Публицистика и очерки военных лет

От советского информбюро…

1941-

1945

1.

В широкие, открытые ворота дуют страшные, пронизывающие сквозняки. Но вот мы прошли метров десять - пятнадцать, и обдало таким жаром, что, кажется, сейчас вспыхнет одежда, облупится лицо. Жар хватает со всех сторон - и снизу и с боков, а главное - откуда-то сверху. И мы невольно поднимаем глаза. Наверху, почти под переплетами крыши, движется огромный кран. Захватив двумя пальцами раскаленную многотонную болванку, он тащит ее. Звенят предупреждающие звонки. Они звенят повсюду, то тут, то там, нагоняя на свежего человека тревогу. Но люди спокойны, ловко и быстро железными крюками переворачивают металл, укладывая его в вагонетки.

-          Вы что, малость растерялись, друг мой? - засмеялся

партийный работник Николай Александрович и, взяв меня

за руку, повел по лесенке. - Главное вот здесь.

Не успели мы еще подняться по лесенке, как опять пахнуло таким жаром, что глаза невольно зажмурились, а по лицу забегали колючие мурашки. Секунда, две, три. Открываю глаза.

Передо мной - бушующие вулканы. Расплавленный металл кипит там, внутри печей, стенки печей будто покрыты ползучим серебром. Он воюет там, этот расплавленный металл. Воюет, как великан, которому мало места, которому нужны просторы. И кажется: сейчас этот великан вырвется на волю и зальет все и всех своим всесжигающим пламенем.

Но люди у печей, вооруженные длинными ломами, в синих очках, потные и обжаренные огнем, широко открывают жерла печей.

-          Снимают шлак, - проговорил Николай Александро

вич. - Вы видите переднего сталевара - это бригадир. На

него и падает главный огонь. Смотрите, как они работают.

Ни одного слова. Все на движении. Вон бригадир повернул

руку, и все двинулись за этой рукой. Кивок головой влево,

и крюк пошел влево.

-          Да-а. Это очень красиво, - вырвалось у меня.

-          Смотрите, сейчас будут выпускать сталь.

Кран легко поднес огромнейший черный ковш - тонн на шестьдесят стали. И вот в него хлынул металл. Он вырвался, как из-под земли, фыркая, разбрасывая во все стороны огненные брызги.

Вскоре мы попали к электропечам. Они стояли в ряд -десять печей. Две печи не работали. Я спросил, почему они бездействуют.

-          Не хватает электроэнергии. Урал, видимо, не ждал,

что его так тряхнут в этом году. На электроэнергию, на

нефть, на уголь сейчас такой спрос, как на хлеб...

-          Что же предпринимает Урал?

-          Строятся новые электростанции.

Мы видели блюминг. Раскаленная стальная болванка, попав сюда, словно превращается в игрушку. Рычаги толкают ее по роликам, и вот она попадает на обжимы. .. Минуты через две болванка уже превращена в длинный брус. И брус этот, как мыло, разрезают на части ножи.

Но что бы мы ни смотрели, внимание снова обращалось к мартенщикам - к этим людям бушующего огня. Николай Александрович проговорил:

-          Эти люди ни на фронте не сдадут, ни здесь. Закалились.

2.

Директор часового завода Иван Иванович напоминает главу семейства, который очень доволен своими ребятами. Про самые тяжелые времена и то говорит с усмешкой:

- Ну, приехали мы сюда. В спешке, конечно. То не захватили, другое не захватили и стояли вот так же, как эта "эмка", - показывает он на легковую машину у подъезда, без мотора, без фар и без колес. - А тут еще людей нет. Приехало человек триста, а надо очень много. Где взять людей? Да ведь людей-то каких! Мы ведь не сапожные колодки работаем!

Что делать? Пошли к школьникам. Летчиков, мол, вы любите? Любим, кричат. Та-ак. А танкистов любите? Любим, кричат. Ну, вот, тогда айдате к нам, учиться будем. И повалили. Честное слово, повалили.

Но уже и без честного слова директора было ясно, что в цехах главным образом работают подростки.

Директор подошел к девушке. Она маленькая, золото-головая. Лицо все обсыпано веснушками - веснушки на носу, на щеках и даже на подбородке. Это ей очень идет, но она-то, видимо, от этого страдает. Как только мы подошли к ней, она ладошкой прикрыла лицо.

-          Ах, дочка, дочка! Молодчина ты у меня. Как, программу

выполняешь?

Девушка вспыхнула, опустила глаза и еле слышно:

-          Выполняю, Иван Иванович.

-          А ты громче, громче об этом говори. О славе ведь

говоришь, о хорошем деле. На весь цех крикни: программу,

мол, выполнила!

-          Вот когда перевыполнять буду, тогда и крикну, - еще

тише говорит девушка.

Она этим даже как-то озадачила директора. Он чуточку постоял около нее молча, затем подхватил:

-          Ой, молодчина! - И продолжал: - Да они у нас тут

все такие. Есть, кто всей семьей работает. Например, Чесал-

кины. Мать, дочки, сыновья. А хотите, я вам покажу наши

знаменитые автоматы? О-о-о! Это чудо-машины.

И вот мы в новом цехе. Тут в ряд стоят станки. Их очень много, но сами они будто игрушечные.

-          Вот на этот, на этот подивитесь, - говорит директор

и подводит к одному из автоматов. - Смотрите, какой он

сердитый.

И в самом деле, станок работает как-то сердито, напоминая щенка, которому впервые попала в зубы кость, и он грызет ее, ворчит, боясь, как бы у него эту кость не отняли.

-          Здорово! Что он делает?

-          Деталь для камней, - отвечает паренек у станка.

-          А ну, покажи эту деталь, - просит директор и громко

хохочет.

Паренек что-то несет на кончике пальца. Показывает:

-          Вот, - говорит он весьма серьезно, - деталь. - Но и

сам он не видит этой детали, на пальце у него какая-то

черненькая крошка.

-          Это надо под лупой. Под лупой. - И директор дает

лупу.

Мы смотрим через лупу. Действительно, какой-то обо-док.

-          Для чего он?

-          Для камней. Мы же вырабатываем часы - часы для

танков, для самолетов, для кораблей. Вот камешки и вста

вляются в эти ободки. Посмотрите, какие часы.

Директор пригласил в помещение, открыл шкаф. Оттуда повеяло холодом, и там мы увидели заиндевевшие, поседевшие часы для самолетов, для танков.

-          Морозом испытываем. А тут вот жарой.

Второй шкаф был полон нестерпимым жаром.

-          А это вот, - директор осторожно взял в руки огромные

круглые часы, - это морской хронометр. Вот какие штуки

мы тут делаем.

3.

Все время, пока мы были на часовом заводе, Николай Александрович молчал. Молчал он и потом, когда пересекли на машине город, выбрались на снежную равнину и вскоре очутились в сосновом лесу. Освещенный фарами лес казался богатырским...

Наконец машина остановилась у новых ворот. Николай Александрович, выбираясь из машины, вдруг заметно заволновался.

-          Тут туляки... - пробормотал он, заметив мой уди

вленный взгляд.

Где-то совсем недалеко от нас раздалась пулеметная очередь. Затем вторая, третья. В другой стороне, тоже неподалеку, загрохотали пушки.

-          Что это?

-          Испытание. Так вот и день и ночь, - ответил Николай

Александрович, входя в помещение, залитое электрическим

светом. По всему было видно, что здание построено совсем

недавно: потолки еще светились золотистыми сосновыми

переплетами. Это сборочный цех. Тут было неожиданно

тихо. Только слышно, как за барьером, в соседнем цехе,

урчат, шипят, царапают станки, оттачивая нужные детали.

-          Как здесь просто все, - замечаю я.

-          Просто? - Он покачал головой. - Нет. Очень сложно.

Ну, например, пулемет. Он дает шестьсот выстрелов в ми

нуту - это значит, шестьсот раз в минуту все детали при

ходят в движение. Да еще в какое движение! Вы понимаете,

какие должны быть детали? Ведь это то же самое, что

часы, но гораздо серьезней. И вот какая-нибудь деталь

на испытании заела... Тогда шарь по всему заводу - кто

и где сплоховал. Иногда у всех инженеров головы вспухнут.

Это и понятно, есть рабочие-то еще неопытные. На десяток

туляков - сотня новых, здешних, месяцев десять назад

пришли на завод.

-          И как работают?

-          Хорошо! Вы поговорите вон с тем рабочим. Фамилия

его Лезаров. С ним недавно случилось такое: надо было

обработать одну деталь, такую, без которой мог бы оста

новиться весь завод. Сменщик его заболел. И Лезаров не

ушел от станка. Он стоял день, потом второй. Начали пухнуть

ноги. Тогда он разулся и стал на пол босыми ногами...

А своего-таки добился.

Я подошел к станку, за которым работал Лезаров. Он высокий, широкий в плечах, но с лица худ.

-          Устаете? - спросил я и тут же понял, что вопрос мой

наивен.

-          А то как же! - просто ответил Лезаров. - Как не

уставать? Конечно, устаем. Да ведь теперь по-другому-то

и нельзя работать: война. Наши братья, поди-ка, на фронте

устают. А мы-то что ж, по курортам, что ль, будем ездить? -

Он глубоко вздохнул и еще сказал: - В этом, брат, и есть

святая обязанность наша - работай не покладая рук. Будете

в столице, так и передайте: работают, мол, на далеком-

то Урале. Народ работает... И крепко работает. Вот что.

Вместе с туляками работаем, с москвичами, с ленинград

цами, с харьковчанами, с киевлянами...

-          Вот они какие у нас, - уже входя в здание парткома,

проговорил Николай Александрович.

30 апреля 1943 года