СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО НА РУСИ В ПЕРИОД ОБРАЗОВАНИЯ РУССКОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА Конец XIII—начало XVI веков

РАЗВИТИЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ В СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ И СЕВЕРО-ЗАПАДНОЙ РУСИ В XIII-XV вв.. СИСТЕМА ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

Наши источники малочисленны, но все же, когда круг вопросов ограничен — требуется установить характер процесса развития земледелия, — мы можем дать ответ достаточно ясный и в полной мере обоснованный источниками. Вторая половина XIII, XIV и XV в. явились временем коренной перестройки сельского хозяйства и совершенствования земледелия, разультатом чего была окончательная победа полевого пашенного земледелия над подсекой, освоение под земледелие новых больших массивов лесной целины, строительство многих тысяч деревень — солений нового типа — и повсеместное широкое распространение трехполья в Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Так может быть определен единый, общий для всех земель-княжеств характер процесса развития земледелия.

Оценивая состояние земледелия к середине XIII в. в лесной нечерноземной полосе, мы отметили успешное наступление полевого пашенного земледелия, но не смогли указать на какие- либо большие в нем успехи. Катастрофой монголо-татарского нашествия было сметено и то немногое, что удалось сделать в развитии пашенного земледелия. Встала задача не столько по восстановлению разрушенного, сколько по строительству заново сельского хозяйства многих районов. Уже с первыми вестями о возвращении хозяйственной жизни к былой норме письменные источники Северо-Восточной Руси указали на появление и строительство в лесной полосе нового тина земледельческих селений — деревень. Новизна облика деревни достаточно раскрыта актовыми материалами XIV—XV вв. Северо-Восточной Руси, в которых рассказывается о деревнях, пустошах и починках, а позднее — в массовых описаниях сельских поселений, приводимых в писцовых книгах. Особенность деревень — наличие пахотных нолей, достаточных для того, чтобы избавить земледельцев от разработки подсек. Новая деревня — селение, рассчитанное на земледельческие хозяйства с паровой системой земледелия. По облику таких деревень перестраивались и другие сельские поселения.

Основные задачи, от решения которых зависела победа паровой системы над подсекой, — это восстановление плодородия старых выпаханных участков, повышение урожайности и обеспечение надежности урожаев. Сопоставление показаний источников о подсечном земледелии в древности с данными этнографии и с позднейшими практическими опытами агротехников позволило установить, что единственным надежным путем решения всех этих задач в нечерноземной полосе явилась паровая система с удобрением полей.

Сложностью практического ее внедрения объясняется затянувшийся процесс освоения паровой системы, позднее появление тех типов земледельческих хозяйств, из которых состояли деревни. Многочисленность свидетельств о деревнях в актах земель-княжеств Северо-Восточной Руси указывает на массовость и широкий размах в XIV—XV вв. распространения паровой системы земледелия. К началу 80-х годов XIV в. деревня была признана основной окладной единицей на Руси при взимании золотоордынской дани.

Победа паровой системы земледелия над подсекой — важный этан истории земледелия в древней Руси. Рядом с косвенными данными источников об этой победе в документах имеются и прямые указания на поля, паренину и трехполье как основную форму паровой системы. Достоинство свидетельств о сельском строительстве — появление деревень, перестройке других земледельческих селений по облику деревень — заключается в их массовости. Ранние же свидетельства о трехполье единичны. Но и они по все просто констатируют случаи практики трехполья в отдельных хозяйствах. Среди них имеются показания о хозяйствах типичных, характерных для обширных районов, о хозяйст вах с давней, привычной практикой трехполья.

Наряду с этим документы отражают важные для нас взгляды на порядок ведения земледельческого хозяйства, взгляды на трехполье владельцев и руководителей крупных хозяйств, администраторов и представителей государственной власти. Так, в документах митрополичьего дома мы встречаем инструкции и распоряжения о неуклонном применении трехполья в подвластных ему хозяйствах. Документы, дошедшие до нас от конца XIV и от XV в., указывают, что трехполье прочно вошло в практику хозяйств митрополичьих монастырей в разных районах Северо- Восточной Руси. Такая же забота о соблюдении трехполья прослеживается и в деятельности администрации Троице-Сергиева монастыря в отношении монастырских владений.  Трехполье привычно для дворцовых земледельческих хозяйств и хозяйств удельных князей. Распоряжения правительства также говорят о том, что к концу XV в. трехцолье считалось общераспространенной формой зерновых хозяйств. В частности, об этом свидетельствуют распоряжения о приведении в порядок Ергольского яма в Белозерье и об отводе ему пашенной земли для трех полей,  инструкции начала XVI в. о порядке описания владельческих хозяйств, вотчин и поместий. В «памяти» писцу (подьячему) Д. Зазиркину, посланному для описи и размежевания земель в Радонежский и Суздальский уезды, сказано: «Да то б еси село Тураково с деревнями описал... (дворы, людей, — Г. К.), да и пашни бы еси в них измерил, сколько четвертей пашни в одном ноле, а в дву поле потому же; и что сена и лесу пашенного и непашенного, и селищь и пустошей и всяких угодей, да то бы еси все написал на список подлинно порознь».  Еще важнее для нас показания документа, относящегося к северному — Вологодскому уезду. В связи с переходом многих боярских вотчин в руки монастырей, монастырским властям — и в том числе игумену Глушицкого монастыря — было дано распоряжение о представлении «выписи» на приобретенные за последние годы вотчины, в которой следовало указать: «... и сколько в которой вотчине сел, деревень и починков, и что в них дворов и людей и пашни в одном поле, и а дву потому ж, и что сена в лесу и всяких угодей».

По такому же образцу составлены писцовые книги Шелонской, Вотской и Бежецкой пятин 1530—1540-х годов.  Об общепринятом трехполье говорят и материалы более ранних из дошедших до нас писцовых книг Северо-Восточной Руси — Тверских писцовых книг 1540 и 1548 гг.  Можно с уверенностью считать, что здесь указывается очень раннее привычное трехполье, окрепшее еще в период самостоятельности Тверского княжества. В этих книгах постоянны ссылки как на основу на старое письмо князя Федора Алабыша, описывавшего Тверские земли в 1492 г., на грамоты 1486 и 1488 гг.,  многочисленны указания на получение вотчин или поместий от тверских великих князей — Бориса Александровича (1426—1461 гг.), Михаила Борисовича (1461—1486 гг.).

Раньше мы отмечали тверское село Буйгород и большую Буйгородскую волость, подробное описание которых, с указанием на привычное, давнее трехполье и применение удобрения, приведено в поздней сотной (1543 г.). Другие материалы об этом селе и волости позволяют считать, что земледельческое хозяйство в них было на уровне трехполья еще во время самостоятельности Тверского княжества.

Выше мы указывали, что по счастливой случайности до нас дошли документы трех разновременных описаний одного из круп- пых боярских владений — села Медиа с деревнями. Первое описание — в купчей, когда его владельцем был новгородский боярин и посадник Юрий Онцифорович (1380—1417 гг.). В этом документе оно описано кратко как «село Медно с деревнями, с иустошьми и с лесом и со всяким угодьем и с лугом за рекой Тверцой».  В селе указана пашня, а наряду с ней сказано о «приоре», т. е. о вновь осваивающемся, в дополнение к существовавшему, пахотном участке. Через 30—40 лет в другом документе «приор Старской» назван «пашней Старской». Земледельцы волости (села и деревень) увеличивали размер нолевых пашенных земель, осваивая паровое пашенное земледелие. Немного позднее (около 1430 г.) в данной нового владельца села, московского боярина Ивана Михайловича (Крюкова), приведено описание имевшегося в селе скота и зерновых хлебов. Это село с 1(> деревнями; зерновая продукция получалась в виде оброка с крестьянских хозяйств; ее большое количество и состав зерновых создают уверенность, что в этих деревнях и в село было паровое трехпольное земледелие. Третье описание села Медны с деревнями дошло в сотной грамоте 1544 г. (указано село Медиа п 4 деревни — Машутнпо, Большая Речица, Олехово и Ок- сипьино) н в Тверской писцовой книге 1548 г. (перечислены остальные 11 деревень и одна пустошь). Здесь указан размер посева в деревнях — «в поле 246 чети, а в дву потому ж».

Трехполье, отмечаемое тверскими документами, — старое, привычное. О нем, вероятно, было ясно сказано в ранних писцовых книгах.

В конце XV в. но указанию великого князя Ивана III Васильевича были подготовлены описания большинства земель-княжеств, вошедших в состав Русского государства. Конкретные сведения о волостях и селениях каждого княжества и основанная на них общая их характеристика, сообщаемые в писцовых книгах данные об экономической мощности и тяглоспособности крестьянских хозяйств, делают писцовые книги ценнейшим источником сведений о народном хозяйстве древней Руси.707 В подлинном виде из числа писцовых книг конца XV в. до нас дошли лишь Новгородские писцовые книги, и лишь по ним можно судить о конкретном содержании этих документов. НПК раскрывают картину народнохозяйственной жизни Новгородской земли и вместе с тем косвенным образом свидетельствуют о том, что было в утраченных писцовых книгах других земель-княжеств, помогают правильно истолковывать сохранившиеся выписи из этих писцовых книг, составленные на их основе сотные грамоты и другие документы.

Материалы по описанию новгородских земель показывают, сколь грандиозен был задуманный московским великим князем план описательных работ. В отношении Великого Новгорода он не ограничивался составлением писцовых книг только по основной территории Новгородской земли, а предусматривал описание, хозяйственную характеристику и оценку тяглоспособности всех его владений на севере и северо-востоке от Новгородской земли. Разыскания источников в последние годы дали в руки историков новые ценные материалы но этому вопросу. В опубликованной в Историко-филологическом сборнике Коми филиала АН СССР (а затем перепечатанной в АСЭИ III) жалованной грамоте великого князя Ивана III Васильевича волостным людям Перми Вычегодской земли 1484/85 г. указано на составленную незадолго до пожалования этой грамоты московским писцом Иваном Гавриловым писцовую книгу Перми Вычегодской земли. В жалованной грамоте приведена хозяйственная характеристика этого края и сведения о размере государевой дани, какой обложены волостные люди разных районов этого края. Это обширный край по рекам Вычегде, Пииеге, Мезени, Удоре (Важке) и их притокам. Это область охотничьих хозяйств, и за единицу обложения, как и в НПК Вотской пятины (по Задней Кореле), здесь принят «лук». Рядом с упомянутой грамотой дошла еще жалованная грамота великого князя пермскому епископу Филофею (1490 г.) на Вымские и Вычегодские земли, т. е. на район, прилегающий и частично совпадающий с Пермью Вычегодской. Наличие в этой жалованной грамоте конкретных описаний владычных (т. е. епископских) волостей, городков, погостов и деревень, с указанием на дворы и с пойме- повапием их владельцев, позволяет считать, что и этот район был хорошо описан и что в нем были не только охотничьи, но и зем- ледельческо-скотоводческие хозяйства.

Летописные известия о мероприятиях московского великого князя по захвату владений Великого Новгорода на Двине, в Поморье, по рекам Вычегде и Мезени и ранее опубликованные так называемые «списки Двинских земель» позволяют уяснить события, предшествовавшие составлению писцовых книг. Вероятный составитель писцовой книги Перми Вычегодской земли упомянут в летописях как сын боярский Иван Гаврилович, посланный в числе других московских служилых людей к Устюгу с особым поручением по освоению северо-восточных новгородских владений. А в третьем списке Двинских (точнее, северо-восточных) владений Великого Новгорода, переданных великому князю, указан Иван Гаврилов, принявший управление (после постепенно сменявшихся волостеля Кузьмы Коробьина, а потом Ярца, Федора Борисовича Брюха [Морозова] и Юрия Захарьича [Кошкина]) волостями на Кегроле, Чаколе, Пермскими волостями и волостями на Мезени.  Как видим, все это земли, указанные в жалованной грамоте: волостель Иван Гаврилов и описал эти земли. Владение тем или иным районом, землей-княжеством тесно связывалось с обложением государевой данью и другими оброками и повинностями и с обязательным хозяйственным описанием края.

Мы уже отметили, что в хорошей сохранности до нас дошли лишь НПК описи 1495—1505 гг., — тоже не полностью, но до половины общей территории.

Известно, что такие писцовые книги были составлены в конце XV в. но большинству земель-княжеств Северо-Восточной Руси, по они не дошли до нас. Тверь, как и Московское великое кпя- жеетво, как и многие другие земли-княжества Северо-Восточной Руси, в своем хозяйственном развитии (сельском, земледельческом) не отставала от Новгорода.

До сих пор мы говорили только о Северо-Восточной Руси, оставляя в стороне материалы Новгородской и Псковской земли. Из источников же мы ссылались преимущественно на актовый материал. Между тем актовый материал только в редких случаях может в должной мере обеспечить изучение вопросов истории народного хозяйства. Картина сельского хозяйства приобретает необходимую ясность лишь при наличии. массового материала о множестве хозяйств. Из документов древней Руси ближе всего к источникам такого порядка стояли писцовые книги. Но, к сожалению, из состава этих важнейших источников за интересующее нас время в относительной сохранности дошли до нас лишь писцовые книги Новгородской земли. Они включают материалы переписи 1495—1505 гг., а по территории охватывают почти половину Новгородской земли. Мы изучили их и в первую очередь воспользовались материалами о земледелии.

Данные НПК указывают на распространение трехпольной системы земледелия во всей Новгородской земле. Лишь в отношении волостей и деревень Задней Корелы нет прямых указаний на посев хлеба (по формуле «сеют в поле ржи (столько-то) коробей»), да в отношении сравнительно небольшого 'числа хозяйств сказано, что «сеют яри (столько-то) коробей». В последнем случае возможно предполагать какое-то отступление от трехполья, но незначительное, без нарушения паровой системы.

В нашей старой историографии Новгородской земли неоднократно высказывалось нежелание признавать ясно описанное трехполье, выдвигались при этом различные возражения по поводу неясности описания, высказывались сомнения насчет того, как понимать формулировки писцов. Мы учли и разобрали все эти сомнения и возражения, уяснили суть ошибок и их истоки. Трехполье с достаточным основанием признано писцами — составителями НПК — господствующей системой земледелия в Новгородской земле. В НПК сельское хозяйство описано по состоянию на два момента: во-первых, таким, каким оно было во время конфискации владельческих (т. е. боярских и других) хозяйств, т. е. еще в 1470-е годы, до включения Великого Новгорода в состав Русского государства; во-вторых, каким оно было во время составления НПК, т. е. в 1495—1505 гг.

Схема, по какой велось описание новгородскими писцами крестьянских и владельческих хозяйств, напоминает инструкцию, дававшуюся московскими властями писцам, производившими описание земель-княжеств Северо-Восточной земли. Мы знаем, что почти в это же время осуществлялось и задуманное первое описание этих земель. И то, что писцы в своей работе имели в виду трехполье, объясняется, вероятно, тем, что сами эти писцы еще у себя дома сжились с трехпольем и хорошо его представляли, а также, конечно, и тем, что по сведениям, собранным писцами еще до начала описания, хозяйство новгородских крестьян рисовалось им в виде трехпольного. К материалам, склоняющим нас к признанию широкого распространения трехполья в Северо-Восточной Руси, присоединяется еще аргумент: ехавшие в Новгород московские писцы и вновь испомещенные москвичи хорошо знали трехполье у себя дома. Паровая трехпольная система земледелия имела широкое распространение как в Новгородской земле, так и в княжествах Северо-Восточной Руси, вошедших потом в состав Русского государства. Земли-княжества Северо-Восточной Руси (Тверь и земли Центра) в постановке земледелия не отставали от Новгородской земли.

Немногочисленны источники о сельском хозяйстве Псковской земли. Основной из них — Псковские летописи, они заполнены рядом содержательных рассказов о народной сельской жизни, а иногда и о состоянии земледельческого хозяйства в Псковской земле.  В общих описаниях событий средневековья нередки и обычны сообщения о материальной неустойчивости жизни того времени. Неурожаи, недороды, стихийные бедствия приводили к нехватке хлеба, к дороговизне и к голоду. С этой стороны очень показательны сведения псковских летописей. Сообщения в них об устойчивости народного хозяйства Псковской земли стоят рядом с материалами, указывающими на способность быстро восстанавливать народное хозяйство, залечивать раны, часто наносившиеся ему внешними врагами. Судя по летописям, Псков был обеспечен зерновыми хлебами, катастрофические голодовки миновали его. Отсюда — даже при отсутствии конкретных цифровых данных о земледельческом производстве создается определенное впечатление о высоком уровне земледелия в Псковской земле. Записи в летописях 1460 и 1480-х годов, рисующие состояние полей в Псковской земле в некоторые годы, неудачные в отношении погоды, указывает на широкое распространение и обычность здесь паровой трехпольной системы земледелия. Так, победой паровой трехпольной системы земледелия на широком фронте всех земель-княжеств Северо-Восточной и Северо-Западной Руси четко определился общий характер процесса развития земледелия в изучаемый нами период.

Этот сложный процесс естественно расчленить на два этапа: первый — развитие на основе паровой системы полевого пашенного земледелия и его победа над подсекой; второй — освоение трехпольной паровой системы земледелия (с внесением удобрения в нечерноземной полосе), широкое его распространение и господство. Первый этап в отношении Северо-Восточной Руси уже освещен нами. Борьба с подсекой за введение полевого пашенного земледелия перешла к нам еще от предшествующего, не изучающегося нами периода. Источники же от времени установления татарского ига и до Куликовской битвы особенно малочисленны; о полевой пашне в земледельческих хозяйствах, о практике паровой системы мы не столько узнаем из прямых указаний на поля и пар, сколько догадываемся и умозаключаем на основе материалов о сельском строительстве, о деревнях и быстром распространении этого типа селений. Такие материалы, усиливаемые прямыми свидетельствами других источников о полях и паренине, становятся столь значительными, что к 1380 г. появились достаточные основания считать паровое пашенное земледелие массовым, широко распространенным в Северо-Восточной Руси.

Сложнее обстоял вопрос с источниками по этому периоду в Северо-Западной Руси, но именно только вопрос с источниками. В этой области, слабо затронутой монголо-татарским нашествием, начавшееся давно (еще в XI в.) и сделавшее заметные успехи полевое пашенное земледелие и паровая система могли беспрепятственно развиваться и в XIII—XIV вв. Отсутствие прямых сведений в Северо-Западной Руси о развитии сельских селений типа деревень с крупными участками полевой пашенной земли оказалось обстоятельством чисто внешним. Сопоставление новгородских актов с писцовыми книгами московских писцов позволило убедиться в тождественности новгородских «сел» в актах XIV—XV вв. с «деревнями» актов Северо-Восточной Руси.  При наличии в новгородских и в псковских источниках некоторых прямых указаний на поля и паренину естественно признать, что процесс освоения и распространения парового пашенного земледелия здесь, в Северо-Западной Руси, не отставал от аналогичного процесса в землях-княжествах Северо-Восточной Руси, а высокий уровень экономики и народного хозяйства Великого Новгорода и Пскова служит еще одним убедительным аргументом в пользу этого положения.

О трехполье в Новгородской земле у нас имеется по существу один документ, но документ исключительной силы — это НПК. Рядом с ним для Северо-Восточной Руси в качестве свидетельства о широком распространении паровой трехпольной системы можно ставить лишь всю сумму дошедших до нас письменных источников с XIV в. до первых лет XVI в. Но если свидетельства актового и некоторого другого материала XIV— XV вв. Северо-Восточной Руси включают еще ранние указания на трехполье и дают повод к поискам его, то в отношении земледелия в Новгородской земле все сказано в НПК и путь изысканий один — ретроспекция. Эти же ретроспективные догадки позволяют вернее и глубже осознать содержащиеся в мобилизованных нами источниках XIV—XV вв. сведения о земледелии.

Мы не должны успускать из виду тесную взаимосвязь паровой системы и трехполья: трехполье — одна из форм парового земледелия, которое может выступать либо как двухполье, либо как трехполье. В последней форме мы знаем ее и на Руси. Значит, и по времени происхождения трехполью естественно быть связанным с паровой системой. В этом случае истолкование дополнительных статей Карамзинского списка Правды Русской «О резах, о приплоде скота и об урожае» как раннего свидетельства о хорошо организованном хозяйстве с земледельческим паровым, — вероятно, и трехпольным — хозяйством получает веское подкрепление. Когда же встал вопрос об оценке этих статей как исторического источника, то, естественно, возник еще вопрос, п какой мере они являются материалом по истории хозяйства земель-княжеств Северо-Восточной Руси и в какой мере они могут служить источником по истории Новгородской земли. Были высказаны в равной степени убедительные аргументы в пользу и того, и другого решения. Эти соображения подводят нас к достаточно обоснованному выводу: в истории развития сельского хозяйства, а с этим и в истории земледелия Северо-Восточной Руси, Новгородской и Псковской земель, особенно на главных ее этапах, очень много общего, и будет вполне оправданным считать, что этот процесс шел параллельно, временами ускоряясь пли замедляясь в отдельных землях-княжествах.

Не следует также упускать из виду и то, что все отметки в документах о практике трехполья указывают лишь на трехполье привычное, издавна существовавшее; поэтому следует думать о более ранней практике трехполья. В целом же, когда мы представим процесс развития земледелия в общей, полной картине, поставив на свои места (в пространстве и в хронологической последовательности) отмеченные документами случаи практики трехполья в их органической связи с давней повсеместной

практикой паровой полевой системы, то увидим, что трехпольная система издавна, еще с XIV в., применялась как в Северо-Восточной, так и в Северо-Западной Руси. Напомним: поступление натуральных оброков в форме ежегодной издольщины с зерновых хлебов требует в качестве необходимой материальной базы достаточно организованных крестьянских хозяйств с надежным ежегодным урожаем.

Изучающим явления хозяйственной жизни далеких времен особо следует помнить, что малочисленность свидетельств, — а во многих случаях и отсутствие их, — следует прежде всего объяснять утратой источников, а не бедностью жизни или тем, что тех или иных предполагаемых явлений вовсе не существовало. Последнее особенно уместно помнить, когда решается вопрос о времени освоения и широкого распространения паровой трехпольной системы земледелия в Новгородской земле. НПК описывают нам сельское хозяйство и земледелие еще в период самостоятельности Новгорода как организованное но трехпольной паровой системе, хорошо устоявшееся в этой форме.

Трехполье — результат длительного развития и совершенствования земледелия. НПК же прямо указывают на широкое, повсеместное его распространение н в передовых но хозяйственному развитию районах, и в сравнительно отсталых. Мы уже отметили, что H1IK — единственный от последних десятилетий XV в. документ о трехполье. Указывая па Т(Ч'ную связь трехполья с паровой системой земледелия, мы те.м самым относим развитие н широкое распространение трехполья в Новгородской земле к очень раннему времени — но крайней мере к концу XIV—началу XV в.

В работах советских историков достаточно единодушно отмечаются рост производительных сил н сравнительно высокий уровень хозяйства в Новгородской земле для второй половины XV в. Указывается на быстрый процесс общественного разделения труда, на развитие товарно-денежных отношений. Так, 15. Н. Вернадский отмечает высокий уровень сельского хозяйства в отдельных районах с «избыточным хлебом, вывозившимся не только в близкие города, по и на северо-восток в Обоиежье, в Веломорье. в Подвинье».  В качестве «типичного» примера преуспевающего сельского района, т. е. района, в котором основой экономики являлось производство сельскохозяйственных продуктов — зернового хлеба и различной продукции скотоводства, -- В. II. Вернадский, изучая западную часть Вотской пятины (уезды Конорскпй и Ямской), обрисовал Врудский погост.71'1 Трудовая деятельность сравнительно многочисленного населения этого погоста сосредоточена на производстве зерновых продуктов и на животноводстве. Сопоставление материалов этого погоста с подобными материалами других районов Новгородской земли позволили В. Н. Вернадскому говорить, что в развитии земледелия и скотоводства и чисто сельскохозяйственных отраслей производства можно ясно различать районы передовые, с высоким уровнем земледелия и скотоводства, и районы отсталые. Прямым показателем уровня развития для земледелия является размер запашки, указываемый писцовыми книгами, а для скотоводства — размер покоса, обычно выражаемый в писцовых книгах и количестве конен укашиваемого сена. Для Врудского погоста средний размер посева на двор определялся в 4.7—5 коробей, а закос — в среднем в 17—17.5 копен.

В Вотской и в Шелопской пятинах также обнаруживается большое число погостов с цифрами засева на двор, близкими или превышающими средний размер посева во Врудском погосте, и с цифрами закоса на двор, намного превышающими среднюю цифру но Врудскому погосту.  Поэтому есть все основания считать, что районы с высоким уровнем земледелия и скотоводства обширны и многочисленны в Новгородской земле; но рядом выступают отстающие.  Такая резкая дифференциация является свидетельством длительного хозяйственного развития Новгородской области по линии земледелия и скотоводства. Это показатель большого возраста изучаемых хозяйственных районов, а значит — и большой давности трехпольной паровой системы земледелия в Новгородской земле.

Хорошей иллюстрацией, подтверждающей очень старую практику паровой системы и раннее применение трехполья в Новгородской земле, служит повествование о прозорливости Варла- ама Хутынского, якобы проявленной им во время угрозы урожаю в связи с выпадением большого количества снега на озимые поля в июне, во время цветения ржи. В рассказе описывается поделенное на полосы ржаное озимое поле. По ходу повествования вырисовывается прекрасное знание современниками — участниками этого события — всего цикла развития хлебных злаков на озимых полях в мельчайших его деталях: от произрастания семян и роста озими осенью, кущения ее весной п появления колоса до ответственного периода цветения ржи и созревания зерна.  Время составления «жития» — первая половины XV в., описанные же события гораздо более ранние,  и если нет оснований относить их к жизни Варлаама (конец XII в.) и владыки Антония, то все же рассказанное можно приурочить к XIV в., а то и к концу XIII в. Говоря о единовременности и параллелизме в процессе развития земледелия в Северо-Восточной Руси и Новгородской земле, мы должны помнить, что политическая разобщенность их не мешала тесной связи самого сельского населения как близких соседей.

Общая картина процесса развития земледелия в Ссверо-Во- сточной и Северо-Западной Руси во второй половине XIII—начале XVI в. указывает на движение в едином направлении, на стремление к освоению и широкому распространению паровой трехпольной системы земледелия. Говоря о системе земледелия на Руси в XIV—XV вв., мы можем иметь в виду только эту трехпольную систему. С освоением ее сглаживались многие (но не псе) местные особенности сельского хозяйства. В качестве паровой системы еще называется двухполье. Мы отметили свойства двухполья, делающие его практически невыгодным; источники же не дают основания говорить о практическом применении двухполья в древней Руси в изучаемый нами период. Вторая половина XV в. была в данном случае завершающим этаном процесса. Подсека отступила. Но обилие лесов и нужда в хлебе, вызывавшаяся еще и большими оброками, взимавшимися с каждого крестьянского двора, толкали земледельцев на разработку подсек R качестве дополнения к полевой пашне.

Напомним уже приводившееся нами высказывание ряда историков сельского хозяйства о том, что земледелец древности, решая сложные задачи ведения своего полевого зернового хозяйства, был далек от того, чтобы следовать шаблону, в том числе и шаблону трехполья. Когда появлялась возможность, он распахивал и подсеку, эксплуатировал ее, пока она давала урожай, сеял на нолях хлеб, какой ему был в данное время нужен, сочетал посев на пахотных полях с посевом хлеба на полянах, подсеках и т. п. Изучая материал о земледелии и крестьянском хозяйстве ряда погостов Обоиежской пятипы, описанных в писцовой книге 1498 г., мы пришли к заключению о применении здесь подсечного земледелия. Мы признали, что писцы, составители НИК, не регистрировали посевов на подсеках, они «не замечали» их. Сопоставление записей писцовых книг различных лет и наши материалы о хозяйствах с малой запашкой дают основание считать, что в районах, богатых лесами, разработка подсек, в дополнение к полевой пашне, нередко практиковалась не только в конце XV в., но и в более позднее время.  Посевы на подсеках не постоянны, учет их затруднял писцов. Нажимая на налогоплательщиков, писцы стремились и подсечную пашню обложить постоянным (и притом большим) налогом и этим ставили и очень тяжелое положение крестьян. Последние не выдерживали, протестовали, и возникали конфликты.

Именно такое положение создалось в XVII в. у крестьян многих волостей Тотемского н Сольвычегодского уездов. Крестьяне этих волостей «секут черный лес, отходя от своих деревень верст по 5 и но Ю ir больше под один хлеб (т. е. разрабатывают подсеку на очень краткий срок, — Г. К.), и те де однохлебные места пишете вы (ппсцы-дозорщики) и мерите (т. е. кладут в оброк)..: Л на тех местех другой хлеб не родитца и не сеют...».  Сочетание трехполья с посевами хлеба па полянках и па подсеках мы отметили п по документам середины XV в.

Разработка под пашню лесных угодий велась одновременно с применением различных форм эксплуатации этих угодий. Так рождались различные формы сочетания трехполья с подсекой. Н сельскохозяйственной литературе XIX в. такое сочетание трехполья с подсекой и с плановой эксплуатацией лесов именуется лесопильной системой.

К некоторым отклонениям от строгого следования паровому трехпольному земледелию толкало земледельца и желание в иной пропорции, чем при трехполье, получать зерновые хлеба. Он мог увеличивать посевы яровых, высевать яровые (ранней весной) в озимом поле. Имеются все основания именно так толковать формулу: «Сеют яри (столько-то) коробей».

В истории народного хозяйства изучаемого нами периода особое место заняло сельскохозяйственное строительство, захватившее всю Северо-Восточную и Северо-Западную Русь. Оно выражалось в многообразных формах: в разработке новых лесных территорий под полевую пашню, в замене подсеки полем, в смене- (в вытеснении) подсеки паровой системой земледелия, в строительстве поселений нового типа — деревень, в перестройке старых селений. Прямым результатом этого массового строительства были те многие тысячи деревень, перечни которых составляют основу содержания писцовых и переписных книг XV и XVI вв. Движение земледельцев для освоения лесной целины в леса, к водоразделам, теперь было качественно иным — деревни садились прочно, не как при подсеке, не как в «посиденье», а на века, осваивая прилегающие к ним угодья, создавая глубоко взоран- ные, регулярно обрабатываемые и удабриваемые постоянные поля.

При поисках того, что вновь создано среди сельских поселений, опасно ограничиваться только сведениями о «починках», — незамеченною пройдет основная масса вновь возникших деревень. Незамеченными пройдут почти все селения, построенные в конце XIII—XIV и в первой половине XV в., так как от этого времени нет даже актового материала. Между тем лишь редкие из деревень, названных в этих и в более поздних документах, не принадлежат к числу вновь возникших или заново перестроенных. До нас дошли лишь поздние писцовые книги. Вчитываясь в названия деревень в этих книгах и в отчества тех, кто в них живет, мы нередко можем разгадать строителей и определить молодой возраст многих деревень. Деревни называются зачастую по именам тех, кого еще помнят современники. Такой материал обыкновепен во всех судных делах. Писцы иногда употребляют название: деревня—«след» такого-то или деревня—«посиденье» такого-то.  В этих случаях ясным становится и молодость деревни, и имя ее строителя. Писец —чужой, пришлый человек, он пе знал пи истории деревни, ни ее строителей. И даже когда писец располагал сведениями о селениях («сказки»), то лишь п редких случаях он переносил такие сведения в составляемую писцовую книгу. Но есть счастливые исключения.

Составитель писцовой книги Обонежской пятины 1563 г., описывая «волостку владычню Олонец» Ильинского прихода Олонецкого погоста, по-видимому, имел такую содержательную «сказку». В волости всего описано 197 деревень и ночников. Из них новых 18 ночников и одна деревня; остальные, старые деревни (178 деревень), были описаны еще в писцовой книге 1498 г. «письма Юрьева Константиновича Сабурова». О каждой из этих деревень обязательно в названии добавлено: «словет Игнатково посиденье», «словет Сенкипо посиденье», «Савипское Якушово посиденье»; так сказано почти о всех 178 деревнях.  Мы сверили имена и отчества жителей, они ничем не напоминают имен строителей деревень. Значит, деревни возникли до старого письма, но еще помнят их строителей. Такова история и остальных деревень, попавших в писцовые книги. Конечно, среди них могут быть деревни и села, упоминавшиеся еще в летописях XIII и XIV вв., выстроенные, вероятно, очень давно, даже раньше изучаемого нами периода, но все же это не мешает нам считать списки перечисленных в писцовых книгах деревень, как и деревень, упоминающихся в актах XIV—XV вв. Северо-Восточной Руси, лучшим свидетельством трудовых подвигов земледельцев Северо-Восточ- ной п Северо-Западной Руси. НПК, перечисляя одну за другой все деревни и села Новгородской земли, развертывают грандиозную картину десятков тысяч этих селений, разместившихся по всей Новгородской земле. За нею следует предполагать живую богатую историю строительства этих десятков тысяч деревень и вложенного в это труда их создателей — важнейшую страницу истории земледелия и сельского хозяйства Руси.

Исследователи отмечают бытовую и материально-хозяйственную устойчивость деревень. И. JI. Перельман проследила это на материале четырех погостов Обонежской пятины, изучив историю крестьянских хозяйств и селений на протяжении целого столетия (от конца XV в. по 1583 г. включительно). Проследив историю всех деревень, она отметила устойчивость их и в заключение высказалась о крестьянском населении этих деревень: «Основная масса крестьян постоянно, из поколения в поколение живет в родных деревнях. Право говорить об этом дает сравнение населения одних и тех же деревень, произведенное по писцовым книгам 1496, 1563—1566 и 1583 гг.».  Так же можно понять г: общий вывод о сельских поселениях Заонежья в специальной нсторико-географической работе М. В. Витова.  Мы можем говорить об устойчивости деревень как поселений не только в отношении двух-трех поколений наследников, но и на протяжении целых столетий.

В отношении более позднего времени история сельских поселений — деревень — отражена в материалах писцовых и переписных книг XVI и XVII вв., для XVIII столетия — в документах Генерального межевания. В последних документах деревин, указанные в НПК конца XV в., в большой своей части отмечены как существовавшие во время Генерального межевания, причем здесь мы находим данные для характеристики всех угоди й, принадлежащих деревне. Другая же большая часть деревень, из числа подвергшихся более сильному воздействию времени, оказывается скрытой под наименованием пустошей в тех же документах — планах и картах Генерального межевания.  Все это показывает, как прочно ко второй половине XV в. вошла в жизнь нарисованная Новгородскими писцовыми книгами картина сельских поселений — деревень, разместившихся по всей территории Новгородской земли; освоение же оказалось столь законченным, что уже не приходилось после вносить никаких больших дополнений и исправлений в него.

Новгородскими писцовыми книгами конца XV в. описано свыше 15 тысяч сельских поселений. По Вотской пятине их учтено свыше 4200,  по Деревской пятине — около 8600.  в Шелонской пятине в погостах, описание которых дошло до нас, зарегистрировано в НПК 1498—1501 гг. 2784 селения.  Всего селений в этой пятине А. М. Андрияшев насчитывает свыше 6200. По всей же Новгородской земле он насчитывал в конце XV в. свыше 30 тысяч селений. При раскрытии истории земледелия Новгородской земли материалы об этих небольших селениях, выросших по всей территории Новгородских пятин, указывают на далеко ушедший процесс сельскохозяйственного строительства и освоения земельных и других угодий. Поименованные и описанные в НПК десятки тысяч деревень и сел рисуют картину завершенного освоения огромных пространств Новгородской земли. Селения дошли до водоразделов, жители разных речных и озерных бассейнов встретились друг с другом. Каждая деревня являлась законченным во всех отношениях земледельческим хозяйством или комплексом нескольких таких хозяйств. Уровень их земледелия и организация хозяйства характеризуются паровой трехпольной системой.

Подобный процесс сельскохозяйственного строительства происходил и в Псковской земле, и во всех землях-кпяжествах Северо-Восточной Руси. Его итог конкретно отражен также в десятках тысяч деревень и сел, выросших в результате освоения земельных угодий лесной полосы Севера и Северо-Запада Восточной Европы. До нас не дошли писцовые книги со списками селений в этих районах,  но многие тысячи деревень и сел уже названы в актах XIV—XV вв.,  а лучше сохранившиеся письменные документы XVI в. восполняют этот пробел по спискам селений, приводимым в писцовых и переписных книгах XVI— XVII вв.