Архивы. Периодические издания – журналы, брошюры, сборники статей

Журнал Здоровье

76/5

Я принадлежу к поколению, отдавшему всю свою духовную энергию, все знания и опыт делу Победы в Великой Отечественной войне.

Воспоминания военных лет живут во мне, не дают покоя. Госпитали, Раненые. Обстрелы. Пепелища разрушенных городов. Но, может быть, потому что я детский врач, чаще всего вспоминаются дети, какими они были в эту грозную годину народного бедствия.

Осенью 1941 года в Омск прибыли первые эшелоны с детьми из Ленинграда.

Встречаем детей! Одни эти слова заставляют ждать чего-то шумного, разноголосого, праздничного.

Но на перроне не было радостной суматохи, не было слышно веселых, звонких детских голосов. На перроне было горе. Паровоз подтащил к платформе серые вагоны с красными крестами. Минуты растерянности, замешательства. А потом все обрело четкий военный порядок. Одного за другим выносили мы на руках невесомых, молчаливых детей...

Работая в госпитале, я уже успела повидать немало раненых. Но видеть этих безмолвных ребят оказалось во сто крат тяжелее. Вот тут-то впервые по-настоящему коснулось меня зловещее дыхание войны!

Омичи постарались окружить своих маленьких гостей заботой и лаской. Но дети, испытавшие кромешный ад бомбежек, видевшие смерть своих близких, очень медленно приходили в себя. Особенно страшили их ночи. Услышав гул самолетов, пролетавших над городом, дети броса-'лись к взрослым, цеплялись за одежду. Такую тревогу вызывал не только самолет, но каждый громкий стук ночью...

Их было не просто вовлечь в игру, развеселить, рассмешить. Они стали какими-то не по летам сдержанными, взрослыми—дети гордого, несдающегося блокадного Ленинграда!..

Жизненный опыт, полученный в годы войны, чем-то очень существенно отличается от всякого другого жизненного опыта. На войне с ее жестко спрессованным временем человек мог возмужать буквально за день, за час. Взрослели, проникаясь недетскими заботами, недетской твердостью, и дети.

В. П. БИСЯРИНА. академик АМН СССР

...Нашему эвакопункту было приказано развернуть госпитальную базу в Воронеже. Прибыли туда, а города, по существу, нет, кругом развалины, сплошное пепелище.

Недалеко от Воронежа есть небольшой городок Бобров, вот там и расположились. Шли жестокие бои в районе Курской дуги. Стояла тягостная жара, разогретый воздух был неподвижен. И вот в один из таких дней мы начали принимать раненых. Были заполнены все имеющиеся помещения, а раненые все прибывали и прибывали. Мы стали выгружать их прямо на землю, около полотна железной дороги.

Никто не заметил, когда и как на станции появились местные ребятишки. Кто их звал сюда? Откуда они узнали, что здесь происходит?

_. Впрочем, ни одно происшествие ведь не обходитея без горящих любопытством и интересом детских глаз. Но вот что удивительно: дети не просто смотрели. Ребята постарше стали помогать переносить раненых. Младшие поили их, накладывали на покрытые испариной лбы смоченные в воде тряпочки.

Конечно, детям было здесь не место. Но думаю, что никакими силами не удалось бы заставить их уйти. И надо ли было это делать? Наклонялась над раненым такая вот русоволосая, лет десяти девчушка, и он находил в себе силы улыбнуться ей...

Все время, пока шла сортировка раненых, дети были, что называется, нарасхват. Что-то от них исходило такое, что в эти горестные часы заставляло раненых приободриться, поверить: все еще будет хорошо. Не может не быть!

В отношении к детям, пожалуй, ярче всего сказывается жизненная сила народа. Я впервые подумала об этом именно тогда, под Воронежем. И потом, на фронте, не раз возвращалась к этой мысли.

Посылки раненым всегда были большим событием в жизни госпиталя. И особенно подарки от детей. Ребята посылали бойцам рисунки, стихи и разные самоделки. Очень часто на них стояла надпись «папе». Раненых, имевших детей, такая надпись трогала чуть не до слез. Если на детском подарке стоял обратный адрес,—обязательно писали ответ. Как правило, письма эти начинались со слов: «Дорогой сынок», «Дорогая дочка». А дальше каждый на свой манер благодарил, давал поистине родительский наказ: учиться хорошо, не болеть, не огорчать маму...

Надо сказать, что дети военной поры были большими оптимистами. В самое тяжкое время, когда страну сжимало вражеское кольцо и дышать становилось невмоготу, мальчики и девочки упорно рисовали нашу победу. Рисовали в небе пятиконечные красные звезды, рисовали советские танки, самолеты—огромными, яркими, а фашистские— кособокими, разваливающимися пополам...

Помню, в январе 1944 года, глубокой ночью, по бездорожью на грузовой машине мы ехали из Харькова в Полтаву. Был мороз, мела вьюга, и мы сбились с пути. Посидели, походили часа два, а потом все-таки решили искать пристанище. Наконец набрели на одинокий дом, стоявший на опушке леса.

Вошли, разместились, пригляделись и видим: стоит прекрасная елка—ветвистая, пушистая, душистая и на ней игрушки. Но какие это были игрушки! Дед Мороз сделан из гильзы снаряда, а через плечо палочка, что, оказывается, означало автомат. Вместо шаров, клоунов, балерин висели самодельные танки, самолеты; в общем, были представлены все виды вооружения нашей армии. В дело пошли заклепки, шурупы, осколки мин...

Утром появились и хозяева этой елки—деревенские ребята. Как и все дети в те годы, они очень хорошо знали все знаки различия. И вместо обычных «дядя», «тетя» неизменно обращались: «товарищ младший лейтенант», «товарищ майор медицинской службы». И вот, увидев нас, они рассказали, что на елке у них пока только война, а ведь обязательно нужна и победа!

Мы всерьез призадумались, как же им помочь, из чего смастерить мирные игрушки. И тут я сообразила, что у меня есть вата и бинты. Из этого с известной натяжкой могут получиться куколки и Снегурочки, особенно если "подкрасить их:~«зеленк6й»7 йодом, акрихином. Это мое предложение вызвало бурный восторг. Как немного нужно было, чтобы доставить детям радость!

Всплывает воспоминание, к которому больно возвращаться, но которое не вытеснить из памяти,—искалеченные дети, жертвы вражеских бомбежек, обстрелов, зверств оккупантов на временно занятых территориях нашей Родины.                                   

Иногда в прифронтовой полосе они попадали в госпитали. И здесь уж и раненые и персонал отдавали им все, что могли, старались развлечь, приласкать, утешить.

Помню, один мальчик все спрашивал: «Ведь вот зуб выпал, а потом вырос, значит, и ножка должна вырасти, да?»

Педагогика не предусмотрела подобных ситуаций, а общее правило о том, что детей нельзя обманывать, в такие минуты не очень подходило. Где было набраться сил, чтобы сказать ему: «Нет, не вырастет». Где вообще было набраться сил, чтобы смотреть на детские страдания?

Чувство ответственности перед детьми—один из великих стимулов всей деятельности человека.

Дети—завтрашний день народа, его будущее. Ради детей, ради счастья грядущих поколений насмерть стояли советские люди в те великие, незабываемые годы. И выстояли, победили!

 Прежде всего слово человеку, . о котором предстоит рассказать,—директору Научно-исследовательского института патологии кровообращения Министерства здравоохранения РСФСР, члену-корреспонденту АМН СССР, профессору Евгению Николаевичу Мешалкину:

- Я знаю, что такое близкая смерть. Она караулила нас; кавалеристов корпуса генерала Белова, ходивших по тылам врага. И все же чужой жизнью рисковать труднее. Перед операцией мы знакомимся с нашими больными, разговариваем с их близкими. Сразу же после операции хирург должен выйти к родным и, глядя им в глаза, сказать, чем она закончилась. Тот, кто раз испытал всепоглощающее чувство такой ответственности, поймет, как тяжело потерпевшему поражение в операционной. И неправы те, кто думает, что к чужим страданиям можно привыкнуть.

...1958 год. Кардиохирургия уже прошла период становления. Хирург способен делать операции, исправляющие врожденные и приобретенные пороки сердца, операции на кровеносных сосудах. В этих успехах есть доля труда и Евгения Николаевича. Он один из тех, кто принимал участие в разработке методов современного обезболивания, включающего умение управлять функциями больного во время операции (а без этого вмешательство на сердце невозможно), а также методов зондирования и контрастного исследования сердца и кровеносных сосудов.

Однако на востоке страны, за Уралом, кардиохирургии в то время не существовало. Е. Н. Мешалкину—'Заведующему кафедрой грудной хирургии и анестезиологии ЦИУ в Москве было поручено формирование института, который открылся в 1960 году в Новосибирске. В эти же годы, выезжая с бригадой хирургов в города Сибири, Дальнего Востока, Прибалтики, Казахстана, Евгений Николаевич читает лекции, смотрит больных, оперирует на сердце. В обычных операционных показывает местным специалистам, как и с чего они могут начинать, не дожидаясь, когда повсюду появятся аппараты искусственного кровообращения и дыхания.

Е. Н. Мешалкин считает, что часть операций на сердце не требует применения сложнейшей современной техники. И вот почему: при определенной степени охлаждения (гипотермии) благодаря снижению обменных процессов в организме больного клетки и ткани могут сохранять свою работоспособность при временной остановке кровообращения.

Хирург получает в свое распоряжение 10, 15 и даже -20 минут! При отработанной технике этого времени вполне достаточно для несложной и средней сложности операции на сердце.

Чем быстрее хирург оперирует на сердце, тем лучше для больного. При гипотермии к тому же практически не нужно донорской крови, следовательно, уменьшается возможность появления реакции несовместимости, или, как говорит Евгений Николаевич, «иммунного дебоша», уменьшается также и риск инфицирования.

От кардиохирурга требуется не только филигранная техника, но особое, очень тонкое чувство ритма. А поскольку на сердце оперирует не один человек, значит, необходим работающий в едином ритме ансамбль.