Публицистика и очерки военных лет

От советского информбюро…

1941-

1945

По приказу Верховного командования

Красной Армии 3 июля советские войска

оставили город Севастополь.

В течение 250 дней

героический советский город

с беспримерным мужеством и стойкостью

отбивал бесчисленные атаки немецких войск.

Немцы в июне бросили против

отважных защитников Севастополя

до 300 000 своих солдат,

свыше 400 танков

и до 900 самолетов.

Из сообщения Совинформбюро 3 июля 1942 г.

Бывают временные отступления, которые значительнее иных побед. Таким было отступление Севастополя. Весь мир обнажил головы в знак уважения, когда окровавленный, измученный титанической борьбой город моряков шаг за шагом отходил спиной к последнему маяку Крыма - Херсонесу...

Враг, вгрызаясь в каменистую севастопольскую почву тысячами авиационных атак, занял, наконец, Северную сторону, захватил Инкерман, ворвался на территорию разрушенного города. В этот час каждому стало ясно, что дни Севастополя сочтены. Никто не обманывался. И все-таки никто не чувствовал себя побежденным. И никто не помышлял о капитуляции. Борьба продолжалась. Смертельная, страшная борьба.

Севастополь, одетый в гимнастерку, из-под которой виднелась оставленная "на счастье" морская тельняшка, бил и рушил, крошил и сжигал ненавистью и злобой, умением и отвагой соединения фашистских войск.

Военные специалисты Гитлера были поражены не столько упорством наших войск, сколько удивительной гармонией - "симфоничностькз" взаимодействия всех родов нашего оружия. Медленно отступавший Севастополь уносил на своих опаленных знаменах великие примеры блестящего владения оружием.

Немцы били по городу из 24-дюймовых пушек, каждый снаряд был длиной более двух метров. Они перепахивали землю авиабомбами весом в полторы-две тонны. Уже был стерт с лица земли Малахов Курган. Уже сгорела знаменитая Севастопольская панорама. Уже трудно было угадать, где пролегали когда-то улицы: самый профиль их был смят глубокими воронками. А город все еще сопротивлялся. Снова и снова бросались наши моряки в контратаки. Снова и снова под прикрытием дымовой завесы вылетали из тесного ангара, высеченного в скале, наши самолеты, бесстрашно вступая в неравные воздушные бои.

Уже десятки немцев и румын упали навзничь, чтобы никогда не встать. И немцы в исступлении посылали на город новые и новые сотни самолетов. Воздушная блокада достигла апогея. На город, порт, подходы был надет бронированный воздушный колпак, под которым Севастополь, по замыслу немцев, должен был задохнуться без хлеба и снарядов, горючего и бинтов, воды и подкреплений. Немцам уже мерещился белый флаг капитуляции.

Над руинами города, над безмятежно застывшим морем предательски светила луна. Своим мертвенно-бледным светом она выдавала врагу малейшую попытку нашего военного флота прийти на помощь Севастополю. Уже в начале июня Черное море стало ареной жесточайших боев. Оно было покрыто огромными нефтяными пятнами, отмечавшими след погибших танкеров, обломками немецких подводных лодок и самолетов. На его поверхности плавали спасательные круги, стулья, трупы.

Да, уже не хватало снарядов. Уже не хватало хлеба и пуль. Да, было нестерпимо тяжело. Настал час самого страшного испытания. Как теперь без медикаментов и пресной воды, без достаточного количества боеприпасов будут вести бой защитники города? Не подымут ли они свои загорелые руки к голубому небу, моля врага о пощаде?

Нет. В эти последние минуты севастопольцы как никогда были сказочно мужественны и великолепны в своем бесстрашии. Героическое племя советских моряков, нашедших когда-то в себе волю по приказу Ленина потопить Черноморский флот, поклявшихся теперь Сталину умереть, но не опозорить родной земли, выполняли свой долг и умирали строго и просто.

Знаменитая береговая батарея капитана Александера, имя которой прогремело по всей стране, прикрывала огнем своих 12-дюймовых орудий Северную сторону. Она вела огонь до тех пор, пока немцы не окружили ее и не подошли вплотную. Одно орудие уже было выведено из строя. Снаряды подошли к концу. На батарею по радио был передан приказ эвакуироваться. Артиллеристы бросили в эфир гордый ответ: "Умираем на родной земле". Раздался страшной силы взрыв, и батарея Александера перестала существовать.

А Севастополь все еще боролся.

Ни одна батарея не сдалась на милость победителю. Все они, одна за другой, заканчивая бой, сами взрывали себя.

Только раненым был предначертан другой исход. На машинах без шин и покрышек, грохотавших металлическими скатами по разбитому шоссе, на лафетах орудий, на руках несли, везли раненых. Под градом пуль их сажали в самолеты, подводные лодки, шаланды, баркасы и отправляли на Большую землю.

Раненые, истекающие кровью моряки в пехотных, защитного цвета пилотках, обшитых морскими ленточками бескозырках, обливаясь слезами, ложились на берег и целовали песок. Они умоляли не отправлять их. Они хотели умереть здесь, в Севастополе, рядом с друзьями, оставшимися до последнего смертного часа. С трудом отрывали их от севастопольской земли с зажатыми пригоршнями песка и насильно уносили в подводные лодки.

Уже пятые сутки над Севастополем висел непроницаемый пыльный туман от страшной артиллерийской канонады. Все потонуло в этом мраке. Все, что можно было взорвать, взорвали. Все, что можно было спасти и увезти, спасли и увезли. Все выведенное из строя вооружение утопили в море, чтобы даже металлический лом не достался врагу.

Немцы вступили в огромный город-кладбище. Сомкнутыми рядами, защищая грудью друг друга и общей цепью i ох, кто должен был уйти на Большую землю, шаг за шагом отступали севастопольцы. Это уже не были строгие войсковые соединения. Но это не был и хаос. В великую последнюю шеренгу Севастополя встали рядом моряки и кавалеристы, артиллеристы и летчики, курьеры и пехотинцы, женщины и подростки.

Теперь уже шла борьба "на характер". Каждое из таких стихийно сложившихся соединений ставило перед собой цель - затащить на свою позицию побольше боеприпасов и подороже отдать свою жизнь. Умирая, моряки кровью писали: "Вернитесь в Севастополь!"

И те, кто ушел, вернутся. Они вернутся не одни. С ними придут все, у кого с именем Севастополя связаны личная гордость, любовь к Родине, преданность великой идее нашей страны, уважение к нашей замечательной истории и вера в счастливое будущее.

Уже по ту сторону моря я виделся и разговаривал с людьми, которые самыми последними уходили из Севастополя. Когда в городе раздавались последние выстрелы, командиры Севастопольской обороны, следуя гордой морской традиции, последними сходили с исторического капитанского мостика. Вице-адмирал Октябрьский и дивизионный комиссар Кулаков улетели с последним самолетом. Генерал Петров ушел в море с последней подводной лодкой.

Я видел катер, уходивший из Севастополя, в его последний час. Этот катер назывался "Папанин". На нем не было ни мачт, ни мостика. Он был весь прострелен и светился как решето. Но немцам не удалось его потопить. И первое, о чем заговорили измученные, измотанные не прекращавшейся ни на час восьмимесячной борьбой люди, было: мы вернемся в Севастополь...

.. .Среди раненых краснофлотцев я заметил одного, у которого рядом с медалью была пришита какая-то странная, очень большая пуговица. "Что это за пуговица?" - спросил я. "Нахимовская, - ответил моряк. - Музей разбомбило, сюртук ихний разорвало, так вот мы ее и пришили..."

26 июля 1942 года