Курс политологии: становление, основные проблемы, методы и темы политической науки

Раздел: Экономика и юриспруденция

Право государства на насилие

Право государства и сообщества обозначалось в римском праве термином jus. Можно выделить множество первоначальных истоков влас­ти и господства. Самым бесспорным из них является сила, ко­торая, в свою очередь, выступает в разных формах. Следует от­метить, что по данному вопросу существует широкая гамма мнений от буквального отождествления власти с силой и физи­ческим насилием до полного отрицания ее связи с силой. Как счи­тал, например, Э. Фромм, «в психологическом плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости». По его мнению, во вла­сти «проявляется неспособность личности выстоять в оди­ночку и жить своей силой».

Власть — это не что иное, как от­чаянная попытка приобрести заменитель силы, когда подлинной силы не хватает. Более того, «сила в психологическом смысле не имеет ничего общего с господством; это слово означает обла­дание способностью... "власть" и "сила" — это совершенно раз­ные вещи». Понятия «господство» и «потенция» — отнюдь не сов­падающие, а взаимоисключающие друг друга понятия. «Власть,— утверждал Фромм,— это извращение силы, точно так же как сексуальный садизм — извращение половой любви». Несколько другая точка зрения представлена С.Л.Франком, по мнению которого «насилие и принуждение может быть в по­литике только подсобным средством, но не может заменить собою естественного, органического, почвенного бытия».

Но это только в идеале. В реальной же истории человечест­ва любая властная система так или иначе, в той или иной сте­пени основана на акте или актах насилия. Сила слишком часто выступала в качестве не последнего, а первого и решающего ар­гумента. Необходимость насилия и принуждения в качестве ме­ханизмов регулирования поведения людей в обществе определя­ется недостаточностью одних только средств поощрения и порицания. Неотъемлемым атрибутом власти являются санк­ции, наказания, в том числе физическое принуждение. Подчер­кивая значимость этого факта, в «Законах Ману» отмечалось: «На­казание — царь, оно — мужчина, оно — вождь и оно — каратель... Если бы царь не налагал неустанно Наказание на заслуживающих его, более сильные изжарили бы слабых, как рыбу на вертеле... Весь мир подчиняется (только) посредством На­казания... Все варны испортились бы, все преграды были бы. со­крушены, и произошло бы. возмущение всего народа от колеба­ния в (наложении) Наказания. Где идет черное, красноглазое Наказание, уничтожающее преступников, там подданные не возмущаются, если вождь хорошо наблюдает». Необходимость санкций, наказаний, запретов вытекает из самой противоречи­вой природы человека.

По-видимому, выражение «сильный всегда прав» восходит еще к тем временам, когда спор решался исключительно с помощью физического насилия. В этом смысле власть представляет собой проявление превосходства в сугубо материальном смысле: если я обладаю способностью подавить или убить другого человека, то я «сильнее» его, я способен подчинить его своей власти.

Слишком часто власть являлась результатом военной побе­ды, узурпации, брато- и отцеубийства, государственного перево­рота или какого-либо другого незаконного деяния. Для любого историка это настолько очевидный факт, что здесь вряд ли на­до приводить какие-либо примеры. Поэтому без всякого преуве­личения можно сказать, что с самого зарождения власти на ней, как говорится, лежит каинова печать. Приходится признать и то, что в основе множества самых мирных, считающихся в на­ши дни самыми законными и укладывающимися в рамки пра­ва общественных и политических феноменов лежат насилие и другие формы противозаконных действий. Так, все важнейшие атрибуты современной демократии и правового государства про­шли испытание насилием. Например, национально-государствен­ный суверенитет, торжество права и закона над божественным правом государей на власть, разделение властей первоначально являлись объектами ожесточенной идеологической и политиче­ской (в том числе и вооруженной) борьбы между противоборст­вующими группами, сословиями, классами, государствами.

На пути разработки, учреждения и институционализации этих принципов и институтов каждая страна прошла через ре­волюции, гражданские войны, цареубийства и другие формы на­силия. Великобритания, считающаяся одной из самых совершен­ных демократий современного мира, пережила две революции, причем в первый раз она избавилась от своего короля отрубив ему голову. Еще в большей степени это верно применительно к Фран­ции, которая прежде чем окончательно принять демократичес­кие ценности и институты, прошла через несколько революций и переворотов. В США политическая демократия и рыночно-капиталистические отношения одержали окончательную победу лишь в результате самой жестокой и кровопролитной со времен Ма­рия и Суллы гражданской войны.

Естественно, что власть ни в коем случае нельзя свести к си­ле, тем более, к голой физической силе или насилию. Но нель­зя не учитывать и тот факт, что власть, не опирающаяся на си­лу, не способная добиться реализации своих решений, в том числе силой или угрозой применения насилия, может оказаться благим пожеланием или просто блефом. В этом смысле власть представ­ляет собой форму выражения силы. Одна из главнейших задач государства — разрешение противоречия между необходимостью порядка и разнообразием интересов в обществе, сопряженных с кон­фликтами. С этой точки зрения государство и власть, политиче­ское в целом призваны внести порядок в рациональную органи­зацию, в социально-политический процесс, обуздать стихию человеческих страстей.

Поэтому естественно, что и государство и власть самым тес­ным образом связаны с насилием.

Государство, даже самое де­мократическое, представляет собой во многих отношениях ме­ханизм принуждения, насилия над людьми. Но это насилие особого рода. Еще Т. Гоббс (продолжая в этом вопросе традицию Н. Макиавелли) усматривал главный признак государства в «монополии (курсив мой.— К.Г.) на принуждение и насилие». Дж. Локк считал политической властью «право создавать зако­ны, предусматривающие смертную казнь и соответственно все менее строгие меры. наказания для регулирования и сохранения собственности, и применять силу сообщества для исполнения этих законов и для защиты, государства от нападения из­вне — и все это только ради общественного блага».

С тех пор этот тезис в разных редакциях стал общим местом в большинстве теорий государства. Данную мысль в несколько иной форме выразил известный немецкий правовед XIX в. Р. Еринг, который подчеркивал, что государство обладает абсо­лютной монополией на принуждение и что государство имеет право на насилие. Наиболее завершенную раз­работку данный тезис получил у М. Вебера. Он, в частности, ут­верждал, что государство невозможно определить социологически в терминах его целей или из содержания его деятельности, по­скольку нет такой задачи, которая была бы исключительным до­стоянием государства. Поэтому, говорил Вебер, четко очерчен­ный признак государства следует искать в средствах, которые оно использует. Таким средством, по его мнению, и является наси­лие: «Государство есть то человеческое сообщество, которое вну­три определенной области... претендует (с успехом) на моно­полию легитимного физического насилия. Ибо для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, на­сколько государство со своей стороны допускает это насилие: единственным источником «права» на насилие считается го­сударство».

Исходя из этой посылки, М. Вебер рассматривал государст­во как «организованный по типу учреждения союз господства, который внутри определенной сферы добился успеха в монопо­лизации легитимного физического насилия как средства господ­ства и с этой целью объединил вещественные средства предпри­ятия в руках своих руководителей, а всех сословных функционеров с их полномочиями, которые раньше распоря­жались этим по собственному произволу, экспроприировал и сам занял вместо них самые высшие позиции». Хотя сущность государства и власти, политического в целом, как будет показа­но ниже, и нельзя свести всецело к отношениям господства и подчинения, все же с точки зрения власти и властных струк­тур эти отношения отличают политическое от других сфер обще­ственной жизни. Более того, государство, власть и насилие не­мыслимы друг без друга. Хотя, подчеркнем, насилие не является единственным средством государства. Но это специфическое для него средство.

Государство, особенно если речь идет о современном государ­стве, в котором как бы в едином организме сочетается множе­ство разнообразных конфликтующих, зачастую несовместимых друг с другом интересов, устремлений, установок и т.д., не в со­стоянии обеспечить выполнение своей главной функции по ре­ализации общей воли своих подданных одними только уговора­ми или благодаря их сознательности и доброй воле. В данном контексте власть является как бы данью, отдаваемой греховной природе человека, средством, призванным бороться с несовершен­ством человека и социального мира в целом.

Мировая история по большому счету еще не знала государ­ства без механизмов и средств предотвращения и наказания уголовных правонарушений, без системы исправительных учреж­дений. Насилие или угроза применения насилия является мощ­ным фактором, сдерживающим людей от всякого рода пополз­новений на жизнь, свободу, собственность других членов обще­ства. Непременные атрибуты государства — человек с ружьем, армия, полиция, призванные гарантировать внутреннюю и внеш­нюю безопасность как самого государства, так и всех без исклю­чения его подданных. Они составляют инструмент силового обеспечения политики государства. В этом контексте прав фран­цузский мыслитель конца XVIII—начала XIX в. Ж. де Мэстр, ко­торый говорил: «бог, сотворивший власть, сотворил и наказание... палач сотворен вместе с миром».

Государство отличается от всех других форм организации лю­дей тем, что оно располагает военной силой и судебно-репрессивным аппаратом. Более того, государство вправе не только при­менить к своим подданным в случае необходимости насилие, но и требовать от них служения с оружием в руках для приме­нения вооруженного насилия к врагам самого государства.

 При этом необходимо учесть следующее обстоятельство. В принципе насилие может быть применено и нередко применя­ется родителями в отношении своих детей, руководителем пред­приятия — в отношении своих подчиненных и др. Но все дело в том, что в любом из этих случаев действия применяющих на­силие противоречат закону. Более того, закон запрещает такие действия под угрозой применения к ним самим насилия. Что ка­сается государства, то формы, средства, условия использования им насилия или угрозы применения насилия строго определены и регламентированы законом.

Поэтому и говорят о легитимном, или узаконенном насилии со стороны государства.

Важно учесть также не только легитимность насилия, применяемого государством, но и то, что ему и толь­ко ему принадлежит это исключительное право. Коль скоро все граждане независимо от социального положения, националь­ной, религиозной, профессиональной или иной принадлежнос­ти равны перед законом, то ни один из них не вправе (кроме тех случаев, которые предусмотрены законом) применить насилие в от­ношении другого человека. Это касается и разного рода органи­заций, объединений, союзов, заинтересованных групп.

Другими словами, право применения или угрозы применения насилия отнято у всех индивидов и коллективов, составляющих общество, и сосредоточено в одном месте — у государства. Госу­дарство не просто наделено правом на применение насилия, а пользуется исключительным правом, т.е. монополией на при­менение насилия. Поэтому-то и говорят, что государство обладает монополией на легитимное, или узаконенное насилие. При­чем такая монополия составляет важнейшее условие самоорга­низации и интеграции высокодифференцированного общества.

Очевидно, что в современном государстве сила, насилие и принуждение облекаются в форму писаных или неписаных за­конов, разного рода запретов и предписаний, которые в сущест­венной своей части строго определены и при необходимости ис­полняются с использованием силы. При всем сказанном, власть отнюдь не сводится всецело к функции насилия. Во властных от­ношениях подчиненный, будучи одной из сторон, тоже являет­ся участником этих отношений. Выше уже говорилось, что цель самоорганизации государства дается как бы изнутри. Это выра­жается, в частности, в том, что право государства и сама идея государственности вклю­чает в своей основе начало солидарности, вытекающей, как под­черкивал С.Л.Франк, из онтологического единства «мы». «Государственное единство в лице патриотического сознания более всего утверждается через интимное сознание местных областных единств, через любовь к своеобразию своего родного города или родной области, через привязанность к местным обы­чаям, песням, диалекту... Общество, как живой организм, имен­но постольку прочно и жизненно: поскольку оно, как всякий слож­ный организм, складывается как иерархическое многоединство подчиненных и соподчиненных низших общественных единств».

Государство представляет собой единство всеобщего и част­ного интереса, синтез всеобщей и частной идеи. Здесь к началу личной свободы и личных прав присовокупляются начала обя­занности. Каждый конкретно взятый гражданин должен дейст­вовать не только в собственных интересах, но и во имя общего блага, преследовать не только частные цели, но и носить в сво­ем сознании начала общественные. Все это позволяет сделать вы­вод, что власть проявляется не только в насилии, но также в различных «динамичных формах зависимости, независимос­ти и взаимозависимости между человеком и человеком, лично­стью и обществом, социальными группами, классами, государ­ствами, блоками государств».

Общество или государство представляет собой не некое меха­ническое соединение тех или иных институтов и отношений, а фор­мы самоорганизации человеческих сообществ, где единство не на­вязано извне силой, а дано как бы изнутри. С данной точки зрения немаловажен тот факт, что помимо насилия власть имеет своим основанием целый ряд других источников, например традицию, обычай, добровольное делегирование полномочий гражданами на основе договора и т.д., место, значение и роль которых общеиз­вестны. Поэтому политическая власть никогда не бывает всеисключающей. Рядом с ней и зачастую в противовес ей существу­ет множество других источников и форм власти и авторитета, которые призваны уравновешивать и ограничивать ее. Это власть и авторитет традиции и обычая, разного рода организаций, объ­единений, институтов гражданского общества, такие как церковь, семья, университеты, бизнес, общественное мнение и средства мас­совой информации, профсоюзы и заинтересованные группы, гос­подствующие в обществе нравственные императивы.

В значительной мере степень независимости граждан от го­сударства, степень демократичности общественно-политической системы прямо пропорциональна степени полицентричности распределения власти в обществе. Как же в этом случае совме­стить принцип единства и неделимости верховной власти госу­дарства? Дело в том, что в соответствии с большинством совре­менных теорий верховная государственная власть имеет некие границы, которые она не вправе преступать. Это — неотчужда­емые права личности на жизнь и свободу мысли от внешнего вме­шательства. Как подчеркивал П.И.Новгородцев, императивом для верховной власти остается «идея суверенитета народа и лично­сти». Между правом, государством и отдельно взятой личностью существует некий договор относительно этих неотчуждаемых прав личности на жизнь, свободу и независимость, договор, подкреп­ленный «народовластием и парламентаризмом» в Конституции. Гарантией сохранения и реализации прав личности Новгородцев считал строгое разделение прерогатив и функций властей, при­званное не допустить перекоса в пользу какой-либо ветви влас­ти, в том числе и «деспотизма парламента». При этом он всяче­ски подчеркивал, что «под единой властью... не разумеется, конечно, власть единоличная».

Очевидно, что в современную идею суверенитета органичес­ки встроены принципы, не допускающие ее использование в це­лях установления деспотизма, будь то исполнительная или за­конодательная ветвь власти или отдельное лицо. Необходимо учесть, что в подавляющем большинстве стран развитого мира сама по­литическая власть не является неким монолитом, а различные ее компоненты уравновешивают друг друга как бы изнутри. Этому, в частности, служит система сдержек и противовесов, предполагающая существование множества конкурирующих между собой центров власти, призванных обеспечить «равновесие власти». Особо важное значение для достижения такого равно­весия имеет принцип разделения власти на три главные равносущные ветви — законодательную, исполнительную и судебную. Разделение властей отражает конкретные интересы конкрет­ных социальных и политических сил, их борьбу и взаимодейс­твие.

Термины:

право государства

право существует для пользы государства