Романовы. Исторические портреты

Разделы: Русская история и культура

Династия Романовых

5. От триумфа к трагедии 19 февраля 1861 года - 1 марта 1881 года

     Довольно распространенное деление царствования Александра II на  "эпоху

реформ" и "наступление реакции" (после 1866 года) страдает  прямолинейностью

и упрощенностью. Компетентный, умный и тонкий наблюдатель тех событий  А  В.

Головнин. человек из ближайшего окружения Константина Николаевича, в  письме

А.И. Барятинскому 15 (27) февраля 1861 г., в первые дни  отмены  крепостного

права, писал: "Отныне он (Александр II. - Л. 3.) приобрел себе  бессмертие".

И несколькими строками ниже  выражал  беспокойство:  "...будет  ли  государь

продолжать употреблять в дело лица, которые решались открыто признавать себя

врагами этой великой реформы, как Муравьев, Долгоруков и  Тимашев.  "..."  Я

помню, как однажды  я  писал  графу  Киселеву  в  Париж  (русский  посол  во

Франции. -  Л.  3.),  что  генерал  Муравьев  станет  Аракчеевым  настоящего

царствования. "..." Император имеет  бесконечно  более  ума  и  знания,  чем

Myравьев; он добр и желает блага России;  но  у  Муравьева  более  хитрости,

коварства, и со всем этим он эгоист, злой и одарен бесстыдством. Нет  ничего

удивительного, если он скоро  станет  всемогущим,  так  как  теперь  он  уже

слишком могуществен". Прогноз Головнина  сбылся,  хотя  это  был  не  Михаил

Муравьев, а Петр Шувалов, и после 1866 г. ("Петр -  по  прозвищу  четвертый,

Аракчеев же второй" - из эпиграммы). Однако и в первые месяцы провозглашения

великого акта то, чего опасался Головнин, произошло  и  даже  превзошло  его

опасения. Ближайший сподвижник Муравьева в борьбе против  деятелей  реформы,

автор контрпроекта на труды Редакционных комиссий во время их  обсуждения  в

Главном комитете, составленного по  заказу  Муравьева  и  Долгорукова,  П.А.

Валуев назначен министром  внутренних  дел,  а  прежние  руководители,  С.С.

Ланской и Н.А. Милютин, получили отставку в апреле 1861  г.  Таким  образом,

реализация крестьянской реформы  и  подготовка  земской  попали  к  главному

оппоненту автора концепции только что принятых "Положений 19  февраля"  Н.А.

Милютина - Валуеву. В 1861 г., в первый год  свободы,  Александр  II  сделал

неожиданные  назначения  и  по  Министерству  народного  просвещения.  Новый

министр адмирал Е.Ф. Путятин, привыкший командовать кораблями, и  попечитель

Петербургского  университетского  округа  боевой  генерал  Г.И.   Филиппсон,

известный участием в Кавказской войне, за несколько месяцев своего не только

реакционного, но и нелепого управления фактически дали толчок  студенческому

движению, впервые так громко и сильно заявившему о себе в России.

     Созданный Александром II в  ноябре  1857  г.,  одновременно  с  началом

гласной подготовки отмены крепостного права, Совет министров вовсе  не  стал

кабинетом. Полностью послушный своему председателю - монарху,  он  созывался

только по его распоряжению, в его кабинете, заседания не  протоколировались,

нередко  прерывались,  если  Александр  II  уставал  или   ему   становилось

неинтересно. Идея единого правительства не состоялась. Напротив, по  меткому

выражению Валуева, Александр II придерживался в своей деятельности  политики

"немыслимых    диагоналей",    что     приводило     к     противоречивости,

непоследовательности   действий    правительства    и    грозило    опасными

последствиями.

     Либерализм  Александра  II  в  крестьянском  вопросе  накануне   отмены

крепостного права сочетается с его самодержавной неприязнью к  нарождающейся

гласности, к инакомыслию, с готовностью поставить  преграду  "необузданности

нашей литературе, которой давно пора было положить узду", как он  выскажется

в 1859 году. И  это  не  было  вспышкой  минутного  раздражения.  Внутреннее

неприятие "наших собственных либералов и мнимых  прогрессистов"  прорывается

наружу в его резолюциях, инструкциях, письмах.

     Генетическая связь царя-освободителя  со  своими  предшественниками  на

российском  престоле  проявляется  и   в   представлении   о   незыблемости,

неограниченности самодержавной власти в России. Даже родные братья  остаются

верноподданными. В письме к великому князю Константину Николаевичу  18  (30)

марта 1859 г. Александр  II  выговаривал  по  поводу  случившейся  служебной

размолвки: "Ты и брат Николай, вы оба служите мне, и  ваше  дело  состоит  в

том, чтобы друг другу помогать, а не ссориться".  На  пути  к  осуществлению

общегосударственной задачи - отмены крепостного  права  -  он  своей  волей,

своим самодержавным словом вынуждал к принятию необходимых решений Секретный

и Главный комитеты, подавляя оппозицию крепостников. Но точно  так  же,  как

полновластный  самодержец,  он  закрыл  либеральные  Редакционные   комиссии

неожиданно для их членов, собравшихся на  свое  очередное  заседание.  Более

того, иногородним было предложено покинуть Петербург.

     Если  говорить  об  убеждениях  Александра  II,  то  это  прежде  всего

относится к  его  вере  в  самодержавную  монархию  как  лучшую  и  наиболее

органичную  для  русского  народа   форму   правления.   Тому   есть   много

свидетельств. В письме к папе римскому Пию  IX  1859  года  Александр  II  с

укором и сожалением отзывается о короле Прусском (родном и любимом  дяде  по

матери): "Он боялся конституции, которую имел  слабость  допустить".  Осенью

того же года Александр с гневом и раздражением реагирует на  всеподданнейшие

адреса дворянства, в равной степени либеральные  и  реакционные,  содержащие

намек на конституцию. Особенно ярко его взгляд выражен в беседе  с  прусским

послом О. Бисмарком в Петербурге 10 ноября 1861 г.,  на  вопрос  которого  о

возможности в России  конституции  и  либеральных  учреждений  Александр  II

сказал: "Во всей стране народ видит в монархе посланника Бога, отеческого  и

всевластного господина. Это чувство, которое имеет силу  почти  религиозного

чувства, неотделимого от личной зависимости от меня, и я охотно думаю, что я

не ошибаюсь. Чувство власти, которое дает мне корона, если  им  поступиться,

образует бреши в нимбе, которым владеет нация.  Глубокое  уважение,  которым

русский народ издревле, в силу прирожденного чувства, окружает  трон  своего

царя,  невозможно  устранить.  Я  без   всякой   компенсации   сократил   бы

авторитарность правительства,  если  бы  хотел  ввести  туда  представителей

дворянства или нации. Бог знает куда мы вообще  придем  в  деле  крестьян  и

помещиков, если авторитет царя будет недостаточно  полным,  чтобы  оказывать

решающее воздействие". Аналогичный взгляд высказал Александр II  спустя  два

года в беседе с П.А. Милютиным накануне его отправки  в  Польшу  в  1863  г.

Самодержец  сказал:  для  того  чтобы  "восстановить  у   поляков   сейм   и

конституционную хартию,  он  обязан  созвать  Земский  собор  в  Москве  или

Петербурге, а между тем он находит, что русский  народ  еще  не  созрел  для

подобной перемены". Причем он относил это не  только  к  "простому  народу",

который считал "самым надежным оплотом порядка в  России",  но  и  к  высшим

классам  русского  общества,  которые  "не   приобрели   еще   той   степени

образованности, которая необходима для представительного правления".  Те  же

доводы повторил он предводителю дворянства Д.П. Голохвастову в 1865 г.

     В  этих  высказываниях  есть  здравые  мысли.   Действительно,   личная

неограниченная   власть   монарха   способствовала   осуществлению    отмены

крепостного права и других либеральных реформ. Но  далеко  не  только  и  не

столько  этими  соображениями  руководствовался  Александр  II,  отвергая  в

течение 25 лет саму возможность конституции в  России.  Он  был  органически

связан с  устойчивой  государственной  традицией  авторитарно-патриархальной

власти самодержавия, Он вырос и был воспитан в этой системе, его  интеллект,

характер, психологический и душевный  склад  сформировались  под  бдительным

оком и личным влиянием Николая I, в эпоху апогея самодержавия. Его здравый и

практичный ум, по-видимому, не обладал глубиной и прозорливостью. В  отличие

от наиболее дальновидных государственных деятелей он не понял,  что  "дерево

(крепостное право.-Л. 3.) пустило далеко корень: оно осеняет  и  Церковь,  и

Престол",  что  внезапное  упразднение  крепостного  права  может  расшатать

монолитность империи: "здание Петра  I  поколеблется",  "могут  отойти  даже

части - остзейские провинции, самая Польша" (слова С.С.  Уварова,  сказанные

М.П. Погодину в 1847 г.).

     Когда  такая  опасность  действительно  возникла,  для  Александра   II

неожиданно, он, сообразуясь с силой, масштабом и характером освободительного

движения,  пошел   на   уступки.   В   Финляндии   под   натиском   широкой,

организованной,  мирной  оппозиции  Александр  II   восстановил   сейм,   не

собиравшийся полвека, лично его открыл в Гельсингфорсе 6(18)  сентября  1863

г. и произнес речь на французском языке, в которой признал "неприкосновенным

принцип конституционной монархии, вошедший в нравы финляндского народа".

     По отношению к Польше  с  первых  же  шагов  Александра  II  проявилась

двойственность: с одной стороны, так нехарактерная для  его  отца  мягкость,

гуманность, с  другой  -  жесткая  авторитарность  неограниченного  монарха,

усвоенная всем  воспитанием,  постоянно  подпитываемая  близким,  ежедневным

общением с отцом, всей атмосферой Зимнего дворца. В  связи  с  коронацией  в

1856 г. он дал амнистию  участникам  польского  восстания  1830-1831  гг.  и

другим ссыльным полякам, разрешил польским эмигрантам  вернуться  на  родину

(за редким исключением для особенно активных противников самодержавия).  Но,

будучи в мае того же года в Варшаве, он в своей  речи  перед  предводителями

дворянства,  сенаторами  и  высшим  католическим   духовенством   решительно

предупредил поляков: "Вам нужно знать для блага самих  поляков,  что  Польша

должна пребывать навсегда в соединении с великой семьей русских императоров.

"..." Я снова  повторяю:  господа,  оставьте  мечтания!  Оставьте  мечтания!

(point de reveries. - фр.)". Этот настойчивый, лишенный деликатности  призыв

Александра  II  не  без  оснований  напомнил  полякам   окрик   Николая   I,

требовавшего в своей речи в Варшаве в 1835 году  отказаться  от  "обманчивых

мечтаний" под угрозой в противном случае разрушить столицу  мятежного  края.

Да  и  сам  император  Александр  II   решительно   и   открыто   заявил   о

преемственности своего курса в польском  вопросе  с  традиционной  политикой

своего отца. "Я ничего не изменю, - сказал он тогда же в другой  речи  перед

поляками. - Сделанное моим отцом -  хорошо  сделано".  И  это  говорилось  о

политике жесткой регламентации, проводимой  Николаем  I,  говорилось  в  год

"оттепели", когда  "начала  свободно  дышать  Россия",  в  год  политической

амнистии. Явная недальновидность. Когда же спустя пять лет был  принят  указ

12 (26) марта 1861 г. о реформах, направленных на восстановление "автономной

администрации" Польши, время оказалось упущенным. Не  помогло  и  назначение

наместником  Царства  Польского  великого  князя  Константина   Николаевича,

известного своим либерализмом и приверженностью к реформам. Тем более что по

требованию Александра II военное положение сохранялось.

     Близко наблюдавший Александра II  в  это  время  военный  министр  Д.А.

Милютин дает такую характеристику его отношения к  польскому  вопросу:  "Что

касается государя, то в его мыслях, как  мне  кажется,  происходила  тяжелая

борьба двух противоположных течений:  с  одной  стороны,  всякое  проявление

революционных притязаний поляков, пренебрежение их к русской власти, уличные

беспорядки и дерзкие выходки возбуждали в нем негодование, возмущали его; он

огорчался неблагодарностью, с которой  поляки  принимали  все  оказанные  им

уступки и даруемые льготы; под впечатлением  этих  чувств  являлось  у  него

требование строгих репрессивных мер, энергических распоряжений, не  исключая

и употребления оружия; с другой  стороны,  его  мягкое  сердце  и  природное

благодушие склоняли его к мерам кротким, примирительным, внушали ему желание

испробовать все средства к установлению доброго  согласия  между  Россией  и

Польшей; для этого он был готов на всякие уступки, на всякие  пожертвования,

совместные с достоинством и пользами  Империи.  Мне  кажется,  что  государь

склонен был, чтобы Царству  Польскому  предоставить  такое  же  положение  в

отношении к Империи,  в  какое  поставлено  Великое  княжество  Финляндское.

Думал, что Польша могла  бы  достигнуть  такого  же,  вполне  благоприятного

положения, если бы только вожаки польские обладали таким же здравым смыслом,

таким же спокойным,  сдержанным  характером,  каким  отличаются  финляндцы".

Вполне возможно, что наблюдения Д.Д. Милютина имели достаточные основания. И

все же в действительности Александр II склонился к совсем иному решению, чем

с Финляндией.

     "Конфиденциальная инструкция" великому князю Константину Николаевичу от

18 (30) июня 1862 г., врученная ему для руководства мятежным  краем,  вполне

точно определяла позицию Александра II: "Царство Польское в  теперешних  его

границах  должно  оставаться  навсегда  достоянием  России".  Александр   II

предупреждал  брата,  что  ни  о  каких  новых  льготах  и  уступках  (кроме

восстановления указом 1861 г.  "автономной  администрации")  "речи  быть  не

может", а в особенности ни о конституции, ни о национальной армии "Ни  того,

ни другого я ни под каким видом не допущу ".Действительно, тяжелое  наследие

досталось Александру II: с одной стороны, он не без  основания  считал,  что

польские  патриоты  претендуют  на  Северо-Западный   край,   то   есть   на

восстановление Польши в границах Речи Посполитой, с другой -  конституция  и

сейм были дарованы почти полвека назад Александром I, который  обещал  тогда

именно  на  этом  сейме   представительное   правление   и   своим   русским

верноподданным.

     Другое категорическое наставление Александра II брату -  не  увлекаться

идеями панславизма : "Многие будут рассчитывать и льстить твоему панславизму

. Мысли эти, как бы они ни были  завлекательны  для  будущего,  я  считаю  в

настоящую минуту крайне опасными для России и для монархического начала, ибо

я вижу в них распадение России  даже  не  на  отдельные  государства,  а  на

отдельные и, вероятно, враждебные республики. Соединение же всех славян  под

одну державу есть утопия , которая едва ли может когда-либо  осуществиться".

Полгода  спустя,  накануне  открытого  вооруженного  восстания  поляков,  22

декабря 1862 г. (3 января 1863 г.) он возвращается к сильно тревожившему его

вопросу о "так называемом панславизме" и  пишет  брату:  "Мои  убеждения  не

новые, но теперь они сделались еще сильнее, и я  вижу  в  нем  не  славу,  а

гибель для Русской империи , не говоря уже о  нашей  династии,  что  в  моих

глазах дело второстепенное , и потому, пока буду жив,  никогда  не  поддамся

подобным стремлениям,  которые,  я  знаю,  многих  соблазняют,  а  я  считаю

пагубными и предосудительными".

     Освободительное  движение   в   Польше   не   удовлетворилось   данными

Александром II уступками. Охватившее всю Польшу и перекинувшееся в  Западный

край  восстание  1863  г.  поставило  Александра  II  перед   необходимостью

решительных действий. Он остался неколебим, еще ранее определив свою позицию

как  неприятие  любого  мнения,  которое  "не   будет   согласно   с   общим

правительственным направлением  и  будет  противно  интересам  Империи".  Он

категорически  отверг  возможность  введения  сейма,  решив  положить  конец

системе, введенной еще Александром I,  к  которой  склонялся  великий  князь

Константин Николаевич. Он сделал свой  выбор  -  путь  радикальных  аграрных

реформ.  Для  чего  снова  понадобился   Н.А.   Милютин,   возвращенный   из

вынужденного длительного заграничного отпуска и посланный вместе  со  своими

ближайшими соратниками Ю.Ф. Самариным, В.А.  Черкасским,  В.А.  Арцимовичем,

Я.А. Соловьевым (все - деятели реформы 1861 г.) в Польшу. Принятые в 1864 г.

аграрные реформы, дав крестьянам  землю  в  собственность  за  символическую

цену, фактически носили революционный характер. Крестьянство  было  оторвано

от  восстания.  Но  конституцию  Александр  II  Польше  не  дал,  о  чем  он

предупреждал Н.А. Милютина, направляя его с ответственной миссией в мятежный

край (в скобках заметим, что он одновременно отклонил и  проект  Валуева  об

ограниченном   аристократическом   представительстве   при   Государственном

совете).   В   Северо-Западном   крае    крестьянская    реформа    получила

законодательное завершение в признании обязательного  выкупа  полевой  земли

крестьянами в собственность. Решив крестьянский вопрос, Александр II жестоко

подавил в крови восстание. Польский вопрос на  время  был  урегулирован.  Но

последствия польского восстания 1863 г. для России в целом, его  влияние  на

усиление конфронтации общественно-политических сил в стране  в  первые  годы

обновления и реформирования России были очень значительны.

     Нельзя сказать, чтобы Александр II не заметил  обострения  политической

ситуации в первые годы  отмены  крепостного  права.  Но  вряд  ли  он  понял

возможные последствия и опасность для  государственной  власти  возникшей  в

обществе конфронтации политических сил. Во всяком случае, его не  насторожил

протест  и  выход   в   отставку   либеральной   профессуры   Петербургского

университета в ответ на реакционные меры Министерства народного  просвещения

осенью 1861 г., гонения на  либеральную  администрацию  Калужской  губернии,

притеснения мировых посредников новым министром внутренних дел Валуевым.  Он

санкционировал арест либеральных мировых посредников  Тверской  губернии  во

главе с А.М. Унковским в 1862 г. С большим  опозданием  он  отреагировал  на

развитие национально-освободительного движения  в  Польше.  Одним  росчерком

пера он устранял либеральных министров и государственных деятелей с  постов,

одновременно пользуясь их программами и проектами. Потому, в частности,  что

действовал  не  в  силу  убеждений,  а  в  силу  обстоятельств  -  постоянно

менявшегося соотношения политических  сил  в  высших  эшелонах  власти  и  в

обществе.

     Но если говорить о главном направлении политики Александра II в  первые

годы после отмены крепостного  права,  то  неоспоримым  остается  факт,  что

либеральные реформы интенсивно  продолжались:  в  1863  г.  отмена  телесных

наказаний (17 апреля - в день рождения  императора),  новый  университетский

устав 1863 г., в 1862 г. - гласность государственного бюджета, в  1864  г. -

земская реформа и Судебные Уставы 19  ноября,  началась  подготовка  военной

реформы, и во главе военного министерства поставлен сторонник преобразований

Д.А. Милютин. Александр II сознательно шел на введение  новых  институтов  -

всесословного  выборного  местного  самоуправления  в   уездах,   губерниях,

городах, совершенно нового для России судоустройства  и  судопроизводства  с

независимостью и несменяемостью судей, с  присяжными  заседателями  из  всех

сословий (среди которых представительство крестьян было очень значительным),

с выборным мировым судом - низшей инстанцией введенного  судоустройства,  он

признал  либеральную  программу  преобразования   всей   системы   народного

просвещения, постепенно, после длительных оттяжек он согласился на отказ  от

рекрутских наборов и переход к всесословной воинской повинности.  Однако  он

не смог подняться до понимания необходимости общей программы  преобразований

во  всех  сферах  государственной  и  общественной  жизни,  согласованной  и

целенаправленной, не смог выйти за рамки государственной системы,  связанной

корнями с  крепостным  правом,  сам  оставаясь  ее  пленником.  Более  того,

принимая новое законодательство, он вскоре допускал реакционные  коррективы,

искажавшие  его  (как   тогда   говорили,   "новеллы"   к   реформам).   Эта

двойственность  и  непоследовательность  подрывали  авторитет  дела  Великих

реформ и вызывали недоверие общества к власти и ее  высшему  выражению  -  к

монарху.

     Отчаянные  тревоги  деятелей   крестьянской   реформы   Д.А.   Милютина

(отстраненного самодержавной властью от ее реализации) и его  сторонников  о

слабости гарантий принятого либерального  курса,  о  необходимости  иметь  в

обществе опору в виде партии середины (le centre) для  поддержки  начатой  в

государстве перестройки были чужды Александру II. В поляризации политических

сил,  в  усилении  и  активизации  реакции  и  революционного   экстремизма,

ослаблении либералов, апатии и усталости общества он не увидел,  не  осознал

грозящую делу реформ и ему лично катастрофу. Выстрел Д. Каракозова  у  ворот

Летнего сада 4  апреля  1866  г. -  первый  предвестник  трагического  конца

царя-освободителя через 15 лет. Но это уже другая страница его жизни.

     Человек храбрый, не раз проявивший свое бесстрашие,  Александр  II  был

потрясен этим первым покушением. Не страх за собственную жизнь, а  сознание,

что стрелял в монарха России, в "помазанника Божия", русский человек,  а  не

поляк, как ему сначала показалось, было тяжелым откровением  и  превосходило

его понимание. Спустя десять дней после покушения  Каракозова  Александр  II

поддержал  предложение   Священного   Синода   об   "учреждении   ежегодного

повсеместного совершения в 4-й  день  апреля  крестного  хода  на  городские

площади... с целодневным звоном". Митрополит московский Филарет,  признанный

авторитет и человек государственного ума, тогда же высказал  обер-прокурору.

Священного Синода  свое  удивление:  "Надобно  ли  каждый  год  торжественно

напоминать народу, что возможно восстание против  царя,  которое  он  прежде

почитал невозможным". Сын по-своему повторил отца:  Николай  I  ежегодно  14

декабря в Аничковом  дворце  собирал  преданных  ему  генералов,  подавивших

выступление  декабристов,  Александр  II   на   одиннадцатом   году   своего

царствования сделал день первого покушения на него также датой памятной, но,

соответственно  эпохе,  придал  ей  более   "демократический",   всенародный

характер.

     Середина 60-х годов была временем глубоких переживаний и  потрясений  в

жизни Александра II, не только в политической, но и в личной.

     В мае 1865 г. в Ницце  скоропостижно  скончался  в  22-летнем  возрасте

старший сын и наследник престола  великий  князь  Николай  Александрович  (в

семье - Нике), воспитанник одного  из  либеральных  деятелей  эпохи  Великих

реформ К.Д. Кавелина, по  общим  отзывам,  мягкий,  гуманный,  просвещенный,

внушавший  надежды  на  благополучное  продолжение  начатых  преобразований.

Расшаталось и без того  слабое  здоровье  императрицы  Марии  Александровны.

Александр II тяжело перенес постигший семью неожиданный удар. В том же году,

после длительных колебаний, мучительной внутренней борьбы он дал волю  своим

чувствам к юной княжне Екатерине Михайловне  Долгорукой,  и  начался  роман,

прервавшийся только со смертью. Он ничем не походил  на  прежние  мимолетные

увлечения и многочисленные связи императора,  к  которым  привыкли  все,  не

исключая императрицу. То была любовь зрелого  мужчины  47  лет  к  18-летней

девушке,  обаятельной,  стройной,  неотразимой  в  своей   женственности   и

чувственной красоте. Она ответила ему тем же чувством. Попытка расстаться на

полгода, чтобы избежать скандала и остудить чувства, не  удалась  и  никогда

больше не предпринималась.

     Пережитое  в  связи  с  покушением   потрясение,   семейная   трагедия,

раздвоенность в личной жизни и страсть, поглощавшая  душевные  и  физические

вилы, отразились на внутреннем состоянии Александра II, его  мировосприятии.

Современники замечали, что император чаще, чем  раньше,  бывал  задумчив,  а

иногда   апатичен,   обидчив,   говорил   о   неблагодарности   людей.   Эти

обстоятельства не могли не сказаться на отношении к делам, энергия и интерес

поубавились, зато возникли  размышления  над  правильностью  взятого  курса.

Пытаясь  противодействовать  этим  колебаниям  и  натиску  всколыхнувшей   в

"верхах" реакции, Д.А. Милютин послал Александру II записку "О  нигилизме  и

мерах  против  него  необходимых",  написанную   К.Д.   Кавелиным.   В   ней

доказывалось, что только последовательные реформы могут остановить в  России

революционное движение.  Александр  II  оставил  записку  без  внимания.  Он

склонился к охранительным силам. В рескрипте  от  13  мая  1866  г.  на  имя

председателя Комитета министров П.П. Гагарина  Александр  II  объявил  своей

задачей "охранять русский народ от зародышей вредных лжеучений,  которые  со

временем  могли  бы  поколебать  общественное  благоустройство".  Вопрос   о

дальнейших реформах замалчивался, провозглашались чисто охранительные  цели,

сформулированные новым шефом жандармов П.А. Шуваловым.  Валуев  очень  точно

выразил в дневнике свое впечатление от рескрипта и намеченного им курса:  "У

нас теперь принцип и идея тождественны. Они  состоят  в  ограждении  власти.

Положение оборонительное. Власть рассматривается не  как  средство,  но  как

цель, как право, как имущество... Мы требуем повиновения, но во имя чего  мы

его требуем? Только во имя обязанности повиноваться и права повелевать".

     Окружение царя-освободителя стало меняться. Роль III Отделения с.е.и.в.

канцелярии, несмотря на гласность и европеизацию  страны,  освобожденной  от

крепостного права, не только не ослабла, но с 1866  г.,  после  покушения  и

казни  Каракозова,  усилилась.  Вновь  назначенный   главноуправляющий   III

Отделением и шеф жандармов Шувалов приобрел решающее влияние  в  "верхах"  и

лично на Александра II. Недостаток воли, свойственный Александру II  вообще,

в эти  годы  особенно  заметен.  Вплоть  до  отставки  в  1874  г.,  Шувалов

сосредоточивал  непомерную  власть  и  могущество,   играя   роль,   близкую

временщику.  А.Ф.  Кони  считал  правление  Шувалова  "властительством   над

судьбами русской внутренней политики  и  над  душою  напуганного  покушением

Каракозова Государя". Смена лиц коснулась многих ключевых постов.  Министром

народного просвещения назначен обер-прокурор Священного Синода Д.А. Толстой,

поборник реакции, откровенный противник  либеральных  преобразований  своего

предшественника Головнина. Два других назначения в том  же  роде:  министром

юстиции стал К.И. Пален вместо либерального Замятнина, министром  внутренних

дел А.Е. Тимашев, поддержанные Шуваловым. Д.А.  Милютин  не  раз  был  готов

выйти  в  отставку,  теряя  надежду  противостоять  всесилию  Шувалова.  Так

называемые "новеллы" к реформам 60-х гг. вносили  реакционные  коррективы  в

недавно принятые законодательные акты. Административная  власть  повсеместно

усилилась,  контроль  за  земским  самоуправлением,   за   печатным   словом

ужесточился,  начальная  школа  подчинена   прямому   надзору   министерских

чиновников, независимые судьи подвергались давлению администрации.

     Но и в этой изменившейся обстановке возврата к охранительным  принципам

в правительственной политике Александр II все же продолжал реформы,  хотя  и

вяло, инертно, без прежней напористости и  воодушевления.  В  1870  г.  было

принято законодательство о городском самоуправлении (в отрыве от земского на

шесть лет). Подготовка военных реформ растянулась до 1874 г., когда  наконец

был сделан решительный шаг к модернизации армии - принят  закон  о  всеобщей

воинской повинности. Толчком  к  решению  Александра  II  дать  согласие  на

важнейшую  из  военных  реформ  послужили   внешнеполитические   события   -

франко-прусская война 1870 г., продемонстрировавшая преимущества современной

организации и современного оснащения армии.  Александр  II  и  правительство

постепенно,  но  совершенно  очевидно  утрачивали  инициативу  в  проведении

крупномасштабных преобразований, начатых отменой крепостного права. И вместе

с тем усиливались репрессивные меры борьбы не только с революционным, но и с

либеральным общественным движением. Д.А. Милютин, сохранявший пост  военного

министра в течение 20 лет (1861 -1881 гг.), прекрасно знавший Александра  II

и правительственную политику, говорил о годах, последовавших после 1866  г.:

"...в последние 14 лет застоя и реакции все строгости полицейские не  только

не подавили крамолу, но, напротив того,  создали  массу  недовольных,  среди

которых злонамеренные люди набирают своих новобранцев". Он говорил  об  этом

на совещании министров у Александра II 21 апреля 1881 г., где решался вопрос

о дальнейшей политике и программе действий  правительства.  "Я  доказывал, -

передает он далее в своем дневнике, - что недоконченность начатых  реформ  и

отсутствие общего плана привели к тому, что по всем частям  государственного

организма ощущается  полный  хаос".  Это  мнение  разделяли  многие  деятели

реформ,  их  сторонники  и  даже  оппоненты.  И  что  еще  важнее,  сам  ход

исторических  событий,  неопровержимые  факты  подтверждают   справедливость

наблюдений современников.

     Внимание  Александра  II  в   этот   период   его   царствования   было

сосредоточено не столько на законодательной деятельности, сколько на решении

имперских задач - приобретении новых территорий, особенно  в  Средней  Азии,

урегулирование пограничных проблем, на  европейской  политике  и  пересмотре

условий тягостного для России Парижского мира.

     На 1866  г.  приходится  пик  развития  дружественных  отношений  между

Россией и США и решение  о  продаже  Русской  Америки.  Решение,  в  котором

выразилась давняя идея о континентальном, а не морском будущем России (отказ

от приобретения далеких заморских территорий  обозначился  еще  в  1818  г.,

когда Александр I и К.В. Нессельроде  отклонили  предложение  о  принятии  в

русское подданство Гавайских  островов).  Личная  позиция  Александра  II  в

вопросе  продажи  Аляски  и  всемерном  укреплении  отношений  с  США   была

определенной и не  являлась  неожиданностью.  Еще  во  время  кровопролитной

гражданской войны между северными и южными штатами посылка русских эскадр  в

Америку под командованием контр-адмирала С.С. Лесовского и их  пребывание  в

Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне в 1863- 1864 гг. превратилась в демонстрацию

открытой поддержки Россией Федерального Союза. И хотя непосредственная  цель

экспедиции заключалась в организации крейсерства в  случае  возможной  войны

Англии и Франции против России в связи с польским восстанием  1863  г.  (что

было  известно  американскому  президенту   Линкольну   и   государственному

секретарю Сьюарду), тем не менее заинтересованность двух  великих  держав  в

сближении была несомненна. В связи с покушением Каракозова на Александра  II

правительство США не ограничилось обычной в  таких  случаях  дипломатической

процедурой,  но  конгресс  единогласно  принял  особую  резолюцию,   и   для

торжественного ее вручения императору было отправлено в Россию  чрезвычайное

посольство во главе с заместителем  морского  министра  Г.В.  Фоксом.  Когда

Александру II было об этом доложено,  он  распорядился  "принять  с  русским

радушием"  посланников  "заокеанической"  державы.  Известный  исследователь

русско-американских отношений Н.Н. Болховитинов считает, что "миссия  Фокса,

ставшая   кульминацией    русско-американского    сближения,    во    многом

способствовала распространению мнения о  существовании  естественного  союза

между Россией и Соединенными Штатами" и "именно это обстоятельство... окажет

существенное, если не решающее, влияние при  обсуждении  вопроса  о  продаже

русских владений в Америке". Это не снимает вопроса о других причинах, в том

числе финансовых (хотя 7,2 млн. долларов не могли быть  решающим  подспорьем

для бюджета России). Главной, стратегической задачей русского  правительства

в этой акции было соображение об устранении очага возможных  противоречий  в

будущем и укреплении фактического союза двух великих держав.

     Спустя несколько  лет  был  решен  другой  важный  вопрос  пограничного

размежевания, на этот раз с Японией. После успешных мирных договоренностей с

Китаем и присоединения к  России  Уссурийского  края  (Пекинский  договор  2

ноября 1860 г.) значение Сахалина  для  дальневосточных  территорий  империи

возросло.  Однако  вопрос  о  принадлежности  Южного  Сахалина  был   камнем

преткновения в затянувшихся переговорах с Японией. Наконец 25 апреля 1875 г.

в  Петербурге  был  заключен  русско-японский  договор  об  обмене  северных

островов Курильской гряды, принадлежащих России, на Южный Сахалин.

     Во второй половине 60- 70-х гг. Александр II придавал большое  значение

завоеванию  Средней  Азии,  где  интересы  России  сталкивались  с  Англией.

Продвижение в этом регионе, развитие экономических связей с другими странами

Востока,  в  представлении  значительной  части  правящих  кругов  России  и

общества, давали возможность восстановить пошатнувшийся  военно-политический

престиж России и создать предпосылки для нажима  на  основного  соперника  -

Великобританию. Особенно энергичную позицию занимало  военное  министерство,

администрация   на   окраинах:   наместник   Кавказа,    генерал-губернаторы

Оренбургского  края,  Западной  Сибири,  более  сдержанную  -   Министерство

иностранных  дел,   опасавшееся   международных   осложнений,   Министерство

финансов,  оберегавшее  бюджет.  Александр  II  с  неизменным  интересом   и

вниманием относился к этой сфере государственной деятельности и, разделяя  в

целом идею продвижения в  Среднюю  Азию,  вместе  с  тем  удерживал  слишком

горячие головы от  неосмотрительных  или  поспешных  действий  или  даже  от

химерических планов похода на Индию - оплот колониальных владений Англии.

     Благоприятный  для  России  исход   Кавказской   войны   актуализировал

среднеазиатскую проблему в имперской политике Александра II,  и  с  середины

60-х гг. началось систематическое продвижение войск в этом регионе.  В  1864

г. взяты, с согласия правительства, Туркестан и  Чимкент,  в  1865  г. -  по

собственной инициативе генерала  М.Г.  Черняева  -  Ташкент,  о  чем  Валуев

записал в своем дневнике 20 июля 1865  г.:  "Ташкент  взят  ген.  Черняевым.

Никто не знает почему и для чего... Есть нечто эротическое во  всем,  что  у

нас делается на отдаленной периферии Империи". И  хотя  военный  министр  Д.

Милютин в письме от 1 ноября 1866  г.  к  оренбургскому  генерал-губернатору

сообщал, что "царь не желает никаких новых завоеваний", но назначение вскоре

в Среднюю Азию генерала К.П. Кауфмана, близкого к Александру II  и  военному

министру,  с  самыми   широкими   полномочиями,   предвещало   осуществление

энергичной и активной политики самодержавия. Действительно, в конце 1867  г.

была   оформлена   организация    Туркестанского    края    во    главе    с

генерал-губернатором Кауфманом. В письме к Д. Милютину от 18 ноября  1867  г

он утверждал,  что  временно  необходимо  приостановить  наступление,  чтобы

заняться устройством управления края, но затем необходимо  дальше  двигаться

против бухарского эмира. "Совершенно одобряю", - откликнулся  на  это  своей

пометой Александр II.

     Александр II поддерживал наступательную стратегию военного министерства

и Кауфмана, противостоящую  скептикам  из  Министерства  иностранных  дел  и

Министерства финансов.  В  1868  г.  Кауфман  завоевал  Самарканд,  подписал

соглашение  с  бухарским  эмиром,  фактически  означавшее   его   вассальную

зависимость от России. В 1869 г., согласно личному  распоряжению  Александра

II, был  занят  Красноводск,  что  должно  было  способствовать  дальнейшему

продвижению в Среднюю Азию и укреплению на восточном  побережье  Каспийского

моря.  Сообщая  это  распоряжение  монарха  Кауфману,  директор   Азиатского

департамента МИДа П.Н. Стремоухов вместе с  тем  высказывал  убеждение,  что

"новое расширение пределов было  бы  самым  решительным  вредом  для  нашего

отечества". А  генерал  Свистунов,  руководивший  действиями  Красноводского

отряда, характеризовал правительственную  политику  как  "вредное  увлечение

погремушками дешевых лавров". Продвижение продолжалось в казахские степи, на

Хиву, Коканд. В 1873 г.  занята  Хива,  и  ханство  оказалось  в  вассальной

зависимости, а в 1876  г.  ликвидировано  Кокандское  ханство  и  образована

Ферганская  область   в   составе   Туркестанского   генерал-губернаторства.

Дальнейшее продвижение временно было приостановлено в связи  с  активизацией

России в европейской политике и надвигавшейся русско-турецкой войной. Однако

уже к этому времени Россия успела укрепиться  в  Среднеазиатском  регионе  и

решить многие проблемы по освоению этого края.

     Внешняя политика Александра 2 в Европе не  осталась  без  изменения  в

этот период его царствования. Сближение с Францией  на  рубеже  50-60-х  гг.

оказалось недолговечным. Охлаждение в отношениях между двумя державами и  их

властителями, обострившееся в связи с польским вопросом в начале 60-х гг., в

дальнейшем стало еще более очевидным. В значительной степени это объяснялось

усилившейся пропрусской ориентацией Александра II. Его  любовь,  почтение  и

глубокая симпатия к родному дяде, прусскому  королю,  сыграли  не  последнюю

роль в сближении России и Пруссии.  Милитаризация  и  усиление  Пруссии  под

руководством Бисмарка и даже очевидное стремление к гегемонии  в  Европе  не

насторожили Александра II.

     Попытки Горчакова наладить отношения с Францией не увенчались  успехом.

Визит Александра II в Париж  летом  1867  г.  не  оправдал  надежд.  Встреча

французской столицы 3 июня была холодной.  А  6-го  поляк  А.И.  Березовский

стрелял в Александра II, возвращавшегося с парада в открытом экипаже  вместе

с Наполеоном III. Александр II не был ранен. Все знаки сожаления и симпатий,

все  старания  французского  императора  и  особенно  красавицы  императрицы

Евгении не смогли рассеять его дурного настроения, которое усугублялось  еще

и упорным противодействием Франции всем попыткам русской дипломатии добиться

отмены ограничительных статей Парижского мира.

     В 1870 г. Александр останется  глух  ко  всем  обращениям  французского

правительства, взывавшего о помощи и заступничестве.  Он  не  скрывал  своих

симпатий к Пруссии, хотя значительная часть  русского  общества  и  правящей

бюрократии не разделяла их. Отчасти это отношение Александра  II  к  Пруссии

можно объяснить его надеждами с самого начала франко-прусской войны добиться

отмены наиболее тяжелых статей Парижского мира, "черноморских". В расчете на

поддержку Пруссии он предложил в Совете министров план одностороннего отказа

России от статей, ограничивающих ее права на Черном море.  Тютчева  отмечает

инициативу Александра II в этом деле и, напротив,  сдержанность  почти  всех

министров. Циркулярная нота Горчакова 31 (19) октября 1870 г. достигла цели:

Бисмарк, хотя  и  недовольный  этой  акцией,  предложил  созвать  Лондонскую

конференцию заинтересованных держав, которая и приняла  конвенцию  13  марта

1871 г. об  отмене  этих  статей  Парижского  мира.  Расчеты  Александра  II

оправдались, однако было бы ошибкой только этим объяснять  его  отношение  к

Пруссии. Большое  значение  имели  личные  чувства  и  симпатии  российского

монарха, традиционные семейные связи.

     Д. Милютин неоднократно  писал,  что  Александр  II  не  скрывал  своей

радости  при  получении  каждой  телеграммы  о  победе   германских   войск:

немедленно  посылал  королю  Вильгельму  поздравительные  телеграммы,  а  по

временам Георгиевские кресты, притом в таком большом числе, что щедрость эта

возбуждала в петербургском обществе сетования и насмешки. О явном сочувствии

Пруссии свидетельствовало и то, что несмотря на  нейтралитет,  в  германской

армии были русские офицеры, врачи, лазареты.  Даже  после  Седанской  победы

немцев, несмотря  на  возникшие  уже  у  Александра  II  опасения  возможных

последствий столь стремительных успехов Пруссии, позиция его не  изменилась.

6 ноября 1870 г. он писал великой княгине Елене  Павловне:  "Я,  как  и  Вы,

оплакиваю  новые  потери  славной  прусской  гвардии".  Тьер,  прибывший   в

Петербург с важной  миссией  склонить  Россию  к  более  активной  поддержке

Франции, уехал, не добившись результата. Когда побежденная Франция во  время

мирных переговоров всячески старалась заручиться содействием  России  против

непомерных притязаний Пруссии, Александр II остался неприступен. Французский

посол в Петербурге маркиз Ж. де  Габриак,  которому  выпала  трудная  задача

бороться с этим прусофильством, в телеграмме от 19 февраля 1871 г.  министру

иностранных дел Жюлю Фавру так определил ситуацию: "Вы  могли  убедиться  из

обмена телеграммами между  прусским  королем  и  императором  Александром  -

обмена, который даже здесь произвел скверное впечатление, - что  нам  нечего

ждать  от  России...  Россия  нейтральна,  но  ее  нейтралитет  дружественен

Франции; император нейтрален, но его нейтралитет благоприятен Пруссии. Ну  а

император Александр управляет страной, лишенной инициативы, еще привыкшей  к

абсолютизму.  Страна  может  устраивать  заговоры,  когда  ее   доводят   до

крайности, но не способна к открытому воздействию на власть".

     Об этом "благоприятном"  Пруссии  нейтралитете  российского  императора

очень выразительно говорят  его  пометки  на  дипломатических  документах  -

телеграммах и докладах русских послов, а также переписке  между  французским

послом  и  его  министром,  которая  перехватывалась  и  расшифровывалась  в

Петербурге. Некоторые из этих заметок носят  очень  непосредственный,  почти

наивный характер, отражая истинные чувства Александра  II.  Например,  когда

французское правительство заявило 2 января 1871 г. из Бордо  протест  против

бомбардировки немцами Парижа,  указывая,  что  "эта  бомбардировка  является

возвращением к варварству,  которое  должно  вызвать  общее  негодование  со

стороны  цивилизованных  правительств  и  народов",  Александр  написал   на

перехваченной депеше: "А Кремль, который они взорвали!" Память, как  всегда,

не изменила Александру II, что никак нельзя сказать о его дальновидности. Он

в полной мере не осознал и не почувствовал угрозу в образовании объединенной

Германской империи, в опасном для России соседстве милитаризованной  сильной

державы. Он не понял, что Франкфуртский мир, перекроивший границы  в  центре

Европы, чреват политической нестабильностью и в перспективе  общеевропейской

войной, что предвидели многие политики и дипломаты того  времени.  Александр

II так и не  уступил  всем  отчаянным  просьбам  французского  правительства

"порекомендовать умеренность своему дяде" в  территориальных  притязаниях  к

Франции.

     Только в одном случае он отрешится от позиции равнодушного созерцания -

когда осознает общеевропейскую опасность коммунистического  движения.  После

падения  Парижской  коммуны  Александр  II  был  солидарен   с   требованием

французского  правительства  о  выдаче  коммунаров,  укрывавшихся  в   чужих

странах. Свою точку зрения он выразил в резолюции  на  докладе  управляющего

Министерством иностранных  дел  В.И.  Вестмана,  заменявшего  Горчакова:  "Я

рассматриваю этот вопрос, как вопрос самой  большой  важности  для  будущего

всех правительств. По моему приказу министр юстиции составил по этому поводу

докладную записку, которую я сам передал в Берлине императору-королю, желая,

чтобы инициатива исходила  не  от  меня,  а  от  Пруссии.  Теперь  я  ожидаю

результатов". Он  считал  вполне  целесообразным  организацию  международной

борьбы с революционным движением, с Интернационалом.

     Еще до Парижской коммуны Бисмарк под впечатлением революционных событий

во Франции в сентябре 1870  г.,  приведших  к  свержению  Второй  империи  и

провозглашению республики, обратился в Александру II через  прусского  посла

Рейсса   с    предложением    организовать    совместную    борьбу    против

социалистического движения. 24  сентября  Рейсс  сообщил  ответ  российского

императора:  он  "настоятельно  желает  создания  ассоциации   монархических

элементов против революции". Так что в этом вопросе - борьбы с революцией  -

позиция Александра II была последовательной и твердой.

     Для  внешнеполитической  ориентации   Александра   II   этого   времени

характерно не только укрепление отношений с  Германией,  но  и  сближение  с

Австро-Венгрией. В 1872 г. он принял приглашение прибыть в Берлин, когда там

находился император Франц-Иосиф, а затем в 1873 г., впервые  после  Крымской

войны, посетил Вену. В октябре того же года сложился Союз трех императоров -

России, Пруссии, Австрии. Александр II вернулся к тому, от чего отказался  в

начале своего царствования, наметившаяся тогда новая ориентация на сближение

с  Францией  так  и  не  осуществилась  в  его  правление.   Противодействие

Александра II в 1875  г.  новым  притязаниям  Германии  к  Франции  сгладило

прежние  обиды  французов,  но  изменило  общей  ситуации.  Хотя  Союз  трех

императоров и не был  возрождением  Священного  союза,  сошедшего  со  сцены

вместе  с  Венской  системой,  но  несомненно,   что   Александр   в   новых

международных  условиях   предпочел   соглашение   с   прежними   партнерами

решительным переменам в дипломатии, предпочел, как он говорил, "традиционный

союз", несмотря на опасения Горчакова, на мнение  прессы,  почти  единодушно

высказывавшейся за сближение с Францией.

     Неудивительно поэтому, что энергичная и  активная  внешняя  политика  и

масштабность  имперских  притязаний  требовали  очень  значительных  сил   и

большого напряжения финансов.  Численность  армии  и  расходы  на  нее  были

непомерно  велики.  Военная  направленность  бюджета   страны   отражена   в

Государственной росписи, которая впервые стала  публиковаться  после  отмены

крепостного права. Военные расходы составляли в  60-70-е  гг.  третью  часть

бюджета. И  это  в  то  время,  когда  на  осуществление  выкупной  операции

крестьянской реформы государство вовсе не тратило бюджетных  средств.  Более

того, оно получило значительную прибыль к 1881 г.,  а  крестьяне  продолжали

платить выкупные до 1906 г. Министр финансов М.  X.  Рейтерн  (1862-1878)  с

самого  начала  своего  управления   убеждал   Александра   II   в   крайней

обременительности бюджета  непроизводительными  расходами,  в  необходимости

денежно-валютной реформы и обеспечения рубля золотым запасом  для  успешного

развития реформ и обновления России. Но имперская  политика  и  традиционное

имперское мышление победили.  Решающим  событием  оказалась  русско-турецкая

война в конце  царствования  Александра  II,  спустя  только  20  лет  после

Крымской войны и двух лет после принятия основной из военных реформ.

     Александр II не без колебаний и не вдруг решился на  объявление  войны.

Еще в августе 1876 г., перед отъездом на отдых  в  Ливадию,  в  разговоре  с

министром финансов М. X. Рейтерном о политических делах "он, как  и  прежде,

весьма сильно выражал решимость не давать Россию завлечь в войну. Он не  без

горечи говорил  об  агитации  славянофильской  -  о  желании  некоторых  лиц

выставить не его представителем интересов России".  Действительно,  давление

общественного мнения, славянских комитетов, выступавших в защиту единоверных

славянских народов, томящихся под турецким  игом,  было  сильным.  И  спустя

месяц настроение его изменилось. В начале октября  между  Александром  II  и

Рейтерном,  вызванным  в  Ливадию,  произошло  драматическое  объяснение,  в

котором окончательно определилась позиция императора. Александр требовал  от

министра финансов средств для предстоящей войны. Рейтерн  со  своей  стороны

предпринял отчаянную попытку противостоять влиянию на царя  военных  и  всех

сторонников разрешения ближневосточного  кризиса  военным  путем.  Он  подал

Александру II записку, в которой доказывал, что "война остановит  правильное

развитие   гражданских   и   экономических   начинаний   (Великих   реформ),

составляющих  славу  царствования  Его  Величества,  она   причинит   России

неисправимое  разорение  и   приведет   ее   в   положение   финансового   и

экономического  расстройства,  представляющего  приготовленную   почву   для

революционной и социалистической пропаганды, к которой наш век  и  без  того

уже слишком склонен". Рейтерн убеждал, что европейские державы  не  позволят

России в полной мере воспользоваться плодами побед, что огромные затраты  на

войну сорвут подготовленную финансовую реформу, что политические последствия

непредсказуемы. Александр II с раздражением и неприязнью вернул записку,  не

обсудив ее с другими министрами, и,  как  пересказывает  Рейтерн,  упрекнул,

"что я вовсе не указываю на средства для ведения войны и  предлагаю  унизить

Россию. Что этого ни он,  ни  сын  его  не  допустят".  Александр  пренебрег

здравыми доводами своего министра. Денежно-валютная реформа,  подготовленная

Рейтерном,  в  которой  так  нуждалась  страна,  находившаяся   в   процессе

крупномасштабных внутренних преобразований, оказалась  сорванной.  Александр

II дал приказ о мобилизации армии, а в апреле 1877 года подписал манифест  о

начале военных действий.

     21 мая, на 60-м  году  жизни,  Александр  II  выехал  из  Петербурга  в

действующую армию и покинул ее только 3  декабря  1877  г. -  после  падения

Плевны, предрешившего исход войны. Он  считал  своим  долгом  находиться  со

своей армией, хотя бы в тылу, где были раненые. Он говорил, покидая столицу:

"Я еду братом милосердия". Он терпеливо переносил трудности походного  быта,

плохие дороги, сохранял строгий режим дня, вставал в семь-восемь часов утра,

даже если накануне  приходилось  лечь  глубокой  ночью.  Он  обходил  палаты

раненых,  иногда  заходил  в  операционную,  утешал  отчаявшихся,  награждал

отличившихся, всех подбадривал,  глаза  его  часто  увлажнялись  слезами.  В

человечности и милосердии отказать Александру  II  нельзя.  Но,  к  великому

огорчению военного министра Д.А. Милютина, попытки  самодержца  вмешаться  в

руководство военными делами и порывы "принять участие в бою" вносили  только

напряжение и сумятицу. В судьбах народов южнославянского мира война  сыграла

огромную освободительную, прогрессивную роль. Для  России  последствия  этой

победоносной  войны  были  неоднозначны.  Несомненно,   военные   успехи   и

приобретения повысили престиж державы и оттеснили  мучительную  для  россиян

память о крымском поражении. Но война потребовала 1 113 348 517 рублей  (при

общем бюджете в 1878 г. в 600 398 425 рублей), курс  рубля  понизился  с  86

коп. золотом в 1875 г. до 63 коп. в 1878-1880 гг.  Денежно-валютная  реформа

была сорвана. Рейтерн подал  в  отставку,  признав  полное  поражение  своих

планов своей политики, продолжавших курс Великих реформ.

     Завершение  войны  сначала  Сан-Стефанским  миром,  а  затем  решениями

Берлинского конгресса, сильно урезавшими его,  оставило  в  обществе  горечь

разочарования и в итогах победы, стоившей народу многочисленных человеческих

жертв, и в возможностях и способностях правительства. Сам канцлер  Горчаков,

представлявший  Россию  на  конгрессе,  в  записке  Александру  II  отмечал:

"Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей  служебной  карьере".

Император пометил: "И в моей также".

     Дипломатическое поражение России было очевидно  и  для  власти,  и  для

общества.  Это  не  способствовало  умиротворению   общественно-политической

ситуации в стране, как рассчитывало правительство, начиная войну.  Напротив,

конфронтация усилилась. Как когда-то конституция Царства  Польского,  данная

Александром I, так теперь конституция  Болгарии,  только  что  освобожденной

русскими, усилила недовольство  общества  властью.  Политические  ошибки  на

престоле  повторялись  с  удивительной  последовательностью,  уроки  истории

оставались невостребованными. Патриотический  подъем,  вызванный  войной  за

освобождение  славян,  только  на  короткое  время  приглушил   деятельность

революционного народничества, но затем она активизировалась с  новой  силой.

Террор стал основным средством борьбы, а главной мишенью ее - сам император.

Одно за другим  следовали  покушения  на  Александра  II:  совершенное  А.К.

Соловьевым 2 апреля 1879 года, взрыв царского поезда осенью  того  же  года,

взрыв в Зимнем дворце 5 февраля  1880  года,  стоивший  многих  человеческих

жизней. Два  последних  покушения  были  осуществлены  уже  после  вынесения

смертного приговора Александру II Исполнительным комитетом  "Народной  воли"

20 августа 1879 года.

     Наступили последние, самые драматические годы его жизни.  По  настоянию

охраны он меняет маршрут своих перемещений, отказывается от прогулок  пешком

и заменяет их  прогулками  в  саду  Аничкова  дворца,  куда  отправляется  в

открытой карете, окруженный казаками. Он все  больше  погружается  в  личную

жизнь, тоже полную переживаний. Теперь под  одной  крышей  в  Зимнем  дворце

живут больная, увядающая императрица Мария Александровна и молодая, красивая

княжна Екатерина Михайловна Долгорукая, без которой император уже  не  может

провести ни дня, с которой создана новая семья с тремя детьми (две дочери  -

Ольга и Екатерина, сын Георгий, второй мальчик умер). Императрица скончалась

в конце мая 1880 года, и Александр II, едва прошло 40 дней после ее  смерти,

18 июля вступил в  морганатический  брак  с  княжной  Долгорукой.  Князь  В.

Барятинский, брат мужа младшей дочери  Александра  II  -  княгини  Екатерины

Александровны Юрьевской, в своих воспоминаниях пишет,  что  в  день  свадьбы

Александр II сказал: "Четырнадцать лет я ожидал этого  дня,  я  боюсь  моего

счастья! Только бы Бог не лишил меня его слишком рано".

     В тот же день  он  издал  указ  правительствующему  Сенату  в  котором,

объявляя о свершившемся, предписывал дать  Екатерине  Михайловне  Долгорукой

титул и фамилию светлейшей княгини Юрьевской (по имени Юрия  Долгорукова,  к

которому восходил ее род), так же как и их троим детям, и присвоить им права

законных детей. Указ этот был тайной, как в  первое  время  и  сам  брак,  о

котором знали только несколько доверенных  лиц,  присутствовавших  на  самой

церемонии. Брак Александра  II  произвел  удручающее  впечатление  на  семью

императора, на лиц,  близких  к  ней,  и  вообще  на  многих  представителей

"верхов". Некоторые мемуаристы  считают,  что  княгиня  Юрьевская  надеялась

стать императрицей и искала  в  этом  содействия  у  нового  могущественного

правителя М.Т. Лорис-Меликова.

     Назначенный сначала председателем Верховной распорядительной  комиссии,

а потом министром внутренних  дел,  бывший  харьковский  генерал-губернатор,

герой последней русско-турецкой войны, завоеватель Карса, М.Т. Лорис-Меликов

стал чем-то вроде диктатора. Умный, энергичный и вместе гибкий,  либеральный

Лорис-Меликов увидел корень зла в разладе между неограниченной самодержавной

властью и просвещенной  частью  общества.  Его  политика  "волчьей  пасти  и

лисьего  хвоста",  направленная  на  решительное  подавление  революционного

движения,  одновременно  намечала  продолжение  проведенных  Александром  II

реформ: расширение местного самоуправления, облегчение условий  для  печати,

смягчение   цензурных   притеснений,   завершение    крестьянской    реформы

обязательным выкупом, отставка реакционного министра  народного  просвещения

Д.А. Толстого и др. Но главным в его планах был проект, который  сводился  к

учреждению Общей комиссии, куда кроме назначенных правительством лиц входили

бы представители от земств и городов. Эта Комиссия должна была рассматривать

все проекты  преобразований.  Наряду  с  ней  должны  были  действовать  две

подкомиссии: финансовая и хозяйственно-административная. После  рассмотрения

законодательных  проектов  комиссиями   они   должны   были   вноситься   на

окончательное обсуждение Государственного совета,  в  который  Лорис-Меликов

предлагал послать представителей общественных учреждений.

     Зная  упорное  нежелание  Александра  II   дать   стране   конституцию,

Лорис-Меликов осторожно искал подхода к самодержцу. Возможно, на  этом  пути

он надеялся  на  содействие  княгини  Юрьевской,  со  своей  стороны  обещая

поддержку  в  возведении  ее  в   императорское   достоинство.   Барятинский

рассказывает, что "в Ливадии Лорис-Меликов вел долгие беседы с  Государем  в

присутствии его супруги о политических делах  и  о  новых  реформах.  Иногда

вскользь во время разговора он делал смутные намеки на то, что народ был  бы

счастлив иметь царицу - русскую по крови. Делая эти намеки, он сознавал, что

отзывается  на  сокровенные  намерения  Государя  и  тем  самым  все   более

завоевывает  себе  его  расположение,  необходимое  для  проведения  реформ.

Александр II мечтал короновать  княгиню  Екатерину  Михайловну  императрицей

всероссийской, выполнить намеченные государственные преобразования, а  затем

отречься от престола в пользу  цесаревича  и  уехать  о  женой  и  детьми  в

Ниццу..." Источником этих сведений были предания  семьи  княгини  Юрьевской,

они требуют подтверждений и проверки.  Но  несомненно,  что  две  "диктатуры

сердца" (любимой женщины и сильного правителя) переплелись в  последний  год

жизни  Александра  II  и  властвовали  над  ним.   По-прежнему   влюбленный,

погруженный в  свою  личную  жизнь,  занятый  мельчайшими  подробностями  ее

устройства,  вплоть  до  одежды  слуг  Ливадийского  дворца,  куда   впервые

отправлялась на отдых княгиня Юрьевская после бракосочетания, но усталый  от

бремени  государственных  дел,  от  конфронтации  в  обществе,  преследуемый

террористами, Александр  II  склоняется  к  решению,  которое  категорически

отрицал все годы своего царствования. Вот что поведал Д.  Милютину  об  этом

последнем акте государственной деятельности  императора  спустя  два  месяца

великий князь Владимир Александрович (третий сын Александра II): "...в самое

утро злополучного дня 1-го марта покойный император, утвердив своей подписью

представленный доклад Секретной комиссии и выждав выхода  Лорис-Меликова  из

кабинета, обратился к присутствовавшим великим князьям с такими словами:  "Я

дал свое согласие на это представление, хотя и не скрываю от  себя,  что  мы

идем  по  пути  к  конституции".  Однако  до  публикации  правительственного

сообщения Александр II решил рассмотреть проект 4 марта в Совете министров.

     Террористический акт 1 марта сорвал этот план. Марк Алданов пишет,  что

княгиня Юрьевская очень просила Александра II  не  ездить  в  этот  день  на

развод войск, поостеречься возможных покушений. Но он беззаботно ответил ей,

уходя, что гадалка предсказала ему смерть при седьмом  покушении,  а  теперь

если и будет, то только шестое.

     Спустя немного времени на Екатерининском канале прозвучало два  взрыва.

Организаторами  покушения  4  марта  были  А  И.  Желябов  -  крестьянин  по

происхождению, и С.Л. Перовская - представительница аристократического рода.

Первая бомба, брошенная Н. Рысаковым, разорвалась рядом  с  каретой,  и  сам

Александр II остался невредимым.

     В  отсчитанные  судьбой  последние  минуты   жизни   очень   характерно

проявилась его личность и натура. Как пишет  П.А.  Кропоткин,  "несмотря  на

настоятельные  убеждения  кучера  не  выходить  из  кареты...  Александр  II

все-таки вышел. Он чувствовал, что военное достоинство требует посмотреть на

раненых черкесов и сказать им несколько слов... Я мог заглянуть в глубь  его

сложной души... и понять этого человека, обладавшего храбростью солдата,  но

лишенного мужества государственного деятеля". Вторая бомба,  брошенная  И.И.

Гриневицким, достигла цели. "Вскоре, доставленный в Зимний дворец, в  3  1/2

часа пополудни  он  скончался  от  потери  крови.  Умирал  Александр  II  на

солдатской кровати, покрытой старой военной  шинелью,  которая  служила  ему

домашним халатом. Это описание еще раз воскрешает слова Николая  I,  который

хотел видеть в своем наследнике "военного в душе".

     1  марта  трагически   пресекло   и   государственные   преобразования,

призванные увенчать "великие  реформы",  и  романтические  мечты  монарха  о

личном счастье.

     Накануне  перемещения  останков  Александра  II  из  Зимнего  дворца  в

Петропавловской собор княгиня Юрьевская остригла свои великолепные волосы  и

положила их к рукам усопшего супруга. По  настоянию  Александра  III  она  с

детьми вскоре покинула Петербург и Россию, взяв с собой на память из  личных

вещей Александра  II  все,  что  относилось  к  трагедии  1  марта,  включая

нательный крест, бывший на нем, и его семейные иконы. За границей она жила в

Ницце и Париже,  где  для  нее  были  куплены  дома.  О  средствах  к  жизни

позаботился заблаговременно Александр II, который перевел на ее имя  за  два

месяца до смерти около 3,3 млн. руб. из своего капитала, составлявшего более

14,6 млн. руб. Она умерла в Ницце 15 февраля 1922 г.  на  75-м  году  жизни,

оставшись до конца дней верной своей любви, как пишут мемуаристы. В 1931  г.

реликвии, принадлежащие ей и вывезенные из  России,  попали  на  аукционы  в

Париже и Лондоне и были распроданы, включая маску, снятую с Александра II  3

марта 1881 г. Столь же трагическим, как личная судьба Александра II,  был  и

исход его последнего государственного деяния. Как свидетельствуют  очевидцы,

настроение в Зимнем дворце изменилось поразительно быстро, сразу же  в  день

смерти  Александра  II:  "Чувствовалось,  что  все   сподвижники   покойного

Императора  уже  если  не  в  опале,  то  недолго  будут  продолжать   вести

государственные  дела".  Лорис-Меликова  открыто  упрекали  в   случившемся.

Заседание, назначенное Александром II на 4 марта, состоялось  в  присутствии

Александра III  8  марта.  Драматичность  столкновения  сторонников  проекта

Лорис-Меликова (великий князь Константин Николаевич, Д. Милютин, А.А. Абаза,

Валуев)   и    оппозиции,    нашедшей    особенно    яркое    выражение    в

мрачно-обличительной речи К.П. Победоносцева, хорошо известна. Заседание  не

приняло решений, но фактически предрешило вопрос. 29 апреля, неожиданно  для

большинства, появился манифест, составленный Победоносцевым, провозгласивший

волю императора  охранять  незыблемыми  устои  самодержавия.  Лорис-Меликов,

Милютин,  Абаза,  Сабуров  вышли  в  отставку,  великий   князь   Константин

Николаевич был уволен с поста генерал-адмирала и главы морского ведомства, а

также председателя Государственного совета. Мирный путь движения к правовому

государству  и  конституции   был   исчерпан.   Трагедия   царя-освободителя

обернулась трагедией России. "Грустно  действительное  положение  России,  и

страшно подумать о том,  что  ожидает  ее  в  будущем", -  записал  в  своем

дневнике в июне 1881  г.  Д.А.  Милютин,  навсегда  покинувший  Петербург  и

поселившийся в Крыму, как  и  опальный  брат  Александра  II  великий  князь

Константин Николаевич. Что так страшило одного из самых  последовательных  и

долговечных (20 лет на посту  министра)  деятелей  Великих  реформ  и  всего

царствования Александра II? "Какова же  будет  их  программа?"  -  задавался

вопросом Милютин, оценивая Победоносцева, его компанию,  наступление  нового

правления. И отвечал уже через две недели после трагедии 1  марта:  "Реакция

под маскою  народности  и  православия  -  это  верный  путь  к  гибели  для

государства".

                               Вместо эпилога

     Дело и слава царствования Александра II  -  Великие  реформы,  которыми

начинался перелом, поворот России от крепостничества к свободе, оказались  в

конечном итоге подчинены той государственности, которая сложилась на  основе

крепостного права, а  в  конце  концов  погребены  под  ней.  Развязка  этой

трагической истории произойдет  уже  в  двадцатом  веке,  когда  будет  убит

последний реформатор самодержавия П.А. Столыпин. Будет убит в Киеве  в  1911

г., куда он отправился на торжественное открытие памятника царю-освободителю

в связи с полувековым юбилеем отмены крепостного права.  В  столе  Столыпина

останется пакет проектов реформ, продолжающих преобразования России.  Однако

самодержцами и реформаторами время было безвозвратно упущено. Россия  стояла

на пороге войны и революций, которые потрясут мир.

     Возможность трагического финала вступления России на  путь  либеральных

преобразований осознавалась еще накануне отмены крепостного права  одним  из

убежденных реформаторов А.И.  Головниным.  Он  писал  24  июля  1860  г.  из

Петербурга А.И. Барятинскому после двухмесячной ознакомительной  поездки  по

центральным, исконно русским губерниям: "Признаюсь, что будущее кажется  мне

крайне беспокойным. "..." Рассматривая вблизи состояние страны  и  вспоминая

бюджет государства, я нахожу, что за последние 40  лет  правительство  много

брало у этого народа (крестьянства. - Л. 3.), а дало  ему  очень  мало.  Оно

брало людьми, прямыми и косвенными налогами,  тяжелыми  работами  и  т.д., -

брало  большую  часть  его  доходов,  а  затем   народ,   благодаря   дурной

администрации, платил гораздо более, нежели казна  получала.  "..."  Деньги,

получаемые с податей, не тратились на  их  настоящие  потребности,  наиболее

необходимые (народное образование, Церковь, дороги, суды и т. д. -  Л.  3.).

Все это было большой несправедливостью, а так  как  каждая  несправедливость

всегда наказывается, то я уверен, что наказание это не заставит себя  ждать.

Оно настанет, когда крестьянские дети, которые  теперь  еще  только  грудные

младенцы, вырастут и поймут все то, о чем я только что  говорил.  Это  может

случиться  в  царствование  внука  настоящего  государя.   "..."   Император

прекратит  одну  из  наибольших  несправедливостей,  которая  длилась  целые

века, - крепостную зависимость, и этой  прекрасной  мерой  он  стяжает  себе

бессмертие  во  всемирной  истории  и  величайшее  имя  в  истории  народной

цивилизации. Благодаря этой мере и покорению Кавказа слава уже  приобретена;

он приготовляет мирное царствование для своего сына. Он мог бы удвоить славу

и завещать внутренний мир своему внуку, если  бы  захотел  устранить  другую

несправедливость,  о  которой  я  только  что  говорил".  Однако  этого   не

произошло. И внук увидел непокорное, поднявшееся на борьбу крестьянство  еще

в 1905- 1906 гг., а затем и в 1917 г., который подвел черту для всей фамилии

Романовых и  для  российской  монархии  в  целом.  И  если  первое  -  конец

Романовых - не очень пугало самого Александра II в начале 1860-х гг.,  когда

он посылал брата, великого  князя  Константина  Николаевича,  наместником  в

Царство Польское ввиду назревавшего там мятежа, то второе - конец монархии -

воспринималось как крах российской государственности и Великой Державы.

     Этот отдаленный и опосредованный результат Великих реформ, прославивших

Александра II и его царствование прямо противоположный их целям, объясняется

переплетением многих объективных и субъективных, важных и  малозначительных,

глубинных и случайных причин и факторов,  среди  которых  определенная  роль

принадлежит и личности царя-освободителя.  Он  имел  смелость  и  разумность

отменить  крепостное  право   и   приступить   к   строительству   правового

государства,  но  при  этом  оставался  фактически  пленником  той  системы,

фундамент которой начал упразднять своими реформами.

     В.А. Твардовская