БИБЛИОТЕКА «СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА»

ДАЛЕКИЙ ВЕК:

Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак

Исторические повествования

Много воды утекло, прежде чем некий любитель родной старины взялся за перо, чтобы составить родословную прославленного атамана. На страницы его «Летописи» ложились строка за строкой, одна удивительнее другой. . «О себе же Ермак известие написал, откуды рождение его. Дед его был суздалец посадский человек, жил в лишении, от хлебной скудости сошел в Володимер, именем его звали Афонасей Григорьевич сын Аленин, и ту вое пита двух сынов Родиона да Тимофея, и кормился извозом, и был в найму в подводах у разбойников, на Муромском лесу пойман и сидел в тюрьме, а откуда бежа з женью (с женой) и з дет ми в Юрьевсц Поволской, умре, а дети Родион и Тимофей от скуйости сошли на реку Чусовую в вотчины Строгановы, ему породи детей: у Родиона два сына: Дмит-рей да Мука; у Тимофея дети: Гаврило да Фрол да Васи-лей. И онной Василей был силен и велеречие и остр, ходил у Строгановых на стругах в работе по рекам Каме и Волге, и от той работы принял смелость, и прибрав себе дружину малую и пошел от работы на разбой, и от них звашеся атаманом, прозван Ермаком, сказуется дорожной артельной таган1 по вол(ж)ски — жерновой мелнец рушной».

Рукопись с «родословием» Ермака появилась на свет в очень позднее время. Стиль выдает в авторе грамотея петровского времени. Если бы атаман вздумал когда-нибудь написать историю своих предков, его слог был бы совсем иным.

В петровские времена даже незнатные дворяне спешили сочинить себе длинное родословие, придумывали замысловатый герб. При царе Иване Грозном девять десятых дворян не имели писаной родословной росписи. Даже фамильные прозвища были в то время новшеством. Бояре были первыми, кто усвоил это новшество. Боярин За-харий Кошка оставил детям прозвание Захарьиных-Кошкиных, однако дети Юрия Захарьина стали именоваться Юрьевыми, и лишь потомки боярина Романа Юрьеиа-Кошкина-Захарьина усвоили себе фамилию «Романовы»,

Те, кто принадлежал к простому народу, прозывались именем отца. Отца Ермака звали Тимофей, и потому Ермака при всяком официальном обращении именовали «Ермак Тимофеев сын» или кратко —«Ермак Тимофеев». Если же атамана «здравствовали», поднося чару, или «славили» на пиру, к нему обращались почтительно — «Ермак Тимофеевич». Однако ни один воевода, ни один царский чиновник не допускал даже самой мысли, чтобы назвать так удалого казака. Правом на уважительное отчество пользовались только самые знатные дворяне. Купцы Строгановы были самыми богатыми в стране людьми, но и их называли не иначе, как «Яков Аникеев сын» или «Максим Яковлев сын». В лихую смутную пору царь Василий Шуйский занял у Строгановых слишком много денег. Лишь после этого бывшие торговые мужики превратились в «именитых гостей» с правом на отчество.

Историки и романисты многократно повторили рассказ о том, как Тимофей Аленин «сошел» от нищеты в строгановскую вотчину на Чусовой, где у него и родился знаменитый Ермак. Но все это не более чем наивная сказка.

По чистому недоразумению составитель «родословиям стал рассматривать слово «Ермак» не как имя, а как прозвище, обозначавшее некий предмет: то ли жернов, то ли таган. Он и не догадывался о том, что атаман носил православное имя Ермолай, от которого и произошло сокращенное Ермак. Вместо подлинного имени казак получил в своем легендарном родословии вполне вымышленные имя и фамилию. Возможно, в строгановских вотчинах некогда жил разбойник Василий Аленин, но к историческому Ермаку — Ермолаю Тимофеевичу — он не имел никакого отношения.

Ермак пришел в Сибирь, имея не меньше сорока — пятидесяти лет от роду. А это значит, что он появился на свет за несколько десятилетий до того, как Строгановы начали осваивать земли на Чусовой. Эти земли Строгановы получили от царя Ивана лишь в годы опричнины. Материал для биографии Ермака скуден и отрывочен. Сохранились некоторые сведения о последних годах жизни покорителя Сибири. Но даже они неполны и противоречивы. До похода в Сибирь Ермак прожил долгую жизнь. Как прошла она, где и когда родился прославленный атаман, об этом мы почти ничего не знаем. Путь догадок, предположений, «домысливания» подробностей совсем ненадежен. Но у писателя по существу нет выбора. Ему придется либо отложить перо и навсегда отказаться от попытки составить жизнеописание своего героя, либо написать сугубо гипотетическую историю первых десятилетий его жизни. В этом главное отличие предлагаемой читателю биографии Ермака от жизнеописаний Грозного и Годунова, помещенных выше. Читатель не должен забывать об этом ни на минуту.

Где, в какой семье родился Ермак? Точно ответить на этот вопрос никто не может. Поздний «родословец» Ермака является вымыслом, а потому миф о рождении Ермака Тимофеевича в вотчинах Строгановых надо отбросить раз и навсегда.

Придет время, и многие волости будут оспаривать честь именоваться родиной покорителя Сибири. Из уст в уста передавалось предание о том, что Ермак был уроженцем северной русской деревни, В старинной северной летописи сказано, что славный атаман родился в волости Борок на Северной Двине. Своей достоверностью летопись далеко превосходит упомянутый выше родословец.

Опираясь на летопись, можно заключить, что предки Ермака были крестьянами и из поколения в поколение пахали землю.

Когда родился Ермак? Этот вопрос кажется несложным, коль скоро речь идет о героях нового времени. Но, когда дело касается людей средневековья, он нередко превращается в трудноразрешимую проблему. Не было ни метрик, ни церковных записей о рождении крестьянских детей. Кое-что о прошлом Ермака могли рассказать люди, лично знавшие его. Их слово, оброненное мимоходом, становится решающим доказательством в построении историка.

Никто не знал Ермака лучше, чем его соратники — ветераны «сибирского взятия». На склоне лет те, кого пощадила смерть, жили в Сибири. Некоторые продолжали нести службу в казачьих сотнях. Ветераны любили вспоминать о юных годах, проведенных с Ермаком в далеких волжских станицах. Старый казак Гаврила Иванов божился, что до похода в Сибирь он прослужил в «диком поле» (степи) у Ермака в станице ровно двадцать лет. В челобитной на имя царя другой старый казак, Ильин, также ссылался на свою двадцатилетнюю службу под началом Ермака.

Иванов и Ильин попали в Ермакову станицу не позднее 1565 года и служили под знаменами атамана до самой его гибели в 1585 году. Если Ермак в 60-х годах XVI века носил атаманский чин, то, значит, ему было в то время никак не меньше двадцати—тридцати лет. Он был младшим современником Ивана Грозного, родившегося в 1530 году.

Родители не выбирали имя своим детям, но отправлялись в церковь к дьячку, и тот, заглянув в святцы, называл младенца по имени великомученика или святого. У крестьянина Тимофея из Борка сын родился в день мученика Ермолая, приходившийся на 26 июля. По этой причине мальчик и получил имя Ермолай. Семья Тимофея, как и любая другая крестьянская семья, была многодетной. Маленький Ермолай рос в компании братьев и сестер. Но немногие из них остались в живых. Большая часть народившихся «робяток» умирала в младенчестве или раннем детстве.

Бескрайние непроходимые леса, болотные топи и озера, редкие поселения вдоль речных берегов — таким был русский Север в XVI веке. Придя сюда в незапамятные времена, поселенцы из Новгорода должны были победить лес, чтобы отвоевать землю под жилища и пашню.

Волость Борок, в которой жила семья Ермака, ничем не отличалась от сотен других таких же двинских и вологодских волостей. Местные крестьяне жили небольшими деревнями по одному-два двора. Деревни стояли на большом расстоянии друг от друга. Зимой над ними бушевали метели, и крестьянские избы тонули в непролазных сугробах. Когда наступало короткое северное лето, крестьянин брался за топор и соху и трудился от зари до зари. Ему помогала вся семья, от мала до велика. Труд, требовавший величайшего напряжения человеческих сил, был, конечно же, самым ярким впечатлением детства Ермака, его братьев и сверстников.

Любой крестьянский сын помнил, как, побеждая в себе слабость и страх, учился он подрубать и валить лес, как, надрываясь, корчевал пни на поле и помогал поднимать новь. Спалив сухостой, крестьянская семья лет пять-шесть жила безбедно, снимая урожаи сам-20, порой и сам-30. Затем земля истощалась, ржи с поля собирали все меньше и меньше. И тогда крестьянину приходилось все начинать сначала. В единоборстве с природой он вырывал у леса новый клочок пашни и ставил «починок на лесе». В трудный момент община, или «мир», всегда приходила ему на помощь.

Казалось бы, сама природа Севера, суровая и капризная, оградила крестьян-общинников от покушений со стороны вотчинников-феодалов. Двинские волости платили дань в казну и не знали дворянского произвола. Дух свободы не покидал северных крестьян, а жизнь в трудах и невзгодах приучала их к долготерпению, воспитывала отвагу и выносливость. Эти люди умели любить свою землю.

Не только на Севере, но и по всей России большая часть населения жила в крохотных деревеньках. Села были подобны редким островкам, затерянным среди деревень. Ермак провел детство и отрочество в селе, отличавшемся не только своим многолюдством. Его родной Борок был волостным центром. Мужики со всей округи собирались в сельцо на сходки, решали мирские дела.

Ермолай был селянин. У его «мира» горизонты были пошире, чем у сверстников из малых деревень. Роста Ермолай был среднего — не велик, не мал, волос имел черный, кудрявый. Люди, видевшие его вблизи, скажут, что . малый был «зрачен» и плосколиц. В старинных говорах «зранный» значило «пучеглазый».

В средние века облик крестьян не отличался утонченностью, насколько можно судить по редким сохранившимся гравюрам средневековых мастеров.

Ермак Тимофеев — плосколицый и пучеглазый — не был исключением. Про крестьянских ребяток часто говорили: «Неладно скроен, да крепко сшит;?. Таким был и Ермолай. Природа отличила его, наделив редким запасом жизненных сил, упрямством и отвагой. Плечистый, сильный, подвижный, Ермак был вожаком в компании сверстников с ранних лет.

Ермаковцы запомнили прозвище своего атамана, полученное им в молодости. В далекие времена прозвище в русском обществе имело совсем особое значение. Подверженные суеверию, люди боялись колдовства и дурного глаза, отчего нередко скрывали свое молитвенное имя и называли себя на всю жизнь одним прозвищем. Даже в официальных документах времен Грозного то и дело мелькают Смирные, Третьяки, Малюты... Кличкой человека, как правило, награждала народная молва. Она приклеивалась навек и указывала на достоинство, на изъян либо на какую-нибудь другую характерную черту. Были Умные и Красные, Горбатые, Брюхатые и Сухорукие, Благие и Нюньки, Ерши и Слизни.

Ермак Тимофеев получил довольно точное прозвище — Токмак. Слово «токмач» обозначало увесистый пест либо деревянную ручную бабу, которой трамбовали землю. «Токмачить» значило то же, что «бить», «колотить кулаком». Кулачные бои были одним из самых древних обычаев в русской деревне. Деревня шла на деревню стенкой. Не одни мужчины, но и юноши состязались в силе и ловкости. В таких сельских состязаниях житель Борка и получил свое прозвище. Оно указывало скорее на достоинство, чем на недостаток. В прозвании «Токмак» угадывается намек на несокрушимую физическую силу.

В народе умели ценить силу, особенно если она соединялась с умом.

Когда археологи извлекли из новгородского грунта берестяные свитки, испещренные письменами, редко кто предвидел, к каким удивительным открытиям приведет их находка. Береста поведала людям, что сельское новгородское население знало грамоту с древних времен. Двинские волости испокон веку входили в состав Новгородской земли. Заселяли их новгородские выходцы.

Объединение русских земель в XVI веке сопровождалось экономическим расцветом. Жизнь менялась на глазах. Прежде пустынная Двина превратилась в оживленную торговую дорогу. Богатые мужики из Поморья и из двинских волостей потянулись к промыслу и торгу. Одни строили соляные варницы, другие уходили  на просторы Студеного моря, чтобы промыслить моржовую кость и рыбу.

Число грамотеев в двинских волостях умножилось. В селе Борок крестьяне отдавали детей «в науку» местному дьячку. В зажиточных крестьянских семьях хранились как величайшая ценность рукописные сборники. По большей части то были богослужебные книги.

Будущего землепроходца Ермака отличали не только редкая сила и выносливость, но и огромная любознательность. Крестьянский сын смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Когда в жизни Ермолая настала короткая пора  учения,  он,  казалось  бы,  схватывал   все  на  лету.

В жизни средневекового общества выдающуюся роль играла церковь. Стремясь подчинить себе духовный мир крестьянина, она задалась целью искоренить народные верования, восходившие к дохристианским, языческим временам. Но народное начало оказалось достаточно сильным, и, несмотря на укоры пастырей, двинские крестьяне продолжали забавляться «бесовскими» игрищами, плясали и пели в рощах, водили хороводы на лугах, забавлялись веселыми скоморошьими представлениями. Пели крестьянки, сгребая сено на скошенном лугу. Пели артельщики с речного струга, пел ямщик на заснеженной дороге.

На Севере продолжала жить древняя культура, восходившая ко временам Киевской Руси. Именно северные сказители спасли от забвения песни о Владимире Красно Солнышко, давно забытые на Киевщине. Уроженец Севера Ермак много раз слышал былины, воспевавшие подвиги русских богатырей на дальних степных границах.

Сказители были желанными гостями в любом селе. Крестьяне встречали их в воротах и вели вместе с гуслярами в горницу. Рокот гуслей заполнял избу, и все кругом замолкало. Взрослые, сидевшие по лавкам вдоль стены, и дети, забившиеся на полати, старались не дышать, чтобы не проронить ни слова.

У каждого времени — свои песни. Древние богатыри в устах северных певцов сами собой превращались в удалых казаков. Татарское иго пало, но прошлое властно напоминало о себе. Что ни год, Русь подвергалась разорительным набегам ордынских мурз. В степи ордынцы возвращались, обремененные добычей и полоном. Те, кому удавалось вернуться'на родину, могли немало рассказать о страданиях православных в басурманском плену. Древние былины перекликались с их рассказами, затрагивая душу и сердце русского человека. Недаром богатыри отправлялись в ордынское поле «переведаться» с врагами. Кто, кроме них, мог освободить страждущих в плену братьев?

Глубоко запала в голову Ермолая песнь о Добрыне:

Одолела удаль Добрынюшку. Врал добра коня он богатырского  Да с собою брал палнчку булатную, Ездил целы» день, с утра до вечера, Да но славну по раздолыщу чнету полю. По.\отелось-то молодому Добрынюшке Ему съезднти во далече чисто поле, Дай h тым горам ко сорочинекпм, Дан к тым норам да ко именным.

Там в поле налетел на молодого Добрынюшку Змей Горыныч о трех головах. Грянул страшный бой. Победил богатырь чудовище, потоптал он много множество зме-енышев.   Отпер   норы  змеиные  и- сказал   таковы  слова:

 Аи  же полона да вы расенские! Вы.\одите-тко со нор вы со именных, Aii ступанте-тко да по своим  местам, По своим местам да по своим домам.— Как пошли-то полона '-пъ\ расейские Aii со тых со нор дан со ммеиных. У них сделался да то и шум велик.

Не меньше, чем о Добрыне, любил Ермак слушать песни о старом казаке Илье Муромце. Кто знает, не тогда ли родилась в нем мечта о степных просторах, об удалых схватках с ордынской силой!