География мирового хозяйства

Раздел: Учебники

Занятость в сельском хозяйстве. В середине 80-х гг. на нашей планете буднично свершилось событие, которое по праву можно счи­тать примечательной вехой в истории цивилизации: в сельском хозяй­стве оказалось занятым менее половины всего самодеятельного насе­ления. Тем самым человеческое общество сделало очередной шаг на своем экономическом пути. Согласно международной статистике до­ля мужского рабочего населения, занятого в агропроизводстве, слу­жит показателем, на основе которого страны делятся на индустриаль­ные (менее 35%), полуиндустриальные (35—59%) и аграрные (60% и более). Таким образом, современный мир можно характеризовать как полуиндустриальный. Это обобщающее заключение отражает уни­версальную тенденцию, которая с явно неоднозначной силой проявля­ется в разных частях земного шара и потому выступает компромиссным следствием взаимодействующего сосуществования двух групп стран: с развитой экономикой и развивающихся.

В первой из них доля самодеятельного населения, добывающего средства к жизни непосредственно аграрным трудом, на начало 90-х гг. составила в целом 8,7%, а в США и Великобритании не достигает даже 3%. Во второй группе, которая в силу своей людно­сти определяет и глобальный итог, средний показатель равнялся 55%, в отдельных случаях приближаясь к 90%, например, в Непа­ле. Благодаря развивающимся странам в мире еще продолжается абсолютное увеличение численности рабочей силы, вовлеченной в агропроизводство, несмотря на постоянный и по существу повсеме­стный отток селян в города — на учебу и ради профессионального роста, в поисках работы и пропитания.

Пионером в преодолении выше указанного 50-процентного рубе­жа стала еще в 30-х гг. XVIII в. Великобритания, к которой более чем через 100 лет присоединились Бельгия и Нидерланды. Только после этого процесс приобрел динамизм, охватив постепенно все страны, которые ныне называют промышленно развитыми. Под рас­сматриваемым углом зрения их временной отрыв от остальных ис­числяется, следовательно, в 1,5—2 столетия.

Кардинальные различия в структуре занятости вызываются преж­де всего тем обстоятельством, что в этих странах произошло корен­ное техническое переоснащение сельского хозяйства. Далеко про­двинувшаяся механизация вкупе с достижениями прикладной науки, воспринятыми сельской местностью, привели к резкому сокраще­нию потребностей отрасли в рабочей силе и скачкообразному росту производительности труда. В результате один фермер оказался в состоянии обеспечивать продовольствием до 80 человек и более, как это наблюдается в Нидерландах, Дании, Бельгии, Великобрита­нии и США, что позволяет не только удовлетворять внутренний спрос, но и поставлять продукцию на экспорт.

В развивающихся странах, где агропроизводство до недавнего времени почти полностью базировалось на архаичной ручной тех­нике, производительность труда удерживалась, по некоторым, воз­можно, излишне пессимистическим оценкам, на уровне, свойствен­ном еще античной Греции и Риму, или была даже несколько ниже. Посему рядовой крестьянский двор в третьем мире с трудом удов­летворяет собственные нужды и часто не может поставить на ры­нок продукты питания хотя бы еще для одной семьи.

Показательно положение в Муссонной Азии с ее богатейшими традициями земледелия. Там хозяйства, придерживающиеся веко­вой практики возделывания риса, затрачивают на получение 1 т продукции в 20—30 раз больше живого труда, чем фермеры рисопроизводящих хозяйств в США. Но урожаи снимают в 4—5 раз ниже, поскольку в 300 раз меньше, в расчете на единицу площади, затраты энергии за счет использования коммерческих видов топлива.

Вместе с тем, механизация отнюдь не гарантирует автоматиче­ского достижения высоких экономических показателей, если у про­изводителей нет прямой заинтересованности в конечных результа­тах труда («человеческий фактор»), а организационная структура отрасли далека от оптимальной. По этой причине за 1970—1990 гг. отставание сельского хозяйства СССР от США увеличилось по про­изводительности живого труда и эффективности основных фондов с 3—4 до 9—10 раз. В 1991 г. в России затраты труда на получение одной тонны продукции превышали соответствующие показатели США еще середины 80-х гг. по пшенице в 4,6 раза, по всем зерно­вым, включая кукурузу, в 8 раз, по молоку — в 17 раз, по говядине в 23,5 раза. И если в российском скотоводстве механизация опера­ций остается еще слабым звеном, то в земледелии пахота, сев и уборка зерновых практически полностью выполняются машинами.

Естественно, встает вопрос, почему активно сокращалась чис­ленность занятых в сельском хозяйстве ряда промышленно разви­тых стран во главе с Великобританией в тот период, когда деревня не могла быть обеспечена современной техникой. Это объясняется постепенной организацией массового импорта продовольственных товаров и аграрного сырья из колоний и полуколоний. Причем вво­зимая продукция приобреталась по очень низким ценам и оплачива­лась за счет экспорта фабричных изделий. Как правило, такой путь быстрой трансформации отрасли и преобразования деревни закрыт для развивающихся стран и нельзя ожидать дублирования истори­ческого процесса.

В аграрной местности зачастую сложно разграничить участие селян в домашнем хозяйстве и их производственную деятельность, особенно если она приурочена к приусадебному наделу — огоро­ду — или связана с первичной переработкой продукции. В резуль­тате сельскохозяйственная статистика отражает обычно не все фак­тические затраты труда, в первую очередь недооценивая в этом случае трудовой вклад женщин, относимых к категории домохозя­ек. Дефекты статистики проявляются в тем большей степени, чем активнее женщины на деле вовлечены в агропроизводство. Прежде всего, сказанное относится к Тропической Африке, где их доля в самодеятельном населении, занятом в сельском хозяйстве, как ми­нимум близка к 50%. Не случайно, что применительно к данному региону все чаще говорят о «женской системе земледелия», жизнеспособность которой поддерживается господством на полях мотыги, ибо применять ее женщинам явно сподручнее, чем ходить в борозде за плугом.

Напротив, в Северной Африке, где не только доминирует пашен­ная агрикультура, но и прочны каноны ислама, аналогичный пока­затель составляет лишь около 15% (хотя похоже, что мусульман­ская семейная традиция и, в частности, практика затворничества женщин влекут за собой недоучет их реальной производственной роли в переписях и при обследованиях). Вопросы полового разделе­ния труда, крайне слабо освещаемые в географических публикаци­ях, имеют отнюдь не только внутрихозяйственную значимость и не замкнуты даже рамками аграрного сектора. Так, исключительный размах постоянных и сезонных миграций трудоспособных мужчин из сельских районов в города Тропической Африки стал во многом возможен потому, что выполнение большинства видов земледельче­ских работ лежит на женских плечах. Отсюда вытекает, кстати, остающаяся без должного внимания задача организации професси­онального обучения женщин на селе. Она касается и промышленно развитых стран, где при всей пестроте наблюдаемой картины тоже сохраняет актуальность: например, в Нидерландах почти на поло­вине ферм женщины активно участвуют в производственном про­цессе, затрачивая на это 22,3 часа в неделю.