История и археология

А. С. Хорошев

Одним из существенно важных достижений новгородской археологии является полномасштабное исследование городских дворов, благодаря которому стало возможным конкретизированное изучение усадебной планографии в различных микрорайонах Новгорода.

Аналитический материал для планографической ретроспекции дают только раскопки широким профилем, подобные неревским, Ильинским, троицким, федоровским. Примечательно, что до их начала, т. е. в 30-х - 40-х гг., специалисты при издании материалов исследований оперировали категорией "дом". Неревский материал впервые позволил ввести в оборот исследователей категорию "усадьба (двор)", понимая под этим комплекс одновременно существовавших построек, составляющих единое хозяйственное и архитектурное целое, выходивший на городскую магистраль - улицу и огражденный от соседних участков забором-частоколом.

На неревском материале были выработаны основные критерии систематизации усадебной планографии и принципиально связанная с ними концепция о характере усадьбовладения в средневековом Новгороде (В. Л. Янин). Вкратце эти положения следующие. Возможные, обусловленные бытовыми причинами, изменения внутренней  планографии усадьбы  не отражаются на ее общей площади, что фиксируется традиционностью фронтальных линий частокола. Второе: в основе этого постоянства - отражение социально-владельческой принадлежности усадеб. Третье: для Новгорода характерно размещение усадеб боярского и сотенного населения в пределах одной и той же улицы. Данные положения концепции В. Л. Янина остаются в силе и являются основой для аналитического осмысления результатов исследований в других районах города.

Продолжение работ широкими площадями расширили пла-нографическую картину новгородских усадеб дополнительными нюансами. Сегодня мы можем определить участки постоянного усадьбовладения (боярские неревские, сотенные федоровские) и участки переменного усадьбовладения (ильинские и троицкие). При этом, если изменение характера ильинских усадьбовладений (сотенного на ранней фазе к боярско-сотенному в поздний период) в целом соответствует исторической тенденции наступления боярства, его внедрения в сотенную администрацию (новгородские тысяцкие со второй половины XIV в. - представители олигархических семейств); то "противоестественное" изменение боярской планографии ранних троицких усадеб на сотенную в начале XIII в - результат экстраординарной ситуации, связанной с вечевой ликвидацией владельческого домена Мирошкиничей, после обвинений последних в узурпации власти.

Однако, изложенные нюансы в конечном счете оставляют неколебимым принцип сосуществования в Новгороде двух систем землевладения: личного — боярской патронимии и общественного — сотенного населения. При этом позднейшая планография ильинских усадеб демонстрирует сосуществование в пределах одного микрорайона боярской и сотенной территорий.

Стабильность высказанных положений была нарушена В. А. Буровым, который продекларировал мнение о едином, общинно-уличанском характере городского землевладения. Исследователь исходит из традиционности фронтальных линий частоколов, в которых усматривает межуличанское членение городской территории, что, по его мнению, делает невозможным существование боярских патронимии и, как следствие, низводит новгородскую аристократию до положения усадьбо-держателей уличанской собственности. Свое наблюдение Буров подкрепляет участием уличан (как корпорации усадьбодержателей) в общественных работах, в частности, возведении Окольного вала, участки насыпи которого и проездные башни были закреплены за населением отдельных магистралей.

При этом Бурову необходимо было, на наш взгляд, доказать, что улицы, перпендикулярные Волхову (а именно вдоль них располагаются фронтальные линии частоколов) являются градообразующими магистралями. Есть сторонники первичности магистралей, расположенных вдоль Волхова, и они высказывают в пользу того свои аргументы. Но, главное, что основное свидетельство Бурова нивелируется материалами нижних горизонтов Троицкого раскопа, где в напластованиях середины X - начала XI в. на участке к западу от Пробойной улицы зафиксирована единая усадебная территория, занимавшая все пространство между Ярышевой и Черницыной улицами. Цельность усадебной площади, исключающая возможность ее деления частоколом, подчеркнута наличием дворовой вымостки от Ярышевой до Черницыной, объединяющей в единое планографическое целое все сооружения усадьбы. Дополнительные наблюдения, противоречащие аргументу Бурова, демонстрируют давно введенные в научный оборот материалы Буяного раскопа. Планография раскопа при всей ее фрагментарности из-за небольшой исследованной площади достаточно очевидно свидетельствует об изменении трассы фронтального частокола, причем не заднего, а переднефасадного, непосредственно выходящего на улицу. Его существенная подвижка произошла после прокладки городской магистрали в 20-х гг. XII в., которая, кстати, была проложена по живой, уже освоенной территории.

Материалы Буяного раскопа дезавуируют одно из положений гипотезы Бурова: частоколы появляются там и тогда, где и когда прокладывается уличная магистраль. Буянские частоколы появляются как минимум за столетие до уличного мощения и нет никаких следов того, что на месте прокладки мостовой ранее существовала грунтовая дорога. Ситуация, аналогичная той, что была обнаружена на Буяном раскопе, зафиксирована новгородскими археологами в ходе довоенных работ в южной части Кремля.

Столь же неубедителен и второй аргумент Бурова. Наши возражения касаются не факта участия улиц в возведении Окольного вала, хотя можно здесь было бы отметить удаленность в ряде мест городских магистралей от трассы оборонительных сооружений, но, главное, что данная акция была разовым мероприятием. В то же время существовала постоянная обязанность уличан: ремонт и обновление уличных мостовых. При учете мнения Бурова, что земля, занятая мостовой, была корпоративной собственностью, логично предположение об одновременном мощении улицы на всю ее длину. Однако, изучение конструктивных особенностей мостовых доказывает, что ее мощение производилось участками, четко совпадавшими с длинниками уличных фасадов усадеб. Это фиксируется как наличием "швов" в полотне мостовых, так и периодическими ремонтами только владельческого участка, не затрагивающими соседей, что подтверждается дендрохронологическим анализом древесины. Таким образом, мощение производилось не корпоративно — улицей, а индивидуально — усадьбовладельцами. О том же свидетельствует используемая Буровым' конфликтная ситуация на Михайловой улице, жители которой воспрепятствовали сужению полотна мостовой, произведенного приказчиком Готского двора, что было бы невозможным при корпоративном общеуличном мощении трассы.

Наконец, пропагандируемому Буровым положению о едином для Новгорода уличанском землевладении противоречит целый ряд исторических свидетельств. Так с его идеей отсутствия личного землевладения в Новгороде не согласуется факт существования в городе, пусть и кратковременного (с начала XI в. до 30-х гг. XII в.), княжеской резиденции. То, что княжеский двор при всех спорах о его местоположении, безусловно был связан с уличными магистралями неоспоримо, и, следуя логике Бурова, новгородский князь, подобно боярам был уличанином и должен был, соответственно, нести повинности, подобно своим соседям по усадьбовладению. Здесь же обратим внимание на неоднократно фиксируемую летописцами персонофикацию боярских усадеб, что было бы неоправданным в случае их (бояр) временного арендодержательства уличанской земли. С тем же вряд ли можно согласовать интенсивное боярское церковное строительство, индивидуальное по своему характеру, отличавшееся от корпоративного, которое специально фиксировалось летописцами. Вспомним, как хронист подчеркнул строительство владыкой Давыдом церкви в Неревском конце "на своем дворищи". На аналогичном Петрятином дворище была поставлена церковь Иоанна Предтечи. Это противоречит мнению Бурова еще и в том, что вымороченная, либо выведенная из хозяйственного использования усадебная территория (дворище) переходила под уличанскую юрисдикцию. Кроме того этому же противоречит принцип материального обеспечения новгородских монастырей-ктиторий и церквей, строители которых выделили земельный надел из своих домениальных владений. В случае признания существования уличанского землевладения (и только его, как настаивает Буров) становится неподдающейся объяснению передача ключей ратманами Немецкого двора при его консервации новгородскому владыке, а не администрации улицы, на земле которой располагалась фактория.

Однако при этом мы не отрицаем наличия в системе новгородского самоуправления уличной администрации. Наши возражения касаются только закрепления за ней (и только за ней) владельческих прав и ее возникновения на архаичной стадии Новгорода, на чем настаивает Буров. Тем более, что весь комплекс рассмотренных нами археологических данных подтверждает концепцию Янина о сосуществовании в Новгороде двух систем землевладения: боярской патронимии и сотенной организации свободных горожан.

Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы новгородской археологии //Археологическое изучение Новгорода. М., 1978; Янин В. Л. О принадлежности южных усадеб Неревского раскопа в Новгороде.//СА, 1979, № 4. Буров В. А. Уличанская община по археологическим данным//СА, 1985, № 4; Он же. К социальной топографии Неревского конца древнего Новгорода // СА, 1989, № 4.