ГЁТЕ. Биография и творчество Гёте. Великий писатель. Роман Страдания молодого Вертера

  

Вся электронная библиотека >>>

Биографии гениев >>>

 

 Биографии известных людей

биографииБиографии

 


Разделы: Рефераты, сочинения, курсовые

Биографический словарь

Писатели Философы

Всемирная история

 

ГЁТЕ (1749-1832)

 

На его смерть русский поэт Евгений Баратынский отозвался так:

Погас! но ничто не оставлено им

Под солнцем живых без привета;

На все отозвался он сердцем своим,

Что просит у сердца ответа;

Крылатою мыслью он мир облетел,

В одном беспредельном нашел ей предел.

Все дух в нем питало- труды мудрецов,

Искусств  вдохновенных  созданья,

Преданья, заветы минувших веков,

Цветущих времен упованья...

С природой одною он жизнью дышал:

Ручья разумел  лепетанье,

И говор древесных листов понимал,

И чувствовал  трав  прозябанье;

Была ему звездная книга ясна,

И с ним говорила морская волна.

Действительно, гений Иоганна Вольфганга Гёте был всеохватен: поэт, писатель, государственный деятель, драматург, ученый, художник, мыслитель. В нем соединились вольнодумство и сентиментальность эпохи Просвещения, романтизм и мечтательность течения «бури и натиска», величественная гармония классицизма.

«Что такое я сам? Что я сделал? — спрашивал он. И отвечал: — Я собрал и использовал все, что я наблюдал. Мои произведения вскормлены тысячами различных индивидов, невеждами и мудрецами, учеными и глупцами... Мой труд— труд коллективного существа и носит он имя Гёте...»

Его формальная биография проста: родился во Франкфурте-на-Майне в семье состоятельного и просвещенного мещанина-буржуа; в Лейпцигском и Страсбургском университетах изучал право, философию, историю, медицину; недолго работал адвокатом; поступил в городе Веймаре на службу к местному герцогу и с 1776 года возглавлял Тайный совет, активно и успешно занимаясь государствен-

ными делами. Он не раз путешествовал по Италии, но в основном жил в Веймаре, где и умер.

Художественные сочинения Гёте пользовались огромной популярностью не только на родине, но и во всей Европе, включая Россию. Еще молодым человеком написал он небольшой роман «Страдания молодого Вертера» (1774). Эту книгу французская писательница Анна-Луиза Жермена де Сталь (1766— 1817) считала самой замечательной в немецкой прозе: «Мне неизвестны другие произведения, которые представляли собой более потрясающую и более правдивую картину безрассудств энтузиазма, большее проникновение в истоки несчастья, этой преисподней, куда попадает дух и где все истины открываются тем, кто умеет их искать... ...Гёте хотел изобразить человека, которому причиняют боль все порывы его нежной и гордой души, он хотел изобразить то множество бед, которое одно только и может довести нас до крайней степени отчаяния, от любовных мук еще можно найти какое-то средство, но окружающие должны растравить раны человека, чтобы разум его окончательно помутился и смерть стала потребностью».

По ее словам, выдуманный Вертер вызвал больше самоубийств в Германии, чем весь прекрасный пол этой страны. Сам Гёте был обескуражен столь убийственной модой и предпослал второму изданию книги стихотворение, заканчивающееся словами:

Мужем будь, — он шепчет из могилы: Не иди по моему пути.

Такое воздействие на читателей объясняется не просто литературным талантом автора, но и его способностью уловить и выразить нечто очень важное и характерное для своего народа в данную эпоху. В те же время Гёте не ограничивался текущей действительностью. Его мировоззрение охватывало всю природу и все человечество.

В нем сочеталось множество черт, порой противоречивых и нередко выраженных очень ярко. Он мог не только восхищать глубиной своих прозрений, но и производить впечатление легкомысленного человека. «Так считал, — пишет литературовед Г.В. Якушева, —

даже его старший друг и почитаемый наставник Иоганн Готфрид Гердер («Гёте и вправду хороший человек, только крайне легкомыс-ленен»). Впрочем, в юности он получал определения и пожестче: «сумбурная голова», «в котелке винтиков не хватает»... Те, кто знал его близко, отмечали повышенную впечатлительность и ранимость — признак как раз самого серьезного и глубокого восприятия жизни. Его ощущение бытия словно мечется между полюсами восторга и отчаяния (записи в юношеском дневнике: «Как все сумрачно на этом свете»; чуть позднее: «Мир так прекрасен! Так прекрасен!..»).

...Эти крайности — и в зрелом Гёте. Величественный старец, чопорный и важный «олимпиец», в присутствии которого никто не чувствует себя уютно. Сколько подобных воспоминаний осталось потомкам? И сколько свидетельств прямо противоположных, говорящих о страстности, порывистости, дружелюбии старого Гёте. Так, разве не примером немеркнущего сердечного огня стала любовь 74-летнего поэта к 19-летней Ульрике фон Леветцов, его неудачное, несмотря на посредничество самого влиятельного герцога, сватовство к ней и традиционный для Гёте исход любовной драмы — прелестная «Мариенбадская элегия»? (Хотя справедливости ради требуется отметить, что и эта любовь отнюдь не была последней у чувствительного мэтра.)

...Когда немецкий критик В. Менцель дал свой диагноз: «Гёте не гений, а талант», — Генрих Гейне язвительно заметил, что даже те немногие, кто с этим согласятся, вынуждены будут призвать: «Гёте порой обладает талантом быть гением». По мнению Гейне, гигантская фигура Гёте подавляет слабые умы, вызывает раздражение и желание низвести гения до своего уровня. Впрочем, и сам Гейне не отказался от критики, сравнив Гёте со старым атаманом разбойников, который стал вести спокойную жизнь бюргера в тихом провинциальном городке.

Сравнение остроумное, но не вполне справедливое. Ведь более чем через 30 лет после «Вертера» Гёте создал не менее романтичного и страстного «Фауста». Автором оставался все тот же человек, сохранивший бурные порывы молодости, но умеющий (и прежде тоже умевший) их укрощать и, можно сказать, запрягать в нелегкую повозку творчества. По словам немецкого писателя и критика Фридриха Шлёгеля, «поэзия Гёте — утренняя заря истинного искусства и чистой красоты... Философское содержание, характерная правда его поздних произведений может быть сравнима только с неисчерпаемым богатством Шекспира». Хотя А.С. Пушкин высказался сильней, считая «Фауст» величайшим созданием поэтического духа».

В душе у Гёте всегда сосуществовали романтический разбойник «бури и натиска» со степенным рассудительным обывателем. В нем одинаково сильны были и рассудок, и эмоции. Как проницательно

подметил немецкий писатель и собиратель народных песен Ахим фон Арним, «каким бы сознательным ни было его творчество... его часто опережает собственная натура, дарящая ему неожиданные идеи и непредвиденное воздействие на других».

Судя по всему, универсальная гениальность и величайшие достижения в творчестве — результат гармоничного взаимодействия одинаково сильно выраженных эмоций, рассудка и интуиции. Или, говоря иначе: правого и левого полушарий мозга, а также подкорки (подсознания). У большинства людей различия между этими тремя компонентами сглаживаются, и личность становится заурядной (при преобладании эмоций — художественная натура, рассудка — рационально мыслящая, подсознания — склонная к мистицизму). Когда связь между ними разлаживается, возникают психические и умственные аномалии. (Должен оговориться: такова моя гипотеза, которая требует более основательного обоснования.)

Русский философ и германист А.В. Гулыга пишет об изменчивости отношения Гёте к религии, которая требует от верующего ограничения свобода мысли, исканий в угоду безоговорочно принимаемым догмам: «В стихах Гёте говорит о своей ненависти к богам, об отвращении к кресту. Христианские сюжеты в искусстве представляются ему антихудожественными. Евангелие — нелепицей. Добившись назначения Гердера главой протестантской церкви в Веймаре, он тут же разражается эпиграммой, в которой сравнивает своего друга с Христом; последний разъезжал на одном осле, а Гер-дер будет иметь в своем распоряжении сто пятьдесят: это подчиненные суперинтенданту протестантские священники. Стареющий Гёте, судя по записям Эккермана, проявлял интерес к религии»... Он принимал христианство как нравственный принцип, говорил о почитании солнца и света как творческой силы бога, отвергая христианскую догматику и обрядность».

Но и в данном случае вряд ли со временем существенно изменились взгляды Гёте. Он был убежден: «Материя без духа, а дух без материи никогда не существует». Природа Бога заключалась для него в божественной Природе. Подобно многим выдающимся естествоиспытателям, он был пантеистом. А то, что он был незаурядным профессиональным натуралистом, доказывают его научные достижения: создание своеобразного учения о цвете (наперекор и в дополнение ньютоновскому), работы по метаморфозу растений, открытие межчелюстной кости у человека (авторитетные специалисты тогда полагали, будто отсутствие ее у человека отличает его от других млекопитающих). У него есть труды по сравнительной морфологии (его термин) животных; он доказывал происхождение черепа из позвонков, изучал метеорологические и геологические явления. В романе «Годы учения Вильгельма Мейстера» он высказал идею о су-

шествовании ледниковой эпохи, а во второй части «Фауста» немало места уделил геологическим проблемам (с полным знанием дела).

О его «Фаусте» сказано очень много; эта трагедия вдохновила Шарля Гуно на создание гениальной оперы. Фауст, искушаемый Мефистофелем, ищет миг высшего наслаждения («Мгновенье, ты прекрасно, остановись?») в любви к Маргарите, но переживает страшную катастрофу. Стремясь помочь людям, он преобразует природу, налаживает морскую торговлю, но все, что осуществляется с помощью нечистого, оборачивается злом.

«И вот финал, — пишет Арсений Гулыга. — Мефистофелю удалось-таки вырвать из уст Фауста:

Мгновенье!

О, как прекрасно ты, повремени!

Взору Фауста открылась панорама гигантской стройки. Он счастлив руководить созидательным трудом, произносит панегирик творчеству. Но ничего этого нет — только лемуры-гробокопатели роют ему могилу. Столетний старец слеп, и победа над временем — всего лишь иллюзия умирающего. Мефистофель сжульничал, не выиграл, а обманул и за это наказан».

Обычно исследователи подчеркивают, что преодоление трагедии личности — в героическом энтузиазме:

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день идет за них на бой?

В этих словах немолодого Гёте звучит пылкая романтика юности. Но исчерпывают ли они содержание произведения? Например, А.В. Гулыга предлагает такую трактовку: «В финале трагедии Мефистофель, уже увидевший было обещанную душу в своих руках, посрамлен: в дело вмешалиеь ангелы и помогли Фаусту миновать ад.

Чья жизнь в стремлениях прошла, Того спасти мы можем

Гете выделил эти слова курсивом. В них идея трагедии... Будь чист в своих помыслах, и тогда не страшна тебе никакая нечистая сила». Хотя можно предположить другую мысль Гёте: последнее мгновение жизни — переход в вечность, и оно лишено ужаса и тоски для того, кто жил напряженно и полно, исчерпывая свой творческий потенциал....

Впрочем, «Фауст» конечно же не ограничен одной идеей, пусть даже мудрой и возвышенной. Сочинение полифонично, подобие личности главного героя и создателя. Тем более что, как мы знаем,

одна лишь чистота помыслов не избавляет от беды по разным причинам, скажем, из-за невежества или самообмана.

Творчество Гёте, как едва ли не всех гениев, предоставляет возможность для самых разных толкований. Скажем, В.И. Вернадский видел смысл жизни Фауста «в овладении природой, силами науки для блага народных масс» (в полном соответствии с концепцией установления на Земле ноосферы). Приведем несколько высказываний Вернадского о Гёте:

«Для Гёте чувство и понимание природы в их художественном выражении и в их научном искании были одинаково делом жизни, были неразделимы».

«Гёте — синтетик, а не аналитик; великий художник чрезвычайно ярко чувствовал единство — целое природы, т.е. биосферы, как в ее целом, так и в отдельных ее проявлениях... Очень характерно, что его целое не было механически прочным,~неподвижным, как мог проявляться современникам мир всемирного тяготения. Это было вечно изменчивее, вечно подвижное, в частностях неустойчивое равновесие, не механизм, а организованность».       *

«Это был мудрец, а не философ, мудрец-естествоиспытатель».

В заключение предоставим слово самому Иоганну Вольфгангу:

«Природа! окруженные и охваченные ею, мы не можем ни выйти из нее, ни глубже в нее проникнуть. Непрошенная, нежданная, захватывает она нас в вихрь своей пляски, и несется с нами, пока, утомленные, мы не выпадем из рук ее.

Она творит вечно новые образы; что есть в ней, того еще не было; что было, не будет, все ново, — а не только старое. Мы живем посреди нее, но чужды ей. Она вечно говорит с нами, но тайн своих не открывает. Мы постоянно действуем на нее, но у нас нет над нею никакой власти...

Все люди в ней, и она во всех. Со всеми дружески ведет она игру, и чем больше у ней выигрывают, тем больше она радуется. Со многими так скрытно она играет, что незаметно для них кончается игра...

Она позволяет каждому ребенку мудрить над собой; каждый глупец может судить о ней; тысячи проходят мимо нее и не видят; всеми она любуется и со всеми ведет свой расчет. Ее законам повинуются даже тогда, когда им противоречат... Всякое ее деяние благо, ибо всякое необходимо; она медлит, чтобы к ней стремились; она спешит, чтобы ею не насытились.

У ней нет речей и языка, но она создает тысячи языков и сердец, которыми она говорит и чувствует.

Венец ее — любовь. Любовью только приближаются к ней. Бездны положила она между созданиями, и все создания жаждут слиться в общем объятии. Она разобщила их, чтобы опять соединить. Од-

ним прикосновением уст к чаше любви искупает она целую жизнь страданий...

Она меня ввела в жизнь, она и уведет. Я доверяю ей. Пусть она делает со мной, что хочет. Она не возненавидит своего творения. Я ничего не сказал о ней. Она уже сказала, что истинно и что ложно. Все ее вина и ее заслуга» (1783).

— Можно ли познать себя? Не путем созерцания, но только путем деятельности. Попробуй исполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть.

— Посредине между двумя противоположными мнениями лежит... проблема.

— Мудрость — в правде.

— Красота есть проявление тайных законов природы.

— Нет ничего страшнее деятельного невежества.

— Первое и последнее, что требуется от гения, это любовь к правде.

Горные  вершины Спят во тьме ночной. Тихие долины Полны свежей мглой;

Не пылит дорога, Не дрожат листы... Подожди  немного Отдохнешь и ты

Перевод М.Ю. Лермонтова

 

СОДЕРЖАНИЕ: «Жизнь и творчество великих людей»