|
|
Проведенное мною исследование
продолжалось в общей сложности 70 лет, если считать, что началось оно с
момента, когда в 1915 году мой отец посоветовал мне, еще совсем мальчику,
вести самонаблюдения познавательно-психологического характера. Примерно тогда
же он рассказал мне, как Д. Менделеев предсказывал неизвестные еще элементы
по пустым клеткам построенной им системы. С этого момента я регулярно следил
за всем, что происходило в моей голове, а в особенности за тем, как
укладывалось все в ней из прочитанного о сделанных открытиях и изобретениях.
Может быть, благодаря этому я рано пристрастился к психологическим
самонаблюдениям, что позднее помогло мне фиксировать ход своей мысли во время
научных исследований.
Но еще задолго до упомянутых выше рассказов и советов
моего отца, как мне помнится, я страстно интересовался описанием далеких
путешествий и географических открытий, равно как научных открытий вообще и
изобретений. У меня была особая склонность придумывать игры, построенные на
комбинаторных началах, что также помогло впоследствии моей научной работе.
Помню, что в конце 1917 года меня заитересовала, можно
сказать, заинтриговала история измерения света П. Лебедевым, причем
настолько, что я собирался начать работать в Физическом институте имени П. Н.
Лебедева. В 1920 году летом из уст М. Горького я услышал об открытии атомной
энергии и стал изучать скудную тогда литературу по этому вопросу. В начале
1921 года вместе с моим отцом и профессором кК. Кекчеевым я работал в
лаборатории Института психологии по вопросу о выборе молодежью своей будущей
профессии. Начиная с 1922 года, учась в университете, я увлекался всякого
рода нерешенными в химии задачами вплоть до парадокса Гиббса, который стал
предметом моей первой научной работы, продолжавшейся, по крайней мере, восемь
лет (1927—1935 годы). Из нее выросло второе крупное исследование, касавшееся
творчества Дальтона, поскольку решение парадокса Гиббса заключалось в законе
Дальтона об аддитивности парциальных давлений газов в смеси. Это исследование
позволило впервые углубиться в область познавательно-психологических проблем
научного творчества. Оно завершилось в 1946 году (после четырехлетнего
перерыва, связанного с моим участием в войне) защитой докторской диссертации
на тему «Атомистика Дальтона».
Атомные веса, введенные Дальтоном, и его закон простых
кратных отношений привели меня непосредственно к изучению творчества Д.
Менделеева и в особенности открытия и разработки им периодического закона. В
1949—1953 годах мы с Т. Ченцовой целиком отдались разбору и публикации
менделеевских архивных материалов, а в 1955—1960 годах (после смерти Т.
Ченцовой) я в одиночку занимался обобщением дешифрованных нами материалов и
их познавательно-психологическим анализом. Среди таких своих работ назову
опубликованную в «Вопросах психологии» (1956 год ) статью о работе
менделеевской мысли с психологической стороны в дни открытия и разработки
периодического закона. Но основной итоговой работой явилась моя книга «День
одного великого открытия» (1958 год).
На такой основе мною были выдвинуты на коллоквиуме по
истории науки в 1963 году представления о барьерах (ППБ) и
подсказке-трамплине при их преодолении. В 1965 году эти идеи были мною
опубликованы в печати по случаю 100-летия нахождения формулы бензола А.
Кекуле. Вскоре затем я разработал общую по- знавательно-логическую схему
протекания научного открытия или технического изобретения. Опубликована эта
схема в монографии «Микроанатомия великого открытия» (1970 год), написанной
по случаю 100-летия со дня открытия периодического закона.
Работа в этом «менделеевском» направлении продолжалась и в
последующие годы, однако, начиная с 30-х годов, параллельно с
историко-химической тематикой я все больше и больше с,тал заниматься научным
творчеством Ф. Энгельса и В. И. Ленина. Среди трудов Ф. Энгельса меня больше
всего занимала его «Диалектика природы» с момента ее выхода в свет (1926
год). Она была издана в виде разрозненных рукописей, сохранявшихся в архиве
Ф. Энгельса. Я ломал все время голову над тем, нельзя ли все рукописи,
оставшиеся по смерти Ф. Энгельса, привести в стройный порядок, логически их
систематизировать согласно планам и замыслам самого Ф. Энгельса? Это, как мне
казалось, удалось, наконец, сделать после многолетних усилий, руководствуясь
общим планом «Диалектики природы», составленным Ф. Энгельсом, и
многочисленными его высказываниями относительно своих замыслов. При этом все
время приходилось проникать как бы в творческую лабораторию энгельсовской
мысли, выявлять ее движение и следить за ним.
Весной 1940 года я доложил найденный мной план в Институте
К. Маркса и Ф. Энгельса, но там уже был составлен свой план подготовки нового
издания «Диалектики природы», причём ее материалы располагались по способу
приведения примеров к отдельным положениям диалектики. Только спустя треть
века, в 1973 году, к 100-летию начала работы Ф. Энгельса над своей книгой,
удалось издать ее в реконструированном мною виде согласно общему
энгельсовскому плану в качестве хрестоматийного издания.
Трехаспектную концепцию Энгельса применительно к истории
естествознания я стал разрабатывать специально в 30-х годах, но первоначально
в ее генетическом плане. Я проследил ее на материале истории основного закона
физики, на истории химической атомистики и периодического закона, а во второй
половины 40-х годов — на истории изобретения противогаза и своего
собственного решения парадокса Гиббса. В дальнейшем этой энгельсовской
концепции был придан структурный план, опубликованный мною в работах
1968—1970 годов. В итоге вся трех- аспектная концепция приобрела необходимую
полноту и всесторонность.
Над ленинским наследием я начал работать с конца 20-х
годов и парадокс Гиббса анализировал именно в свете взглядов В. И. Ленина,
как и Ф. Энгельса. Тогда при подготовке к печати «Философских тетрадей»
сестра моей матери Н. Подвойская (работник ИМЭЛ) не раз обращалась ко мне за
помощью при дешифровке некоторых неясных мест в ленинских рукописях. Во
второй половине 40-х годов я проделал работу по части разбивки ленинских
записей на последовательные стадии, начиная от простых выписок гегелевских
текстов, далее через их критический разбор В. И. Лениным и последующее
«перевертывание» и кончая формулированием В. И. Лениным своих собственных
взглядов. В связи с этим я показал, как глубоко неверно приписывать самому В.
И. Ленину гегелевские положения, записанные рукой В. И. Ленина, например, что
сознание человека не только отражает, но и творит будто бы объективный мир.
Чтобы доказать, кому в действительности принадлежит это положение, мне пришлось
тщательно изучить соответствующие места ленинских рукописей в оригинале.
Далее, в 1964 году, я дешифровал и реконструировал ход
работы ленинской мысли (тоже по оригиналу) при составлении В. И. Лениным 16
элементов диалектики на странице 100 его рукописного конспекта и опубликовал
результат в статье «Страница 100» в «Новом мире».
На базе большой предварительной работы родилась в 1973
году моя монография «Из лаборатории ленинской мысли». Здесь широко
представлены методы исследования научного творчества, анализируемого не
только с содержательно-результативной его стороны, но и
познавательно-психологической.
В качестве завершающего исследования, проведенного мною в
данном направлении, назову книгу «О методе изложения диалектики. Три великих
замысла» (1983). Мне удалось проследить то, как фактически один и тот же
замысел изложить диалектику по методу восхождения от абстрактного к
конкретному, то есть по ее собственному методу, переходил от К. Маркса к Ф.
Энгельсу, а затем к В. И. Лелину. У Маркса он возник в 1858 году, у Энгельса
— в 1873 году, у В. И. Ленина — в 1913 или 1914 году. Выполнение такой работы
требовало проведения всестороннего анализа научного творчества трех наших
великих учителей в его развитии, причем анализ должен был быть сравнительным,
позволяющим связывать работу творческой мысли К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И.
Ленина между собой в ее внутреннем движении. Положительная оценка этой книги
была дана в нашей партийной печати (см.: «Коммунист», № 7 за 1984год).
Закончу ссылкой на свои исследования, проведенные в 80-х
годах (частью совместно с Н. Гиндилис) по изучению психологии научного
творчества. Его результатом явился принцип дополнительности, к которому мы с
Т. Ченцовой пришли еще в 50-х годах в нашей совместной работе «Браунер —
сподвижник Менделеева» (1955).
Краткая справка о моей научной биографии составлена и
приведена для того, чтобы объяснить читателям, каким образом на протяжении 70
лет готовился фактический материал для этой книги и как на протяжении более
полувека разрабатывались различные стороны лежащей в ее основе идеи.
|