Северный страж Руси. Очерки истории средневекового Новгорода

В.Ф. Андреев

В XIV—XV столетиях одним из наиболее важных социально-политических явлений, происходивших в тогдашней Европе, был процесс объединения этнически однородных территорий и создания национальных государств (Франция, Испания). В Восточной Европе образовалось единое Польское государство. Одновременно шел процесс объединения русских земель.

С начала XIV века началось возвышение Москвы. Потомки младшего сына Александра Невского, Даниила Александровича, постепенно расширяя свои владения, превратили одно из самых незначительных княжеств северо-восточной Руси — Московское — в крупное государственное образование, ставшее центром объединения Руси.

Объединительная политика московских князей была выражением прогрессивной исторической тенденции к образованию единого Русского государства. Только сильное единое государство могло сбросить татаро-монгольское иго, столетиями тормозившее историческое развитие русского народа. В битве на реке Воже, на поле Куликовом, в других сражениях с татарами Москва завоевала высокий авторитет защитницы общерусских интересов.

В XIV веке Москва становится центром русского православия; здесь расположилась резиденция митрополитов «всея Руси», что сыграло чрезвычайно важную роль в борьбе Москвы за первенствующее положение среди других русских земель.

К середине XV века московские князья подчинили себе большую часть княжеств северо-восточной Руси. В начале 1460-х годов их власть признала Псковская республика (правда, на некоторое время сохранив республиканские государственные институты). В 1464 году в состав владений Москвы перешло Ярославское княжество, а спустя десять лет — Ростовское. На повестке дня стояло решение важнейшей задачи в исторически прогрессивном деле образования единого Русского государства — ликвидация самостоятельности Великого Новгорода.

Соперницей Москвы в объединении русских земель была Литва. Воспользовавшись феодальной раздробленностью Руси и тяжелыми последствиями татарского нашествия, литовские князья Гедимин, Ольгерд и Витовт включили в состав своих владений многие западные и южные русские княжества: Киевское, Волынское, Витебское, Полоцкое, Минское, Смоленское и другие. Русское население в том государстве было преобладающим, поэтому его следует называть Литовско-Русским княжеством. Вплоть до конца XVI века даже большинство государственных документов составлялись там на белорусском языке.

В 1385 году было положено начало государственному объединению Литвы и соседней Польши. Согласно Кревскои унии литовский великий князь Ягайло стал одновременно и польским королем. Через два года литовское население официально приняло католичество (русские подданные Литвы остались православными). Литва в глазах русских людей уже не могла рассчитывать на роль центра объединения Русского государства. Один за другим русские удельные князья и бояре стали «отъезжать» в Москву и поступать на службу к великому московскому князю.

Тем не менее литовские великие князья продолжали претендовать на первенствующую роль на Руси. Это не раз приводило к их столкновениям с Москвой, которая в конечном итоге отобрала значительную часть русских земель, входивших в состав Литвы.

И Москва, и Литва старались подчинить себе Новгород. Новгородцы, оказавшиеся между двух огней, признавали верховную власть московского великого князя, но неоднократно приглашали в качестве служилых князей (наемных военачальников) литовцев, давая им «в кормление» северные и западные территории Новгородской земли.

Особенно серьезной стала угроза со стороны Литвы в конце XIV — первой трети XV века, когда великим литовским князем был Витовт. По словам новгородского летописца, князь «помыслил тако: хотел пленити русскую землю, и Новгород, и Псков». Трижды, в 1399—1400-м, в 1412—1414-м и в 1426—1428 годах Новгород и Литва находились в состоянии войны. В первых двух случаях путем сложных дипломатических маневров новгородскому правительству удалось заключить мир «по старине», не доводя дело до военных действий. В третий раз, в 1428 году, войско Ви-товта совместно с отрядом союзника, тверского великого князя, вторглось в пределы Новгородской земли и осадило крепость Порхов. Оказавшись в тот момент без союзников, Новгород на военные действия не пошел, а вынужден был просить мира. Новгородское посольство во главе с архиепископом Евфимием I заключило под Порховом мир, уплатив за него 10 тысяч рублей (из них 5 тысяч дали жители Порхова). Таким образом, Литва не смогла захватить даже части западных новгородских земель.

На рубеже XIV—XV столетий Новгород конфликтовал с Москвой из-за одной из самых богатых новгородских волостей, Двинской земли, на которую претендовала Москва. В 1397 году жители Двинской земли подняли восстание против Новгорода, дав присягу на верность великому московскому князю Василию Дмитриевичу. Новгородцы в ответ на это собрали большое ополчение и поклялись всем быть заодно, пока не возвратят Двинскую землю. Жители города призывали: «Лучши, братие, нам изомрети за святую Софию, нежели в обиде быти от своего князя великого!» Поход новгородского войска на Двину весной 1398 года был стремительным и успешным. Сначала новгородцы пошли на Устюг, чтобы лишить мятежных двинян помощи с юга. Затем осадили главный укрепленный пункт Двинской земли — городок Орлец (неподалеку от Холмогор). Около месяца продолжалась осада. Орлец пал. После этого новгородцы сурово покарали сторонников Москвы. Руководители восстания были приведены в Новгород и там казнены.

Борьба с Москвой за Двину на этом не закончилась. В 1401 и 1417 годах столкновения продолжались. Однако новгородцам удалось сохранить свои северные владения.

В 30—40-х годах XV столетия на время упрочилось положение Новгородской республики. И в Литве, и в Москве эти годы прошли во внутренних усобицах, не дававших возможности великим князьям вмешиваться в новгородские дела. Только один раз, в 1441 году, московский великий князь вторгся с войсками в новгородские пределы, но, получив выкуп (8 тысяч рублей), согласился на мир.

В Московском княжестве в 1430—1440-х годах шла ожесточенная борьба за великокняжеский престол между внуком Дмитрия Донского Василием Васильевичем и его дядей Юрием Дмитриевичем (сыном Донского) с сыновьями Василием Юрьевичем Косым и Дмитрием Юрьевичем Шемякой. В длительной феодальной войне поначалу торжествовали Юрий и его сыновья. Василий был лишен великокняжеского престола и даже ослеплен (отсюда его прозвище — Темный). Но в конечном итоге победа оказалась на стороне Василия Темного, которого поддержали московское боярство, духовенство, служилые люди.

Новгород придерживался в этой войне позиции нейтралитета, дружественной по отношению к Юрию Дмитриевичу и его сыновьям. Новгородские войска непосредственного участия в военных действиях не принимали. Однако лишившийся престола Василий Васильевич не нашел здесь поддержки. В апреле 1434 года он около месяца провел на Городище, но помощи от новгородцев не добился.

В то же время, котда Дмитрий Шемяка нуждался в надежном местопребывании для своей семьи, он послал ее именно в Новгород, куда после краха своих попыток вокняжиться в Москве в 1450 году бежал и сам. Новгород принял Шемяку с почетом. Здесь он умер и был похоронен в Юрьевом монастыре.

Василий Темный, разгромив всех своих противников и окончательно утвердившись на великокняжеском престоле, не забыл позиции Новгорода в феодальной войне. С целью покарать новгородцев зимой 1456 года с большим войском он вступил в Новгородскую землю.

Решающая битва произошла под Русой (ныне Старая Русса) 3 февраля 1456 года. Новгородцы были наголову разгромлены, несмотря на то что в сражении участвовали не главные силы московского войска, а лишь один из отрядов во главе с воеводами князем Оболенским-Стригой и Федором Басенком. Поначалу новгородская рать имела некоторый успех. При первом «соступе» она даже обратила в бегство москвичей и их союзников — татар. Подоспевшая другая часть московского войска нанесла удар во фланг и тыл новгородцев. Зная, что новгородские доспехи очень крепки, москвичи стали стрелять из луков по коням, и тогда новгородцы «валяхуся под кони свои, не могуще здержати их». Смешавшееся новгородское войско обратилось в бегство.

Во время битвы и погони были убиты и взяты в плен многие видные республиканские деятели, посадники и тысяцкие. После нескольких недель военных действий новгородцы направили к Василию Темному в Яжелбицы, где находилась его ставка, представительное посольство.

Война показала военную слабость Новгорода, ополчение которого, даже усиленное дружинами служилых князей, не смогло противостоять небольшому, но искусному и закаленному в боях войску Василия II.

Все чаще и чаще новгородское правительство, не полагаясь на свою военную силу, предпочитало в случае, конфликтов откупаться. Республика была для этого достаточно богата благодаря дани, поступавшей из новгородских колоний, и развитию заморской торговли. По Яжелбицкому договору новгородцы обязались уплатить великому князю большую по тем временам контрибуцию в 10 тысяч рублей. Помимо выплаты контрибуции новгородцы согласно договору обязывались прекратить всякие отношения с врагами Василия Темного Иваном Шемячичем (сыном Шемяки) и князем Иваном Можайским. В договоре содержатся статьи, смысл которых не вполне понятен: «А вечным грамотам не быти» и «А печати быти князей великих». Известный советский историк Виктор Николаевич Вернадский полагал, что первая из приведенных статей означает отмену (или ограничение) значения новгородского веча как высшей судебной инстанции. Вторая статья, в дополнение к первой, подчеркивает право великих князей утверждать своей печатью судебные приговоры.

Яжелбицкий договор, содержавший ряд ограничительных условий для новгородских порядков, усилил антимосковские настроения в Новгороде. Летописец, рассказывая о «мирной» поездке в Новгород Василия Васильевича Темного с младшими сыновьями в 1460 году, упомянул о готовившемся покушении. Когда великий князь приехал, «новгородцы же, ударив в вечье колокол и собравшися ко святей Софеи, свещашася все великого князя убити». Против этого намерения выступил архиепископ Иона, который, обращаясь к новгородцам, сказал: «О безумнии людие! Если вы великого князя убьете, что вы приобрящете? Но большую язву Новгороду доспеете; сын его большей князь Иван се послышит ваше злотворение, а се часа того рать испросивши у царя (у татарского хана.— В, А.) и пойдет на вы и вывоюют всю землю вашу». Эта речь убедила новгородцев, отказавшихся от покушения на великого    князя. Зато на великокняжеского воеводу, победителя новгородского войска при Русе Федора Басенка напали, когда он возвращался однажды вечером с пира на Городище. Сам воевода остался цел. Покушавшимся удалось убить только его слугу. Приведенные факты ясно говорят о том, что в Новгороде было немало противников Москвы.

В 1462 году на московский великокняжеский престол вступил сын Василия Васильевича Темного Иван III. Во времена его правления в основном завершилось объединение русских земель вокруг Москвы и образование единого Русского государства. Было свергнуто татаро-монгольское иго. Иван III проявил себя дальновидным и осторожным политиком, умело использовавшим для достижения своих целей и различные дипломатические приемы, и силу.

К концу 60-х годов XV столетия стало очевидным, что время самостоятельного существования Новгородской республики подходит к концу. Слава «Господина Государя Великого Новгорода» явно клонилась к закату. И хотя по-прежнему власть республики простиралась на колоссальные территории от Кольского полуострова на севере до Торжка на юге и от устья Невы далеко на восток, положение ее было непрочным. На северо-восточные новгородские владения активно наступала Москва, а с запада и юго-запада Новгороду угрожали Ливония и Литва.

Великий Новгород уже не был той грозной военной силой, которая в XII — XIV столетиях не раз наносила сокрушительные поражения немцам и шведам, а также дружинам наиболее сильных русских князей. В прошлом остались дерзкие походы новгородских ушкуйников на север, на Волгу и Каму. Вместо веры в доблесть и силу новгородского войска появилась вера во всемогущество новгородского рубля. С помощью денег новгородцы откупались от вторжений неприятельских ратей.

Ослабление Новгорода в середине XV века во многом связано с острой внутриполитической борьбой. Мы уже знаем, что стержнем политической жизни республики в течение столетий было соперничество боярских группировок в борьбе за власть в государстве. И в критический для республики момент среди бояр не было единства. Когда выяснилось, что Москва готовится к уничтожению вечевых порядков, встал вопрос: как быть дальше? Для правящей верхушки Новгородского государства это был вопрос, от решения которого она зависела экономически и политически. В случае успеха Москвы боярство лишалось не только власти, но и своих земель, которые могли быть «отписаны на государево имя» или розданы московским служилым людям.

Казалось, тут бы боярам и объединиться для общего дела. Но этого не случилось. На политической сцене Новгорода появляется литовская партия во главе с Марфой Борецкои. Соперниками этой партии были сторонники московского великого князя. Борецкие и их окружение добивались признания за литовским великим князем тех верховных прав над Великим Новгородом, что принадлежали его московскому коллеге. Они надеялись таким способом сохранить и республику, и свои вотчины, а на случай посягательств Москвы заручиться литовской помощью. Бояре, придерживавшиеся московской ориентации, рассчитывали в случае победы Москвы остаться владельцами своих земель в качестве ее союзников. Нетрудно заметить, что обе боярские партии во главу угла ставили свои классовые, землевладельческие интересы.

А какой была позиция простых новгородцев? В этом разобраться непросто. Источники, особенно московского происхождения, дают противоречивые сведения. С одной стороны, в среде рядовых новгородцев еще сохранялась приверженность вечевым порядкам, подчас дававшим возможность открыто выступать на вече против ненавистного боярина. Надо учитывать также многовековую традицию республиканского строя. Простые жители Новгорода привыкли оказывать непосредственное (как им казалось) влияние на формирование государственной политики. С другой стороны, в среду непривилегированного населения города уже начала проникать идея о необходимости единовластия, о том, что только сильная власть способна справиться с боярским самовластием, установить в стране порядок и справедливость. Недаром некоторые «черные» люди Новгорода обращались к Ивану III, видя в нем своего сильного покровителя, с жалобами на бояр.

Необходимо иметь в виду, что новгородские низы не имели какой-либо собственной, отличной от боярской, политической организации. Тесно связанные со «своими» уличанскими, кончанскими боярами, они, как правило, придерживались политической ориентации, соответствовавшей ориентации боярской группировки. Во времена борьбы за сохранение политической самостоятельности Новгородской республики большая часть простых новгородцев, верная вечевым традициям, поддерживала противников Москвы.

Наиболее колоритной фигурой общественной жизни Новгорода той поры была знаменитая Марфа Бо-рецкая, или Марфа Посадница. Писатели прошлого столетия нередко идеализировали Марфу, изображая ее как демократку, отдававшую все для сохранения и укрепления республиканского строя. «Вольность и Марфа одно знаменовали в великом граде», — писал в повести «Марфа Посадница, или Покорение Новгорода» Карамзин. На памятнике Тысячелетию России в Новгороде скульптор изобразил Марфу оплакивающей разбитый вечевой колокол. Разумеется, приверженность Борецкои вечевым порядкам никакого сомнения не вызывает. Однако в основе этой приверженности лежала не просто идея свободы, а в первую очередь классовые интересы — боязнь потерять политическую власть и богатство. Именно эти интересы привели литовскую партию к прямому предательству общерусских интересов, к соглашению с Литвой и даже к попытке союза с заклятым врагом Руси — Ливонским орденом.

Марфа Борецкая — одна из очень немногих женщин средневековой Руси, о которых рассказывают летописи. Она единственная из них, сумевшая стать видной политической деятельницей Новгородской республики, где на протяжении всей ее многовековой истории государственные дела были привилегией мужчин. Впрочем, Борецкая никакой официальной должности в республике не занимала — тогда это было невозможно, а ее прозвище Посадница означает лишь то, что она была вдовой новгородского посадника.

Очень мало известно о жизненном пути Марфы. Происходила она, по некоторым данным, из новгородской боярской семьи Лошинских. Родилась Марфа, скорее всего, в первой четверти XV века, поскольку в 1478 году у нее был взрослый внук. Мужем Марфы был Исак Андреевич Борецкий, новгородский степенный посадник 1430—1450-х годов. У Борецких было два сына: старший Дмитрий и младший Федор.

Двор Борецких стоял на левом берегу Волхова, в Неревском конце города, неподалеку от детинца. Сюда стекались громадные доходы с многочисленных вотчин боярской семьи, расположенных в различных районах Новгородской земли от побережья Белого моря до нынешней Калининской области. Тысячи сел, соляные варницы, другие промысловые угодья имелись в составе владений Борецких, которые являлись одной из богатейших, если не самой богатой, семей новгородской аристократии.

Огромные богатства Борецких были основой их политического могущества. В 1460-х годах, после смерти Исака Андреевича, посадником становится его сын Дмитрий Исакович. Марфа, оставшись вдовой, имела немалую власть над детьми и большое влияние среди населения Новгорода. Несомненно, она была женщиной умной, энергичной, властной, что при богатстве и знатности поставило ее во главе сильной и многочисленной политической группировки.

Партия сторонников Литвы действовала очень активно и вербовала приверженцев. Дом Марфы Борец-кой стал главным штабом, а его хозяйка душой партии: Марфа принимала гостей, настраивая их соответствующим образом, давала пиры для участников своей группировки. На одном из таких пиров побывал основатель Соловецкого монастыря Зосима, после смерти причисленный церковью «к лику святых». Подробности пребывания в Новгороде мы узнаем из его «жития». Одной из целей поездки будущего «святого» в столицу были притеснения, чинимые монастырю слугами Борецких, владения которых находились в непосредственной близости от монастыря. Однако высокомерная Марфа отказалась разговаривать с Зосимой, приказав холопам гнать его со двора. Позднее, узнав об иноческих «подвигах» Зосимы, она одумалась и пригласила его на пир. Согласно житийной легенде, преподобный просидел весь пир молча, отказался от еды и даже заплакал, ибо привиделось ему ужасное: некоторые из сидевших за столом бояр были... без голов. Это оказались те, кого позднее казнил Иван III.

Борецкие и их сторонники действовали не только убеждением, но и подкупом. Архиепископский ключник Пимен, желавший при помощи литовской партии занять место архиепископа, выдавал деньги из владычной казны, на которые нанимали «худых мужиков вечников», готовых на все за хорошую плату. На общегородском вече эти люди кричали: «Хотим за короля!» — и бросали камни в противников Борецких. Несмотря на сопротивление сторонников Москвы, вече приняло решение направить послов к польскому королю и великому литовскому князю Казимиру IV. В составе новгородского посольства, побывавшего в Литве зимой 1470/71 года, находился и посадник Дмитрий Исакович Борецкий.

Еще раньше, 8 ноября 1470 года, в Новгород прибыл из Литвы потомок киевских князей православный Михаил Олелькович, который был принят в качестве новгородского князя. В московских источниках есть не очень вразумительные сведения о том, что Марфа Борецкая якобы собиралась замуж то ли за Михаила Олельковича, то ли за одного из литовских панов его свиты. Впрочем, это маловероятно, принимая во внимание возраст Борецкой. Михаил Олелькович пробыл в Новгороде около четырех месяцев, а затем вернулся в Литву. К тому времени был заключен договор с Казимиром IV.

Договор предоставлял литовскому великому князю примерно такие же права в Новгороде, как те, что «по старине» принадлежали раньше московским князьям. Новгород признавал Казимира вправе посылать своего наместника, перечислялись доходы в пользу князя с новгородских волостей, а также право суда. За это, согласно договору, Казимир IV обязывался «всести на конь за Великий Новгород и со всею своею радою литовскою против великого князя (московского.— В. А.) и боронити Великий Новгород». Особо оговаривались церковные дела. Казимир не должен был пытаться цвести католичество в Новгороде. Запрещалось строить здесь католические храмы, а наместник великого литовского князя должен был быть православного вероисповедания.

Договор означал полный разрыв с Москвой и переход под власть католической Литвы, хотя и при сохранении традиционного православия.

Тридцатилетний московский великий князь Иван Васильевич III, получив известие о договоре Новгорода с Казимиром IV, понял, что настал удобный момент для решительных действий, для давно готовившегося

похода на Новгород.

В марте 1471 года на большом совещании у Ивана III при участии удельных князей, митрополита и епископов было решено начать военные действия и наказать новгородцев, отступивших от истинной веры к еретическому «латинству» (католичеству).

...Широкое    наступление    против Новгорода было предпринято  в  июне.  Еще  раньше   московская   рать была послана на Двину с целью присоединения к Москве этой новгородской колонии. В июне московские войска  перешли  южные  границы  Новгородской  земли, опустошая приграничные районы. Обычно в такое время московские да и иные полки в поход на Новгород  не  ходили.  Окруженный  множеством  болот  и рек, он был неприступен весной, летом и осенью. Однако в 1471 году лето было засушливым, не выпало ни одного дождя, многие болота и реки пересохли. Это создавало    исключительно    благоприятные    возможности    для    действий    великокняжеских войск. Уже 24 июня они заняли Русу.

Новгород оказался в изоляции. Великий литовсгаш князь, занятый сложными внутри- и внешнеполитическими проблемами Польши и Литвы, обещанной помощи не прислал. Не откликнулись на просьбу о помощи и псковичи. Более того, после долгих колебаний они по приказанию Ивана III выступили против Новгорода.

В самом Новгороде, где было немало сторонников московского великого князя, разгорелась острая борьба, в которой победу одержала партия Борецких. Выступая в защиту традиционных новгородских порядков, при помощи политической демагогии они сумели увлечь за собой значительную часть населения города. Было собрано очень большое по тем временам ополчение (по некоторым источникам, 30—40 тысяч воинов). Тех, кто не желал воевать с москвичами, силой гнали на войну. Новгородское войско, несмотря на многочисленность, было недостаточно боеспособным. Помимо того, что в нем были ратники, не хотевшие воевать, имелось много не обученных военному делу ремесленников, впервые севших на боевых коней.

Слабость новгородского войска не замедлила сказаться в решительных сражениях. 7 июля в бою у Ко-ростыни новгородские полки потерпели первое поражение.

Главная битва произошла на реке Шелони 14 июля. Уже первая атака быстрой московской конницы опрокинула боевые порядки плохо организованного новгородского ополчения. В одной из летописей этот момент описан очень кратко и точно: «Новгородцы же мало бившися и побегоша». Бегство было всеобщим. Многие новгородцы бросали оружие, чтобы кони быстрее скакали. Другие прыгали с коней и пытались укрыться в лесу. Во время сражения, а также при преследовании бегущих великокняжеские воины перебили и взяли в плен множество новгородцев. Победа войск Ивана III была полной. Только жалкие остатки ополчения вернулись в Новгород. Был захвачен обоз новгородского войска, в котором, между прочим, оказался список договора Новгорода с Казимиром IV. Текст договора особенно разгневал Ивана III.

Для литовской партии шелонский разгром означал крах политических планов. Для Марфы Борецкой он обернулся еще и глубоким личным горем: был захвачен в плен, а затем казнен ее сын посадник Дмитрий. Летопись так сообщает об этом: «Посадников приведоша к великому князю, он же разъярився за их измену и повеле казнити их:  кнутьем бити и главы отсечи».

По обычаю, существовавшему в средневековой Руси, Марфа вместе с младшим сыном Федором составили так называемую «данную» грамоту. По ней Борецкие передали Соловецкому монастырю два участка земли на побережье Белого моря; в ответ монахи должны были молиться за упокой души Дмитрия Исаковича.

Битва на Шелони предопределила дальнейшую судьбу Великого Новгорода. Однако Иван III не торопился окончательно ликвидировать новгородскую самостоятельность. Он полагал, что решительная ломка вечевых традиций может вызвать восстание в городе, и счел за благо уничтожить республику постепенно. 11 августа в Коростыни был заключен мирный договор между Иваном III и Новгородом.

Согласно договору основные права и вольности Великого Новгорода остались без изменений. Новгород обязывался выплатить великому князю самую значительную за свою историю контрибуцию —16 тысяч рублей. Наиболее существенными из политических статей договора были те, в которых новгородцы обязывались полностью и окончательно порвать с Литвой и не принимать оттуда князей ни на Новгород, ни на пригороды.

В дополнение к шелонскому поражению новгородцы были разбиты летом 1471 года и на далекой Двине. В результате они вынуждены были уступить Ивану III ряд территорий, располагавшихся по правому притоку Северной Двины  реке Пинеге и  по реке Мезени.

Несмотря на жестокое поражение, новгородские противники Москвы не сложили оружия. Антимосковские настроения были в Новгороде очень сильны и всячески подогревались Борецкими и их окружением.

Московские публицисты того времени яростно обрушивались на Марфу Борецкую за ее действия против великого князя. В своих сочинениях они сравнивают посадницу с самыми отвратительными женскими персонажами ветхозаветной и новозаветной истории: тут и «львица древняя Езавель», и погубившая Самсона «Далила окаянная», и «бесовная Иродиада», из-за происков которой погиб Иоанн Предтеча, и преследовательница  Иоанна  Златоуста  царица  Евдокия.

Иван III, пристально следивший за развитием событий в Новгороде, счел нужным лично вмешаться. В конце 1475 года он прибыл в Новгород и начал творить «суд и расправу» над своими политическими противниками.

Иван III приехал в Новгород как судья, стремясь показать, что только великокняжеская власть способна обеспечить порядок и законность. Одновременно он хотел «обезглавить» литовскую партию под видом справедливого суда над своевольными боярами, на которых имелись жалобы.

Великий князь был принят с небывалым почетом. Уже за сто верст от города его встретили архиепископ Феофил с видными руководителями республики, посадниками и тысяцкими. Ивану III были вручены богатые дары. Великий князь остановился в своей резиденции на Городище. Богатейшие новгородские бояре наперебой приглашали его на пиры. Во время пиров боярство стремилось поразить Ивана III своим богатством и силой. Обильные угощения, драгоценные подарки должны были, во-первых, задобрить великого князя, помочь снискать его расположение, а во-вторых, дать ему понять, со сколь могущественными людьми он имеет дело.

Иван III охотно участпоип.» и пирах, принимал подношения, давал ответные пиры, но твердо держался намеченной линии поведения. Уже на второй день после прибытия в Новгород, 22 ноября, он стал принимать от новгородцев многочисленные жалобы. Среди жалобщиков были «черные» люди, житьи, некоторые бояре и даже целые улицы. Так, 25 ноября Иван III, по всем правилам ионгородского судопроизводства, в присутствии архиепископа и посадников, разбирал жалобу жителей Славковой и Никитиной улиц на степенного посадника Василия Ананьина, посадника Богдана Есипова и других бояр, которые обвинялись в том, что «наехав... со многими людьми на те две улицы, они многих людей перебили и переграбили», захватив у жителей имущества на тысячу рублей, а «многих до смерти перебили».

По приказу Ивана III четверо из обвиняемых были арестованы, а затем в кандалах отправлены в Москву. Среди осужденных бояр оказался сын Марфы Бо-рецкой Федор Исакович. Тем самым обнаружился политический смысл великокняжеского правосудия.

Несколько позднее были схвачены боярин Иван Офоносов и его сын Олферий, уже по сугубо политическому обвинению в том, что они хотели «датися за короля», то есть перейти на сторону Казимира IV.

Иван III милостиво обошелся с новгородскими боярами — сторонниками Москвы и с теми, на которых возлагал надежду, что они станут ее сторонниками в дальнейшем. Такая политика должна была облегчить борьбу великого князя за окончательную ликвидацию республиканского строя, укрепить позиции доброжелателей Ивана III в Новгороде.

Позднее, в феврале 1477 года, Иван III открыто нарушил «старину» в отношениях с Новгородской республикой. Он вызвал к себе в Москву на суд некоторых посадников и бояр, хотя не имел на это формального права — должен был судить новгородца только в пределах Новгородской земли.

В 1477 году борьба между противниками и сторонниками Москвы в Новгороде достигла апогея. В марте промосковская боярская группировка отправила послов к Ивану III. Новгородское посольство в составе вечевого дьяка Захария и Подвойского Назара «било челом» великому князю и его сыну, чтобы те называли себя «государями» Великого Новгорода. Прежде в договорах великий князь именовался только «господином», а новгородцы — «мужами вольными». «Государем» Иван III считался по отношению к своим наследственным владениям в северо-восточной Руси. Такое посольство было на руку великому московскому князю (возможно, он инспирировал его сам). Создавалась видимость, что сами новгородцы просят об установлении у них такой же формы правления («государства»), как и в других русских землях, подвластных Ивану III.

Однако затея с посольством провалилась. Напротив, она привела к вспышке кровавых междоусобиц в Новгороде. В апреле 1477 года великий князь прислал в Новгород послов, которые должны были по замыслу Ивана III получить от веча общее согласие называть его «государем», но новгородское вече отвергло идею «государства». Послам великого князя было объявлено, что новгородцы «с тем есмя (послов в Москву. — В. А.) не посылывали, и назвали то ложью».

Вслед за этим началось избиение сторонников Москвы, отличавшееся исключительной жестокостью. В летописи то и дело говорится о казнях промосковски настроенных жителей Новгорода. На Василия Никифорова, например, было возведено обвинение в том, что он «целовал крест» великому князю (то есть дал клятву верности). Изменника «без милости вземше, и ве-доша его на вече, и камением убиша его». Такое же обвинение предъявили боярину Захарию Овинову, одному из богатейших новгородских землевладельцев. Его вместе с братом Кузьмой казнили на Владычном дворе. Заподозренного в измене боярина Василия Ананьина «на вече иссекли топоры в части», Некоторых бояр, ориентировавшихся на Москву, взяли под стражу.

Таким образом, в острой политической борьбе в Новгороде вновь взяла верх партия Марфы Борецкой. Часть из оставшихся на свободе сторонников великого князя бежала в Москву.

Новгородское правительство снова начало переговоры с Литвой. До нас текст договора не дошел, но, по всей видимости, Казимир IV обещал свою помощь против Москвы, которую он так и не оказал.

Когда стал очевидным разгром сторонников Москвы и исчезла надежда на мирную ликвидацию республики, Иван III предпринял новый военный поход. В ноябре 1477 года большое войско московского великого князя перешло границы Новгородской земли. Не встречая серьезного сопротивления, оно стало разорять новгородские села и городки. В конце месяца войска Ивана III подошли к Новгороду. Многочисленная рать, в которую входили владимирские, суздальские, ярославские полки, войска многих других русских городов, включая Псков, со всех сторон обложила город. Началась осада.

Иван III устроил ставку в принадлежавшем боярину Лошинскому селе Троица в Поозерье. Часть войск великого князя была послана «по корм», то есть разорять новгородские владения.

Новгородское правительство уже 23 ноября отправило посольство во главе с архиепископом к Ивану III. Новгородская правящая верхушка еще надеялась путем переговоров и мелких уступок сохранить вековую «старину» в отношениях с Москвой. Но надежды оказались тщетными. Великий князь был настроен решительно, намереваясь раз и навсегда покончить с новгородской вольницей.

Город был переполнен беженцами из разоренных войной районов Новгородской земли. За крепостными стенами столицы республики они искали прибежища и защиты от насилий великокняжеских войск. Новгород не был вполне готов к длительному сопротивлению из-за недостатка съестных припасов. Начался голод. Большое скопление людей вызвало эпидемию, еще более ухудшившую положение новгородцев.

Великий князь Иван Васильевич, осведомленный о положении в городе, скорее всего, не желал терять своих воинов при штурме крепости (либо не рассчитывал на успешный штурм) и решил длительной осадой принудить новгородцев к покорности. Кроме того, он приказал своим войскам «пушками бити град», и, как сказано в летописи, «мнози новгородцы по граду избиени были».

Бедственное положение Новгорода делало все сговорчивее новгородских послов. Они предложили великому князю ряд новгородских волостей, Великие Луки, Ржеву, но тот отказался и потребовал передачи ему половины земель, принадлежавших святой Софии, половины монастырских земель, всех новоторжских (ныне город Торжок в Калининской области). Суть политических требований состояла в полном уничтожении республиканского строя. Великий князь заявил: «...вечю колоколу не быти, посаднику не быти, а государство всё нам держати». Он потребовал вернуть ему Ярославов двор, где долгое время собиралось вече.

Поставленные в безвыходное положение, новгородцы были вынуждены согласиться на это.

Новгородские бояре добились лишь обещания Ивана III, что у них не будут отняты вотчины, а их самих не выселят из Новгорода. Иван III обещал также, что не станет наряжать новгородцев на службу за пределами Новгородской земли и не будет вызывать их на суд в Москву.

13 января видные руководители Новгородской республики «целовали крест» великому князю, а спустя два дня к присяге на верность Ивану III были приведены остальные новгородцы. 29 января состоялись торжественный въезд победителя в капитулировавший город и пир, на котором вместе с Иваном III и его приближенными присутствовали отстраненные от власти новгородские бояре и духовенство.

Так закончилось существование Новгородской республики. Великий князь назначил для управления городом четырех наместников. На Софийской стороне наместниками стали два князя Оболенских — Иван Васильевич Стрига и его брат Ярослав, на Торговой — наместничали московские бояре Василий Китай и Иван Зиновьев. В их руки была передана вся исполнительная и судебная власть. Послы иностранных государств должны были иметь дело с ними, а не с вечем, архиепископом или посадниками.

В начале февраля были арестованы наиболее опасные враги великого князя, среди них Марфа Борецкая с внуком Василием. Имущество взятых под стражу, как это всегда делалось в таких случаях, забрали в великокняжескую казну. 17 февраля Иван III покинул покоренный город, увезя с собой арестованных новгородцев.

Но республиканские традиции оказались очень живучими среди значительной части новгородцев. Они возобновили отношения с Казимиром IV, чтобы при помощи Литвы восстановить вечевой строй, хотя бы и на началах вассальной зависимости от литовского великого князя.

В начале XVII века в Москве, в архиве Посольского приказа, хранилась (ныне утрачена) грамота новгородского веча, скрепленная 47 свинцовыми печатями, составленная уже после присяги Ивану III в 1478 году. Основное содержание этого документа изложено в описи архива. В грамоте говорилось, что новгородцы намерены «великих князей московских не слушати и под суд к ним и к их боярам не ездити, а судить себя самим». По-видимому, новгородцы не смирились с поражением и ликвидацией независимости и попытались, вопреки присяге, данной великому князю, восстановить республиканские порядки. Причем достигли в этом завидного единодушия. Привешенные к грамоте 47 печатей — это, вероятно, печати всех (или почти всех) должностных лиц прежней республики.

Однако грамота, хранившаяся в архиве Посольского приказа, является последним по времени документом, зафиксировавшим вечевое собрание в Новгороде. Известий о более поздних собраниях веча мы не знаем. Попытка новгородцев восстановить республику вызвала новый поход московских войск.

Иван III, стремясь принудить к покорности население своей новой вотчины, зимой 1479/80 года прибыл в Новгород. На сей раз он остановился в самом городе, на Славне, во дворе Ефимия Медведнова, и пробыл здесь семь недель. Хотя об этом походе в Новгород известно мало, значение его велико. 19 февраля был обвинен в «крамоле» и арестован архиепископ Феофил — избранный на вече последний осколок разбитой республиканской государственной системы. Великий князь считал его главой антимосковской оппозиции. По словам московского летописца, Феофил не хотел, «чтобы Новгород был за великим князем, но за королем (Казимиром IV.—В. А.) или за иным государем». Архиепископ «держал нелюбие» за то, что Иван III отобрал у него и монастырей половину вотчин. Непокорного владыку отправили в Москву вместе с богатейшей казной, являвшейся одновременно казной республики. Можно предположить, что Иван III намеревался вслед за Феофилом подвергнуть репрессиям и других участников оппозиции, но вынужден был срочно вернуться в столицу, получив из Москвы от сына Ивана известие о мятеже своих братьев Андрея и Бориса.

После присоединения к Москве Новгорода, а затем и Твери образовалось обширное и сильное единое Русское государство, о котором К. Маркс писал: «Изумленная Европа, в начале княжения Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Московии, зажатой между Литвой и татарами, была ошеломлена внезапным появлением огромной империи на восточных своих окраинах».

Крушение вечевого строя не затормозило экономического и культурного развития Новгорода. Он стал одной из самых значительных составных частей могучего государства. В середине XVI века, будучи по количеству жителей третьим городом России (после Москвы и Пскова), Новгород занимал среди них достойное место.

Обычно рассказ об истории Новгородской республики исследователи завершали событиями зимы 1477/78 года, о принятии новгородцами присяги Ивану III.

Вне поля зрения историков оставались первые десятилетия после присоединения Новгорода к Москве. Между тем, как доказал историк В. Н. Вернадский, специально исследовавший события 80-х и 90-х годов XV столетия, они имели немаловажное значение для укрепления единого Русского государства. Присоединение к Москве Новгородской земли не было каким-то единовременным актом великокняжеского правительства. Налицо была целая система мер, призванных с корнем вырвать республиканские традиции.

Одной из таких мер была ликвидация традиции избрания новгородцами своих архиепископов. Последний выборный новгородский архиепископ Феофил находился в заточении в Чудовом монастыре московского кремля. Его заставили подписать «отреченную грамоту», в которой он отказывался от архиепископской кафедры, прося прощения у присутствовавших при акте подписания грамоты митрополита Геронтия и епископов «о своем дерзновении и о своей грубости», заявляя о «ничтожестве своего ума», не позволяющего далее пасти «стадо Христово» в Новгороде. Таким образом, новгородская кафедра стала вакантной. Московское правительство уже не позволило новгородцам самим избрать нового архиерея из новгородских клириков. 17 июня 1483 года в присутствии Ивана III и | его сына Ивана в Москве состоялись выборы нового архиепископа. По новгородскому обычаю (сохранялась видимость сохранения традиции) на жребиях были написаны три имени московских и, надо полагать, близких к великокняжескому двору людей. Двое из кандидатов в архиепископы были настоятелями кремлевских монастырей Чудова и Спасского, архимандриты Геннадий и Елисей, третий — старец Троице-Сергие-ва монастыря Сергий, который прежде был протопопом Успенского собора в кремле. Во время торжественного богослужения с участием митрополита Геронтия, епископов и архимандритов выпал жребий Сергию, который и был поставлен архиепископом.

Новый архиепископ находился на кафедре недолго, меньше года. Прибыв осенью 1483 года в Новгород, он, будучи московским ставленником, пришелся не пс нраву жителям города. «Не хотяше новгородцы поко-ритися ему, что не по их мысли ходит». В Третье? новгородской летописи говорится, что Сергий высокс мерно относился к новгородцам, «от Москвы прииде гражданом яко плененным», Новгородского архиепископа XIV столетия, знаменитого Моисея, он презрительно назвал «смердовичем». По новгородской версии, на Сергия якобы разгневались новгородские святители и стали ему досаждать. Видения довели архиепископа до психической болезни. Он покинул кафедру и постригся в схиму в Хутынском монастыре, а вскоре уехал в Москву, где им была написана грамота с отречением от кафедры ввиду «великой немощи». Сергий столкнулся с оппозицией новгородцев. Не случайно вслед за Сергием вернулась в Москву и «ратная сила», посланная в Новгород и находившаяся там 17 недель явно для поддержки архиепископа.

В 1485 году митрополит, несомненно по согласованию с московским правительством, уже без всяких выборов, назначил новгородским архиепископом чудов-ского архимандрита Геннадия Гонозова, того самого, который фигурировал в 1483 году среди кандидатов на место новгородского владыки. Традиция избрания новгородских архиереев, сохранявшаяся более трех столетий, навсегда прекратила существование.

В Москве хорошо понимали, что основой могущества некоронованных королей Новгородской республики было феодальное землевладение. Мы уже знаем, как Иван III конфисковал земли владыки и особенно ярых своих противников.

В 1484 году настала очередь крупнейших новгородских бояр, среди них и тех, которые не были замечены ни в каких антимосковских действиях. Их вотчины конфисковали, а самих переселили из Новгорода в Подмосковье и поволжские города, где они получили земли из государственного фонда. Многие из бояр, заподозренных в «измене», были арестованы и заключены в тюрьмы в разных городах.

Вслед за «выводом» всех наиболее значительных бояр в 1487—1489 годах выселили из Новгорода более  семи  тысяч других феодалов и богатых купцов.

Судя по летописным известиям, эта мера была ответом на очередной антимосковский заговор. Под 1488 годом летопись рассказывает: «Привели из Новгорода боле семи тысяч житьих людей на Москву, понеже хотели убити наместника великого князя Якова Захарьи-ча; иных же думцов много Яков пересек и перевеша».

На место выселенных новгородских феодалов были присланы из других земель служилые люди, в поместья которым московское правительство выделило часть конфискованных земель.

Таким образом, окончательное присоединение Новгородской земли к Москве заняло почти два десятилетия. Но некоторые рудименты былой самостоятельности еще некоторое время сохранялись. Например, в управлении городом принимали участие старосты пяти концов. Западные соседи Новгорода — Швеция, Ливония и Ганза — поддерживали отношения не с Москвой, а с наместниками великого князя в Новгороде.

Мы рассказали о некоторых страницах истории средневекового Новгорода. История эта связана с защитой Руси от иноземных поработителей. Новгород не только обезопасил русский народ в военном отношении, но и отстоял свою самобытную, подлинно национальную культуру, создав потомкам прочный фундамент для дальнейшего развития тысячелетних традиций. Наша задача — сберечь и приумножить их, ибо, как сказал на проходившем в Новгороде IV съезде Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры писатель Леонид Леонов, «жизненно необходимо, чтобы народ понимал свою историческую преемственность в потоке чередующихся времен — из чувства этого и вызревает... вера в свое национальное бессмертие».