Старый знакомый. Князь Серебряный

 

Вся библиотека >>>

Содержание книги >>>

 


Старый знакомый

Русская классическая литература

Алексей Константинович

Толстой


 

 

      Князь Серебряный

 

 

Глава 18. Старый знакомый

 

 

     На  другой  день  после  разорения  морозовского  дома  пожилой  ратник

пробирался на вороной лошади в дремучем лесу. Он беспрестанно снимал шапку и

к чему-то прислушивался.

     - Тише,  Галка, полно те фыркать, - говорил он, трепля лошадь по крутой

шее,  -  вишь какая неугомонная,  ничего расслушать не даст. Фу ты пропасть,

никак и  места не  спознаю!  Все липа да орешник,  а  когда в  ту пору ночью

ехали, кажись, смолою попахивало!

     И всадник продолжал путь свой.

     - Постой, Галка! - сказал он вдруг, натянув поводья, - вот теперь опять

как будто слышу!  Да стой ты смирно, эк тебя разбирает! И вправду слышу! Это

уж  не  лист  шумит,   это  мельничное  колесо!  Вишь  она,  мельница,  куда

запряталась!  Только  уж  постой!  Теперь от  меня  не  уйдешь,  тетка  твоя

подкурятина!

     И  Михеич,  как будто опасаясь опять сбиться с дороги,  пустился во всю

прыть по направлению шума.

     - Ну,  слава  ти,  господи,  -  сказал он,  когда  между деревьями стал

виднеться поросший мхом сруб с вертящимся колесом,  - насилу-то догнал; а то

ведь чуть было не уморился:  то впереди шум,  то за самою спиной,  ничего не

разберешь!  Вот она и  мельница!  Вон с  той стороны мы в ту пору с боярином

подъехали,  когда станичники-то дорогу указывали. Да как же это опять будет?

В ту пору колесо было справа,  а теперь слева; в ту пору камора стояла окном

к  мельнице,  а  дверью к  лесу,  а  теперь стоит окном к  лесу,  а дверью к

мельнице! Тьфу ты, уж этот мне мельник! Вишь как глаза отводит! Недаром же я

и колесил целый день круг этого места;  кабы не боярина выручать,  ни за что

бы сюда не приехал!

     Михеич слез с  своей Галки,  привязал ее к дереву,  подошел с некоторой

боязнию к мельнице и постучался в дверь.

     - Хозяин, а хозяин!

     Никто не отвечал.

     - Хозяин, а хозяин!

     Внутри  мельницы было  молчание;  только  жернова  гудели  да  шестерни

постукивали.

     Михеич попытался толкнуть дверь; она была заперта.

     "Да что он,  седой черт,  спит али притаился?" -  подумал Михеич и стал

изо всей мочи стучать в  дверь и  руками и  ногами.  Ответу не было.  Михеич

начал горячиться.

     - Эй ты, хрен! - закричал он, - вылезай, не то огоньку подложу!

     Раздался кашель,  и  сквозь  небольшое отверстие над  дверью показалась

белая борода и  лицо,  изрытое морщинами,  среди которых светились два глаза

ярко-серого цвета.

     Михеичу стало неловко в присутствии мельника.

     - Здравствуй, хозяин! - сказал он ласковым голосом.

     - Господь с тобою! - отвечал мельник, - чего тебе, добрый человек?

     - Аль не узнал меня, хозяин? Ведь я у тебя ономнясь с боярином ночевал.

     - С князем-то? Как не узнать, узнал. Что ж, батюшка, с чем бог принес?

     - Да что ж ты,  хозяин, забился как филин в дупло! Или меня впусти, или

сам выйди; так говорить несподручно!

     - Постой,  батюшка,  дай только хлебушка подсыпать, вот я к тебе сейчас

выйду!

     "Да,  -  подумал Михеич, - посмотрел бы я, какого ты, чертов кум, хлеба

подсыплешь!  Я  чай,  кости жидовские ведьмам на  муку перемалываешь!  Тут и

завозу быть не может; вишь какая глушь, и колеи-то все травой заросли!"

     - Ну вот,  батюшка,  я  к  тебе и вышел,  -  сказал мельник,  тщательно

запирая за собой дверь.

     - Насилу-то вышел! Довольно ты поломался, хозяин.

     - Да что,  куманек, живу ведь не на базаре, в лесу. Всякому отпирать не

приходится;  далеко ли до беды:  видно, что человек, а почему знать, хлеб ли

святой у него под полой или камень булыжник!

     "Вишь,  мухомор!  -  подумал Михеич.  -  Прикидывается, что разбойников

боится, а, я чай, нет лешего, с которым бы детей не крестил!"

     - Ну, батюшка, что тебе до меня? Ты мне расскажи, а я послушаю!

     - Да вот что,  хозяин:  беда случилась,  хуже смерти пришлось; схватили

окаянные опричники господина моего,  повезли к  Слободе с великою крепостью;

сидит он теперь,  должно быть, в тюрьме, горем крутит, горе мыкает; а за что

сидит,  одному богу ведомо;  не  сотворил никакого дурна ни перед царем,  ни

перед господом;  постоял лишь за правду,  за боярина Морозова, да за боярыню

его,  когда  они  лукавством своим  среди  веселья на  дом  напали  и  дотла

разорили.

     Глаза мельника приняли странное выражение.

     - Ох,  ох,  ох!  -  сказал он,  -  худо, кормилец; худо, кормилец; худо

карасю,  когда в  шум  заплывет.  Худо князю твоему в  темнице сидеть,  хуже

Морозову без жены молодой, еще хуже Вяземскому от чужой жены!

     Михеич удивился.

     - Да ты почем знаешь,  что Вяземский Морозова жену увез?  Я тебе ничего

про это не сказывал!

     - Эх,  куманек,  не то одно ведомо,  что сказывается; иной раз далеко в

лесу стукнет,  близко отзовется;  когда под  колесом воды убыло,  знать есть

засуха и за сто верст, и будет хлебу недород велик, а наш брат, старик, живи

себе молча; слушай, как трава растет, да мотай себе за ухо!

     - Что ж,  хозяин,  уж не знаешь ли, как помочь боярину? Я вот все думал

да гадал,  раскидывал умом-разумом,  ничего не придумал.  Пойду,  говорю,  к

доброму человеку,  попрошу совета.  Да, признаться, и тот молодец на уме все

мотался,  что проводил-то нас до тебя.  Говорил мне тогда: коли понадоблюсь,

говорит,  боярину,  приходи,  говорит,  на мельницу,  спроси у дедушки,  где

Ванюха Перстень,  а я,  говорит,  рад боярину служить;  за него,  говорит, и

живот положу!  Вот я  к  тебе и  приехал,  хозяин;  сделай божескую милость,

научи,  как боярина вызволить.  А  научишь,  уж не забудет тебя князь Никита

Романыч, да и я, горемычный, буду вечным слугою твоим.

     "Провалиться бы тебе сквозь землю,  тетка твоя подкурятина,  - прибавил

мысленно Михеич, - вот кому довелось кланяться!"

     - Что ж, батюшка, почему не попытаться горю пособить. Плохо дело, что и

говорить,  да ведь ухватом из поломя горшки вымаются,  а  бывает инольды,  и

зернышко из-под жернова цело выскочит; всяко бывает, какое кому счастье!

     - Оно так,  хозяин, при счастье и петушок яичко снесет, а при несчастье

и  жук  забодает,  только бью тебе челом,  научи уму-разуму,  что мне теперь

делать?

     Мельник опустил голову и стал как будто прислушиваться к шуму колеса.

     Прошло несколько минут.  Старик покачал головой и заговорил, не обращая

внимания на Михеича:

     - "Ходит,  ходит колесо кругом,  что было высоко,  то будет низко,  что

было низко, будет высоко; слышу, далеко звонит колокол, невесть на похороны,

невесть на свадьбу;  а кого венчать,  кого хоронить, не слыхать, вода шумит,

не видать за великим дымом!

     Слетаются вороны издалека,  кличут друг друга на  богатый пир,  а  кого

клевать,  кому очи вымать,  и сами не чуют,  летят да кричат! Наточен топор,

наряжен палач, по дубовым доскам побегут, потекут теплой крови ручьи; слетят

головы с плеч, да неведомо чьи!"

     Михеич струсил.

     - Что ты,  дедушка,  говоришь такое,  да еще и причитываешь,  словно по

покойнике?

     Мельник,  казалось,  не  слыхал Михеича.  Он уже ничего не говорил,  но

только бормотал себе что-то под нос. Губы его без умолку шевелились, а серые

глаза смотрели тускло, как будто ничего не видели.

     - Дедушка, а дедушка! - и Михеич дернул его за рукав.

     - А? - отозвался мельник и обратился к Михеичу, будто теперь только его

заметил.

     - Что ты бормочешь, дедушка?

     - Эх,   куманек!   Много  слышится,  мало  сказывается.  Ступай  теперь

путем-дорогой мимо этой сосны.  Ступай все прямо; много тебе будет поворотов

и  вправо и  влево,  а  ты  все прямо ступай;  верст пять проедешь,  будет в

стороне избушка,  в той избушке нет живой души.  Подожди там до ночи, придут

добрые люди,  от них больше узнаешь.  А  обратным путем заезжай сюда,  будет

тебе работа;  залетела жар-птица в  западню;  отвезешь ее к царю Далмату,  а

выручку пополам!

     И, не дожидаясь ответа, старик вошел в мельницу и запер за собою дверь.

     - Дедушка!  -  закричал ему вслед Михеич,  -  да скажи мне толком,  про

каких ты людей говоришь, про какую птицу?

     Но  мельник  не  отозвался  на  голос  Михеича,   и,   сколько  тот  ни

прислушивался, он ничего не мог услышать, кроме шума воды и стука колес.

     "Вишь,  тетка  его  подкурятина!  -  подумал  Михеич.  -  Куда  вздумал

посылать!  Верст пять будет избушка, в ней жди до ночи, а там черт знает кто

придет,  больше скажет.  Послал бы я тебя самого туда,  хрен этакий! Кабы не

боярин,  уж я бы дал тебе! Вишь какой, в самом деле! Тьфу! Ну, Галка, нечего

делать, давай искать чертовой избушки!"

     И,  сев на коня,  Михеич присвистнул и  пустился рысцой по направлению,

указанному мельником.

  

<<< Алексей Толстой           "Князь Серебряный": следующая глава >>>