Вадим Николаевич Бурлак

О горестным удостоверением в невозможности преодолеть поставленные

 природой препятствия исчезла и последняя надежда открыть предполагаемую

нами землю, в существовании которой мы уже не могли сомневаться.

Должно было отказаться от цели, достигнуть которой постоянно стремились

мы в течение трех лет, презирая все лишения, трудности и опасности.

Мы сделали все, чего требовали от нас долг и честь.

Фердинанд Врангель

Предостережение Руаля Амундсена.

И за Полярным кругом человеческие страсти и азарт от холодов не застывают. Здесь так же влюбляются и ревнуют, страдают и убивают, остервенело пьют и отчаянно режутся в карты, как и везде. Не охладевает на просторах Севера и дух авантюризма. XIX и XX века насыщены стремлениями отыскать неизвестные земли, достичь Северного полюса, найти следы погибших цивилизаций, открыть неведомых науке животных, добыть сокровища, прославиться и быстро разбогатеть.

В экспедициях зачастую трудно провести грань между легкомыслием, непредусмотрительностью организаторов и авантюризмом. Тысячи искателей приключений разных стран и национальностей покидали родные дома, меняли свой образ жизни и становились — кто на короткое время, кто навсегда — северянами. Одни добивались, чего хотели, другие возвращались ни с чем, третьи находили себе могилу среди льдов, в тундре, в студеной морской пучине.

В начале XX века известный норвежский полярный исследователь Руаль Амундсен, обеспокоенный большим количеством всевозможных экспедиций в Заполярье, писал: «Знаю, что большинство людей соединяет в своем представлении путешествия в арктические страны с понятием о «приключениях»...

Я вовсе не хочу отрицать жажду приключений. Это весьма естественное стремление к захватывающим переживаниям, заложенное в каждом здоровом и сильном человеке. Оно, несомненно, перешло к нам в наследие от наших далеких предков, для которых борьба за существование сопровождалась полной риска охотой, опасными схватками с дикими зверями и страхом перед неизвестным...

Наши предки ежедневно рисковали жизнью для добычи средств к существованию. Когда мы «играем со смертью», мы возвращаемся к волнующей нервы радости первобытного человека, которая сохраняла и поддерживала его в ежедневной схватке.

...Для исследователя приключение — не более как следствие скверной плановой разработки, приведшей его к тяжелым испытаниям. В другом случае приключение для него — неприятное доказательство той истины, что ни одному человеку не дано предвидеть все случайности будущего. Всем исследователям приходилось переживать приключения. Приключения всегда волнуют и возбуждают исследователя, и вспоминает он о них с удовольствием. Но он никогда не пускается в погоню за ними.

...Карьера исследователя требует весьма и весьма суровой подготовки. Истинным серьезным исследователям приходится много терпеть от того, что некоторые люди берутся за это дело без достаточных навыков. Некоторые из этих людей — просто искатели приключений — гоняющиеся за сенсациями. Другие в погоне за славой пытаются достигнуть таким кратчайшим путем своей цели. Многие из этих людей лишились жизни без всякого смысла. Это само по себе уже достаточно печально, но печальнее всего то, что они посеяли сомнение в отношении арктических исследований среди здравомыслящих людей, вследствие чего большинство из них считает полярные исследования чистым безумием.

...профессия исследователя есть строго технический и чрезвычайно тяжелый труд, требующий долгих лет умственной и физической подготовки и преследующий важные цели, лежащие далеко за пределами погони за сенсацией искателей приключений и преходящей славы шарлатанов и авантюристов...»

Да, конечно, великий путешественник Амундсен всегда критически отзывался о людях авантюристического склада. А сам?..

Ведь любил он хоть и продуманные действия, но весьма рискованные, и нередко во время своих экспедиций повторял фразу: «Играем со смертью...»

Действительно, искатели приключений грешат не только тем, что выдают неверную, приукрашенную информацию о неизвестных землях, животных, явлениях природы, событиях, но и втягивают в орбиту риска многих людей, подвергают опасности их жизнь.

Но кто из путешественников хоть чуть-чуть, хоть иногда не грешил этим? Вряд ли такой найдется даже среди самых серьезных, рассудительных и осторожных людей!

Может быть, и Руаль Амундсен согласился бы с тем, что нередко именно авантюристы, искатели приключений становятся авангардным отрядом человечества в исследованиях неведомого. Их критикуют, ругают, проклинают, если проиграно дело. Но когда они вдруг становятся победителями и достигают намеченной цели, даже по воли случайности, эпитет «авантюрист» общественность спешно заменяет словами «герой», «романтик», «первопроходец», «открыватель»...

Труднодоступные земли притягивают не только искателей рискованных приключений, но и любителей всего необычного, таинственного. Коренные народы Севера быстро сообразили, что пришельцы из южных стран жаждут услышать от них загадочные и невероятные истории. И аборигены Заполярья щедро потчевали путешественников своими былями и небылицами, преданиями и мифами.

Многое из услышанного на Севере принималось на веру, и спустя какое-то время легенды преподносились со страниц газет, журналов, книг как реальные события. В первой четверти прошлого века в Европе и Америке были весьма популярны книги Вильялмура Сте-фанссона «Белокурые эскимосы» и «Гостеприимная Арктика». Автор этих работ приобрел известность исследованиями моря Бофорта и ряда северных островов.

В своих путешествиях он уделял немало внимания изучению быта, культуры, истории, поверий и легенд эскимосов. О том, как этот народ воспринимает суровую полярную ночь, Стефанссон писал: «Период зимней тьмы представляет для эскимосов приблизительно то же, что самый жаркий период лета для горожанина.

Темнота сама по себе, вероятно, не более приятна эскимосу, чем жара приятна горожанину; но для каждого из них соответствующее явление означает, что наступило время отдыха. В самый темный период зимы слишком трудно охотиться, и эскимос заранее заготавливает себе запасы нищи месяца на два.

В эти месяцы у него нет никакой серьезной работы, и он совершает дальние поездки, навещая своих друзей и проводя у них время в песнях, плясках и пиршествах. Поэтому эскимосы любят темный период зимы больше, чем какое-либо другое время года, и на побережье Ледовитого океана зимняя тьма производит не более «гнетущее» впечатление, чем полуночная тьма на Бродвее».

Стефанссон в своих работах старался доказать читателям, что Арктика вовсе не такая опасная и коварная, как о ней пишут многие исследователи. В этом его поддержал ученый и путешественник Стуркерсон. После проведения в 1918 году нескольких месяцев на дрейфующей льдине в море Бофорта он писал: «Мы подтвердили то, что доказала вся экспедиция Стефанссона, а именно, что полярное море является гораздо более гостеприимным, чем принято думать. Моя партия из пяти человек смогла прожить на льду безопасно и с достаточным комфортом в течение восьми месяцев, причем мы ни разу не оставались без еды. Правда, я там заболел астмой, но это случается с людьми, живущими в любой стране и в любом климате. Насколько я могу судить, прожить на льду 8 лет нам было бы не труднее, чем 8 месяцев».

Что ж, автор этих строк Стукерсон имел право на подобное оптимистическое высказывание. Ведь он на себе испытал трудности выживания в Арктике и вышел победителем.

Многие считали, что его экспедиции просто повезло и с направлением дрейфа, и с погодой, и с удачной охотой. Но такое случается редко.

В отличие от Стукерсона, Руаль Амундсен был возмущен и выводами, и книгами Вильялмура Стефанссона. Он тоже слышал от аборигенов Заполярья о существовании загадочного, неизвестного европейцам народа — «белокурых эскимосов», но посчитал эти рассказы легендой и высказал свою версию.

«...Нет ничего невозможного в том, что то или иное немногочисленное эскимосское племя до сих пор еще не было найдено, но говорить об этом как о достоверном факте — значит растягивать границы возможного до незаконных пределов. Такое открытие не заслуживает серьезного доверия, если не подкреплено неоспоримыми доказательствами. Стефанссон таких доказательств не представил.

Вероятная разгадка существования «белокурых эскимосов» довольно проста. Области Арктики являлись в течение четырех столетий излюбленным полем деятельности исследователей. Экспедиции одна за другой снаряжались в эти страны, причем многим из них приходилось там зимовать. Кроме этих исследователей; на Север отправлялись целые поколения бесчисленных торговцев пушниной. Во всех этих предприятиях бритты и скандинавы составляли большинство. Смешанные браки — здесь обычное явление...

Белокурые эскимосы, по всей вероятности, являются внуками, происходящими от эскимосских матерей — полукровок и белокурых, голубоглазых отцов северян.

...Сказка Стефанссона об особой расе «белокурых эскимосов» заслуживает не больше внимания, чем сенсационная новость бульварного листка».

Амундсен даже не стал в своей отповеди вспоминать существование версии, будто «белокурые эскимосы» — либо потомки гипербореев, либо викингов.

Однако больше всего возмутило Амундсена в книгах Стефанссона приуменьшение трудностей и риска в северных путешествиях. Книга «Гостеприимная Арктика» «...является весьма опасным искажением условий действительности...»

Глупые россказни Стефанссона ввели в заблуждение многих серьезных исследователей, — писал Амундсен. — Мне приходилось то тут, то там встречать высокообразованных людей, которые воспринимали эти басни за истинную правду о жизни Севера. Я слышал, они выражали удивление по поводу моих тщательных приготовлений к экспедиции — я стремился взять с собой достаточное количество провианта в концентрированном виде. К этим россказням присоединилось еще распространившееся мнение, что путешествие на Северный полюс немногим отличается от веселой охоты, во время которой можно с удобствами прогуливаться по льду, останавливаться время от времени, чтобы застрелить какую-нибудь живность, не заботясь о пропитании на день грядущий.

...Понадобится больше пятидесяти лет, чтобы большинство здравомыслящей публики убедилось, что деньги, разумно потраченные на снабжение продовольствием арктической экспедиции, — деньги, брошенные не на ветер. Своими фантастическими россказнями Стефанссон нанес неизмеримый вред действительно серьезному исследованию полярных стран».

Как ни убедительны были гневные слова Амундсена, книгами «Белокурые эскимосы» и «Гостеприимная Арктика» зачитывались во многих странах. И в наши дни еще можно услышать высказывания, что загадочный народ, о котором рассказывал Стефанссон, является потомком гипербореев, а путешествие по Заполярью — всего лишь увлекательная и малоопасная прогулка.

В вагончике на Северный полюс.

Это случилось в самом начале XX века. На Шпицберген прибыл корабль, груженный огромными сваями.

Местные жители, как обычно, вышли встречать судно и потом долго переговаривались и обсуждали: кому и зачем понадобилось столько свай? Ведь такого количества древесины хватит на строительство целого городка.

Лишь к вечеру, когда на берег высадился владелец груза, все прояснилось. Лейтенант германского военного флота Бауендаль оказался хоть и не очень разговорчивым, но деловитым и напористым.

От его сообщения жители Шпицбергена некоторое время не могли прийти в себя. Повидали они на своем веку немало чудного, нелепого, необычного, но то, что задумал бойкий герр Бауендаль, изумило даже их.

В своем коротком обращении к старожилам архипелага немецкий лейтенант заявил:

— Главной помехой в достижении Северного полюса являются нагромождения и неровность льдов. Торосы, ледяные завалы, трещины, полыньи — все это затрудняет продвижение путешественников. Я понял, как легко преодолеть подобные преграды и без труда достигнуть Северного полюса! Я построю подвесную дорогу! Она соединит Свальбард и Северный полюс! И тысячи туристов без помех и с комфортом отправятся в путь...

Пока местные жители ломали голову, какие беды принесет им несусветная затея прыткого немца, герр Бауендаль ретиво взялся за дело. Согласно его плану, доставленные на Шпицберген сваи надо было установить с определенными интервалами на льду, а потом натянуть стальной канат. Специальные вагончики предполагалось повесить на колесе, которое будет катиться по стальному канату, как по рельсу.

Когда бережливые жители архипелага подсчитали, во сколько обойдется причуда герра Бауендаля, то изумились еще больше.

И откуда он взял столько денег? Их с лихвой хватило бы на постройку и оснащение самой современной китобойной или рыболовецкой флотилии!

Мало кто знал, сколько энергии и времени затратил Бауендаль, чтобы собрать средства на свою затею. Поговаривали, будто сам кайзер Вильгельм поверил в «строительство века» и выделил на это какую-то сумму. Германского императора убедили, что дорога «в вагончике на Северный полюс» поднимет престиж его страны. Остальные деньги на безумную идею выделили финансисты и промышленники.

 Кипучая деятельность Бауендаля принесла определенные плоды. Нелепая дорога была построена, правда, всего лишь на несколько километров.

Несмотря на хорошую оплату, рабочие, осознав бессмысленность затеи Бауендаля, прекратили строительство.

Не больше часа лейтенант бушевал, уговаривал, бранился гневно, махал кулаками. Бесполезно: возвращаться к строительству никто не хотел. Потом лейтенант успокоился и сделался задумчивым.

Наблюдательные жители архипелага смекнули: такая внезапная задумчивость не к добру... И оказались правы.

Другой на месте Бауендаля после краха мечты затосковал бы, запил или, еще чего доброго, — пустил себе пулю в лоб. Но германский лейтенант оказался человеком, не склонным к унынию.

Черт с ней, с этой дорогой и вагончиками! — решил Бауендаль и принялся за новый проект.

Трудно объяснить, чем так притягивал его Северный полюс. Корысть? Романтика? Жажда славы? А может, некие тайные замыслы стратегов из германского Генерального штаба?

Непримиримый борец с авантюристами и шарлатанами северных широт Руаль Амундсен ответил на это со свойственной ему прямотой: «Несомненно, что Бауендаль был не совсем нормален...»

Громя на страницах записок «игроков со смертью», «искателей приключений», «авантюристов» и «аферистов», Амундсен поведал о своем знакомстве с Бауенда-лем и о его новой затее: «Он взял часть строительного дерева от оставшегося воздухоплавательного ангара Анд-рэ на Свальбарде и сколотил из него плот.

Буксирный пароход должен был отбуксировать этот плот к границе плавучих льдов, откуда Бауендаль намеревался плыть через лед к восточному побережью Гренландии, чтобы уже оттуда попытаться достигнуть более высоких северных широт, нежели это удалось кому-либо до него...

 Сначала «старожилы» Свальбарда потешались над этой выдумкой. Когда же они убедились, что намерения Бауендаля вполне серьезны, то стали просить меня употребить все усилия, чтобы поговорить с ним и передать от их лица официальный протест...

Я выполнил это поручение со всей возможной деликатностью, но был принят как большинство непрошенных советчиков...»

Упрямый лейтенант возомнил, что теперь-то он уж точно сможет достичь Северного полюса. А предостережение знаменитого путешественника лишь подзадорило его.

Когда подготовка к экспедиции была завершена, Амундсен попытался уберечь от опасной авантюры хотя бы напарника Бауендаля, молодого норвежца: «Я решил... спасти жизнь этому юноше, а потому отыскал его и разъяснил безумие всего предприятия.

Юноша был немногоречив в своих ответах на мои уговоры, но по «искорке» в его глазах я сообразил, что он не дурак и не собирался рисковать жизнью ради подобной поездки. Я понял, что он вполне удовольствуется получением платы за работы по подготовке экспедиции, но не намерен входить в состав экипажа плота, когда последний отправится в дрейф. Но юноша оказался еще умнее, чем я думал.

Он покинул Свальбард вместе с Бауендалем на буксирном пароходе, тащившем за собою плот. Вечером, накануне достижения экспедицией сплоченного льда, юноша прокрался на корму буксира и обрезал трос. Когда все на утро вышли на палубу, плота нигде не было видно, и экспедиция Бауендаля завершилась...»

По слухам, неугомонный лейтенант не приуныл, а снова на какое-то время сделался задумчивым.

Отдав приказ капитану буксирного парохода возвращаться на Шпицберген, Бауендаль произнес:

— Черт с ним, с этим плотом!.. Кажется, я придумал понадежнее способ достичь Северного полюса!..

Кто знает, может, он в конце концов и добился бы своего и покорил Северный полюс, но в его экспедиционные планы вмешалось командование Военно-морского флота Германии — и кипучая энергия Бауендаля была направлена в другое русло.

Хорошо еще, что ни одна его затея никого не погубила. А раз так, то неудачные экспедиции Бауендаля можно считать полезным этапом освоения Заполярья. Ведь они стали классическим примером, как не следует завоевывать Арктику.

Как не велико племя «любителей поиграть со смертью» у немцев, американцев, скандинавов, англичан, а все же на Руси бесшабашных искателей приключений в разные времена побольше оказывалось. Да и размах у россиян пошире. Знай наших!..

Что там Бауендаль со своими вагончиками на Северный полюс!.. Или бравый американский кавалерист Фиал, решивший покорить Арктику не только на собаках, но и на лошадках пони!..

Один вечный студент, разочаровавшийся в революции и терроризме, додумался покорять Северный полюс с помощью гусей. Кажется, дело происходило в конце 80-х годов XIX века.

Этот мечтатель решил перейти от слов к делу и создал птицеферму. На ее устройство собрал деньги у нескольких купцов.

Студент закупил огромное количество гусят и стал дрессировать их. Неизвестно, как преуспел он в этом, поскольку авантюра вскоре провалилась. На птицеферму был совершен воровской налет, и гусята исчезли. Осталась лишь сшитая по чертежам студента упряжь для птиц и огромная корзина, в которой несостоявшийся воздухоплаватель намеревался покорить Северный полюс. Сам бывший террорист вскоре тоже пропал без вести. Так что одураченным вкладчикам в безумную экспедицию сохранились на память нелепая гусиная упряжь да корзина.

Впрочем, ходили слухи в Беломорье и в Архангельской губернии, что «бывший бомбист, очкастый сатана» все-таки летает на каких-то птицах. Но откуда его приносит недобрым ветром и где он потом приземляется, — никто ответить не мог.

Верхом на ките

В начале XVIII века ходил по Каргополю, Мезени да и по Архангельску некий поп-расстрига. Ему бы о спасении души думать и о том, как сменить ветхую летнюю одежонку на подобающую для Севера. Так нет же — умствовал, как покорить Арктику. Смущал, непутевая голова, православный люд тем, что может добраться до самого Северного полюса на китах. За такую брехню попа-расстригу не раз били, а он стоял на своем. Доказывал, будто научился от какого-то старца приручать гигантских морских зверей, и те становились послушными, словно лошади, запряженные в телегу.

До того упрямым оказался поп-расстрига, что однажды охотники на морского зверя взяли его с собой в Баренцово море на промысел. Пусть, дескать, покажет свое искусство. Может, и впрямь научился у старцев творить чудо, раз мордобой на него не действует?..

Повстречали охотники стадо белух и говорят расстриге:

—        Ну-ка, покажи свое умение!..

Перегнулся тот через борт, погладил морскую гладь — словно коня или собаку — и принялся нашептывать что-то неразборчивое и посвистывать.

Время шло, а белухи, как плыли своим направлением, так и продолжали плыть, не обращая внимания на чародейские потуги. Ждали-ждали чуда охотники, да и зароптали.

—        Одурачил нас драный расстрига!..—        Что же не оседлаешь никак белуху?..

—        И не глядит даже в твою сторону рыба-зверь!..

Один из охотников предложил в шутку:

—        А давайте, братцы, мы этого брехуна к белухам бросим! Глядишь — и впрямь они его понесут на спинах к Северному полюсу!..

Посмеялась артель, позубоскалила, а расстрига обиделся и ответил со злостью:

—        Мелковатая тварь — белуха, не выдержит меня...

Вот попался бы кашалот-батяня...

Только сказал он это, как неподалеку от судна вынырнула огромная туша. Ахнули от неожиданности охотники и давай спешно менять курс! Не годилось их суденышко для забоя кашалота.

А расстрига тем временем снова начал колдовать: поглаживал море, нашептывал да посвистывал. То ли случайно это получилось, то ли ворожба подействовала, но кит направился прямиком на судно.

Испугались охотники, поняли: не миновать беды. Кашалот вот-вот настигнет и протаранит их.

Один расстрига обрадовался:

—        Что, зубоскалы, охульники, затрепетало у всех нут

ро?! Будете теперь верить честным людям?..

Вскочил он на борт, сплюнул, перекрестился и сиганул в море. Только в воду не упал, а каким-то образом оказался на спине кашалота.

От увиденного обалдели охотники. Стали вопить, советы очумелому расстриге подавать, потом конец веревки швырнули.

А тот лишь презрительно скривился и рукой махнул:

—        Да пошли вы!

Только расстрига выматерился, как морской гигант повернул в сторону от судна и поплыл не куда-нибудь, а прямиком на север.

Долго еще не могли прийти в себя охотники. Сколько лет промышляли в море, но такого не видывали и от стариков не слыхивали.

Некоторое время сокрушались они, что ничем расстриге помочь не смогли: хоть оглашенный и с придурью — а все же человек... Потом отправились за стадом белух.

Когда охотники вернулись к родному берегу, их всех в приказную избу поволокли. Стали допрашивать: куда подевали убогого оборванца?

Смекнули охотники: если рассказать правду — никто не поверит. И соврали они дружно, что бывшего попа смыло волной, и спасти его не удалось.

На том допрос и завершился. Сговорились охотники никому не рассказывать и даже не вспоминать о гибели расстриги. Может, они свое слово и сдержали. Да разве на Севере такое утаишь? И долгие годы еще ходила молва и не утихали споры о загадочном исчезновении бывшего попа.

Маркиз и Бушлат

 Общеизвестно, что официально зарегистрированный полет аэростата произошел в 1783 году. Создателями этого летательного аппарата были французы братья Жозеф и Этьенн Монгольфье. Но вот в начале XIX века достоянием общественности стала рукопись русского библиографа Александра Ивановича Сулакадзева «О воздушном летании в России с 906 лета по Рождении Христа». Знай наших!..

Если эта рукопись не подделка, то в ней приводится, возможно, один из самых ранних фактов попытки полета на аэростате:

«1731 года в Рязани, при воеводе, подъячий нерехтец Крякутной фурвин зделал как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него зделал петлю, сел в нее и нечистая сила подняла его выше березы, и после ударила его о колокольню, но он уцепился за веревку чем звонят, и остался тако жив...»

Сулакадзеву удалось собрать богатейшую коллекцию старинных рукописей. Однако некоторые исследователи считают, что в его коллекции немало подделок.

За несколько лет до экспериментов шведского воздухоплавателя Андрэ объявились в Архангельске двое бродяг. По вечерам они околачивались в трактире возле мыса Пур-Наволок и будоражили умы завсегдатаев удивительными историями. Одного из бродяг величали Маркизом. По слухам, был он когда-то провинциальным актером, а после того, как получил срок за нетяжкое преступление, на сцену не вернулся.

Его приятель по прозвищу Бушлат оказался более загадочной личностью. За что и где он сидел? Об этом никто из посетителей трактира не знал.

Зато сообщили бродяги, что до появления в Архангельске около года жили они у одного отшельника. Скит его находился в заболоченной тундре, за хребтом Пай-Хой. Недоброй славой пользовалась эта земля Полярного Урала. Потому, наверное, там редко появлялись люди.

Какая беда занесла приятелей к отшельнику, Маркиз и Бушлат не признавались. Но охотно рассказывали о своем житье-бытье за хребтом Пай-Хой.

Показывал им отшельник дивные рисунки, сделанные на стенах потайной пещеры. Изображались там люди, летящие на воздушных шарах. В какие времена и кто сделал рисунки, даже отшельник не знал, но поделился с Маркизом и Бушлатом древним секретом построения воздушного шара. Непонятно, чем приглянулись ему бродяги и почему он им открыл тайну. Однако после встречи с ним задумали приятели построить аэростат и лететь на Северный полюс.

Конечно, для строительства нужны были немалые средства. Вот и уговаривали Маркиз и Бушлат своих слушателей сброситься на экспедицию. А чтобы вкладчики не сомневались в выгоде подобного мероприятия, приятели рассказывали о столбе из чистого серебра, который находится неглубоко под водой на Северном полюсе.

 —       Добыть его — плевое дело, — уверяли Маркиз и Бушлат. — И тогда в руках окажется несметное богатство...

Трактирные завсегдатаи с удовольствием выслушивали приятелей и даже угощали, но финансировать экспедицию не торопились. Кто же доверит деньги каким-то бродягам?..

Наконец, надоело Маркизу и Бушлату уговаривать осторожных слушателей и собутыльников. Поняли они, что поддержки тут не добьются, и перестали появляться в трактире.

Вскоре прошел слух, что приятели отправились гоп-стопничать на ночные дороги. Правда это или нет — не доказано. Однако спустя какое-то время в лесу неподалеку от Архангельска Маркиз и Бушлат все же начали строительство аэростата.

—        Ну и хваткие, босяки!.. И откуда столько сшибли деньжищ? — и удивлялись, и восторгались, и завидовали завсегдатаи трактира. — А вдруг и впрямь доберут

ся до Северного полюса и добудут серебряный столб?! Говорили, спорили на эту тему, а Маркиз и Бушлат знай себе работали!

Наконец, донеслась весть: «Взлетели!..»

Нашлись свидетели, которые сами видели, как аэростат уносил бродяг на Север.

Целый день обсуждали завсегдатаи трактира эту новость, а ближе к ночи вдруг заявился Маркиз. Синяк под глазом, рожа и руки в ссадинах и материт всех подряд.

—        Откуда взялся? .— вопрошал народ.

—        С неба свалился! — зло отвечал бродяга.

—        А дружок твой где?

—        В небе остался!..

Как выяснилось, аэростат действительно взлетел, и Маркиз по неосторожности вывалился из его корзины. Бушлат ничем не мог помочь другу, поскольку сильный ветер быстро погнал аэростат.

Когда Маркиз очухался от удара о землю, приятеля уже не было видно.

 —       А может, ты дружка своего ножичком по горлу?.. Может, не поделили чего и вовсе не собирались лететь на Север? — высказал кто-то предположение.

Тут уж Маркиз совсем рассвирепел, схватил со стола бутылку, принялся ею размахивать да еще орал что есть мочи.

—        Да мне Север — закодычник, а Бушлат — братан родимый!.. Да за такие слова я любой падле враз натяну тумбочку на уши и вверх ногами пущу по морю Ледовитому!

Побушевал, погорланил Маркиз и вдруг сник. Приуныл, съежился и даже слезу пустил:

—        Эх-эх... Как же там Бушлат между небом и землей один-одинешенек носится?

Тут уж народ Маркизу посочувствовал. Накормили, напоили его и успокоили как могли.

Прошел день, прошел месяц, а никаких вестей о Бушлате не было. Правда, заявляли вернувшиеся с промысла рыбаки и охотники, будто видели, как что-то носится по небу. А что именно — так и не разглядели.

От тоски и безделья Маркиз спился. Шатался целыми днями по улицам и клянчил у встречных деньги. По вечерам приходил он в трактир и тоскливо горланил одну и ту же песню:

Сударыня, голубушка, Шальная авантюрушка, Хмельнее водки рыковой, Судьбинушка моя...

У посетителей он тоже просил денег на выпивку и на свечки. А когда трактир закрывался и посетителей выпроваживали, Маркиз, если еще держался на ногах, зажигал свечку и подавал знаки своему другу в ночное небо. При этом уверял всех:

—        Бушлат полетает-полетает, да и вернется на мой огонек...

 С приходом в Архангельск осенних холодов сгинул навсегда из города Маркиз. Предполагали, что отправился он бродяжничать в теплые края или махнул за Пай-Хой к отшельнику. Но кое-кто утверждал, будто прилетел за Маркизом Бушлат, и оба отправились в путешествие к Северному полюсу.