традиции сооружения сопок в северо-западной Руси: археологическая конкретика и культурные реалии. Н.И. Петров

  

Вся Библиотека >>>

Русская культура >>>

Новгородика

Новгород и Новгородская земля

 


 

сооружение сопок


История и археология

 

7/93

 

О судьбах традиции сооружения сопок в северо-западной Руси: археологическая конкретика и культурные реалии

 

 

Н. И. Петров

 

В последнее время, в изучении круга проблем, связанных с монументальными культово-меморативно-погребальными сооружениями Северо-Западной Руси — сопками, наметились значительные изменения. Сопки справедливо рассматриваются В. Я. Конецким как погребальные памятники представителей социальной верхушки возводивших их коллективов. При этом, очевидно, что данные насыпи являлись одновременно своеобразными «языческими храмами», сакральными сооружениями. С другой стороны, С. Л. Кузьминым была отмечена неоднородность высоких погребальных насыпей Северо-Запада эпохи раннего средневековья; помимо собственно сопочной традиции был выделен особый пласт высоких погребальных сооружений соотносимый с так называемой «культурой псковско-боровичских курганов». Таким образом, были созданы возможности для проведения своеобразной «чистки» исходной источниковой базы. Термин «сопка», связываемый ныне большинством исследователей с традицией сооружения высоких погребальных насыпей, распространяющейся в VIII — XI вв. в Северо-Западной Руси из района северного Поволховья, отчасти утратил свою расплывчатость.

Однако, какие-либо качественные сдвиги в изучении процесса прекращения традиции сооружения сопок и появления новых типов погребальных памятников, относящихся к так называемому «древнерусскому времени», отсутствуют. В настоящее время, наиболее распространенными являются две точки зрения на эту проблему. Согласно одной из них (В. В. Седов), сопки сменяются на Северо-Западе круглыми курганами с кольцевыми каменными обкладками основания насыпи и погребениями по обряду трупосожжения. В дальнейшем, обряд трупосожжения вытесняется трупоположепие.м при сохранении традиции сооружения курганов. Заключительный этап развития погребальных традиций данного региона по В. В. Седову — жальничные захоронения. По мнению В. Я. Конецкого, жальники и грунтовые могильники с погребениями по обряду трупоположення приходят на смену сопкам непосредственно. Курганы с трупоположениями восходят, в своей основе, к погребальным насыпям «культуры исковско-боро-вичских длинных курганов» с погребениями по обряду трупосожжения.4 Следует отметить, что построение подобных схем можно проводить только в одном случае — если механизм функционирования в культуре всех перечисленных типов погребальных сооружений был более или менее одинаков. Однако, вряд ли мы имеем дело с такой ситуацией в отношении традиции возведения сопок и более поздних типов погребальных памятников. Выше уже было замечено, что помимо погребальных функций сопкам были присущи и некие сакральные, культовые функции. Подобная полифункционалыюсть безусловно связана с любым погребальным сооружением. По, если для древнерусских погребений по обряду трупоположения определенно характерна подчиненность сакральных функций погребальным (или их единство), то сакральные функции сопок представляются более автономными, самостоятельными по отношению к погребальным. Последнее утверждение можно проиллюстрировать наличием сопок, погребения в которых отсутствуют. Интерпретация подобных сооружений как кенотафов была бы неверной — сопки не являлись индивидуальными погребальными сооружениями; захоронения представителей социальной верхушки совершались в сопках неоднократно и не единовременно. Очевидно, что в сопках не содержащих погребений (но не отличающихся по своей общей конструктивной схеме от сопок, в которых выявлены трупосожжения) реализовалась исключительно их сакральная функция.

Возвращаясь к проблеме изучения процесса прекращения традиции  возведения сопок,  необходимо указать на то,  что оно возможно лишь с учетом отмеченной выше специфики полуфункциональность данных  сооружений.  Очевидной   представляется необходимость выявления динамики прекращения (или продолжения) действии функций сопок по   отношению друг к другу и соотнесения этого процесса с появлением новых типов погребальных памятников. Подобная методика даст возможность вычленения набора вариантов рассматриваемого процесса, что, в свою очередь, будет являться инструментом интерпретации конкретных археологических материалов. В начале, однако, следует подробнее охарактеризовать выделенные выше функции сопок.

Погребальные функции. Интерпретация сопок как погребальных памятников представителей    социальной   верхушки прекрасно иллюстрируется материалами раскопок комплекса памятников в урочище Губинская Лука на р. Ловать. Выявленное здесь сосуществование двух погребальных традиций в рамках одного коллектива (сопка и «каменный круг») получает объяснение лишь при признании их различной    «социальной приуроченности». «Каменный круг», при этом, соотносится с погребальной традицией рядовых членов данного коллектива.5 Существование представлений о социальной репрезентативности курганной погребальной насыпи подтверждает «Сага об Инглингах»: «Один ввел в своей стране те законы, которые были раньше у Асов. Он постановил, что всех умерших надо сжигать на костре вместе с их имуществом... А пепел надо бросать в море или зарывать в землю, а в память о знатных людях надо насыпать курган  (разрядка моя — Н. П.), а по всем стоящим людям надо ставить надгробный камень. Этот обычай долго потом держался.6 Следует, однако, отметить, что"характер данной социальной верхушки общества мог быть различным — если, например, сопки комплекса археологических памятников в окрестностях пос. Любытино можно рассматривать как один из вариантов так называемых «дружинных курганов»; то множество подобных памятников в менее развитых в социальном отношении районах Северо-Западной Руси связаны с лидерами общественных структур иного облика.7 Попутно замечу, что наличие в сопке человеческих кальцинированных костей само по себе не является бесспорным свидетельством реализации погребальных функций данного сооружения. Здесь следует привести сведения Льва Диакона (вторая половина X в.): «И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили (несколько) грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра.» О жертвенном убийстве славянами младенцев свидетельствует и византийский автор VI в. Псевдо-Кесарий.8 Таким образом, не исключено, что какая-то часть захоронений в сопках связана с воплощением их сакральной (не погребальной) функции.

Варианты реализации погребальной функции сопок рассматривались мною ранее.9 Здесь лишь необходимо отметить, что прекращение совершения в сопках погребений по обряду трупосожжения отнюдь не свидетельствует о полном прекращении функционирования сопок как погребальных сооружений. Выявленные в ряде случаев впускные трупоположения, в том числе относящиеся к сравнительно раннему времени — XII—XIII вв. (например, сопка Косицкое-Ш — раскопки Н. Г. Богословского; сопка № 2 Пристань-Ш — раскопки С. Л. Кузьмина и др.), говорят о возможности позднейшего переосмысления погребальных функций сопок.

Сакральные функции. Самостоятельность сакральных функций сопок по отношению к погребальным была рассмотрена выше. Наличие сопок не содержащих погребений вообще позволяет, таким образом, допустить возможность их интерпретации в качестве святилищ, неких «сакральных центров» тех или иных социальных структур. Необходимо, однако, сделать здесь одну важную оговорку. В. Я. Конецкий, используя утверждение Д. С. Раевского о соотносимое™ погребальных памятников архаических обществ с моделью мироздания, полагает, что «в сопках эта идея получила яркое, хотя и не до конца ясное в деталях выражение10. Согласиться с подобным сопоставлением трудно. Точка зрения Д. С. Раевского сводится, в целом, к следующим положениям. Одной из основных функций мифологии в архаических обществах являлось моделирование мира, объясняющее его. С другой стороны, очевидна глобальная Mib фологизация всех сфер культуры, всех видов человеческой деятельности в обществах данного типа. Соотнесенность всех сторон жизни социума с мифологией позволяет Д. С. Раевскому видеть в любой семиотической системе (в том числе, и в «вещных» невербальных текстах)  отражение мифологической модели мира." Однако, моделирование мира -=— одна из основных, но не единственная функция мифологии. Действительно, любая семиотическая система соотносится с мифологией в архаическом обществе, а значит, так или иначе, будет связана с моделью мира. По характер этой связи может быть различен. Последняя может быть результатом сознательного воплощения модели мироздания. Но вполне возможны ситуации, когда в основе рассматриваемой связи лежат совершенно иные принципы и исследуемая семиотическая система соотносится с моделью мира лишь постолько поскольку она связана с мифологией в целом. Последнее утверждение следует, пожалуй, прежде всего отнести к погребальным сооружениям и обряду, в основе которого лежит, как правило, стремление    укрепить    границу    «жизнь-смерть»,      нарушенную смертью,12 а отнюдь не желание сознательного   предметного воплощения модели мира. Следует также отметить, что знакомая система, воплощающая в себе мифологическую    модель мира, могла функционировать в культуре в течение какого-то более или менее значительного отрезка времени лишь в том случае, если она была зрительно воспринимаемой (см., например, изображения на скандинавских «памятных камнях» V— XI вв.13) — архаическое мышление не знает абстракций. Отчасти это признает и Д. С. Раевский.14 Очевидно, таким образом, что даже сопка, функционировавшая исключительно как сакральное сооружение, не могла восприниматься в качестве семантического дубликата  мифологической модели мироздания после того, как она была возведена. Отмечу, наконец, что интерпретация В. Я. Конецким некоторых элементов внутренней конструкции сопок как предметного воплощения определенных мифологических архетипов (вертикальный столб и центре насыпи — «мировое древо»), в свете изложенного выше и при отсутствии непосредственно относящихся к сопкам параллелей в вербальных текстах, представляется чрезвычайно слабо аргументированной. Внутренние детали конструкции сопок следует, видимо, рассматривать как предметное воплощение последовательности действий, необходимых, с точки зрения возводивших эти сооружения коллективов, для «нормального» функционирования сопок в качестве исключительно сакральных или сакрально-погребальных комплексов. Попытки конкретизировать сказанное означали бы вступление на путь культурологических реконструкций, лишенных аргументации. Объяснение же уникальности и неповторимости практически каждой, исследованной раскопками, сопки следует искать не в узколокальном характере представлений о структуре мира в эпоху средневековья,16 а в аналогичном характере традиционных верований этого времени в целом, отнюдь не являвшихся некоей единой языческой религией. Переходя к анализу вариантов прекращения традиции сооружения сопок и эволюции их функций, отмечу, что выделенные функции (погребальная и сакральная) ни в коем случае не дают оснований говорить о возможности возведения исключительно погребальных сооружений подобного типа (в связи с бесспорным наличием сопок-святилищ не содержащих погребений). Надо полагать, что сопки, являвшиеся местами захоронения представителен знати, действовали и как «сакральные центры» — сакрализация подобных памятников представляется вполне естественным и закономерным явлением.

Сопоставление вариантов прекращения или Продолжения действия функций сопок, как сакрально-погребальных сооружений, по отношению друг к другу (в динамике) дает возможность выделить, в свою очередь, три варианта прекращения традиции сооружения сопок:

1. Синхронное прекращение действия сакральных и погребальных функций сопки. Этот вариант прекращения сопочной традиции в силу его чрезвычайно «радикального» характера, видимо, следует связывать исключительно с воздействием «внешних сил» (представителей княжеской администрация) на традиционные верования населения Северо-Западной Руси, возводившего сопки. Возможность подобного воздействия княжеской администрации, «вмешивавшейся» в процесс христианизации Новгородской земли, очевидна. Проиллюстрировать данный вариант можно материалами исследования сопки № 2 в группе сопок 11 у д. Сковородка в бассейне р. Плюсса (раскопки С. Л. Кузьмина). Остатки трупосожжений па стороне ссыпались здесь в дубовый ящик, располагавшийся в центре площади (площадь — 2,5x2,5 м.) на вершине насыпи. В последствии, ящик был сброшен с первоначального места, очевидно, в результате преднамеренного действия, на край площадки. После этого сопка была практически сразу перекрыта слоем серого песка мощностью до 0,5 м., который и спас древесные остатки от разрушения. Сопка датируется по вещевому и керамическому материалам сер. X — нач. XI вв. (радиоуглеродная датировка ящика укладывается в интервал: последняя треть X — первая треть XI вв.).19 Насильственное пресечение погребальных функций сопки (сбрасывание ящика, последовавшее за этим перекрывание действовавшего погребального сооружения слоем песка) налицо. Судьбу данной сопки как сакрального сооружения определить гораздо сложнее. Дело в том, что выявление предметного (архсологизирован-иого) выражения сакральных функций сопок чрезвычайно затруднено, иногда — вообще невозможно. Те пли иные обрядовые действия, связанные с сопкой как с сакральным комплексом, могли в ряде случаев вообще не получать выражения, доступного для археологического изучения. Очевидно, в дан-пом случае этот вопрос необходимо решать не на «археологическом уровне». Видимо, учитывая тесную взаимосвязь сакральных и погребальных функций сопок, отмечавшуюся выше, следует предположить, что резкое пресечение погребальных функций рассматриваемой сопки представителями инородной социокультурной структуры повлекло за собой, по крайней мере, временное прекращение действия первоначальных (исходных) сакральных функций. (Нельзя исключать возможность их позднейшего переосмысления.). При этом, однако, сама сопка не уничтожается, хотя подобные случаи преднамеренного разрушения известны. Тем не менее, следует отметить, что такого рода ситуации (разрушение сопки и последующее появление погребального комплекса иного типа в другом месте) вполне могли иметь место, но их археологическое выявление чрезвычайно затруднено.

2. Прекращение действия сакральных функций сопки и продолжение ее функционирования как погребального сооружения. Этот вариант отразился в выявленных В. Я. Конецким случаях умышленного разрушения солок и начала функционирования на их месте грунтовых могильников с погребениями по обряду трупоположения XI—XIII вв. (Нередицкий, Деревяницкий, Шелгуновский могильники)20. Разрушение сопок здесь, как и в предыдущем варианте, надо полагать, связано с участием представителей княжеской администрации в процессе христианизации. Прекращение функционирования сопок как сакральных сооружений очевидно. Появление на их месте древнерусских грунтовых могильников свидетельствует о том, что погребальные функции, связанные в сознании населения с местом расположения-сопки, получили свое продолжение,' хотя, безусловно были переосмыслены. Следует все же отметить, что подобная ситуация занимает как бы пограничное положение между двумя выделенными вариантами прекращения традиции возведения сопок.

В качестве более яркой иллюстрации можно привести так называемую «каменную насыпь», исследованную Н. И. Платоновой у д. Удрай в верхнем Полужье. Здесь, па вершине естественного всхолмления (высотой около 1 м.), склоны которого были подрезаны и укреплены мощной кольцевой каменной крепидой, в течение какого-то времени было совершено 6 погребений по обряду трупоположения в грунтовых ямах (в том числе — в деревянных камерах). В дальнейшем, погребения перекрываются курганной насыпью (высотой около 1 м.), основание которой также укрепляется мощной каменной обкладкой. Инвентарь погребений (обломок клинка меча, бронзовый наконечник ножен меча, железная плеть с кольцом на конце, топорик-чекан с инкрустацией серебряными полосками, железные удила, бочонковидные гирьки, весы в бронзовом футляре, шпора каролингского типа с бронзовой инкрустацией, сломанный меч с клеймом рейнских мастерских и др.), относящийся к кон. Х(?) — первой половине XI вв., характеризует погребенных, по мнению Н. И. Платоновой, как «поверх-постно христианизированную местную знать, захороненную по особому престижному ритуалу».21 Множество деталей конструкции данного сооружения (прежде всего — мощная каменная обкладка основания), равно как и его монументальный облик в целом, ассоциируется с «сопочной архитектурой». Н. И. Платонова уже обращала внимание на это обстоятельство.22 Погребальный инвентарь безусловно говорит о принадлежности погребенных к социальной верхушке населения Северо-Западной Руси, однако, вряд ли следует видеть в них местную знать, как это делает Н. И. Платонова. Отмеченные выше элементы вещевого набора погребального инвентаря, традиция захоронения в деревянных камерах (уникальные для верхнего Полужья) позволяет считать погребенных представителями социальной структуры инородной по отношению к местному населению. Видимо, их появление в данном районе связано с процессами окняжения. Таким образом, в рассматриваемом случае мы имеем дело с продолжением действия погребальных функций сопок — для погребения представителей

инородной  социокультурной  группы  возводится  сооружение, по сути дела, являющееся сопкой. Однако, отмеченный выше статус погребенных (пришлая знать) и зафиксированный погребальный обряд свидетельствуют о произошедшем разрыве в понимании населением погребальных и сакральных функций сопок, некоем смысловом конфликте, в результате которого данное сооружение перестает быть носителем сакральных функций сопки.

К этому же варианту следует отнести и большую часть сопок, содержащих впускные трупоположения, относящиеся   к сравнительно, раннему времени (XII—XIII вв.). В этой связи, любопытной представляется    интерпретация А. Е. Мусиным трупоположения, впущенного в сопку у д. Косицкое в верхнем Полужье (Коснцкое-Ш, раскопки Ы. Г. Богословского). С данным погребением связана находка энколпиона XIII в., изготовленного в Южной Руси. По справедливому замечанию А. Е. Мусина «происхождение энколпиона    может    служить подтверждением мысли о социально-неполноправном характере погребенных древнерусского времени в памятниках предшествующих культур, в данном случае в связи со статусом Мигрантов, что весьма вероятно во второй половине XIII в. из-за оттока населения южнорусских земель после разорения их монголо-татарским нашествием».23 В целом, следует отметить, что совершение в сопке впускного погребения по обряду трупоположения, при безусловном захоронении основной массы умерших в древнерусскую эпоху в курганных, жалышчных п грунтовых могильниках, свидетельствует о  несоответствии статуса погребенного общепринятым социокультурным стереотипам, причем несоответствии, вызывающем негативное отношение. Чрезвычайно интересными, в этом ключе, представляются сведения, связанные с местной устной традицией,    о захоронении при сопке у д. Коровитчино на р. Ловать цыганки и утонувшего татарина24 и др. С подобными ситуациями безусловно связана характеристика сопок  (равно как и других погребальных памятников Северо-Запада эпохи раннего средневековья)   местной устной традицией    как    «нечистых» мест. Таким образом, здесь мы вновь сталкиваемся с продолжением функционирования сопок как погребальных сооружений, однако, при резком переосмыслении изначальных погребальных функций. При этом, очевидно, что характер данного переосмысления  говорит о  прекращении действия  исходных сакральных функций сопки, тем более, что при    совершении впускного захоронения но обряду трупоположения, как правило, разрушались погребения-трупосожжения    в    вершинах насыпей.

Не исключено, что ситуация в чем-то схожая с вариантом эволюции традиции сооружения сопок, прослеженным по материалам исследования комплекса памятников у д. Удрай, имела место в Волжско-Шошенском регионе. Здесь, в курганном могильнике древнерусского времени у д. Иворово Верхневолжской экспедицией ИА АН СССР (Д. А. Крайнов) в 1967 и 1973 гг. были исследованы два кургана вые. около 3 м. и дпам. около 15 м. с каменной обкладкой по основанию насыпи. Один из них (№ 2, 1967 г.) содержал погребение по обряду трупоположения в грунтовой яме в центре кургана, в белокаменном саркофаге, датирующееся XII в. Позднее, в уже насыпанный курган, в конце XII — начале XIII вв. было впущено женское погребение-трупоположение в деревянной колоде. В другом кургане (№ 2, 1973 г.) погребение по обряду трупоположения в грунтовой яме в берестяном гробовище было значительно повреждено грабительской ямой. Сохранившийся погребальный инвентарь позволяет датировать его    вплоть    до XIII в. включительно. На вершине кургана прослежен развал известняковых  камней, вероятно оставшийся  от располагавшегося здесь креста. Ряд характерных черт этих погребальных сооружений (высота, выделяющая их из основной массы курганов данного могильника, и, прежде всего, наличие саркофага в одном из них) безусловно свидетельствуют о принадлежности погребенных к числу знати. С другой стороны, некоторые признаки этих насыпей  (высота и каменные обкладки основания курганов), но мнению П. Д. Малыгина, дают возможность охарактеризовать их как «сопковидные» и связать с эволюцией традиции возведения сопок.26 Если это действительно так, то исследованные курганы являются, но сути дела, своеобразным «сопочным оформлением» погребений представителей древнерусской знати по обряду трупоположения, что свидетельствует о продолжении действия    погребальных функций сопок. Однако, расположение этих сооружений в составе синхронного им древнерусского курганного могильника и, следовательно, подчинение их общей пространственной структуре данного погребального комплекса, а также, принципиальное изменение характера погребального обряда свидетельствуют об отсутствии у данных курганов изначальных сакральных функций сопок. Однако, следует все же сделать одну важную оговорку: привлечения таких признаков как высота, насыпи и кольцевая каменная обкладка ее основания явно недостаточно для соотнесения этих курганов с традицией возведения сопок, тем более, что' памятники древнерусского времени, в целом, имеют в этом регионе четкую подоснову в «культуре длинных курганов».27 Таким образом, увязка высоких курганов Иворовского курганного могильника с традицией сооружения сопок (и, следовательно, соотнесение этих памятников с выделенным вариантом прекращения данной традиции) может вызывать справедливые возражения и нуждается в дополнительной аргументации.

3. Прекращение действия погребальных функций сопки и продолжение ее функционирования как сакрального сооружения. «Археологическое иллюстрирование» этого варианта чрезвычайно затруднено, в связи с «предметной невыразительностью» функционирования сопки как сакрального сооружения, отмечавшейся выше. Однако, в пользу возможности существования такого варианта прекращения традиции возведения сопок говорят как сама по себе специфика механизма функционирования сопок как сакральных (в том числе, и как исключительно сакральных) сооружений, так и фиксируемые археологическими исследованиями случаи бытования каких-то обрядов, связанных с сопками, в эпоху позднего средневековья. О подобных обрядах свидетельствуют, например, по мнению В. В. Милькова, находки фрагментов гончарной керамики XV—XVI вв. в заполнении рва, окружавшего основание исследованной им сопки у д. Хозюпино в бассейне р. Ловать. При этом, важно отметить, что впускных погребений по обряду трупоположения или их остатков в данной насыпи выявлено не было.28 Возможность существования подобного варианта прекращения традиции сооружения сопок подтверждается наличием полностью аналогичной ему ситуации, выявленной на материалах так называемых «древностей корелы». Исследования комплекса памятников VIII—XIV вв. у д. Ольховка (Лапинлахти; Карельский перешеек), в том числе «каменных куч» (раскопки А. Европеуса 1921 г., А. И. Саксы 1979—1980 гг.), свидетельствуют, как считает А. И. Сакса, о том, что подобные сооружения, функционировавшие первоначально как погребальные (исследованная А. Европеусом «каменная куча» содержала погребение-трупосожжение кон. VIII в.), в XIII—XIV вв. являлись носителями исключительно сакральных функций при массовом распространении в это время погребений по обряду трупоположения в грунтовой яме.29 Приведенная аналогия позволяет, в качестве довольно смелого предположения, допускать возможность    возведения сопок как исключительно сакральных сооружений в начальный период распространения в Северо-Западной Руси обряда трупоположения.

Предлагаемый  набор  вариантов  процесса    прекращения традиции сооружения сопок позволяет с большей методической корректностью подойти к проблеме появления новых типов  погребальных памятников  в  Северо-Западной  Руси      в XI—XII вв. Это, однако, — тема для отдельного исследования. Здесь лишь стоит отметить, что предпринимаемые попытки поиска неких общих «генеральных линий» развития погребальных традиций данного региона в эпоху раннего средневековья (В. В. Седов-, В. Я. Конецкий и др.) вряд ли правомерны. Возможно, что наиболее близко к решению данного круга проблем стоял Г. С. Лебедев, отмечавший, что «в каждом конкретном случае необходимо получить возможно полную картину развития культуры данного коллектива30.  К сожалению, это верное замечание рассматривалось Г. С. Лебедевым лишь как возможная перспектива дальнейших исследований.     Между тем, представляется, что именно «многовариантные» реконструкции могут наиболее полно и гибко отразить сложные многоуровневые историко-культурные процессы, каковым безусловно является процесс трансформации погребальной традиции. В заключение, отмечу, что выявленный набор вариантов прекращения традиции возведения сопок ни в коем случае нельзя считать окончательным. В перспективе возможно его расширение и структурное усложнение. Однако, на сегодняшний день выявленные варианты вполне позволяют интерпретировать имеющийся в наличии археологический материал, относящийся к данной проблематике.

 

1 Конецкий В. Я. Новгородские сопки и проблема этносоциального развития Приильменья в VIII—X вв. // Славяне. Этногенез и этническая история. (Междисциплинарные исследования). Л., 1989. С. 141—144.

 

 «Новгород и Новгородская Земля. История и археология». Материалы научной конференции 7/93

 

 

Следующая статья >>> 

 

 

 

Вся Библиотека >>>

Русская культура >>>

Новгородика

История и археология Новгорода