Справочная литература

Династии Европы

Смотрите также: Монархи Западной Европы

Аристократ с внешностью буржуа.

Легкость, с какой герцог Орлеанский взошел на трон, во многом объяснялась его несомненной популярностью в средних слоях общества, привычно называемых буржуазными (т. е. ни праздная аристократия, ни работники физического труда). Этой популярностью он во многом был обязан своему образу жизни, близкому и понятному тысячам его сограждан. Праздность и легкомысленные забавы были ему чужды. Поглощенный управлением своим огромным состоянием, он знал цену деньгам и времени. Экономный и расчетливый, он избегал показной роскоши. Его наследственный дворец Пале-Рояль был открыт для всех, кто в нем нуждался. В нарушение сословных - да и родовых - традиций герцог Орлеанский слыл образцовым супругом и отцом. Жена родила ему десятерых детей, из которых зрелого возраста достигли пять сыновей и две дочери. Такая плодовитость лишь подчеркивала контраст его семьи с Бурбонами, испытывавшими все возрастающие трудности с воспроизводством династии. Когда Луи Филипп выходил на прогулку под руку с женой и в окружении детей - такая картинка не могла не тронуть всякого добропорядочного буржуа*.

Этим привычкам герцог Орлеанский не изменил, став королем. Он словно задался целью опровергнуть все ходячие представления о величии королевской власти. Свидетельствует Виктор Гюго: "Он редко посещал обедню, не ездил на охоту и никогда не появлялся в опере. Не питал слабости к попам, псарям и танцовщицам, что являлось одной из причин его популярности среди буржуа. У него совсем не было двора. Он выходил на улицу с дождевым зонтиком под мышкой, и этот зонтик надолго стал одним из слагаемых его славы"**. Короче, Луи Филипп I вел себя не по-королевски, а так, как можно было ожидать от должностного лица, правящего на основании "договора" с нацией. Если взглянуть на его поступки с этой точки зрения, то логичным покажется и такой нетривиальный шаг: в противоречие с традициями наследственной монархии он не отдал свое личное имущество в государственную казну, а разделил между детьми, оставив себе право пользования им.

*Broglie G. de. Op. cit. P. 206-215.

**Гюго Д. Собр. соч.: В 15 т. М., 1954. Т. 7. С. 291.

Оборотной стороной личной популярности короля было заметное снижение престижа королевской власти. В правление Луи Филиппа I она утратила ореол таинственности и недосягаемости, который еще сохраняла при последних Бурбонах. На это чутко отреагировали художественные круги Франции. Рационализм и практицизм Июльской монархии не волновали воображение писателей и поэтов, которые в большинстве оказались весьма строги к ней, как, например, Стендаль в "Люсьене Левене". Среди немногих, кто замолвил за нее доброе слово, был Гюго.

Десакрализация королевской власти - закономерный процесс. И он не представлял бы опасности для Июльской монархии при условии ее внутриполитической стабильности и эффективного функционирования конституционной власти. Но оба эти условия отсутствовали. Июль 1830 года так и не стал во Франции аналогом "Славной революции". Он открыл собой новый период гражданских распрей, то и дело принимавших форму республиканских, бонапартистских и роялистских восстаний и заговоров. Положение усугубляли и социальные конфликты на почве пауперизма, ростом которого в рабочих кварталах ознаменовались первые успехи промышленной революции. Было бы несправедливо предъявить Луи Филиппу I счет за эти потрясения. Они были следствием глубинных противоречий общества, возникшего на развалинах старого порядка и впитавшего как положительный, так и отрицательный опыт конца XVIII - первой трети XIX в. Чтобы разрешить их, требовались время и усилия всего народа. Луи Филипп I, оказавшийся у власти в это неспокойное время, вынужден был доступными методами бороться за самосохранение режима. Как и большинство властителей в сходной ситуации, он не проявил особой изобретательности - на подавление беспорядков были брошены военная сила, репрессивное законодательство, грозившее карами за проведение уличных собраний, призывы к восстанию, создание политических ассоциаций, оскорбление короля, попытки изменить правление и т. д. К концу 30-х гг. он добился некоторого умиротворения страны.

С этого времени Луи Филипп I получил возможность продолжить либеральные реформы, прерванные в самом начале 30-х гг., когда были приняты законы о муниципалитетах. Национальной гвардии и выборах в палату депутатов. Последний вдвое снижал избирательный ценз и примерно в той же пропорции - приблизительно до 200 тыс. человек - расширял круг граждан, обладавших правом голоса. К продолжению реформ его побуждало и начавшееся в 1840 г. движение в поддержку демократизации избирательного закона, принявшее форму кампании банкетов (единственный разрешенный законом вид массовых манифестаций). Но даже самые умеренные предложения не получали одобрения короля.

Малочисленность корпуса избирателей, совпадавшего в основном с элитой "нотаблей", затормозила и развитие парламентаризма. В 1839 г. был принят первый в истории французского парламента регламент его работы. Но в нем не нашел отражения основополагающий принцип ответственности министров перед палатой депутатов. А далее произошел чуть ли не откат к худшим временам Реставрации. В 40-х гг. отчетливо проступили такие черты политического облика Луи Филиппа I, как властолюбие и презрение к низшим классам. Оказалось, что под внешностью буржуа скрывается аристократ, тайно исповедующий сословные предрассудки и, несмотря на присягу конституции, верящий в божественное происхождение своей власти. Абсолютистским наклонностям короля потакал его премьер-министр Франсуа Гизо, любивший повторять: "Трон - не свободное кресло"*. Их альянс отбросил мрачную тень на последние годы Июльской монархии. Путем фальсификации выборов, прямого или завуалированного подкупа избирателей и парламентариев они манипулировали палатами и по своему усмотрению решали почти все важные вопросы государственного управления. Такая практика, умаляя роль парламента в политической жизни, в конечном счете дискредитировала режим конституционной монархии.

Возможно, вслед за Реставрацией Июльская монархия вошла бы в историю как время упущенных возможностей, если бы не успех ее экономической политики. Он был тем более заслужен, что экономическое процветание провозглашалось приоритетной целью режима - вспомним знаменитый призыв Гизо к сторонникам избирательной реформы:

"Обогащайтесь посредством труда и бережливости и вы станете избирателями!" В 30-е, особенно 40-е гг. Франция вступила в полосу небывалого экономического подъема, которому правительство Луи Филиппа I немало содействовало рядом продуманных мер, в частности созданием транспортной инфраструктуры. В 1836 г. был принят закон о проселочных дорогах, а в 1842 г. - о железных дорогах, который способствовал резкому ускорению железнодорожного строительства. Это в свою очередь стимулировало развитие промышленности. Однако промышленный бум не только не укрепил режим, но даже обострил присущие ему противоречия. На его волне значительно усилился класс капиталистических собственников и. предпринимателей, все более тяготившихся всевластием "нотаблей" и требовавших продолжения либеральных реформ.