Религия. Мифология. Фольклор

Мифы и легенды

Средневековой Европы

Впереди всего мусульманского войска скачет в богатом вооружении на гордом коне любимый племянник Марсилия Эльрот.

— Мошенники французы! — кричит он.— Сегодня вы сразитесь с нами. Тот, кто должен был вас защищать, вас предал! Ваш император обезумел, оставив вас в этих проходах! Сегодня померкнет слава Франции, Карл лишится своей правой руки, а Испания наконец успокоится!

Услыхал его Роланд и, пришпоря коня золотыми шпорами, вмиг настиг Эльрота, разрубил его кольчугу и шлем, отделил его мясо от позвонков, а пикон пронзил его насмерть и мертвого сбросил с коня, приговаривая:

— Вот тебе, несчастный, знай, что Карл не обезумел, оставив нас в этих ущельях! Слава Франции сегодня не погибнет! Рубите, французы, рубите! За нами первый удар, за нас правда!

Есть у мусульман еще князь царского рода, брат Марсилия, Фоссерон, владетель Датана и Абирона; нет на свете нахальнее и презреннее человека! Глаза его на полпяди отстоят друг от друга. Увидя, что Эльрот убит, он кинулся вперед с громким криком, в ярости грозя французам.

— Сегодня,— кричал он,— погибнет честь вашей «милой Франции»!

Услыхал его Оливье, пришпорил он коня золотыми шпорами, вмиг настиг Фоссерона, ударил его истинно баронским ударом, разбил его кольчугу и шлем и всадил в его тело пику с прикрепленным к ней знаменем.

Видя Фоссерона мертвым, Оливье вышиб его из седла и обратился к трупу с надменной речью.

—        Рубите, французы, рубите, мы их победим! —

воскликнул он.

Был у неверных король по имени Корсаблис, из далекой варварской страны; стал он ободрять мусульман:

—        Нам легко биться с французами: их ведь так

мало, и те, что стоят перед нами, не идут в счет. Ни

один из них от нас не уйдет: Карл не может защитить

их, и сегодня настал день их погибели.

Епископ Тюрпин услыхал его: нет для епископа человека на свете ненавистнее этого короля. Тонкими золотыми шпорами шпорит Тюрпин коня и, настигнув Корсаблнса, наносит ему смертельный удар. Щит короля разбит, кольчуга в кусках, и сам он, мертвый, падает на землю. Наклонился над ним епископ Тюрпин со словами:

— Ты солгал, низкий сарацин: наш король Карл остался нашим защитником, и наши французы не думают бежать: твоих же товарищей всех ждет смерть! Рубите, французы, рубите! За нами первый удар, слава Богу! Монджой! Монджой! — ибо был то призыв короля.

Так сражался небольшой отряд французов с несметными вражьими полчищами, Десять пэров Марси-лия уже погибли, в живых только двое — Шернюбль и граф Маргарис. Маргарис — воин храбрый, красивый и сильный, легкий и ловкий наездник. Он нагоняет Оливье, наносит удар, разбивает щит, но Бог хранит .Оливье, и ои остается невредимым, Маргарис же мчится дальше и трубит, сзывая своих,

Бой в полном разгаре. Граф Роланд в самых опас

ных местах: копье его уже разбито, и он вынимает из

ноже?! Дюрандаль, свой добрый меч, пришпоривает

коня и кидается на Шернюбля. Он разбивает в куски

его шлем, сверкающий драгоценными камнями, разру

бает его голову, лицо и — одним ударом — все тело,

седло и спину коня. На землю упали мертвыми и конь,

и всадник.

— Несчастный,— смеется Роланд,— напрасно пришел ты сюда: твой Магомет не может помочь тебе!

По полю едет граф Роланд с Дюрандалем в руке: он рубит направо и налево, и сарацины падают кругом  него.  Роланд красен от крови, красна его кольчуга, красны его руки, красны даже плечи и шея коня. Оливье не отстает от него, а также все двенадцать пэров. Мее французы рубят, все французы убивают, а сарацины гибнут или бегут.

—        Слава нашим баронам! — говорит епископ.— Монджой! — восклицает он.

—        Монжеуа! — это клич императора,

По полю едет Оливье, копье его разбито, у него в руках только обломок, но он убивает им Моссерона и еще семьсот его соплеменников.

—        Что с тобой, друг мой? — вопрошает Роланд.— Не палка нужна в такой битве,  а железо и добрая сталь! Вынь же из золотых ножен свий меч Готеклэр с хрустальной рукоятью!

—        Руки не дошли! — отвечает Оливье и вынимает свой добрый меч.

БнтЕа, однако, разгорается все сильнее и сильнее, французы и мусульмане бьются, не уступая Друг другу: одни нападают, другие защищаются, Сколько разбитых копий, красных от крови, сколько изорванных, знамен. Сколько добрых французов погибло во цвете лет! Не видать им своих матерей, и жен, и товарищей, ожидающих их там, за горами. Карл Великий плачет и сокрушается; но напрасно — он им не поможет. Гане-лон сослужил им плохую службу, продав в Сарагосе своего родича. Но за то он поплатится жизнью: в Ахене его приговорят к четвертованию, а с ним и тридцать его родственников тоже не избегнут смерти.

Между тем король Альмарис со своим войском узким, скрытым проходом настигает Готье, охраняющего горы и ущелья со стороны Испании.

—        Ганелон — изменник! — догадывается Готье.—

Ганелон продал нас сарацинам!

Король Альмарис поднялся на гору с шестидесятитысячным войском и решительно напал на французов: он рубит, убивает, гонит их, В ярости Готье вынимает свой меч, плотнее прижимает щит и рысью подъезжает к мусульманской рати. Не успевает он поравняться с нею, как сарацины окружают его справа, слева — со всех сторон. Его щит разлетелся на тысячу кусков, его броня разорвана, и он сам пронзен четырьмя копьями. Ему не выдержать долее: четыре раза теряет он сознание и волей-неволей принужден покинуть битву. Кое-как сходит он с горы и зовет Роланда:

— Ко мне! На помощь, доблестный Роланд, скорее — на помощь!

Битва кипит по-прежнему; Оливье и Роланд рубят без устали, епископ Тюрпин наносит тысячи ударов, двенадцать пэров не отстают от них. Французы бьются в страшной схватке, и мусульмане гибнут тысячами или бегут. Но французы теряют тут своих лучших защитников — свои щиты и острые копья: клинки их мечей разбиты; голубые, красные и белые их знамена изрублены в куски. И скольких храбрецов лишились они! Не увидят они ни своих отцов, ни своих семейств, ни Карла, поджидающего их.

Между тем во Франции совершаются чудеса: бушуют бури с ветром и хромом, с дождем и крупным градом; поминутно ударяет молния, сотрясается земля, и рушатся дома на огромном пространстве. Полный мрак наступает в полдень, и свет мелькает лишь по временам, когда разверзается небо. Ужас нападает на всех, видящих эти чудеса. «Наступил конец света»,— говорят они в страхе, но они ошибаются — это небо и земля оплакивают Роланде,

Бой ужасен! Мечи французов красны от крови. «Монджой!» — восклицают они,— это имя славного знамени. Со всех сторон бегут сарацины, а французы преследуют их. Битва ими выиграна, но это далеко не окончательная победа. Боже мой. Боже мой! Сколько тревог суждено им еще пережить! Карл потеряет лучшую часть своего войска, свою гордость, и великое горе ожидает Францию!

Французы рубят, и неверные гибнут без числа: из ста тысяч их войска едва ли уцелело две. Епископ ободряет воинов; долина покрыта телами их товарищей, и . они горько оплакивают своих павших родичей. Но РГМ предстоит еще встретиться лицом к лицу с Марсилием и несметным числом его воинов.

Битва продолжается, Роланд со своим другом Оливье и двенадцатью пэрами дают себя знать неверным,  не отстают от них и другие. Из ста тысяч мусульман спасся один Маргарис, только потому, что сбежал с  поля боя. Иссеченный саблями и пронзенный четырьмя копьями, явился он к королю Марсилию и, рассказав ему все, как было, упал к его ногам.

—        На коня, государь, на коня! — воскликнул он.—

Ты найдешь французов изнуренными. Они так рубили

и убивали наших, что оружие их сломано, большая

часть их убита, а оставшиеся ь живых ослабли от ран и

потери крови и не имеют оружия, чтобы защищаться.

По долине приближается король Марсилий с собранною им огромною армией, разделенною на двадцать колонн. На солнце блестят украшения их шлемов, их пики и знамена. Какой шум по всей окрестности!

—        Оливье, товарищ! — кричит Роланд.— Измен

ник Ганелон хочет нашей смерти, его измена очевидна.

Но жестоко отомстит ему император;  нас же ждет

жаркая битва, невиданная до сих пор. Но не устанут

работать наши добрые мечи, сослужившие уже нам не

одну службу и одержавшие столько побед, и не будут

хулить нас в песне!

Между тем французы, завидя короля Марсилия, пришли в смятение и стали звать Роланда, Оливье и двенадцать пэров:

—        Помогите нам, помогите!

Но епископ предупредил всех:

—        Не теряйте мужества, Божьи избранники! На

ступает день, когда мученический венец возложится

на ваши головы и врата рая откроются перед вами!

Тогда французы стали прощаться друг с другом, и товарищ оплакивал товарища, как мертвого, обнимаясь с ним в последний раз.

Коварен король Марсилий.

—        Могуч граф Роланд,— говорит он своим,— и

трудно его победить; мало двух нападений, нападем на

него лучше три раза! Десять наших колонн пойдут на

французов, а десять — останутся со мною, Наступает

наконец день, когда Карл утратит свою силу и увидит

позор Франции!

Грандуану дает Марсилий знамя, вышитое золотом, и велит ему вести отряд в битву. Марсилий остался на горе, а Грандуан спускается в долину. Смутились французы, видя эти несметные полчища.

—        Боже!  — восклицали они,— Что нам делать?

Проклят тот день, когда дождались мы Ганелона из

Сарагосы, Ганелона, продавшего нас неверным. Помо

гите же нам, двенадцать пэров, помогите!

И опять ободрял их епископ, обещая им блаженство мучеников после смерти, и французы кинулись в смертный бой с неверными.

Климориы из Сарагосы, мусульманин богатый, но с подлою душой, Он тогда первый столковался с Гане-лоном, целовал его в знак дружбы, подарил даже предателю свой меч,

—        Я хочу,— заявил он,— отнять корону у Карла и

опозорить великую землю!

Климорин оседлал своего коня Барбамуша и кинулся на одного из пэров, пронзил его насквозь своею пикой и сбросил мертвого на землю.

—        Рубите,— воскликнул он,— рубите!  Нетрудно пробить их ряды!

—        Какое горе! — восклицали французы.— Какого храброго воина мы потеряли!

Но Оливье поспешил отомстить за своего пэра: ка всем скаку налетел он на сарацина, вышиб его душу из тела, и дьяволы подхватили ее. Досталось тут же и другим неверным.

—        Рассердился-таки мой товарищ! — сказал Роланд.

—        Нет лучшего воина! Рубите, французы, рубите!

В свою очередь, сарацин Вальдебрун, хитростью взявший когда-то Иерусалим, с быстротою сокола кинулся на второго пэра, могучего герцога Самсона, разбил его щит и мертвого вышиб его из седла. Взыграло сердце Роланда; одним взмахом меча снес он голову могучего Вальдебруна вместе со шлемом, украшенным драгоценными камнями.

Так бьются они, и один за другим гибнут французские пэры; товарищи их воздают неверным сторицей. Но лучшие люди-то гибнут. Гибнут лучшие воины...

— Горе нам! — восклицают французы.— Сколько наших убито!

Граф Роланд держит в руках своих красный от вражьей крови меч, но он слышит плач французов — самых отважных уже нет в живых — погибли,— и сердце его готово разорваться на части, И снова скачет он и рубит своим мечом, и тысячи падают со всех сторон.  Храбро дерутся французы, и покрывается поле телами, кони, утратившие своих всадников,  бродят по полю битвы, поводья их волочатся по земле. Но неверные теряют силы, они не в силах держаться и обращаются   ... в бегство, французы летят на своих скакунах рысью, галопом, в крови, с изломанными пиками и мечами:  гонят они врагов вплоть до Марсилия. Но тут теряют они последнее оружие, и им нечем уже сражаться.

Марсилий видит гибель своего войска: при звуке рогов и труб выступает он с другой половиной армии. Г>о главе сарацин идет Абим. Нет большего негодяя на  иете! Жизнь его полна черных дел PI преступлений: не пирит он ни в Бога, ни в Сына Пресвятой Девы. Лицом <>н черен, как деготь; никогда он не смеется, не шутит, по храбрость его бесконечна, и за нее-то и любит его король Марсилий. Тюрпин ненавидит этого нехристя.

—        Лучше умереть, чем оставить его в живых! —

говорит он и начинает битву на коне короля Гроссай-

ля, убитого им когда-то в Дании.

Скачет епископ прямо к Абиму и ударяет его в ш,ит, осыпанный аметистами и топазами, и разбивает его на части, Но Абим остается в седле. Вторым смер-. тоносным ударом епископ сбрасывает его на землю,

—        Монжеуа, монжеуа! — восклицают французы:

это клич Карла.— Дай Бог императору иметь побольше

таких епископов!

На помощь к епископу мчатся Роланд и Оливье, и бой разгорается с новой силой. Но гибнут христиане, и их остается не более трехсот человек, вооруженных одними мечами. Они рубят ими направо и налево, разрубая сарацинские шлемы и кольчуги, Не выдержали тут мусульмане: с рассеченными и окровавленными лицами снова бегут они к королю Марсилию, призывая его на помощь.

Марсилий слышит их крики и именем Магомета проклинает французов, французскую землю и Карла с седою бородою, и еще сильнее разгорается в нем ненависть к Роланду. С новыми силами нападает он на остатки французов, и с новою силою разгорается битва. С тоскою смотрит Роланд на гибель лучших вассалов, вспоминает он о французской земле, о своем дяде, добром короле Карле, и сжимается его сердце при этих мыслях. Снова устремляется он в битву вслед за Оливье, наносящим врагу удар за ударом. Видит его Оливье и пробирается к нему сквозь толпу.

—        Друг и товарищ,— говорят они друг другу,— бу

дем биться вместе и вместе умрем, если будет на то

Божья воля!

Бьются вместе Роланд и Оливье своими мечами, не отстает со своим копьем и епископ Тюрпин, и не перечесть тел, падающих под их ударами. Пало здесь более четырехсот тысяч неверных, говорит песня, и число это занесено в летописи. Дорого достался французам пятый натиск мусульман, погибли тут все французские воины, кроме шестидесяти,— но дорогою ценою купят их жизнь сарацины.