История и археология

В.И. Поветкин

К тридцатилетию открытия Борисом Александровичем Колчиным музыкального инструментария древних новгородцев

В общем понятии российской археологии как бы сам собою возник, стал привычным и естественным, особенно в последние годы, совершенно новый предмет или направление - музыкальная археология. За рубежом, скажем, на Западе Европы такой предмет получил известность значительно раньше. Что в немалой мере способствовало созданию мнения о культуре Древней Руси как о "культуре великого молчания".

В самом деле, противоречивое представление о древнерусской музыке, музыкантах, казалось, так и останется вечно противоречивым. Казалось, никогда не удастся понять, как выглядели, как звучали те музыкальные инструменты, которые в русских устных и письменных источниках скрывались, к примеру, под названием "гусли". Оставался бесконечно спорным вопрос: какие же музыкальные инструменты - местные или зарубежные - изображались в древнерусских книгах, настенных росписях, скульптурах, предметах декоративно-прикладного искусства. Были попытки соотнести формы известных в поздней русской традиции музыкальных инструментов со сведениями древнейших историков, начиная с Феофилакта Симокатты, жившего в VI в. и рассказавшего в своей "Истории" о троих славянах-музыкантах. Отсюда над популярными инструментами типа балалайки возникал ореол ложной древности. Единичные археологические свидетельства опять-таки в виде изображений музыкальных сцен, как, например, гудец с гуслями, награвированный на драгоценном обруче из Киевского клада XII в., или, тем более, турьи рога X в. из Черной Могилы в Чернигове, воспринимавшиеся поначалу как охотничьи сигнальные инструменты - все это еще более вовлекало исследователей в мир фантазии. Вместе с тем нельзя не восхититься успехами таких историков русской инструментальной музыки, как А. С. Фаминцын, Н. И. Привалов, Н. Ф. Финдейзен. Они работали в конце XIX - начале XX вв. Некоторые их выводы и рассуждения, казавшиеся до поры до времени слишком смелыми, нынче поражают своей точностью. И все же богатому своду накопленных ими материалов по русскому музыкальному инструментарию явно недоставало какого-то основного источника, посредством которого этот свод получил бы бесспорное объяснение.

Источник этот явился раньше, нежели он был осознан как факт. И уж тем более не тотчас оказалось возможным постигнуть его богатство и значение для всей русской истории. Таково ежегодно пополняющееся благодаря археологическим исследованиям собрание музыкальных древностей Новгорода.

Извлечение из влажного культурного слоя свидетельств музыкальных инструментов - металлических, глиняных, костяных и, самое важное, деревянных - началось на Неревском раскопе уже в 1951 г. Однако определить загадочные детали и обломки как некогда принадлежавшие варганам, гудкам, гуслям, сопелям удалось лишь во второй половине 1960-х гг. Честь такого открытия принадлежит выдающемуся деятелю новгородской археологии Борису Александровичу Колчину. Следствием открытия явились усилия ученого, направленные на восстановление древнего облика инструментов. Это было важно как для музейного показа, так и для всевозможных публикаций. Не вдаваясь в подробности означенных работ, заметим одно: с 1968-го по 1980-й г. типологический круг изучавшихся Б. А. Колчиным музыкальных инструментов оставался неизменным. В него входили: две разновидности щипковых малострунных гуслей - древнейшие, с игровым окном, иначе, лирообразные и пришедшие им на смену гусли без игрового окна, иначе, звончатые (по К. А. Верткову, обе разновидности причислены к типу гуслей крыловидных); смычковый инструмент - гудок трехструнный; духовой свистковый - сопель; и из группы самозвучащих - металлический варган.1 Б. А. Кол-чину, конечно же, были известны такие археологические находки, как жестяное ботало, бронзовые колокольчики, бубенчики, глиняные погремушки и свистульки. О некоторых из них он делал сообщения, однако в числе музыкальных древностей не рассматривал, быть может, по причине их общеизвестности. Или, быть может, обобщенному, широкому взгляду на данный вопрос в то время еще только подходил свой черед. В любом случае трудами Б. А. Колчина был начат умноженный впоследствии неповторимый в России и Европе опыт выявления археологических остатков музыкальных древностей, опыт их реконструкции и одновременного согласования с устными, письменными, изобразительными, вообще всеми далекими и близкими во времени свидетельствами использования звукообразующих устройств в русском быту.

Собрание музыкальных древностей Новгорода - самое крупное в Европе. К примеру, только свидетельств различных струнных инструментов на конец 1996 г. выявлено не менее 84. Это собрание способствовало верному определению, а иногда даже и убедительной реконструкции, целого ряда археологических находок музыкальных инструментов в других, удаленных от Новгорода местах раскопок. Очевидное сходство с новгородскими древними гудками и гуслями, их частями, деталями или заготовками обнаружено археологами в Хедебю - это граница Германии и Дании,2 в Польше в городах Ополе и Гданьске,1 на территории России - в Пскове,4 а совсем недавно - в Старой Ладоге.5 Староладожская находка - это изготовленный не позднее X в. деревянный шпенек (колок), изображение которого для данной публикации любезно предоставила 3. Д. Бессарабова (рис. 1). Конструктивно шпенек мог бы равно принадлежать гуслям или гудку, но по времени его бытования, он, вероятнее, составлял комплект гудка: согласно материалам новгородской археологии, в слоях X в. пока что надежно отмечаются именно смычковые гудки. Старая Ладога - третий в России город после Новгорода и Пскова, в котором обнаружено столь важное свидетельство, как деревянная деталь древнего сложно устроенного музыкального инструмента.

1.         Шпенек (колок) струнного музыкального инструмента. Дерево.

Не позднее X в. Старая Ладога.

2.         Наконечник стрелы-свиста

3.         Наконечник стрелы-свиста

4.         Наконечник стрелы-свиста.

5.         Наконечник стрелы-свиста

6.         Наконечник стрелы-свиста

Сохранности деревянных вещей, в частности, остатков музыкальных инструментов, способствуют пропитанные водой культурные напластования, свойственные районам Русского Северо-Запада. В других городах и селениях Древней Руси, где культурные слои складывались не столь благоприятно для дерева, также, вероятно бытовал достаточно широкий набор музыкальных инструментов, в том числе и "благородных" деревянных - струнных и духовых. Подтверждением тому служат знаменитые драгоценные обручи из княжеских и боярских кладов ХП-ХШ вв., на которых показаны обрядовые дохристианские сцены с участвующими в них гудцами-скоморохами. Особенно выразителен обруч из Старой Рязани. На его створках изображены плясунья в долгорукавке и двое Гудцов - один с гуслями, другой с сопелью; причем оба инструмента поразительно похожи на открытые в Новгороде образцы деревянных сопелей и гуслей, доказательно восстановленных ныне в их формах и звучании. Однако, как уже отмечалось, голосами "благородных" музыкальных инструментов не ограничивалось богатство мира искусственных звуков Древней Руси.

Пытаясь проследить истоки сложно устроенных музыкальных инструментов, нередко приходится обнаруживать конструктивные их идеи в инструментах или звукообразующих приспособлениях, не имеющих прямого отношения к музыке, тем более профессиональной. Вот почему очевидной задачей новгородской, а значит и общероссийской, музыкальной археологии стало выявление, исследование практически любых некогда призванных издавать звук предметов. Отсюда понятие о музыкальной культуре Древней Руси предстает в бесчисленных связях профессионального музицирования скоморохов со всем былым укладом жизни -дохристианским и христианским, мирным, охотничьим и ратным, со всеми голосами и сигналами - услаждающими и чарующими, тревожными и оберегающими, тихими и громогласными.

За последние лет пятнадцать число звукообразующих устройств, именуемых с определенной условностью древненовгородским музыкальным инструментарием, значительно увеличилось. Типологический ряд последнего с большей или меньшей полнотой охватывает четыре основные группы:

Самозвучащие (идиофоны)

Металлические блюдо (гонг), колокол, звонец или колокольчик, бубенчики нескольких разновидностей, шумящие привески-амулеты, ботало литое и жестяное, варган, глиняные погремушки, деревянные лопаточные трещотки (новгородские), колотушка ночного сторожа или щелкотуха с деревянным шаром-ударником, било;

Мембранные (мембранофоны)

Бубен (обнаружены деревянные колотушки);

Духовые (аэрофоны)

Костяная брунчалка, глиняная свистулька, деревянная сопель;

Струнные (х о р д о ф о и ы)

Гусли, три разновидности - лирообразные, звончатые, гусли-псалтирь; гудок, две разновидности - трехструнный и однострунный. Подробные сведения о перечисленных типах инструментов содержатся в публикациях последних лет.

Данный перечень - это музыкальные древности Новгорода. Но если собрать сведения о всех типах инструментов, открытых археологами на огромных пространствах бывшей Древней Руси, то перечень почти не изменится. Разве что группу духовых инструментов можно дополнить козицей, иначе, дудой или волынкой. В г. Серенске Калужской обл. выявлен, пусть и не сам инструмент, но его изображение на обломке каменной формы, предназначавшейся в ХП-ХШ вв. для отливки створчатого обруча.8 Или, наконец, возможным было использование в древнерусском, конкретно опять-таки древненовгородском быту еще одного звуко-образующего приспособления, способного войти все в ту же группу духовых.

В 1991 г. в Новгороде на Федоровском раскопе в слоях второй половины XII-XIV вв. были найдены два костяных наконечника стрел (Ф-17-42; Ф-17-102). Необычность их состоит в том, что у каждого из них имеется по одному боковому отверстию (рис. 2-3). Каково назначение таких стрел?

В труде И. Е. Забелина "Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст." сообщается о различных стрелах: "Да ящик, а в нем северги и тамарики и срезни и свисты. Пять гнезд свистов и в том числе гнездо свистов серебреных; четыре гнезда костяных; в том числе гнездо писаных".9 Значит наряду с прочими стрелами использовались и стрелы звучащие - свисты. По важности назначения, по качеству изготовления они не уступали другим стрелам: "Гнездо стрел яблановых свисты костяные слоновые кости с белохвосцовым перьем под перьем у свистов перевито золотом...". Материалом для их изготовления часто служила кость: "Свисты костяные слоновые нового дела; (...) свисты костяные рыбьи кости нового дела".10 Звучащие стрелы различались и по устройству и по назначению. Вариант охотничьих стрел представлен в "Загонной охоте" М. Н. Хангалова: "Приведем теперь сведения, сообщенные у Палласа об облаве у бурят, которую видел наш путешественник около станицы Акшинской 25 мая 1772 г.: /.../ и лишь только Дзерены (дикие козы) промышленников увидят, то бросятся все в бег, а промышленники со своей стороны отовсюду на них во весь опор скачут, и так окружив и криком и свистящими стрелами, обезумливают зверя и повергают, сколько могут /.../ или когда стадо обойти не могли, а зверь встормошился, то в таком случае пущают вперед вышеупомянутые свистящие стрелы, чтоб тем их пугнуть и назад в круг оборотить. - В примечании сказано: - Таковые стрелы называются по-русски свистунами, а. по-мунгальски Дзы. Они тяжелы, на конце имеют тонкое и преострое железцо, шириною пальца на четыре, наподобие косого четвероугольника; под железцом приделывается пустой костяной желвак с несколькими дырами, сквозь которые воздух прорывается. Как скоро стрелу пустит, то оныя будто шипит, но весьма проницательно, и где попадет, тут-уже рана смертельная"."- Изображение свистящей поражающей стрелы, очень похожей на вышеописанную, имеется в каталоге музыкальных древностей Японии. Там же специально обращено внимание на пустотелость костяных желваков, принадлежавших слож-носоставным свистящим стрелам. '2

Вопрос о костяных наконечниках с одним, а чаще с двумя боковыми отверстиями как принадлежности свистящих стрел, Которыми в XVII в. пользовались русские полярники у берегов Таймырского полуострова, затронули С. И. Руденко и Я. В. -Станкевич в 1951 г." Спустя тридцать лет О. В. Овсянников и В. Ф. Старков пришли к иному выводу: "...боковые отверствия имели не "музыкальное", а конструктивное значение. /.../ ...просверленные отверстия служили для небольших костяных "заклепок" - нагельков, острые концы которых заклинивали деревянное древко в канале наконечника..."; "...внутренняя часть предмета вырезана (кость как бы выбрана) /.../ Вероятно, это делалось, чтобы облегчить вес наконечника".

Невозможно  согласиться  с тем,  что,  облегчая  наконечник, надо было его лишнюю массу удалять изнутри, а не снаружи. К чему этот сложный, трудоемкий путь в ущерб простому? Оправданием его может быть лишь одно: в наконечнике для чего-то требовалась именно полость. И, конечно, теряется смысл тут же эту полость заполнить древком, заклинить древко опять-таки костяными "нагельками", сверля в наконечнике отверстия. Во всем этом очевидны неоправданные технологические сложности, причем касающиеся почему-то далеко и далеко не всех втульча-тых наконечников стрел. Более убедительную оценку загадочным предметам дали С. И. Руденко и Я. В. Станкевич. Что подтверждается подобными образцами сложносоставных наконечников свистящих стрел, включенных в свод музыкальных древностей Японии.*

Таким образом, кроме письменных сведений о свистах или свистунах как разновидности стрел, имевших место в древнем русском быту, возникает представление и об их устройстве. Признаком костяных свистов является полый наконечник или желвак с одним, двумя или, быть может, несколькими боковыми отверстиями, посредством которых обдуваемая встречным потоком воздуха летящая стрела звучит. Согласно свидетельствам, приведенным в работе М. Н. Хангалова, свистящие стрелы использовались по-разному: одни - поражающие зверя, другие - вспугивающие его, то есть чисто сигнальные. Если в первом случае свистящий костяной желвак был снабжен смертоносным металлическим черешковым наконечником, то во втором - металлический наконечник, наверное, мог изыматься, и стрела оставалась с одним лишь свистящим приспособлением.

На примере рассмотренных охотничьих свистов или свистунов можно предполагать, что в русской истории были и другие типы свистящих стрел - охотничьи и, возможно, ратные-различавшиеся как по назначению, так и по конструкции. Что и подтверждается археологическими находками в Новгороде.

Два костяных наконечника с одинарными боковыми отверстиями, обнаруженные на Федоровском раскопе, представляются как весьма древние свидетельства русских свистов. От вышерассмотренных они отличаются отсутствием в их вершине паза для насадки черешкового металлического наконечника. То есть их формы завершены. Значит именно они или им подобные, скажем, при составлении описей преимущественно могли бы числиться в гнезде "костяных свистов". В означенных новгородских наконечниках угадываются общие конструктивные признаки, которые выражены в "заточке" верхней, "рабочей" их части посредством трехсторонних срезов. По общему принципу размещались у них и боковые свистковые отверствия, а именно - на грани, поверхности, приходящейся под острым углом к встречному ветру. Вместе с тем с первого же взгляда понятно, что оба наконечника весьма различны и по форме, и по манере изготовления.

Один из них при длине 43 мм и наибольшем наружном диаметре 16 мм имеет изящные формы (рис. 2). Вся его поверхность поделена на двенадцать продольных граней, которые, скупо его украшая, придают ему стройность. Полость насколько хватает длины наконечника выбрана перовым сверлом, диаметр ее на выходе равен 8 мм. Древко стрелы, смазанное клеем или смолой, вставлялось в полость лишь на часть ее глубины, примерно на 10-13 мм. Как бы закупоривая полость, оно не должно было перекрывать свисткового отверстия, также аккуратно просверленного и достигающего в диаметре 4,5 мм. Словом все сработано образцово. Стрела с таким наконечником вполне могла бы быть перевита в месте ее оперения золотом, как княжеская или боярская. Использовалась она, по-видимому, во время охоты на птицу или мелкого зверя, а также и как сигнальная на поле брани.

Иначе мастерился второй наконечник. О нем едва ли не в прямом смысле можно сказать: "Топорная работа". Его готовили наспех, не заботясь о красоте, словно для какого-то немедленного сигнала - одного, и не более. Его длина - 30 мм, наружный диаметр не превышает 16 мм, сбившийся в сторону от осевой линии полый канал рассчитывался для древка диаметром 8 мм. Непосредственно на одном из трех срезов, образующих острую вершину, сделано свистковое отверствие, примерный диаметр которого - 4 мм (рис. 3).

Каково было звучание открытых в Новгороде костяных наконечников? Полость первого явно большая, нежели второго. Отсюда и высота звука у первого наконечника ниже, чем у второго. У первого свист чистый и легко возникающий, у второго - шепелявый, образуется труднее. В звучании таких наконечников было, надо полагать, и нечто общее. Летящая стрела, вращаясь вокруг своей оси, испытывала сопротивление не только встречного, искусственного потока воздуха, но с той или иной стороны еще и ветра, зависящего от погоды, естественного. Поэтому от периодичного соприкосновения свисткового отверствия, допустим, с боковым ветром звук не мог быть постоянным и равномерным, он чаще был прерывистым, "мерцающим", похожим на тремоло, что придавало ему своеобразной красоты, а одновременно могло наводить ужас - и на зверя во время облавы, и на человека на поле брани.

Археологических образцов свистящих стрел собрано сравнительно мало. В специальном труде А. Ф. Медведева, посвященном древнему ручному метательному оружию, на таблицах покачаны несколько металлических и один костяной наконечники стрел с боковыми отверстиями. Правда, они рассматривались автором как свисты. Костяной наконечник был найден в Биляре (Татария) в слое XI - XIII вв. При некотором своеобразии его внешних форм, он конструктивно весьма сходен с первым из рассмотренных двух новгородских костяных свистов. Следовательно, согласно определениям Медведева, оба они представляют тип томаров с трехгранным фигурным острием.15 Второй из рассмотренных выше новгородских свистящих наконечников, согласно тем же материалам Медведева, соответствует типу тупых массивных томаров, использовавшихся в X - XIV вв."' Черешковые металлические звучащие наконечники стрел, причем несколько типов, обнаружены на различных древнерусских поселениях, и в частности, в Новгороде. Здесь из слоя конца XIII - первой половины XIV вв. был извлечен наконечник с боковыми отверстиями не только в его шейке, исполнявшей функцию желвака, но и в лопасти, иначе, пере. Он причислен А. Ф. Медведевым к типу кунжутолистных наконечников, которые наряду со срезня-ми в виде узкой вытянутой лопаточки и фигурнолистными или пламевидными наконечниками встречаются на городищах, разрушенных ордами Батыя в XIII в." (рис. 4).

Выходит, что и срезни, и томары, и другие типы наконечников стрел - из кости или из металла - могли называться свистами, стоило только их оформить боковыми отверстиями.

По всему видно, что практика использования на Руси свистящих стрел находилась в тесной связи с традициями степных народов. Особенно она проявилась после нашествия Батыя в XIII в.

Нельзя не вспомнить о трепетном отношении на Руси к свистящим звукам вообще. Тому немало свидетельств. Это и былинные сюжеты, - например, с посвистами Соловья-разбойника, - и сказки, и поговорки, и, очень важно, летописи, в которых к перечисляемым в них ратным сигнальным инструментам - бубнам, арганам, трубам, наконец, сопелям и посвистелям, к лязгу топоров и копий, к воинским плачам и победным кличам, как теперь можно представить, прибавлялись оглашавшие поле битвы своим жутким клекотом специальные стрелы - свисты.

Итоги данной статьи. В отечественной археологии сформировалось отдельное направление и определилось его понятие - музыкальная археология; область его исследования проходит на границе двух дисциплин - музыкального инструментоведения и археологии. Основу Российской музыкальной археологии составили музыкальные древности Новгорода. К городам, в которых обнаружены свидетельства сложных деревянных музыкальных инструментов, то есть к Новгороду и Пскову прибавился третий город - Старая Ладога. В Старой Ладоге в слое не позднее X в. обнаружен шпенек - деталь струнного музыкального инструмента, вероятно, гудка. Это чрезвычайно важное открытие осуществилось благодаря высокому профессионализму археолога - Зои Дмитриевны Бессарабовой. Поскольку объектами внимания музыкальной археологии являются всевозможные звукообразующие приспособления, конструктивные идеи которых могли быть использованы при создании специально музыкальных инструментов, то по этой причине были рассмотрены на предмет звучания стрелы древних луков.

С точки зрения музыкального инструментоведения в металлических наконечниках стрел-свистов использовался в одних случаях принцип открытых звучащих труб (флейт), в других - закупоренных труб, в третьих - тех и других совместно. В костяных втульчатых наконечниках, в их ранних образцах использовался принцип закупоренных труб. С чем соотнести такие сведения? Понятно, что сходства между стрелами-свистами и известными археологическими образцами бытовавших на Руси духовых инструментов не наблюдается. Но коль скоро в древнерусском обиходе имели место такие способы получения звука, какие отмечены в стрелах-свистах, значит можно предполагать, что уже тогда, начиная по крайней мере с XII в., существовали основанные на подобных же принципах звукообразования и специально музыкальные инструменты. К ним могли бы относиться, например, такие свистковые инструменты, как дожившие в обрядовой сельской среде до XX в. в южнорусских областях травяные дудки с двумя открытыми концами и кугиклы - тростниковые трубочки с одним закупоренным концом (тип флейты Пана).

Разумеется, тема стрел-свистов не ограничивается только числом рассмотренных образцов: пока что первейшей задачей было выявить из огромного количества всевозможных типов стрел именно те их разновидности, которые предназначались для подачи звуковых сигналов. Прекрасным дополнением к вышеизложенному материалу могли бы служить, например, еще две новгородские находки. Это обнаруженные на Троицком раскопе в 1986 г. костяные наконечники стрел-свистов примерно середины XII в. Типологически один из них (Тр-12-667) относится к томарам с трехгранным фигурным острием (рис. 5), а другой (Тр-12-784) - к томарам тупым массивным (рис. 6). Оба они добротно были исполнены. Главная же их особенность состоит в том, что у каждого из них на гранях просверлено не по одному, а по два частковых отверстия. Однако выявление свидетельств стрел-свистов в Новгороде и других местах раскопок, возможное расширение их типологического ряда, наконец, количественный подсчет - отдельная задача.

1 Б. А. Кол чин. Новгородские древности. Деревянные изделия. М., 1968 (Свод археологических источников. Вып. Е1-55); Б. А. К о л ч и н. Музыкальные смычковые инструменты древнего Новгорода //Славяне и Русь. М., 1968. С. 66-/I; Б. А, Кол чин. Коллекция музыкальных инструментов древнего Новгорода II Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник - 1978. Л., 1979. С. 174-IК7; Б. А. К о л ч и н. Инструментальная музыка древнего Новгорода // Тезисы докладов советской делегации на IV Международном конгрессе славянской археологии. София, сентябрь 1980 г. М., 1980. С. 66-68.

G.   Lawson.   Zwei   Saiteninstrumente   aus   Haithabu.   //   Das   archa'ologische I undmaterial. Neumiinster, 1984. IV. Abb. I.

1 K. Jazdzewski. О zagadnieniu polskich instrumentow strunowych z wczesnego rcdniowecza. // Prace i materialy. Museum archeologicznego i etnograficznego w l.odzi.   Seria   archeologiczna,   12.   Lodz,   1966.   S.   8-0;