свою власть от влияния гвельфов, учредил в 1266 году во Флоренции семь больших цехов и даровал им право вмешиваться в дела правления. После победы гвельфов над гибеллинами в 1267 году, и особенно после реформ 1282 года, когда народная партия, убедившись, что благосостояние республики не может поддерживаться прежним правительственным строем, издала по этому поводу новые распоряжения, власть все более и более переходит в руки народа. Правлением во Флоренции заведует теперь синьория — учреждение, состоящее из шести членов, избираемых на год, причем каждому из них исполнительная власть вверяется на два месяца. Эти так называемые «приоры порядка и свободы» избирались из среды цехов и кварталов города. Наконец, в 1293 году знаменитый демагог Джанни делла Белла издает известные постановления, в силу которых дворянство вовсе исключается от занятия каких бы то ни было государственных должностей в республике. Эта мирная революция может быть в полном смысле слова названа победой демократического принципа. Впрочем, уже в 1295 году была сделана уступка дворянам: записавшись в одну из ремесленных корпораций, они могли открыть себе доступ к общественным должностям. Данте приписался к цеху докторов и аптекарей, что больше всего соответствовало его собственным научным занятиям, Сделал ли он это, как дворянин, пока еще вопрос открытый, так как в последнее время возникли некоторые сомнения по поводу того, при» надлежал ли он вообще к дворянству по своему происхождению или нет. 5 июня 1296 года мы встречаем поэта членом Совета Ста и он держит речь в собрании. 8 мая 1299 года он является посланником Флоренции по делам тосканского гвельфского союза. В 1300 году, с 15 июня по 15 августа, Данте — приор. Только что перед тем во Флоренции разгорелись сильные раздоры. С некоторых пор партия гвельфов распалась на два враждебных лагеря. Вроде того, как когда-то из-за семейной вражды возникли партии гвельфов и гибеллинов, так и теперь начало новой распре было положено враждой двух семейств: Вьери да Черки и Корсо Донати. Корсо Донати был человек с выдающимися, блестящими способностями, но страшно тщеславный и жестокий. Молва обвиняла его в том, что он, будучи в Тревиньяно, отравил здесь первую свою жену, сестру Вьери да Черки. Рассказывают, что по возвращении во Флоренцию он пригласил к себе Вьери ужинать и велел ему налить вина. Но Вьери отстранил кубок дрожащей рукой. Тоща Корсо позвал своего сенешаля и велел ему выпить вино, что тот, не колеблясь, и исполнил. Вьери встал., взглянул прямо в глаза Корсо и воскликнул: «Не таким вином угостил ты мою сестру». Это происшествие, как говорят-, и было источником кровавой вражды Черки и Донати. Ссора их принимала все большие и большие размеры, так как к ним примкнули родственники и знакомые той и другой семьи, и скоро вся Флоренция разделилась на два враждебных лагеря. Приверженцы Донати и Черки приняли новые наименования. Приверженцы Донати стали именоваться Черными, а приверженцы Черки — Белыми. Данте был на стороне Белых потому, что (по Боккаччо) эта партия больше уважала право и справедливость. Около этого Бремени, с 15 июня по 15 августа, как мы уже говорили, заседал приором Данте. Выборы его были по-видкмому, очень бурные, на что указывают собственные слова поэта в отрывке письма, приводимом одним из его биографов Леонардо Аретино, гласящие, что все страдания, все несчастия его имели началом и причиной собрание по выборам его в приоры. Когда обе враждебные партии, Белые и Черные, заняли угрожающую позицию, синьория для упрочения общественного спокойствия решила (23 июня 1300 года) наиболее выдающихся членов каждой из них удалить из Флоренции. Вследствие нездорового воздуха места их ссылки Белые были вскоре возвращены, но Данте не был уже тогда приором. Черные тоже вернулись. Затем только один Корсо Дснати остался в Риме агитировать в пользу своей партии. После открытия заговора (в июне 1301 года) предводители Черных были снова изгнаны, и Белые получили перевес во Флоренции. В это бурное время Данте несколько паз появляется на общественной арене. Между прочим, он настаивает (19 июня 1301 года) в Совете Ста, чтобы Флоренция отказала папе в требуемых им у общины ста солдатах вспомогательного войска. Мнение поэта осталось в меньшинстве и послужило впоследствии одним из пунктов обвинения против Данте. Между тем, папа Бонифаций VIII, покровительствуя втайне Черным и, вероятно, по их же просьбе, хотя и сам обрадовавшись случаю воспользоваться представившимся поводом к усилению своей власти во Флоренции, решил послать в город так называемого «посредника мира» в лице Карла Валуа, брата французского короля Филиппа Красивого. Карл явился во Флоренцию 1 ноября, поклявшись перед тем уважать законы республики. Но он не сдержал своего слова и вскоре стал оказывать открытое предпочтение Черным, заботясь лишь об одном — выжать для себя из Флоренции всеми возможными средствами побольше денег. Рассказывают, что когда он затем явился в Рим и обратился с денежными требованиями к папе, то Бонифаций воскликнул: «Но я же послал тебя во Флоренцию к источнику золота?» Ответ этот рисует хорошо и того и другого.

 Корсо Донати ворвался со своими приверженцами в город, и несколько дней Черные опустошали его мечом и огнем. Последняя синьория, члены которой принадлежали к партии Белых, принуждена была до времени отказаться от власти. Вновь избранные приоры принадлежали к Черным, и — как всегда практиковалось в раздорах тогдашних итальянских общин — победоносная партия воспользовалась властью, попавшей в ее руки, чтобы жестоко притеснить побежденную партию. В течение 1302 года из числа Белых около 600 человек были приговорены к смерти или к изгнанию. Их обвиняли в разных преступлениях, но, конечно, почти во всех случаях это был лишь предлог отделаться от противников. В числе многих постигла та же участь и Данте: декретом от 27 января он был обвинен во взяточничестве, утайке общественных сумм, под-купё\ агитации против папы и Карла Валуа и присужден к уплате 5000 флоринов, а если уплата эта не последует в течение трех дней, то к конфискации всего имущества и, во всяком случае, к изгнанию из Флоренции на два года с лишением навсегда права занимать какую-либо общественную должность. Затем 10 марта появился новый декрет, гласящий, что так как Давпге не заплатил денежного штрафа и не явился лично, то в случае, если его удастся захватить флорентийским властям, он будет сожжен живым на костре.

Изгнание в те времена, когда человек ближе и теснее срастался с родной ему почвой, имело совсем другое значение, чем теперь. Насильственная разлука со всем дорогим в жизни становилась решающим событием для всего дальнейшего существования. Изгнанные Белые соединились с высланными прежде из Флоренции гибеллинами, к которым они и раньше тяготели больше, чем Черные, и пытались произвести несколько вооруженных нападений на Флоренцию. Данте тоже вначале пристал к ним. По политическим своим убеждениям Данте, бывший гвельф, теперь становится ревностным гибеллином. Когда, собственно, произошел в нем этот переворот, нельзя указать с точностью. Вероятно, он подготовлялся уже давно. Происходя из гвельфского рода и воспитанный в этих традициях, Данте придерживался взглядов своей партии, не вдумавшись еще в них самостоятельно. В период занятий философией он чувствовал потребность размыслить о политических вопросах, чтобы иметь и на этот счет свое суждение. Результатом было то, что он сознал несостоятельность гвельфства как политической системы; ему казалось, что своими бедствиями Италия была обязана преимущественно гвельфам, сошедшим с пути чести и добродетели. Данте сделался гибеллином и остался им до конца жизни. Вообще же говоря, он не был человеком партии в собственном смысле этого слова: всякая узкая партийность была ему крайне несимпатична. Он был слишком просвещенный патриот, слишком высокий гражданин, чтобы усвоить себе, соприкасаясь с партиями, мелкие и эгоистичные их интересы. В сущности он не стоял ни за гвельфов, ни за гибеллинов, ни за Белых, ни за Черных, а просто был приверженцем и защитником идей, имевших в виду лишь одно: благосостояние отечества,—чего нельзя сказать об остальных, маскировавшихся той или другой вывеской для прикрытия личных целей.

В среде союзников, Белых и гибеллинов, проснулись вскоре раздоры, ревность, ссоры — все те нечистые страсти, которые так часто вызывает изгнание среди побежденных. Общение с ними не могло долго нравиться человеку с таким возвышенным духом, как Данте. Видя, что его не понимают ни гвельфы, ни гибеллины, Данте сосредоточивается в самом себе и образует, как он сам гордо провозгласил, один свою партию, он — «союзник самого себя». Это случилось, вероятно, в 1303 году, когда поэт отправился в Верону, ко двору Бартоломео делла Скала. Белые делали еще несколько неудачных попыток силой или миром вернуться во Флоренцию. Но усилия их оказались тщетными, и в 1307 году все надежды изгнанной партии рушились. Данте вел скитальческую жизнь, испытывал лишения, принужденный обращаться к чужой помощи, для того чтобы поддерживать свое существование. В 1304 году, в письме по поводу смерти Алессандро да Ромена, он пишет к племянникам последнего, Оберто и Гвидо, что бедность препятствует ему явиться на похороны их дяди. Такому гордому человеку, как Данте, было, конечно, особенно тяжело обращаться к чужой милости, жить от подачек меценатов. Он поистине узнал, «как горек хлеб изгнания и как тяжело подниматься и спускаться просителем по чужим лестницам». Страдания Данте увеличивались еще от тоски по родине. Хотя в нем были космополитические черты и он сам говорил про себя: «Для меня отечество — весь мир, как для рыб — море», все же при этом ярко горела в нем любовь к настоящему отечеству. Это видно из' его постоянных заявлений в стихах, письмах и т. д., из слов его о сочувствии ко всем несчастным, «но более всего к тем, которые, томясь в изгнании, видят родину только во сне». Как трогательна жалоба поэта на первых страницах «Пира», написанного им между 1306 и 1309 годами. «Я скитаюсь, как бедный странник,— говорит здесь Данте,— почти как нищий, по всем местностям, где говорят языком Италии, показывая всюду против воли рану, нанесенную мне судьбой. Поистине я уподобляюсь лодке без парусов и руля, прибиваемой к разным гаваням и берегам сухим ветром, которым дышит скорбящая бедность». По форме «Пир» сходен с «Новой жизнью»; это тоже сборник стихотворений и прозы, только там главное — стихи, а здесь — наоборот. Сочинение это осталось неоконченным; написано всего введение и три комментария к трем стихотворениям. Писал его Данте с целью популяризировать школьное знание, сделать доступным большинству «привилегированный хлеб науки». Это великое, достойное намерение, это сознательное желание просветить невежественный, темный народ — нечто необычайное и новое для тех времен. Другое нововведение Данте —- язык: он пишет не по-латыни, а по-итальянски. Никто еще до него в ученых исследованиях, трактующих о метафизике, практической философии и естественной истории, не осмеливался употреблять народный язык. Сам Данте считает нужным оправдываться в этом и посвящает девять глав, т. е. почти весь первый трактат, объяснению, почему он это делает. Со свойственной ему страстностью приступает он здесь к защите итальянского языка, нападая на тех, которые относятся презрительно к родному языку и предпочитают ему чужие. Данте называет их «отвратительными», «низкими» и восклицает: «Стыд и вечный позор дурным итальянцам, которые восхваляют народный язык других стран, а унижают свой собственный».

«Пэр» — нечто вроде философской энциклопедии; но философия Данте — философия схоластиков; она в подчинении у богословия. Тут масса знаний, но главный интерес сочинения не в научных взглядах Данте — не это наиболее характерная сторона книги и ее значение. Отличительная черта поэта та, что он все чувствует необычайно горячо и сильно, все у него становится тотчас же аффектом, страстью. И знание не остается у него мертвым достоянием, накоплением ученых подробностей, как, например, у Брунетто Латини, но везде просвечивает и примешивается его могучая индивидуальность. Любовь его — идеализация; он смотрит на нее с философской точки зрения, но сама философия превращается у него в любовь; философия — «любящее общение с мудростью», как он ее определяет. И в научных мировоззрениях Данте сохраняет уголок для фантазии, и здесь встречаются у него образы, полные красоты. Он и в науке находил поэтический элемент. Занятие наукой, по его словам,— «изучение известного предмета умом, влюбленным в этот предмет».

Всюду и везде, как бы он ни углублялся в отвлеченную область, действительность все-таки встает перед ним. Так, например, говоря в «Пире» о справедливости и образах правления, он восклицает: «О, несчастная, несчастная моя родина, какое я чувствую к тебе сострадание, когда читаю и пишу о вопросах, касающихся государственного правления!»

Одной из блестящих и высших заслуг Данте останется навсегда то, что он сделал с целью дать перевес в Италии народному итальянскому языку над латинским. То же стремление руководит поэтом и в другой его книге «De eloquentia volgari» («О красноречии народного языка»), написанной неизвестно когда,— некоторые полагают, что в конце жизни, другие, что около 1308 года. Сочинение это должно было состоять из 4 частей, так как на четвертую часть несколько раз указывается вперед; но оно прерывается на 14-й главе 2-й части и осталось неоконченным, неизвестно почему. Данте начинает здесь с происхождения языков вообще и излагает свое учение о национальном языке. Быть может, в области языкознания, если мы взглянем на дело с теперешней точки зрения, Данте высказывает научную несостоятельность, делает ошибки. Но при этих недостатках сочинение Данте имеет большие достоинства, особенно с точки зрения установления единства в языке. К тому же самая мысль книги показывает нам смелость его ума. Он один из современников умел подняться до употребления народного языка к теоретическому сознанию его духа. У него в первый раз читатель находит научное исследование тех вопросов, которые оставались совершенно неразработанными средними веками. Сочинение это — один из важных источников для истории итальянского языка и истории национальной итальянской литературы. В нем — свидетельство того высокого значения, которое Данте придавал, и до и после того, национальному языку. В этом стремлении его не только филологическая, научная цель, но и патриотическая. Вот как выражается Витте по этому поводу: «Нигде Данте не проявляет своего патриотизма так великолепно, как в тех случаях, когда он, подобно сыну, защищающему мать, берет под свою защиту язык своего народа от презирающих его латинистов. Это было главнейшее благо, которое он мог дать и действительно дал своему народу,— именно единство национального языка и национальной литературы. Не его вина, конечно, что он не мог дать ему и единства политического».

Указать точно все города и пункты, где был Данте во время своего изгнания, совершенно невозможно; только кое-какие местности этого грустного скитальчества доподлинно известны из некоторых документов. Таковы, например, Падуя, Арно, Казентино и т. д.

В то время как Данте все еще предавался мечтам о возвращении во Флоренцию, перед ним неожиданно, совершенно с другой стороны, мелькнул луч надежды на освобождение Италии, на осуществление его идеала о всемирной монархии с императором во главе светской власти и с папой — во главе духовной. На императорский престол вступил Генрих VII, граф Люксембургский, который заявил решимость возвратить императорской власти силу и величие,, утраченные ею после падения Гегенштауфенов, и провозгласил первым и настоятельным условием — благоденствие Италии, уничтожение всяких партий и восстановление общего мира.

Еще в «Пире», излагая философские истины, поэт высказая и. свой политический символ веры, так как для него политика, и философия не были обособлены, а сливались воедино. Чтобы человечество достигло еще на земле своего назначения, т. е. счастия, оно нуждается в мире; но раздоры царят везде, если во главе правления не стоит единый всемирный монарх, который ничего не желает, потому что все ему подчинены, и потому правит, руководствуясь справедливостью и поддерживая общий мир. Нечто, напоминающее идеал правления, созданный Платоном в его республике, воодушевляло, по-видимому, и Данте. В его глазах всемирный монарх ееть существо, уже по природе своей склонное покровительствовать, а не порабощать. Он равен всем, потому что имеет одинаковую власть над всеми; он должен охранять справедливость и свободу — эти основы человеческого счастья. В правильно устроенном государстве, как говорит Аристотель, хороший человек — вместе с тем хороший гражданин, а в дурно устроенном и хороший человек — дурной гражданин.

Политическая теория Данте, бывшая отвлеченным идеалом, как будто имела осуществиться, когда Генрих VII в октябре 1310 года перешел Альпы и явился с армией в Италию. И действительно, он имел самые благородные намерения: он желал учредить общий мир, согласие и благоденствие Италии. Преисполненный радости, Данте спешит взглянуть собственными глазами на избранника Божьего, на политического мессию. Он не сомневается в успехе предприятия нового императора и, чтобы способствовать «святому делу», пишет латинское письмо к королю и народам Италии с надписью: «Всех и каждого,—королей Сицилии и Неаполя, римский сенат, а равно герцогов, графов, маркграфов и народы Италии,— смиренный итальянец Данте Алигьери из Флоренции, безвинно изгнанный из отечества, просит о мире». «Возрадуйся, Италия,—говорит поэт,— близок тот, кто освободит тебя из темницы нечестивых и отдаст свой виноградник в руки других рабочих, которые, когда придет час жатвы, соберут плоды правды и справедливости. Притесненные пусть надеются и верят, император будет равно справедлив и мягкосердечен ко всем».

Но враждующие, непримиримые партии итальянских городов вовсе не желали равной для всех справедливости и мягкосердечия. Они продолжали свои распри, и в особенности Флоренция стала средоточием противодействия начинаниям Генриха VII. Тогда, 31 марта 13 И года, Данте пишет письмо к «нечестивым флорентийцам». Он доказывает им важность собственно Римской империи, необходимость и благо всемирной монархии. Он упрекает своих соотечественников в злоупотреблении ими свободой, которую они обращают в деспотизм, и предсказывает им страшное наказание за их нераскаянность. Конечно, флорентийцам не могло понравиться подобное письмо, и когда несколько месяцев спустя указом синьории многие изгнанники из партии Белых были возвращены во Флоренцию, то около тысячи, в том числе и Данте, были исключены из амнистии. Чтобы побудить медлившего Генриха VII действовать энергичнее, Данте снова пишет ему, причем говорит, что на него «смотрят, как на новое солнце, появившееся, чтобы разогнать накопившиеся тучи». Поэт советует императору не медлить, описывает состояние Италии, сравнивая ее с мифической гидрой, которой недостаточно отрубить одну голову, а надо нанести удар в самый источник жизни, в сердце. Эта гидра — все непокорные итальянские города, а главное зло — Флоренция, Она — змея, жалящая свою мать, паршивая овца, заражающая все стадо, и т. д. Страстное участие Данте в этих политических событиях указывает на горячую его натуру. Он не колеблется, не сомневается, он такой же энтузиаст в политических убеждениях, как и в философских и богословских взглядах.

Генрих, наконец, действительно является Б Среднюю Италию, получает в Риме римскую корону из рук папских легатов .и затем осаждает Флоренцию, :но безуспешно. Принужденный снять эту осаду, он удаляется в Буонконвенто, на юг от Сиены, и здесь 24 августа 1.31.3 года вдруг умирает скоропостижно, прославленный Данте,— поэт отводит ему в своем «Рае» одно из лучших мест,— и оплаканный Чине да Йистоя, написавшим две канцоны на его смерть.

    

 «ЖЗЛ: Жизнь Замечательных Людей: Данте»    Следующая глава >>>