ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ

Я лишь скромный, непритязательный любитель ботаники, но сохраняю -любовь к растительному миру и течение всей своей жизни, с самого раннего детства. Мои «родственные чувства» к ботанической науке имеют несколько большие основания, чем у чеховского Вафли. Пусть читатель простит меня, если я несколько задержусь на своих «родственных» связях с ботаникой. И моем рассказе о прошлом, может быть, найдется кое- чк) интересное и для теперешнего молодого поколения любителей флоры.

Отец мой был профессором математики. Всю молодость свою он провел в Москве, вдали от природы; только лет с 35 начал он довольно регулярно проводить летние месяцы среди полей и лесов. Первое время растительный мир был ему совершенно чужд: по собственным его рассказам, он с трудом отличал рожь от овса. Однако мало-помалу он настолько увлекся ботаникой, что через несколько лет из него выработался опытный, авторитетный знаток нашей флоры, впоследствии отмеченный званием почетного доктора ботаники. Это был, насколько мне известно, единственный случай соединения в одном лице доктора ботаники с доктором математики.

Что же дало первый толчок, побудивший моего отца от формул и геометрических построений перенести свои интересы к формам и жизни растений? По собственному признанию отда, этот толчок дали совместные прогулки и беседы с тогдашним московским профессором боганики Н. Н. Кауфманом, автором известного в свое • время определителя «Московская флора». «Когда я посмотрел, как Кауфман собирает и исследует растения,— говаривал отец,— когда я послушал его рас- . сказы, у меня точно открылись глаза: и трава, и лес, и почва представились мне в совершенно новом свет-е, полные самого глубокого интереса».

Увлекшись ботаникой на всю жизнь, отец мой умел увлекать и других. Не говорю о многих его последователях и почитателях. Академик С. Г. Навашин в юности готовился быть химиком, но по его собственньш рассказам увлекся ботаникой в значительной мере под влиянием профессора математики В. Я. Цингера. Один из лучших знатоков нашей флоры, Д. И. JI и т- винов (б. хранитель гербария Академии наук СССР), по образованию и первоначальной деятельности был инженером; в его увлечении ботаникой огромную роль сыграло знакомство с моим отцом.

Что касается меня, то я в те времена относился к делу совершенно пю-мальчишески. Мне все хотелось найти что-нибудь необыкновенное, никем не виданное Я наивно полагал, что в этом — главная суть дела. Среди проявления растительной жизни меня привлекали такие курьезы, как движущиеся тычинки барбариса, взрывающиеся плодики «Не тронь меня» пыльники орхидей, в виде грибочка прилипающие к хоботку насекомого, и vr. п.; но подробнее вникнуть в такие явления меня не тянуло, а главное — я оставался равнодушным к тысячам менее эффектных, но иногда гораздо более интересных деталей, которые более вдумчивому наблюдателю открываются повсюду. Еще мальчишкой я мог назвать более сотни различных растений их научными, латинскими имена;ми; но сколько-нибудь толкового представления о системе растений у меня совсем не было. Помню, мне было уже лет 15, когда отеи поручил мне разложить один гербарий, хоть приблизительно, по семействам. Что у меня получилось!.. Нечего уже говорить, что чистотел (Chelidon'mm та jus)

Из меня так  не вышло ботаника, но привитый с детства интерес, сохранился и поддерживался частыми соприкосновениями с многочисленными деятелями ботанической -науки.

Пособирать на досуге растения, покопаться в определителях, почитать о разных чудесах нашей и экзотической флоры, послушать рассказы сведущего специалиста,— все это было для меня наслаждением в течение всей Жизни.

Когда я больным попал впервые в благодатный уголок Южного Крыма, тамошняя флора была для меня живым источником утешения и радости. С чувством горячей симпатии и глубокой признательности вспоминаю я ученого садовода Никитского сада, Эдуарда Андреевича Альбрехта и "Сергея Сергеевича Станков а (ныне профессора Горьковского университета), которые были моими руководителями среди исключительных богатств дикой и культурной растительности Крыма. Часто при составлении этих очерков воскресали в моей памяти живые, интересные беседы с этими последними учителями моими в области ботаники, дружески делившимися со мной своими обширными знаниями и увлекавшими своей беззаветной любовью к природе.

Кто любит попристальней вглядываться в жизнь трав и дервьев, тому и лес, и луг, и ботанические сады с оранжереями, и самый простенький букет, и самый скромный посев, который каждый из вас может сделать в горшочке на подоконнике, открывают беспредельные перспективы, ведущие к трезвым, реальным взглядам, на жизнь природы, помогающим не только познать мир, но и переделать его.

Предлагаемые бесхитростные любительские беседы составлены из воспоминаннй о кое-каких личных наблюдениях, а также о слышанном и прочитанном, что казалось мне интересным и занимательным. Будет ли это занимательно для вас, читатель? Если вас могут радовать распускающиеся весенние почки, первые весенние цветы, всходы посаженных вами семян, и если в вас возбуждают интерес новые для вас растения, если вас привлекает бесконечное разнообразие удивительных приспособлений растительного мира к его молчаливой, но вечно напряженной жизни, тогда в этой книжке вы, может быть, встретите кое-что для себя интересное и поучительное, а автор будет вполне удовлетворен, если ему удастся поддержать и усилить в вас огонек любви к природе и ее социалистической переделке.

Книга была переведена на украинский и немецкий языки и была весьма благосклонно принята и юными ботаниками-любителями,, для которых книжка предназначается, и многочисленными рецензентами, и многими натуралистами-педагогами, . и несколькими учеными- специалистами. Искренно, горячо благодарю всех, так или иначе проявивших неожиданное для меня доброе внимание к моим "скромным любительским беседам.