История гипноза

ПРОТИВ НОВЫХ СУЕВЕРИЙ  

1880 год. Город Вроцлав, один из красивейших польских городов (в то время Бреславль). Здесь, как и всюду, как и во всех других городах, в которых уже успел побывать датский магнетизер Ганзен, его представления пользуются шумным успехом. Слух о проделываемых им чудесах еще задолго до его приезда достиг жителей города. Из уст в уста передавались сообщения, одни невероятнее других.

—        В Дрездене Ганзен, подчинив своему влиянию одного весьма почтенного господина, заставил его поверить, что он молоденькая девушка. Да-да! Он даже заставил его делать книксен и танцевать за даму в контрдансе...

—        А я слышал,— перебивал другой,— что замагнетизированные им люди становятся покорны всякому мановению его руки: он идет — они идут следом, он делает вид, что плавает, и они делают то же...

—        Мой знакомый,— подхватывает третий,— говорил мне, что однажды, прикоснувшись к руке замагнетизи- рованного им молодого человека, Ганзен сделал ее крепче железа — никто из присутствующих не мог потом ее согнуть.

И осведомленные или охотно выдававшие себя за таковых люди сообщали новые «сногсшибательные» подробности, ссылаясь на своих знакомых-очевидцев и разжигая фантазию и интерес любопытствующей публики.

Даже среди людей, числившихся весьма просвещенными, эти повествования не всегда порождали законное чувство недоверия. Некоторые относились к ним весьма сочувственно, видя в них подтверждение собственных мистических умонастроений. Другие были заранее убеждены, что в магнетических представлениях все, с начала и до конца, построено на обмане, лишь ловко прикрытом от глаз публики.

—        То, о чем говорится во всех этих легендах о Ганзене,— заявляли они безапелляционно,— не укладывается в рамки науки и, следовательно, не может иметь ничего общего с истиной.

На первом же представлении Ганзена в Бреславле зал ломился от любопытствующих. Большинство ожидало самых невероятных зрелищ, иные, предчувствуя обман, жаждали разоблачения.

Но вот на сцене появляется Ганзен — ив зале сразу наступает напряженная тишина. Он обращается к публике с кратким вступительным словом, рассказывая о великих возможностях «личного магнетизма», сообщая, что только обладатель «магнетической силы» может проделать то, что он готов сейчас здесь продемонстрировать. И Ганзен приглашает на сцену тех, кто желает испытать действие его «личного магнетического» влияния.

Держа над своей головой какой-то сверкающий небольшой предмет, Ганзен предлагает магнетизируемым пристально смотреть на эту блестящую точку. Он поочередно подходит к каждому и проделывает несколько энергичных, как бы поглаживающих движений вблизи лица магнетизируемого, не прикасаясь к нему, и затем пальцами смыкает его веки.

—        Теперь вы уже сами не сможете открыть глаза, не сможете двигать руками, не сможете встать,— торжественным, повелительным тоном возглашает Ганзен.

Настороженно смотрит на сцену публика, кое-кто с нескрываемым сомнением покачивает головой, некоторые насмешливо улыбаются. Большинство жадно ждет необычайного и таинственного.

—        Откройте глаза,— обращается Ганзен к одному из спящих, берет его руку, и тот следует за ним. Ганзен проходит несколько шагов, затем поворачивается к нему лицом и делает вид, будто качает на руках ребенка. Замагнетизированный, как автомат, повторяет все это за ним.

—        Вы на скачках,— говорит Ганзен, подходя к другому и поворачивая его на стуле так, что тот оказывается сидящим лицом к спинке.— Под вами прекрасный горячий конь, быстрый, как ветер. Скачите смелее! Спешите! У вас есть шансы получить первый приз!

И тот крепко ухватывает рукой воображаемую уздечку, подпрыгивает на стуле, двигая ногами так, будто пришпоривает лошадь.

—        Вот вам сочная ароматная груша,— обращается

Ганзен к третьему, протягивая ему сырую картофелину.— Понюхайте ее! Как чудесно она пахнет. Как она вкусна! Попробуйте-ка!

И тот послушно берет картофелину и начинает с аппетитом ее жевать...

Встревоженно слушает профессор Гейденгайн рассказы своих студентов об увиденных ими «чудесах магнетизма». Возможно, конечно, здесь имеет место нераспознанное ловкое шарлатанство. Но прежде всего следует видеть все самому. Да это просто насущней- ше необходимо, ибо подобный обман несет в себе серьезную опасность подъема очередной волны суеверий. От внимания Гейденгайна не ускользает, что даже среди того общества, где бывает он сам, стало распространяться мнение, не связаны ли явления, демонстрируемые Ганзеном, с какой-то еще неизвестной, таинственной, сверхъестественной силой. В уголки природы, не освещенные лучом знания, всегда может проползти червяк мистики...

Гейденгайн посещает ближайшее представление магнетизера. Он внимательно читает присланную ему из Хемница книгу профессора Вейнгольда «Гипнотические опыты». Он приглашает Ганзена повторить свое представление специально в обществе врачей...

И, как это было уже некогда с Брэдом, Гейденгайн проникается твердым убеждением, что некоторые из так называемых чудес магнетизма — факты, не укладывающиеся в общепринятый «кодекс науки». Но ведь дело науки — не подводить черту под уже установленными кодексами, а вечно искать и находить новое...

Так называемые магнетические явления и сами по себе заинтересовали его. Ему кажется, что их изучение может открывать новые источники знания о природе человека, о самом сокровенном и интересном — о деятельности мозга. И вот Гейденгайн намечает план предстоящего исследования.

Из литературы он узнает, что еще Брэд показал: утомление глаз при пристальном смотрении на предмет приводит к состоянию нервного сна или гипноза. Ганзен же демонстрирует и такие случаи, когда подобное состояние возникает от одних только повторяющихся прикосновений его рук — пассов. Магнетизеры утверждают, что способ Брэда дает гипноз, а пассы — магнетический сон, который могут вызвать лишь особые люди, одаренные «личным магнетизмом». Гейденгайн понимает, что это очередная уловка мистиков. Поэтому он ставит перед собой задачу: установить, какими еще способами, помимо приемов странствующих магнетизеров, можно вызвать гипноз. Надо также точно определить характерные черты этого состояния: какова в нем чувствительность? каковы движения? сознательны они или бессознательны? как меняется в этом состоянии память и многое другое. И наконец, самое интересное и важное — надо попытаться наметить физиологическую основу гипноза—какие именно изменения в деятельности организма вызывают гипнотическое состояние.

Гейденгайн немедленно приступает к работе, благо за испытуемым далеко не надо идти.

—        Я с величайшей охотой готов служить объектом для твоих опытов!—с живостью откликается на его предложение младший брат Август — первокурсник медицинского факультета.

Для начала Гейденгайн решает в точности воспроизвести «опыты» Ганзена, освободив их лишь от преднамеренной театральности. Вместо сверкающего драгоценного камня, заключенного в оправу из черного дерева, Гейденгайн берет обычную маленькую стеклянную пуговку.

Несколько минут пристального смотрения на этот предмет, помещенный чуть выше глаз Августа, в сочетании с поглаживаниями лица привели к успеху. Август как будто застыл в своей позе, веки его медленно сомкнулись. На предложение Гейденгайна двинуть рукой или ногой Август проделывает это, но не сразу, как будто с трудом. Он не шевелится, когда Гейденгайн крепко сжимает его пальцы, но когда сжатие усиливается, он, не пробуждаясь, делает попытку отдернуть руку. Гей- денгайн дует ему в лицо, и Август просыпается.

—        Что ты чувствовал, Август? Пожалуйста, постарайся рассказать все по порядку. Помнишь ли ты все?

—        Помню. Вначале я немного задремал. Потом по твоей просьбе попытался двигать руками и ногами, но делать этого не хотелось, и было ощущение какой-то скованности. Потом почувствовал, как ты сжал мне пальцы.

Гейденгайн видит, что гипноз, хотя и слабовыраженный, ему получить удалось.

Придя к себе на кафедру, Гейденгайн собирает ассистентов и некоторых студентов и делится планами. Ему нужны добровольцы, которые отдали бы себя в его распоряжение в качестве испытуемых. Ему нужны для задуманного исследования лишь такие люди, которым он мог бы безусловно доверять. Ведь объективных показателей гипноза пока нет. И не кто иной, как он сам (как, впрочем, и многие другие), сомневается в подлинности гипнотических явлений, так как не видит возможности отличить здесь притворство от действительных фактов. Вот для чего нужны серьезные, надежные люди, сами заинтересованные в точности наблюдений.

Первая же предпринятая Гейденгайном на студенте Валентине гипнотизация дает неожиданно полный успех. Развивается глубокий гипноз. Гейденгайн проверяет возможность получения подражательных движений. Он придает рукам Валентина такое положение, чтобы он охватил ими край стула, затем сам становится перед ним, несколько согнувшись, и медленно пятится назад. Валентин, также согнувшись, следует за ним, не выпуская из рук стула, таща его на себе, как улитка свою раковину. Проверяется болевая чувствительность — лицо Валентина сохраняет безмятежное выражение не только, когда укалывают его руку булавкой, но и когда прокалывают ему кожу насквозь, оставляя булавку торчать.

Разбуженный Валентин не сразу обращает внимание на свою руку. Он ничего не чувствовал и ничего не помнит. Заметив булавку, он смотрит на нее вопросительно. Ему объясняют, что это было сделано для того, чтобы проверить чувствительность к боли. Видя, как Валентин морщится, когда булавку стали вытаскивать, Гей- денгайн шутит: «А я было решил, что Валентин вообще не боится боли, что он стоик! Теперь вижу, что жестоко ошибся. Итак, внесем в протокол опыта: резкое снижение болевой чувствительности в глубоком гипнозе у лица, которое в бодром состоянии отличается повышенной болевой чувствительностью». Валентин делает протестующий жест, но тут же присоединяется к дружному смеху своих товарищей.

Своими исследованиями Гейденгайн увлекает всех; скоро опыты ставятся уже не только на кафедре в университете, но и в физиологическом институте. В работу включается ассистент Грютцнер, в медицинской клинике ставит опыты доктор Йенике. Позже к ним присоединяется приехавший из России доктор Бубнов. Удается получить не только все то, что показывал с театральных подмостков (под видом непостижимых «чудес магнетизма») Ганзен, но и значительно расширить круг фактов.

Наблюдения, протоколы опытов, сообщения коллег— все говорит о повторяемости явлений. Нет, это не чудеса и не обман! Факты, повторяющиеся из опыта в опыт, едва лишь для них создаются подходящие условия, нельзя назвать чудесными. Ведь под словом «чудо» принято подразумевать нечто редкое, неповторимое, настолько выходящее вон из ряда обычных явлений, что не в силах его объяснить люди приписывают его действию загадочных, даже сверхъестественных сил. А гипнотические явления в опытах Гейденгайна и его помощников перестали быть редкостью. Они наблюдаются из опыта в опыт, и у очень многих лиц.

Следовательно, это закономерные явления природы.

19 января 1880 года, то есть спустя всего лишь две недели после первого представления Ганзена в Бре- славле, Гейденгайн выступает с лекцией о гипнозе в общем заседании Силезского общества отечественной культуры. Он начинает ее следующими замечательными словами, звучащими как гневная отповедь мистикам:

«Милостивые государи! Мне кажется, это есть дело общественного интереса заботиться о том, чтобы из действительно поразительных явлений, свидетелями которых было большинство из вас, не были выведены ложные заключения, заключения о каких-то таинственных, новых чудесных силах, сущность которых до сих пор неизвестна. Есть основание опасаться, что это и в самом деле может случиться. Ведь сбивает же с толку так называемый спиритизм не только обыкновенную публику, но даже серьезных, выдающихся в своей области ученых, несмотря на все естественнонаучное просвещение нашего времени. Ведь цитировал же духов и фотографировал их следы один из этих ученых с помощью американца Слэда. Ведь выдумали же наряду с известными нам тремя видимыми измерениями еще четвертое невидимое, где предметы с тремя измерениями, например столы и т. п., исчезают из глаз, а над головами испуганных зрителей бросаемые невидимыми руками летают куски угля, появляются члены без туловища и тому подобные фокусы. Ведь объявил же один известный философ все эти сказки за новое откровение божественного всемогущества, направленное к тому, чтобы снова пробудить к вере неверующее человечество!

В такое время, когда возможны подобные вещи, следует опасаться, что и явления, воспроизводимые господином Ганзеном, подадут повод к какой-нибудь новой форме суеверия».

Лекция продолжается... и это не просто лекция. Гейденгайн сопровождает каждое свое положение здесь же производимыми гипнотизациями. Он демонстрирует факты, тут же их объясняет, сопоставляет их с уже известными всем ситуациями из обыденной жизни, строит предположения, постоянно не теряя из виду свою главную цель — разбить доводы и увертки мистиков.

— Обратите внимание,— говорит Гейденгайн,— перед нами интересный, внутренне противоречивый факт. Испытуемый, у которого удалось лишь вызвать легкий гипноз, по пробуждении хорошо помнит все, что с ним было в этом состоянии. Тот же, кто находился в глубоком гипнозе, проснувшись, ничего не помнит. А между тем вы могли это видеть и на представлениях Ганзена, и в том, что продемонстрировал вам сейчас мой ассистент господин Грютцнер и я сам. Глубокозагипноти- зированные, видя какое-либо движение или действие, совершаемое перед ними экспериментатором, послушно повторяют эти действия. Как же это объяснить? Будучи в гипнозе, человек что-то делает, действует под влиянием воспринимаемых им впечатлений, а проснувшись, ничего о том не помнит?

Но если приглядеться внимательнее, можно заметить, что гипнотик действует автоматически. Мне хотелось бы назвать его подражательным автоматом, так как действует он совершенно бессознательно. Причина, на мой взгляд, ясна. Гипнотик не в состоянии сосредоточить свое внимание на том, что вокруг него происходит, и потому не осознает окружающего. Это бывает с каждым из нас в такой, например, ситуации. Я сижу за рабочим столом, слышу происходящий рядом разговор, но не понимаю его. Восприятие слов налицо, а понимания нет. Стоит только сосредоточить внимание на услышанном — и сразу станет понятен его смысл.

Нет ничего удивительного в том, что, не сознавая производимых перед ним экспериментатором действий, испытуемый повторяет их. Вот для пояснения другой пример из обыденной жизни. Вы идете по улице, погрузившись в собственные мысли. Прохожих при этом можете и не узнавать, но все же вы не сталкиваетесь с ними, ловко обходя идущих вам навстречу.

Тогда в чем, по нашему мнению, отличие глубокого гипноза от бодрствования? Бодрствуя, человек совершает действия под контролем сознания, он не повторит того, что делает другой, если не будет считать это разумным. В глубоком гипнозе сознание подавлено, и потому зрительные впечатления, получаемые испытуемым, непосредственно побуждают к деятельности его двигательный аппарат.

Точно так же мы объясняем и такой фокус Ганзена, как выполнение словесных приказаний экспериментатора. В этом случае слуховые впечатления непосредственно влияют на двигательный аппарат.

Гейденгайн рассказывает, как ему самому удалось установить, что автоматизм этот может привести к действиям асболютно нелепым. Погрузив в глубокий гипноз Августа, он побудил его отстричь бороду на одной стороне лица.

Теперь становится понятным и то, почему, совершая эти действия, испытуемый о них забывает — ведь он действует неосознанно. А память тесно связана с сознанием. Правда, замечено, что, если слегка намекнуть испытуемому на происходившее во время гипноза, он иногда сразу, иногда постепенно вспоминает все.

—        Милостивые государи! — продолжает Гейденгайн.— Мы считаем особенно важным опытным путем опровергнуть мистический взгляд, что так называемые магнетизеры обладают какой-то особой таинственной силой, с помощью которой они и вызывают у других лиц магнетическое состояние. Господин Ганзен, может быть, вполне искренне верит в существование у него такой силы. Но я как физиолог, естественно, не мог с этим согласиться.

Сегодня вы сами видели, что гипноз удалось вызвать и мне, и доктору Грютцнеру, и доктору Йенике. Здесь находятся также профессора Бергер и Ауербах, успешно занимающиеся исследованиями гипноза в своих клиниках. Я понимаю, конечно, что мистики в ответ на все это станут заявлять, что мы все тоже в таком случае являемся магами. Тогда я позволю себе проделать еще один опыт.

Гейденгайн вызывает из зала трех студентов, сажает их на стулья, прислоненные спинками к небольшому круглому столику, и просит их внимательно прислушаться к тиканию карманных часов, которые он сейчас положит на середину стола. Он просит, чтобы эти часы ему дал кто-либо из присутствующих.

—        Если я воспользуюсь собственными моими часами, мистики, пожалуй, скажут, что мои часы намагнетизированы.

Проходит несколько минут, и вот уже двое из вызванных Гейденгайном студентов в глубоком гипнозе. Удается заставить их делать подражательные движения и застывать надолго в неудобных и утомительных позах.

Слушатели поражены. Выходит, что гипноз может возникнуть не только без магнетизера с его волшебной «силой магнетизма», но и без гипнотизера — под влиянием одних лишь физических раздражителей.

Далее Гейденгайн рассказывает, что ему и его помощникам приходилось с успехом погружать испытуемых в гипноз и другими слабыми монотонными шумами, и легким поглаживанием кожи, и умеренными однообразными зрительными раздражителями. Все это кэ более как слабые повторяющиеся раздражения, которые и представляют собой условия наступления гипноза.

И наконец, последний, самый важный и самый интересный вопрос: что же такое гипноз, в чем сущность этого состояния?

И здесь Гейденгайн вынужден признать, что пока еще ученым приходится ограничиваться предположениями и догадками.

— То, что я здесь рассказал о гипнозе,— говорит он,— и то, что вы увидели сами в наших демонстрациях, показывает, что самый яркий признак глубокого гипноза— подавление сознания, сон разума. Как известно каждому, сознание — продукт работы мозга, а точнее, результат деятельности самого высшего его отдела — коркового слоя большого мозга. Этот корковый слой состоит из множества нервных клеток. Поэтому мы и предполагаем, что подавление сознания у испытуемых есть результат подавления деятельности корковых нервных клеток. Вероятно, это подавление вызывается слабыми повторными раздражениями нервов кожи лица, а также слуховых и зрительных нервов.

Эта лекция Гейденгайна с дополнениями, в которых сообщалось о некоторых последующих работах самого Гейденгайна и его сотрудников, в том же 1880 году была опубликована отдельной книжкой в Бреславле, а всего лишь год спустя вышла в прекрасном переводе на русский язык в Петербурге. На титульном листе перевода стоит имя и фамилия его редактора —доктора И. Павлова. В этом мы видим не только знак большого уважения Ивана Петровича Павлова к самому Гейден- гайну, но и свидетельство того, как давно зародился у самого Павлова интерес к гипнозу, в изучении которого он позднее так много сделал.

И еще одно свидетельство неотступного всегдашнего внимания И. П. Павлова к гипнозу. 23 октября 1897 года на заседании общества русских врачей Иван Петрович произнес речь, посвященную памяти только что умершего Рудольфа Гейденгайна. Он с большой теплотой нарисовал образ Гейденгайна не только как большого ученого, для которого главным всегда было «одно достоинство, одна радость, одна привязанность и страсть — достижение истины», но и прекрасного, доброжелательного человека — «чарующей личности». Перечисляя научные заслуги Гейденгайна, Павлов с восхищением отозвался об его опытах по изучению гипноза и, подводя их итоги, подчеркнул, что Гейденгайн «один из первых, наряду с Шарко, указал, что область гипноза есть область глубокого реального смысла и высокого научного значения».

К этому времени в гипнологию лоцманами новых дорог приходят наши отечественные, русские исследователи. Воспитанные на передовых материалистических идеях революционных демократов 60—70-х годов, ученики и последователи отца русской физиологии всемирно признанного ученого Ивана Михайловича Сеченова, наши физиологи и врачи не только критически переосмыслили утвердившиеся взгляды на гипноз, но и пошли в своих исканиях дальше.

В 60-х годах прошлого века И. М. Сеченов, как представитель точного естествознания (к тому времени физиология уже завоевала право называть себя точной наукой), выступил с развернутой критикой психологии, то есть той отрасли знания, задачей которой должно было быть установление законов психики. Он задался вопросом, почему психология, одна из самых старых наук (ведь над причинами, движущими мыслями, чувствами и поступками людей, задумывались мудрецы самой далекой древности), и в его время остается неустановившейся, непочатой, по его удивительно точному выражению, наукой. Она все еще неизмеримо далека от определения основных законов психики. Среди психологов нет единства ни по одному занимающему их вопросу. Она не дает никакого руководства для практики жизни здорового человека и не объясняет законы болезненных психических нарушений. Сеченов точно указывает причину такого отставания психологии. Все дело в том, что она использует неточный, субъективный, пристрастный метод подхода к изучаемым ею явлениям.

Тот способ изучения психики, которым пользовалось человечество от Аристотеля до Канта, говорит Сеченов,— метод самонаблюдения и наблюдения над другими людьми, метод анализа собственных поступков и переживаний и догадок о мотивах поступков, мыслях и чувствах других людей — негоден. Он мало дал, он недостаточен, он ведет к ошибкам, ибо не может быть свободен от сугубо личных, предвзятых суждений, преувеличений, преуменьшений и прочих роковых неточностей.

Сеченов не ограничивается только критикой существующих методов исследования, но открывает для психологии плодотворный путь к будущим достижениям. Он предлагает изучать психику человека, сопоставляя ее, с одной стороны, с более простыми психическими явлениями у животных и, с другой стороны, сравнивая явления человеческой психики с достаточно точно изученными явлениями, происходящими в низших отделах нервной системы.

Эти мысли Сеченова оказали громадное влияние на мировоззрение целого поколения отечественных естествоиспытателей.

Со стремлением по-новому — беспристрастно и точно — изучить психику и обращают некоторые физиологи и врачи в России свое внимание на гипнотические явления. Гипноз привлекает их как исключительное состояние, сочетающее в себе целый ряд необычных психических и физиологических проявлений.

Глубокое понимание законов природы, атеистическое мировоззрение и горячая приверженность свежей научной мысли позволили им переместить центр изучения гипноза в Россию.