|
Если согласование слов между собой и целых частей
предложения уклоняется от привычных норм, мы получаем анаколуф. Под
анаколуфом подразумевается предложение, так сказать, не сведенное воедино в
своем согласовании. Анаколуфами пестрит наша разговорная речь, когда в середине
фразы мы забываем, как мы начали свое предложение, и заканчиваем его новой
конструкцией, не согласованной с началом фразы.
Вот пример
анаколуфа из Писемского:
«Чувствуемый
оттуда запах махорки и какими-то прокислыми щами делал почти невыносимым
жизнь в этом месте». («Старческий грех».)
«Прокислыми
щами» – творительный падеж – совершенно не согласовано с тем словом, с
которым следовало согласовать – «запах». Следовало сказать: «Запах махорки и
каких-то прокислых щей». Творительным падежом управляет глагол «пахнуть»,
которому соответствует существительное «запах». Ставя творительный падеж,
автор думал о глаголе, а не о существительном («пахло какими-то щами»). В той
же фразе мы видим: «делал невыносимым жизнь». Можно сказать «делал
невыносимой жизнь», «делал невыносимым пребывание». Здесь «невыносимым» и
«жизнь» не согласовано в роде, как будто бы, подойдя к прилагательному
«невыносимым», автор не знал, какое существительное он подберет, и поэтому
избрал мужской (или средний) род как нейтральный (ср.: «представляется
невыносимым жить в этом месте» – не имеющее рода неопределенное наклонение,
или инфинитив, «жить» согласуется в среднем роде).
Трудно
определить, является ли данная небрежность стиля преднамеренной, – но таким
именно способом можно имитировать разговорную речь.
Сравни:
Карманами
руки зацепив –
А! пропадай
вся гниль с конца,
Глаза – что
кольца на цепи
Звенят по
Кронверкским торцам.
(Н.
Тихонов.)
Здесь
придаточное «карманами руки зацепив» согласовано с неосуществленным главным
предложением (типа «он говорит»), замененным прямой речью: «А! пропадай вся
гниль с конца».
Часто к
анаколуфам прибегают для характеристики расстройства речи. См., напр., в
«Бесах» Достоевского конструкцию речей Кириллова.
Сущность
анаколуфа в согласовании не по грамматическим формам, а по смыслу. Слова
согласуются не с тем, что заключается в предложении, а с той формой, какой
могла бы быть выражена та же мысль.
Характерным
приемом согласования по смыслу является силлепс, конструкция, в которой
собирательные существительные единственного числа согласуются с множественным
числом глагола, так как включают в себя представление множественности.
Например:
Что делают
меж тем герои наши?
Стоят у
Кром, где кучка казаков
Смеются им
из-за гнилой ограды.
(Пушкин.)
Синий лен
сплести хотят
Стрекоз
реющее стадо.
(X л е б н и
к о в.)
От таких
приемов ненормального согласования следует отличать варваризм синтаксиса,
т.е. применение в русском языке синтаксиса иных языков.
Таковы,
например, типичные для русской литературы синтаксические галлицизмы.
Например, в первом издании «Евгения Онегина» XXX строфа первой главы
оканчивалась:
«Две
ножки!.. Грустный, охладелый,
И нынче
иногда во сне
Они смущают
сердце мне».
Стихи эти
сопровождались примечанием: «Непростительный галлицизм». Введение его в свои
стихи Пушкин мотивировал приверженностью к галлицизмам:
Раскаяться
во мне нет силы,
Мне
галлицизмы будут милы,
Как прошлой
юности грехи,
Как
Богдановича стихи.
Впрочем,
Пушкин отказался от этого галлицизма в позднейших изданиях романа и
соответственно изменил стихи:
«Две
ножки!.. Грустный, охладелый,
Я всё их
помню, и во сне
Они тревожат
сердце мне».
Таким
образом определения «грустный, охладелый» оказались согласованными с
именительным падежом («я все их помню»).*
Поскольку
каждая лексическая среда обладает своими специфическими синтаксическими
оборотами, наблюдаются также и синтаксические диалектизмы, архаизмы,
прозаизмы и т.п.
Стилизованная
речь одинаково прибегает как к лексике, так и к синтаксису стилизуемой
языковой среды (примеры см. выше).
Возвращаясь
к необычным согласованиям, не мотивированным заимствованием из чужой
лексической среды, отмечу также конструкции, в которых не хватает для
законченной структуры некоторых членов предложения, дополняемых психологически
из остального контекста. Такие конструкции именуются эллипсисом.
Например:
Мы села – в
пепел, грады – в прах,
В мечи –
серпы и плуги.
Обыкновенно
при эллипсисе опускается глагол. В данной конструкции глагол обнаруживается
благодаря наличию предлога «в» (предполагается глагол «обратим»,
«переделаем», «переработаем» и т.п.)*.
Безглагольные,
или вернее бессказуемостные конструкции типичны в лирике*. Так построено,
например, известное стихотворение Фета:
Шопот.
Робкое дыханье,
Трели
соловья,
Серебро и
колыханье
Сонного
ручья.
Свет ночной.
Ночные тени, –
Тени без
конца.
Ряд
волшебных изменений
Милого лица.
В дымных
тучках пурпур розы,
Отблеск
янтаря,
И лобзания,
и слезы, –
И заря,
заря!..
Сравним с
этим современное стихотворение С. Обрадовича («Узловая»), где аналогичные
безглагольные конструкции дают сгущенный, убыстренный сценарий:
Степь. Ночь.
Муть. Снега.
Вьюжные в
мути – стога.
Асфальт.
Слякоть. Мешки. Узлы.
Лохмотья. В
лохмотьях из полумглы –
Птицы
бескрылые – не взлететь в простор,
Угли тлеющие
– глаза;
Копошились,
вязли, бились в упор,
Задыхаясь,
хрипя и грозя.
Эллиптические
конструкции дают сжатость и энергию выражению. Они являются довольно обычным
приемом разговорной речи, где привычные словесные формулы и обороты
заменяются одним словом, напр. «пока» (при прощании), «всего» (вместо «желаю
вам всего наилучшего») и т.п.
Сравни:
Не то чтоб,
а так иногда вообразишь, и станет нехорошо.
(Достоевский.)
Здесь слово
чтоб заменяет собой целое придаточное предложение.
|