Северный страж Руси. Очерки истории средневекового Новгорода

В.Ф. Андреев

В   наше   время,   когда большинство людей далеки от религии, а церковная организация   стала   анахронизмом, непросто понять ту эпоху, когда господствовало религиозное мировоззрение. Между тем без ясного представления о том, какую роль играла церковь в политике, экономике, искусстве, быту средневековых новгородцев, невозможно разобраться в сложных проблемах истории древнего Новгорода.

Православная религия была идеологической и морально-нравственной  основой   жизни   средневекового общества. Религиозная мораль пронизывала все стороны жизни в эпоху средневековья. От рождения и до смерти человек находился под неослабным вниманием церкви. Будучи государственной   религией, православная   церковь,   с   ее   построенной   по   жесткому иерархическому принципу организацией, сильно влияла на политику. Особенно  отчетливо это видно на примере Новгородской республики, где государственная машина срослась   с церковной   организацией. В древнем Новгороде общество имело немалый вес в решении сугубо церковных   вопросов.   В   то же время церковь подчас ведала светскими функциями, например управлением некоторыми районами Новгородской

земли.

Во главе новгородской церкви стоял архиепископ (до 1165 года — епископ). Уже сан новгородских архиереев говорил об их высоком положении: другие русские епархии управлялись   епископами,   Владыка возглавлял не только церковь, но являлся и главой новгородского государства. Поскольку республиканские должностные лица были выборными, выборным

«л и пост архиепископа. Если во времена Киевской Руси архиереев в Новгород присылал митрополит, то уже в 1156 году новгородцы избрали своим духовным пастырем Аркадия. С тех пор вплоть до ликвидации Новгородской республики после смерти или отречения от кафедры очередного архиепископа на вече происходили выборы владык. Этим Новгород отличался от всех других епархий русской православной церкви, куда архиереи назначались митрополитом.

Избрание архиепископа — важный государственный акт — проводилось в два приема. Сначала на обычном месте вечевых собраний, на Ярославовом дворе, новгородцы называли трех кандидатов на пост архиепископа. Их имена записывались на листах пергамена («жребиях») и запечатывались посадником. Затем новгородцы переходили на противоположный берег Волхова, и начиналось второе действие. Участники веча собирались у стен Софийского собора, в котором служилась литургия.

«Жребии» во время службы находились на престоле собора, а после ее окончания слепец или ребенок наугад брал один из жребиев с престола, и имя, написанное на нем, немедленно оглашалось собравшимся. Так избирался новый архиепископ.

В XIV веке порядок избрания был несколько изменен. Стали считать, что более угоден богу тот из кандидатов, жребий которого остался на престоле. Теперь уже протопоп Софийского собора брал с престола сначала один жребий, потом другой и зачитывал записанные в них имена. А вслед за этим оглашали имя нового владыки, которого тут же с большим почетом возводили «на сени» святой Софии. Через некоторое время вновь избранный отправлялся с пышной свитой на официальное посвящение в сан архиепископа (хиротонию) к митрополиту (в XII—XIII веках в Киев, а позднее — в Москву).

Кандидатами в архиепископы чаще всего были наиболее авторитетные лица из настоятелей монастырей, а   иногда   и   из   представителей   приходского   (белого) духовенства:  например, архиепископ Василий Калика (1331—1352 годы) был до своего избрания священником церкви   Козьмы и   Демьяна на   Холопьей улице Неревского конца. Бывали   случаи, когда   избранный в архиепископы не имел даже сана священника. В 1359 году архиепископом был провозглашен Алексей — ключник   собора   святой   Софии.   Прежде чем отправиться к митрополиту на архиепископскую хиротонию, он ездил в Тверь, где местный епископ посвятил  его  сначала в сан дьякона,  а  затем священника.

Авторитет архиепископов среди новгородцев был чрезвычайно высок. С середины XIV века все договоры Новгорода с русскими князьями и иностранными государствами заключались исключительно «по благословению владыки», имя которого помещалось в грамотах первым, раньше имен посадника и тысяцкого.

Не раз кровопролитные столкновения политических группировок прекращались только после вмешательства архиепископа. Так, в 1359 году отказавшийся от кафедры и доживавший остаток своих дней в монастырском уединении владыка Моисей вместе с недавно избранным, но еще не посвященным в сан Алексеем появились на Великом мосту перед вооруженными противоборствующими лагерями, готовыми начать сражение. Благословляя обе стороны и уговаривая их не проливать крови своих сограждан, Моисей и Алексей добились своего: столкновение было предотвращено, противники помирились

В другой раз, в 1418 году, во время известного восстания Степанки, архиепископ Симеон, облачившись в святительские одежды, во главе крестного хода также вышел на мост и, благословляя противников, заставил их разойтись по домам.

Архиепископы пользовались авторитетом не только у новгородцев, но и в других княжествах. Их влияние использовалось и в политических целях. В 1172 году архиепископ Илья ездил во Владимир к князю Андрею Боголюбскому и заключил с ним выгодный для Новгорода мир. После поражения новгородского войска на Шелони в 1471 году переговоры с Иваном III вел владыка Феофил, сумевший добиться некоторого уменьшения контрибуции, наложенной великим князем на Новгород.

Высокий религиозно-нравственный авторитет и большое общественное значение новгородских владык усиливались весьма существенным обстоятельством — они распоряжались крупными материальными средствами. В первые после принятия христианства столетия в пользу епископской кафедры поступала десятая часть доходов новгородских князей.

Позднее основу материального благополучия новгородской церкви составляли громадные земельные пожалования республики и частных лиц. В XIV— XV веках архиепископ был крупнейшим землевладельцем Новгородской земли. Современный исследователь истории новгородской церкви Александр Степанович Хорошев по данным писцовых книг конца XV — начала XVI века подсчитал, что архиепископу принадлежали 106 владений во всех новгородских пятинах. В них насчитывалось 7108 крестьянских дворов, исключая те деревни, которыми архиепископы владели совместно с другими земельными собственниками (а таких деревень очень много). Следует учитывать также, что не все писцовые книги дошли до нас. Мы не располагаем описаниями ряда погостов и Двинской земли, где также существовали владения Софийского дома.

Богатейшая казна новгородских владык, именовавшаяся Софийской (она хранилась на хорах Софийского собора), не раз использовалась для общегосударственных нужд. Например, владыка Василий, правивший в 1331-—1352 годах, на деньги софийской казны построил первые каменные стены новгородского кремля, сооружал каменные укрепления Торговой стороны, построил новый мост через Волхов. Деньги из казны шли на строительство церквей, выплату контрибуций, выкуп взятых в плен новгородцев, на содержание архиепископского двора.

Владычный двор занимал северо-западную часть кремля и состоял из множества построек, соединенных друг с другом переходами. Двор был как бы крепостью в крепости. Помимо архиепископского дворца здесь имелись различные жилые и хозяйственные постройки, несколько церквей. В 1434 году было сооружено великолепное каменное здание Владычной (Грановитой) палаты, в создании которого принимали участие немецкие и русские мастера,

Штат архиепископского двора называли «софиянами». Кроме причта Софийского собора в него входили владычные стольники, чашники, ключник. По-видимому, владыка располагал своими собственными ремесленниками, ювелирами, живописцами, переписчиками книг.

В 1471 году упоминается также конный владычный полк. Владычные наместники в разное время управляли Двинской землей и городами Ладогой и Торжком. Управление также приносило доходы.

Обязательным было скрепление разных поземельных актов печатью владычного наместника, за что собиралась пошлина в три белки с каждого удостоверенного таким образом акта.

Немалые доходы приносил владычный суд, который разбирал преступления против морали и нравственности, любые проступки, совершенные духовенством, а также все преступления против церкви. Кроме всевозможных видов церковного покаяния на виновных нередко налагались крупные денежные штрафы, шедшие в пользу архиепископа.

Возглавляемое владыкой и подлежавшее его суду новгородское духовенство делилось на черное, монастырское (давшее обет монашества) и белое, приходское (имевшее право жениться). Во главе черного духовенства стоял новгородский архимандрит — второй по значению деятель церкви после владыки. Должность архимандрита, так же как и архиепископа, была выборной. Избирались они на вече. Резиденцией новгородского архимандрита был один из наиболее древних и самый богатый Юрьев монастырь. Остальные настоятели новгородских монастырей носили более скромное звание игуменов.

В XII—XIII веках в Новгороде и его окрестностях было основано 17 мужских и женских монастырей, количество которых в дальнейшем быстро возрастало. К концу новгородской самостоятельности их стало 55. Одни монастыри, особенно на раннем этапе новгородской истории, основывали князья (Юрьев, Нередицкий), другие — бояре. Например, в 1192 году боярин Олекса Михалевиц основал Спасо-Хутынский монастырь и был его игуменом под именем Варла-ама. Впоследствии Варлаам Хутынский стал одним из наиболее почитаемых святых русской церкви.

Знаменитый боярский род Мишиничей-Онцифоровичей выстроил Колмов монастырь. Были монашеские обители, основанные архиепископами, среди которых особенно   отличался   Моисей,   основавший    Десятинный, Радоковицкий, Богословский на Витке, Лисицкий монастыри. Известны также уличанские и кончанские монастыри (Петропавловский на Синичьей горе, Варварин, Аркажский, Саввино-Вишерский).

Недавно появилось суждение, что монастыри, основанные жителями одного конца, подчинялись главному кончанскому монастырю, а кончанской печатью нередко являлась печать главного кончанского монастыря.

Исследователи высказывали мнение о том, что новгородское боярство, создавая монастыри, в дальнейшем объединило их по концам и в масштабе всего города во главе с архимандритом, создав тем самым обособленную организацию, не подчинявшуюся архиепископу. Сделано это было для того, чтобы ограничить власть владыки, уменьшить его могущество.

Если гипотеза о кончанских и общегородской организациях черного духовенства в целом соответствует известным фактам (хотя для превращения этой гипотезы в теорию предстоит еще многое узнать и проверить), то тезис о неподчиненности монастырей владыке, думается, недостоверен. Прежде всего, хорошо известны теснейшие связи между архиепископом и правившим сословием — боярством. Они были союзниками, вместе составлявшими новгородскую государственную машину. Именно боярству во многом были обязаны своим могуществом владыки. Многие земельные владения, особенно мелкие и те, что находились в совместном владении архиепископа и других собственников, были подарены собору святой Софии не государством, а, скорее всего, представителями боярских кланов. К тому же маловероятно противопоставление владыки (который, кстати, тоже был монахом) остальному черному духовенству, Наоборот, боярство должно   было стремиться к возможно   более прочной церковной организации.

Согласно всем канонам и традициям православия, епархиальный архиерей (в данном случае новгородский архиепископ) являлся полновластным господином всех священнослужителей своей епархии. Их он посвящал в сан, лишал его за проступки, был обязан строго наблюдать за нравственностью, имел право назначать им самые суровые наказания. Конечно, в Новгороде, где существовали особые отношения между церковью и обществом, возможно было вмешательство общества в решение внутрицерковных вопросов, но даже здесь оно имело свои пределы.

Бояре, устраивая монастыри, несомненно, считали себя их хозяевами. Об этом прямо говорится в грамоте конца XIV века главы русской церкви митрополита Киприана новгородскому архиепископу Иоанну. Подчеркивая, что все внутрицерковные дела подведомственны исключительно владыке, митрополит писал: «...никто же не смеет ни един крестьянин (в смысле христианин.— В. А.), ни мал, ни велик, вступаться в тая дела. Аще ли который от тех игумен, или поп, или чернец имет отиматися мирскими властелины от святителя, такового божественные правила извергают и отлучают». При этом особо отмечалось, что «елико есть монастырев, и игумены да будут у него (архиепископа.— В. А.) в покорении и в песлушании, и весь чин иноческий».

Существуют и другие доказательства подчиненности монастырей новгородскому владыке. Сохранились, например, три грамоты разных новгородских владык Спасскому Верендовскому монастырю, в которых устанавливалась привилегия для монахов этого монастыря, а также для монастырских крестьян по всем спорным делам быть судимыми лично архиепископом. Если владыка мог запретить светским властям вызывать на суд не только монахов, но и монастырских крестьян, то уж его компетенция в вопросах внутрицерковных не подлежит сомнению.

Монастыри обеспечивались основателями земельными владениями, доход с которых шел на содержание обители. Мы уже знаем, что особые жалованные грамоты были выданы князьями в первой половине XII века Юрьеву и Пантелеймонову монастырям. Грамоты, подтверждавшие права Антониева и Хутын-ского монастырей на землю в XII столетии, были составлены их основателями Антонием Римлянином и Варлаамом Хутынским.

Саввино-Вишерский монастырь в начале XV века был «пожалован» землей Славенским концом из своего кончанского фонда. В середине XV века новгородское вече выдало знаменитому Соловецкому монастырю жалованную грамоту, согласно которой во владение монастыря передавались Соловецкие острова.

Земельные богатства новгородских монастырей с течением времени увеличивались. Сохранилось немало купчих — особых актов, которые фиксировали покупку земли монастырями. Но наиболее важным способом увеличения земельных владений были вклады (дарения). Одним из видов вкладов являлся так называемый вклад «по душе». Таким дарением обеспечивались молитвы монастырских монахов «по душе» умершего вкладчика и его родственников. Забота «о спасении души», то есть о том, чтобы после смерти душа попала в рай, была одной из важных, причем практических, забот средневекового человека. Овладевала она им чаще всего на склоне лет. В одном из вариантов былины о Василии Буслаеве имеются весьма знаменательные строки:

Смолода бита, много граблена — Под старость надо душа спасти.

По образному выражению выдающегося дореволюционного историка Василия Осиповича Ключевского, «древнерусскому человеку вообразить себя на том свете без заказного поминовения было так же страшно, как ребенку остаться без матери в незнакомом, пустынном месте».

Привилегированными мастерскими заупокойной молитвы считались монастыри. Чтобы отмолить свои грехи чужой молитвой, кающемуся новгородцу необходимы были материальные средства. Он делал земельный или денежный вклад в один, а иногда и в несколько монастырей. Существовала даже особая такса. За крупный вклад можно было удостоиться ежедневного поминания и ежегодного поминального обеда. За вклад поменьше поминали только по праздникам.

Другим видом вклада был вклад «для пострижения». Многие новгородцы в старости уходили в монастыри. В Древней Руси считалось богоугодным делом отречься от мира (постричься в монахи) даже за несколько минут до смерти. Широкое распространение этого обычая в Новгороде способствовало созданию многочисленных монашеских обителей. В 1220 году в Аркажском монастыре принял схиму (самый строгий монашеский обет) посадник Твердислав Михалкович. Многие другие новгородские посадники, дату смерти которых сообщает летопись, умерли «в монашеском чине».

Вклад «для пострижения» представлял собой плату за содержание новгородца в монастыре и тоже мог быть и земельным, и денежным.

В завещании одного новгородца середины XIII века есть такие слова: «А жена моя пострижется во чернице, есть ей чим ся пострицы». Мол, жене есть на какие средства постричься в монастырь. Далее в этом документе содержится просьба к монахам Юрьева монастыря, которому завещатель передавал два села: «А про се кланяюся игумену и всей братье: а жена моя пострижеться во чернице, то выдайте ей четверть, от не будеть голодна». Последняя фраза ясно указывает на то, что не все новгородские монастыри существовали согласно общежитейскому уставу, когда монахи жили в общем келейном корпусе, питались вместе в трапезной, вместе творили молитву, когда их жизнь была строго регламентирована множеством правил. Общежитейских монастырей в Новгороде существовало очень мало, это были обычно крупные обители.

Уставы большинства новгородских монастырей республиканского времени не отличались строгостью. Основным их требованием было постоянное пребывание монаха на территории обители и посещение им общей молитвы в монастырской церкви.

Только через полвека после падения новгородской самостоятельности, в 1528 году, архиепископ Мака-рий перевел все монастыри на общежитейский устав. Летописец так описывал состояние новгородских монастырей до реформы Макария: «А прежде до сего токмо велиции монастыри во общины быша и по чину; а прочие монастыри, иже окрест города, особо живущи, и койждо себе в кельях ядяху; и всякими житейскими печалми одержимы бяху; а в лутших монастырех шесть чернецов или седмь, а в прочих два или три». Указание на небольшое количество монахов, обитавших в новгородских монастырях, по-видимому, в известной степени связано с выводом из Новгорода боярства в первые годы после ликвидации республики. В период расцвета новгородского государства монастыри были, вероятно, покрупнее, однако вряд ли намного.

Боярские монастыри существовали благодаря постоянной материальной поддержке своих покровителей, которые строили церкви, заказывали церковную утварь и книги, делали земельные и денежные вклады. В собственных монастырях постригались перед смертью многие бояре, здесь они хоронили своих родственников. В монастыри они часто помещали свои богатства, чтобы уберечь их от частых пожаров и грабежей во время восстаний, поскольку обители в своем большинстве находились за городской чертой. Во время восстания 1418 года восставшие разграбили, например, Никольский на Поле монастырь, потому что там находились «житницы боярские».

В конце новгородской самостоятельности многие монастыри обладали значительными земельными богатствами. По подсчетам А. С. Хорошева, Юрьеву монастырю принадлежали земли с 1131 двором крестьян, Хутынскому — с 976 дворами, Аркажскому — с 632 дворами, Антониеву — с 297 дворами, Никольскому Неревского конца — с 336 дворами, Вяжищскому — с 408 дворами.

Тесную связь богатейших новгородских монастырей с правившей верхушкой республики хорошо понимал великий князь Иван III. После присоединения Новгорода к Москве он не только конфисковал земли ненавистных ему бояр, но и потребовал, чтобы ему передали половину монастырских владений, а также ряд волостей, принадлежавших архиепископу.

В Новгороде существовали и обители, основанные общинами. Их главным назначением было служить приютами для престарелых членов общины, не имевших подчас средств, чтобы заплатить необходимый «вклад на пострижение». Вполне возможно, что такими монастырями-богадельнями были главные кончанские монастыри. Имеются сведения о существовании подобных монастырей у сельских волостных общин Новгородской земли. Так, в одной из грамот XVI века передается рассказ волостных крестьян об основании и устройстве своего общинного монастыря: «...а поставили-де те церкви и монастырь строили (крестьяне.— В. А.) из тех волостей, а те-де деревни к тому монастырку подпущали и прикупали прадеды и деды и отцы их прочили-де себе и своим детям и внучатам на постриганье и на поминок; и монастырем-де церковного казною и теме деревнями (подаренными монастырю.— В. А.) владели они же, и казну монастырскую у себя в волости держали».

Так же как и монастыри, приходские церкви сооружались на деньги разных заказчиков. На раннем этапе новгородской истории это были главным образом князья, построившие Софийский, Георгиевский и Никольский соборы, церкви Благовещения на Городище, Ивана на Опоках, Успенья на Торгу, Спаса на Нередице. Немало церквей возвели архиепископы. Но больше всего устройством церквей в XIV—XV веках занимались бояре и общины жителей различных городских улиц во главе со своими боярами.

Страницы летописи пестрят такими сообщениями: в 1306 году посадник Семен Климович «поставил церковь каменну на воротах от Прусской улицы»; в 1360 году боярин Семен Андреевич «с боголюбивой матерью своею» построил церковь Федора Стратилата на Ручью; всемирно известный храм Спаса Преображения на Ильине улице был расписан знаменитым Феофаном Греком «повелением благородного и боголюбивого боярина Василия Даниловича со уличаны Ильины улицы».

Строительство церквей считалось особенно богоугодным делом. Однако не только мысли о спасении души побуждали новгородских бояр вкладывать немалые средства в строительство церковных зданий, в роспись их фресками, в снабжение храмов дорогостоящей церковной утварью и богослужебными книгами. Церковь была надежным средством объединения вокруг бояр их соседей — простых жителей улицы и конца. Проповеди послушных священников являлись для бояр мощным средством политического воздействия на умы прихожан. Эта важная для понимания социально-политического механизма Новгородской республики мысль высказана В. Л. Яниным, который обратил внимание на то, что посадничий род Мишиничеи-Онцяфоровичей был тесно связан не с одной, а, по меньшей мере, с тремя церквами, находившимися неподалеку от их усадеб в Неревском конце: Сорока мучеников, Козьмы и Демьяна на Козьмодемьянской улице и Спаса на Разваже улице.

Церковь была важным общественно-религиозным центром общины и даже, по-видимому, единственным: ведь другие уличанские общественные здания неизвестны. У церкви собиралось уличанское вече, там выбирали должностных лиц; в церкви, вероятно, хранилась уличанская казна и наиболее ценное имущество уличан. В летописи под 1340 годом имеется рассказ о пожаре, во время которого сгорела значительная часть города. Этим бедствием воспользовались «злые человеци», которые занимались грабежом, посягнув и на имущество, которое хранилось «в святых церквах».

Духовенство приходских церквей жило неподалеку от своих храмов, находясь в самой гуще уличан-ской жизни. В отличие от других русских городов белое духовенство в Новгороде было выборным. Священников и весь церковный причт выбирала община. Этот порядок оказался очень живучим. Даже через семь с лишним десятков лет после падения республики Стоглавый собор русской церкви 1551 года в своем приговоре записал: «В Великом Новгороде по всем церквам и по улицам старостам и уличанам избирати попов искусных и грамоте гораздых и житием непорочных, а денег у них на церковь и себе мзды не искати ничего; и приходят с ними (вновь избранные священники с представителями уличан.— В. А.) к архиепископу; и архиепископ, поучив и наказав, благословляет его, и не емлет у них ничего, разве благословенные гривны. А от диаконов и от проскурниц и от пономарей попом и уличаном прихожаном посулов не имати».

Всего в Новгороде, не считая десятков церквей пригородных монастырей, было к концу республиканского периода 82 большие церкви. Многие из них, кроме основного престола, посвященного святому, имя которого носил храм, имели приделы с особыми престолами. Таких приделов в новгородских церквах насчитывалось 79. При этом не всякая церковь располагала необходимым для совершения ежедневной службы штатом. Ежедневно служили только у 44 престолов.

Самый большой штат был у кафедрального Софийского собора. В него входили священники, дьяконы, причетники, пономари, проскурницы. Причт же самых бедных приходских церквей состоял только из священника, пономаря и проскурницы. Приходские церкви объединялись в семь соборных участков во главе с соборными церквами. На Софийской стороне во второй половине XV века было пять соборов — Софийский, Михаила Архангела на Прусской улице, Власия на Волосове улице, Сорока мучеников на Щер-ковой улице и святого Якова на Яковлевской улице. В то же время на Торговой стороне имелись два собора — Ивана Предтечи на Опоках и Успенья Богородицы на Ильине улице.

Содержание приходских церквей, подобно монастырям, нередко обеспечивалось земельными жалованиями. Правда, земельные владения церквей не шли ни в какое сравнение с монастырскими. В писцовых книгах    упомянуты только 36 церквей-землевладельцев, располагавшихся в самом Новгороде и в разных районах Новгородской земли. Все вместе они владели 831 крестьянским двором, то есть меньшим количеством земли, чем Юрьев или Хутынский монастырь.

Следует отметить, что монастырские и церковные земли, монастырское и церковное имущество в древнем Новгороде вовсе не были застрахованы от посягательства сильных мира сего. Как ни парадоксально, но бояре, не жалевшие денег на строительство собственных монастырей и церквей, без всякого почтения относились к богатствам «чужих» обителей, прежде всего тех из них, которые по каким-либо причинам не имели в данный момент сильного покровителя. Особенно отчетливо это видно из документов, относящихся к последним десятилетиям новгородской самостоятельности.

В 1463 году митрополит Феодосии в послании к новгородскому архиепископу Ионе обращался к правителям республики с такими словами:   «А вы, дети мои посадники, и тысяцкие и бояре Великого Новгорода, не вступалися [бы] в церковные пошлины, ни в земли, ни в воды, блюлися бы казни святых правил; а кто будет от вас вступался, а тот перестал [бы] от сего  часа».  Однако  увещевания  Феодосия,  очевидно, не возымели должного действия. Поэтому его преемник митрополит Филипп вынужден был обратиться к архиепископу Ионе и новгородцам с   более   грозным посланием. В нем так описываются проступки некоторых новгородцев:   «...в наше время некоторые мнят, что бессмертны, и хотят грубость чинити святей божией церкви и грабити святые церкви и монастыри, не думая о том, что церковные имения получены от тех, кто бедную свою душу хотяти искупити от вечного оного мучения, да отдал свое любострастное имение и села святым божиим церквам и монастырям, измоления ради от вечных мук и помяновения своея душа и своего роду». Митрополит пишет далее, что «некоторые новгородцы тех имения церковные и села данные хотят имати себе, а приказ и духовные их грамоты рудят (нарушают.— В. А.), а церкви божий грабячи, да сами тем хотят ся корыстовати (обогатиться. — В. .А.)», Митрополит Филипп потребовал от новгородского архиепископа, чтобы тот употребил всю свою власть и авторитет, дабы прекратить грабежи с при-* своением церковного имущества. Новгородцам же он угрожал прекращением божьей милости и своего митрополичьего благословения.

Возможно, увещевания и угрозы митрополитов подействовали. До нас дошло завещание одного из новгородских посадников, Ивана Лукинича, в котором он признавал, что силой владел землей Никольского Островского монастыря на реке Вишере. И не только признавал, но и, заботясь о спасении души, возвратил обители незаконно присвоенные земли, а во искупление своей вины дополнительно дал монастырю крупный участок своих владений.

Для древних новгородцев религия была близким и важным делом. Не случайно именно в Новгороде впервые на Руси в середине XIV века появилось еретическое движение, просуществовавшее около ста лет. Ересь — религиозное течение, отклоняющееся от вероучения господствующего, в данном случае православной церкви. Существовало немало еретических движений во всех крупных религиях. Но больше всего их было в истории христианства в западноевропейских странах и в Византии. Как правило, ереси представляли собой форму социального протеста низших, наиболее обездоленных слоев населения средневековья, облекавшуюся в религиозную оболочку, которая вообще была обычной для разных общественных движений того времени. Общим в ересях было то, что, будучи одним из религиозных направлений, еретики выступали не против религии, а против существовавшей в их время церковной организации. Тем самым стихийно, неосознанно они выступали и против феодального строя, идеологической основой которого была церковь.

В Новгороде еретики получили название стригольников. Происхождение этого названия не вполне ясно. Одни ученые полагают, что оно происходит от ремесленной профессии (стрижка сукна, цирюльничество), другие — от какого-то обряда посвящения в стригольники (постриг).

В середине XIV века новгородская церковь обладала огромными земельными и иными богатствами. В то же время нравственный уровень духовенства, по-видимому, упал. Реакцией на эти явления и была стригольническая ересь. Стригольники, как считает известная исследовательница данной ереси Наталья Александровна Казакова, «отрицали необходимость духовенства, отрицали церковную иерархию и тем самым выступали против организационных основ феодальной церкви».

Стригольники обличали пороки современного им духовенства. В своем поучении против еретиков видный деятель русской церкви Стефан Пермский привел такие слова стригольников: «Сии учители (духовенство.— В. А.) пьяницы суть, ядят и пьют с пьяницами и взимают от них злато и сребро и порты (одежду. — В. А.) от живых и от мертвых».

Особенно резко еретики выступали против жадности духовенства, стремившегося всевозможными способами увеличить богатства церкви. Бурно протестовали стригольники против укоренившегося в Новгороде обычая платить за «поставление» в сан дьякона или священника «мзду» архиепископу. В своем протесте против могущества церковной организации, в стремлении возвратиться к обычаям первых общин христиан    стригольники   сходны   с  представителями других еретических движений.

Стригольничество получило широкое распространение в Новгороде. Защищая господствовавшую церковь, церковные и светские власти прибегли к крутым мерам. В 1375 году впервые в новгородской истории еретиков казнили. В летописи сказано: «Тогда стригольников побита, дьякона Микиту, дьякона Карпа и третьее человека его, и свергоша их с мосту». Из этого сообщения нетрудно понять, что во главе ереси стояли представители низшего белого духовенства — дьяконы. Казнями и проповедями к концу XIV века удалось подавить стригольническое движение в Новгороде. Оно перекинулось в Псков, где в результате применения жестоких репрессий также было подавлено.