Археологические культуры 3 – 5 века нашей эры

Черняховская культура 1 тысячелетия нашей эры

Своеобразие киевской культуры на фоне, с одной стороны, археологических культур восточных балтов и с другой — таких культур провинциальноримского облика, как Черняховская и пшеворская, ее генетическая связь с колочинской и в какрй-то мере с пеньковской культурами позволяют сделать вывод о принадлежности киевской культуры одной из крупных группировок предков ранних исторических славян.

Черняховская культура, занимавшая огромную территорию восточноевропейской лесостепи и степи от левобережья Днепра до Нижнего Подунавья, представляла собой одну из самых ярких культур второй четверти 1 тысячелетия нашей эры. Ее интенсивное изучение на протяжении более 80 лет привело к накоплению богатого и разнообразного материала, доскональное исследование которого требует колоссальных усилий многих исследователей. Всестороннее обобщение материалов Черняховских памятников имеет первостепенное значение, тем более что население, оставившее их, играло важную роль в истории славянских народов.

ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ

В изучении черняховской культуры выделяется несколько периодов, каждый из которых отличается особенностями в накоплении материалов и их интерпретации. Культура была открыта В. В. Хвойкой. В 1899—1900 гг. им были предприняты раскопки могильников у сел Ромашки и Черняхов в Среднем Поднепровье. Второй могильник и дал название всей культуре. В. В. Хвойка отметил отличительные черты открытых им памятников: би- ритуализм, гончарная серолощеная посуда тонкой выработки, западная, северо-западная, юго-запад- ная ориентировка костяков, и предложил их датировку — II—V вв. [Хвойка В. В., 1901]. В этот период памятники первой половины I тысячелетия н. э., аналогичные Черняхову и Ромашкам, стали известны и в других регионах. На территории Верхнего Поднестровья профессором Львовского университета К Га- дачеком были исследованы многослойное поселение у с. Неслухов и могильник у с. Псары [Hadaczek К., 1900. S. 48-78; Баран В. Д., 1981. С. 6, 7]. В Подолии С. С. Гамченко проводил работы на поселении Кри- нички и в могильнике Данилова Балка [Сымоно- вич Э. А., 19526. С. 62-70; 19606. С. 239^252]. Отдельные памятники Черняховского типа (Сынтана де Муреш) были открыты и в Подунавье [Kovacs J., 1912; Reinecke P., 1906].

Однако малочисленность этих разрозненных и разбросанных на значительной территории находок исключала в то время возможность их научного осмысления ji даотнесения их к единой культуре.

Впервые пошдтка исторической интерпретации Черняховских памятников была предпринята В.В. Хвойкой. Исследователь отнес открытые им могильники ко второму этапу эволюции единой, по его мнению, культуры «полей погребений» в Среднем Поднепровье, первый этап которой был представлен заруби- нецкими памятниками. Как полагал В. В. Хвойка, «полд погребений» зарубинецкого и Черняховского типов принадлежали славянским племенам [Хвойка В. В., 1901 ]. В те же годы была высказана и другая точка зрения относительно происхождения черняховской культуры. Немецкий исследователь П. Райнеке выдвинул концепцию ее готской принадлежности [Reinecke Р., 1906. S. 42—50]. В дальнейшем эта концепция получила название «готской теории» и была поддержана многими немецкими и польскими учеными. Вместе с тем у авторов этого направления имелось довольно много существенных расхождений в оценке конкретных фактов. Так, Е. Блюме отмечал, что время возникновения черняховской культуры и появления готов в Северном При черном о рье не совпадает и, следовательно, черняховские памятники вряд ли могли быть оставлены готами. По мнению Е. Блюме, могильники в Черняхове и Ромашках принадлежали другой группе германских племен — гепидам [Bliime Е., 1912. S. 197]. jB 20—30-е годы XX в. был открыт целый ряд Яовых памятников, причем находки охватывали огромную территорию^! вносили существенные поправки в представление об истинном ареале культуры, первоначально связываемом в основном со Средним Поднепровьем.

Наибольшее значение имели раскопки, проведенные С. С. Гамченко и П. И. Смолицевым в могильнике у с. Жаслово в междуречье Днепра и Южного Буга. В ходе работ было исследовано более 120 захоронений [Смол^чев П. I., 1927. С. 154— 166; Петров В. П., 1964а. С. 118-167]. В могильнике Дедовщина в Среднем Поднепровье было вскрыто 19 погребений, здесь же впервые обнаружено место кремации трупов [Козловська В. Е., 1930. С. 45—47; Сымонович Э. А., 1964в. С. 38—39]. Новые памятники и отдельные материалы черняховской культуры стали известны и на левобережье Днепра: могильник Гурбинцы, поселение в Пересечном [Макаренко М. О., 1927; Сымонович Э. А., 1964в. С. 27, 28; Луцкевич I. Н., 1948. С. 165—168]. Ус. Кантемировка были открыты подкурганные захоронения, совершенные по сарматскому ритуалу с типичным черняховским инвентарем [Рудинський М. Я., 1930. С. 127— 158].

В дальнейшем при проверочных раскопках Е. В. Махно обнаружила здесь обычный грунтовый могильник и черняховское поселение [Махно Е. В., 1952а. С. 231-241].

Значительный интерес представляли работы в зоне затопления Днепровской ГЭС, позволившие наметить по существу новый регион черняховской культуры, представленный такими памятниками, как Привольное, Августиновка, Ново-Александровка, Волошское, Никольское, раскопки которых проводились в последующие годы [Кухаренко Ю. В., 1955; Брайчев- ская А. Т., 1960; Сымонович Э. А., 1975]. На черноморском побережье раскапывались так называемые поселения с каменным домостроительством (Кисело- во, Снегиревка, Ново-Кондаково) римского времени, культурная принадлежность которых длительное время оставалась весьма сомнительной. |Их топографическое положение, вещевой комплекс, гончарная посуда и ведущие типы лепной керамики живо напоминали аналогичные черняховские элементы, однако исследователей смущали постройки из камня, которые традиционно связывались с эллино-скифским дяром.

В 40-х — начале 50-х годов большинство исследователей по-прежнему придерживалось мнения о славянской (антской) принадлежности Черняховской у у льту ры. ^Однако конкретные пути ее формирования были далеко не ясны. Концепция В. В. Хвойки, рассматривавшего зарубинецкие и Черняховские памятники как два этапа развития единой культуры «полей погребений» в Среднем Поднепровье, не утратила своего значения и легла в основу многих новых работ [Кухаренко Ю. В., 1951; Третьяков П. Н., 1953. С. 156— 160]. В этот период появился и несколько иной взгляд на проблему. А. А. Спицы н еще раньше высказал мнение о том, что Черняховская культура, «столкнувшаяся на Днепре с местной скифской уже в I в. н. э., основавшаяся здесь прочно во II —III вв., начавшая оказывать влияние на сарматский мир и отрезанная на некоторое время от Черного моря и Востока иранцами», имела западные, среднеевропейские корни [Спицын А. А., 1948. С. 69].

Подлинный информационный взрыв произошел в 50—60-е годы. В этот период проводились широкомасштабные разведки и раскопки крупных Черняховских памятников, быстро увеличившие объем материала. Особо следует отметить полевые исследования Э. А. Сымоновичем у с. Журавка в Среднем Поднепровье: здесь были полностью вскрыты сохранившаяся часть могильника, поселение, гончарный комплекс и святилище, результаты работ пока не опубликованы! В этот же период подвергались исследованиям такие^рупныё памятники, как Компанийцы, Косано- Рыже*вка, 'Еикторовка, Ранжевое, Коблёво, Лшшсотеа^Тавриловка (овчарня совхоза «Прйднеп- ровекшЬ ) [Сымонович Э. А., 1955; 1960в]. Большой научный интерес представляли открытия культовых и общественных сооружений, каменных идолов, связанных с Черняховскими поселениями [Вино кур И. С., 19676. С. 136-143; Брайчевский М. Ю., Довженок В. И., 1967. С. 238-262]. В 1950 г. в результате работ Пру тс ко-Днестровской экспедиции под руководством Г. Б. Федорова были открыты Черняховские памятники в Молдове. В дальнейшем здесь раскапывались поселение Лопатна, могильники Малаешты, Балцаты I и II [Федоров Г. Б., 1960а; 19606]. Итоги работ изложены в монографии Г. Б. Федорова [19606], посвященной населению Прутско- Днестровского междуречья в первой половине I тысячелетия н. э. Широкие археологические.исследования Черняховских памяпстшков в Молдове проводились под руководством Э. А. Рикмана.'В 50-е годы им были раскопаны такие поселения, как Солончены, Лукашевка, Будешты, Делакеу, За гайка ныш один из крупнейших по числу открытых погребений могильник Будешты [Рикман Э. А., 1957; 19606; 1967а; 19676]. Таким образом, в этот период территория, отводимая Черняховской культу ре, заметно расширилась. Она включала всю лесостепь: Среднее Поднепровье, Волынь, Верхнее Поднестровье, Днестровско-Прут- ское междуречье, Надпорожье. Отдельные Черняховские памятники стали известны в Румынии. Самым южным Черняховским памятником в Нижнем Поднепровье оказался могильник Гавриловна (овчарня совхоза « Приднепровский»).

Обилие новых материалов позволило сделать очередной шаг в интерпретации Черняховской культуры, рассмотреть и наметить основные варианты решения важных вопросов о ее ареале, хронологических рамках, происхождении, этнической принадлежности. На совещании 1957 г., посвященном проблемам Черняховской культуры и ее роли в ранней истории славян, довольно четко обозначились три основных направления в изучении культуры, существующие и по сей день. В основе первого направления лежала мысль о славянской принадлежности Черняховской культуры. Однако по вопросам ее хронологии и генетических истоков существовали серьезные расхождения. М. Ю. Брайчевский и Е. В. Махно отрицали правомерность ограничения верхней даты культуры IV или V в. н. эм утверждая, что она просуществовала до конца VII в. н. э. и непосредственно связана с культурой Киевской Руси [Голубева Л. А., 1957. С. 276]. А. Т. Брайчевская более осторожно определяла верхнюю хронологическую границу Черняховской культуры, относя ее к VI в. н. э., и не отрицала существования хронологического разрыва между Черняховскими памятниками и памятниками Киевской Руси. В то же время исследовательница отмечала ряд общих элементов в этих культурных группах и указывала на возможность преемственности традиций в области домостроительства, погребального обряда, ^мледельческих орудий [Голубева Л. А., 1957. С. 276]. Э. А. Сымонович предполагал, что зарождение Черняховской культуры происходило на Волыни, «где встречаются поселения I—III вв. н. л и г^ > в это время сильны влияния пшеворской культу^ы (Пряже в, Викнины Великие)» [Голубева Л. А., 1957. С. 275J. Именно отсюда, с северо-запада, и началось, по мнению исследователя, распространение Черняховской культуры на юг. Верхнюю хронологическую границу он отнес к V в. н. э.

Второе направление было связано с представлением о готском происхождении Черняховской культуры. Основные положения этого направления развивал в эти годы М. И. Артамонов. Исследователь отмечал, что население на обширной территории, охваченной Черняховской культурой, было разноэтничным (славянские племена зарубинецко-корчеватовского типа, дако-фракийские племена липицкой культуры, сарматы и др.). Общность культуры этого населения возникла в результате млграпии германских племен и создания державы Германариха. По мнению М. И. Артамонова, Черняховская культура погибла под ударами гуннов в конце IV в. н. э. [Артамонов М. И., 1956; Голубева Л. А., 1957].

Третье направление, в отличие от первых двух, в основных чертах сформированных еще в начале XX в., было принципиально новым. Основополагающая идея его заключалась в возможности сложения культуры в разноэтничной, гетерогенной, среде. Предполагалось, что многочисленные племена Среднего и Нижнего Поднепровья, Волыни, Днестровско- Прутского междуречья являлись непосредственными участниками создания Черняховской культуры, а не просто восприняли ее у какой-либо отдельной этнической группы (славяне, германцы) в результате тех или иных исторических событий. Этой точки зрения придерживались Г. Б. Федоров и Э. А. Рикман. И. И. Ляпушкин подчеркивал провинциальнорим- ский характер Черняховской культуры, полагая, что она являлась своеобразной оболочкой для местных разноэтничных культур [Голубева JL А., 1957. С. 274—277]. Закономерной предпосылкой возникновения подобного направления было не только открытие все новых и новых памятников Черняховской культуры, за счет чего постепенно складывалось представление о колоссальных масштабах ее ареала, но и выявление достаточно ярких региональных особенностей. Первая попытка выделения локальных вариантов была предпринятаМ. А. Тихановой [1957]. Исследовательница наметила пять областей" "Среднее Поднепровье, Порожистый Днепр, Волынь, Поднестровье, Молдова и Румыния, в которых наблюдались, по ее мнению, различия в погребальном обряде, традициях домостроительства, типах керамики и инвентаря.

Формирование Черняховской культуры в каждом из этих локальных вариантов было связано, по мнению М. А. Тихановой, с определенными этническими группами — скифо-сарматскими племенами на востоке, гето-фракийскими на западе, в Поднестровье, и славянскими на северо-западе. Этой концепции была близка точка зрения Г. Б. Федорова, который полагал, что «Черняховская культура — культура оседлых земледельческих племен Северного Причерноморья (гето-даков, сармат, славян), имевших сходный тип хозяйства, находившихся в тесном общении друг с другом и испытывавших сильное влияние античной культуры». По мнению Г. Б. Федорова, готы не могли быть создателями Черняховской культуры ввиду своей малочисленности и поэтому не могли ассимилировать местные племена. Кроме того, сами готы стояли на относительно более низком уровне культурного развития [Голубева JI. А., 1957. С. 277]. К концу 50-х годов от своей прежней позиции, признававшей славянскую принадлежность Черняховской культуры, отошел и Ю. В. Кухаренко. В этот период исследователь придерживался мнения о том, что «Черняховская культура по своей основе является культурой скифского населения» [Кухаренко Ю. В., 19686. С. 64]. Известная роль в сложении культуры отводилась также славянам, готам и сарматам.

Проведение в 60-х годах сквозных разведок по обширным регионам, приведших к открытию огромного количества новых черняховских памятников, вызвало необходимость их картографирования. Первой крупной публикацией такого рода стала карта Черняховских памятников, составленная Е. В. Махно и охватившая территорию Украины [Махно Е. В., 1960а]. Памятники северо-восточных областей Черняховской культуры были картографированы Э. А. Сы- моновичем [1964в]; памятники левобережного Днепра представлены в работах И. И. Ляпушкина [1950; 1961]; материалы Курской обл.— на картах-схемах Ю. А. Липкинга и Э. А. Сымоновича [Липкинг Ю. А., 1963; Сымонович Э. А., Кравченко Н. М., 1983. С 127]. Г. Е. Храбан провел археологическое обследование в районе Умани и составил карту выявленных здесь черняховских памятников [Храбан Г. Е., 1964]; памятники Молдовы, низовьев Днестра и Дуная картографированы Г. Б. Федоровым, Э. А. Рикманом, И. Т. Черняковым [Федоров Г. Б., 19606; Рикман Э. А., 19756; Черняков И. Т., 1967]. Основные результаты картографирования черняховских памятников на территории СССР и Румынии сведены на карте О. А. Гей [19806]. В максимальных границах культура охватывает огромную территорию — от Север- ского Донца на северо-востоке до Дуная на юго-западе, от верховьев Буга и притоков Припяти на северо- западе до нижнего Днепра на юго-востоке (карты 23; 24). Наиболее насыщенные памятниками области — Среднее Поднепровье, верхнее и среднее течение Южного Буга, междуречье Днестра и Прута, Северное Причерноморье, Надпорожье. Относительно редки памятники на левобережье Днепра, а также в степной полосе, разделяющей Среднее Поднепровье и Северное Причерноморье. Возможно, такое соотношение областей, густо насыщенных Черняховскими памятниками, и регионов, в которых они встречаются значительно реже, отражает реальные закономерности, а не является простым следствием разной степени их изученности.

Распространение памятников Черняховского типа на столь широкой территории, трудности в их интерпретации привели к некоторым разногласиям в представлениях об истинном ареале Черняховской культуры. Так, еще в 1957 г. А. Т. Смиленко (Брайчев- ская) рассмотрела вопрос о южной границе Черняховской культуры и пришла к выводу, что основной территорией культуры была украинская лесостепь, граница культуры на нижнем Днепре проходила в районе Никополя, а памятники, расположенные южнее, принадлежат другой археологической культуре, имеющей лишь отдельные черты сходства с Черняховской [Брайчевська А. Т., 1957. С. 12, 13]. А. Т. Смиленко полагает, что Волынь, Прутско- Днестровское междуречье, Северное Причерноморье, Посеймье являлись зонами смешанного в этнокультурном отношении населения. По мнению автора, эти зоны следует рассматривать «не как локальные варианты черняховской культуры, а как соседние области, где черняховские памятники и элементы черняховской культуры существуют, но не составляют основного культурного типа» [Смшенко А. Т., 1975. С. 45-48.  12].

С совершенно иных позиций рассматривал периферийные области распространения черняховской культуры Э. А. Сымонович. В работах исследователя получили дальнейшее развитие идеи В. В. Хвойки о формировании черняховской культуры в Среднем Поднепровье и о генетических связях ее с предшествующей зарубинецкой культурой [Сымонович Э. А., 1967а. С. 235; 1970а. С. 22]. Распространение черняховских памятников в других регионах Э. А. Сымонович считал следствием миграции племен из лесостепной зоны. Однако, в отличие от А. Т. Смиленко, он не исключал периферийные области из Черняховского ареала. Так, по его мнению, северочерноморские памятники (Коблево, Ранжевое, Викторовна) нельзя рассматривать изолированно как какую- то своеобразную культурную группу, по всем основным деталям их следует относить к черняховской культуре и считать «оставленными мигрировавшим с севера населением» [Сымонович Э. А., 1967а. С. 235].

По мнению И. С. Винокура, ареал черняховской культуры включает в себя Волынь, Верхнее и Среднее Поднестровье, Днестровско-Прутское междуречье, Южное Побужье, Среднее Поднепровье. Такие зоны, как верховья Сейма, Буга, Стыри, Нижнее Поднепровье, остаются вне этого ареала [Винокур I. С., 1972. С. 35.  10].

М. Б. Щукин исключает из ареала черняховской культуры только узкую полосу северопричерноморского побережья, полагая, что позднеримские памятники этого региона следует выделить в особую культуру. Эта культура (исследователь предлагает именовать ее «киселовской»), по его мнению, генетически связана с предшествующей позднескифской: инновации отмечаются только в гончарной керамике и инвентаре, тогда как основные элементы погребального обряда и домостроительства остаются прежними [Шукин М. Б., 19706; 1979а. С. 71-74].

Материалы, полученные в ходе полевых работ последних лет, позволили еще раз обратиться к вопросу о северопричерноморской зоне и по-новому осветить многие ключевые моменты. Не только была показана специфика причерноморских памятников, но и выявлены истоки их своеобразия, вопросы механизма наследования разнородных традиций. Сделан вывод об отсутствии преемственности между позднескифским и черняховским погребальным обрядом; подчеркнуты другие яркие отличия памятников позднеримского времени Северного Причерноморья от позднескифских и сарматских; дано обоснование выделения северопричерноморской зоны в особую локальную группу черняховской культуры [Магомедов Б. В., 19796; 1981; Геи О. А., 1980а; 19806; 1985].

Одним из важных направлений в изучении Черняховской культуры в 60-е годы были исследования в области хронологии. Становилось все более очевидным, что без точного определения времени существования культуры невозможно и разрешение этнических проблем. В этот период выделилось три основных варианта датировки Черняховской культуры. Первый (II—V вв.), предложенный еще В. В. Хвойкой, был принят многими исследователями [Березо- вец Д. Т., 1963; Сымонович Э. А., 1971г. С. 31]. Второго варианта придерживалась группа украинских ученых (М. Ю. Смишко, М. Ю. Брайчевский, Е. В. Махно), которая полагала, что верхнюю дату черняховской культуры следует отнести к VII в. н. э. Таким образом, хронологические границы ее значительно расширялись [Смппко М. Ю., 1947. С. 121; Махно Е. В., 1949. С. 163; Брайчевський М. Ю., 1950. С. 51—55]. Подобные попытки «омолодить» Черняховскую культуру подверглись серьезной критике [Березовец Д. Т., 1963. С. 97-110; Щукин М. Б., 1967. С. 8], и в настоящее время это хронологическое определение фактически не имеет сторонников. Наконец, третий вариант — «узкая датировка» черняховской культуры в пределах, III —IV вв.— был наиболее развернуто и убедительно аргументирован в работах М. Б. Щукина. Исследователь отмечал, что «на настоящем уровне наших знаний ,,узкая41 хронология представляется, если не более верной, то более строгой, поскольку она учитывает не только время бытования инвентаря, но и частоту его встречаемости, его характерность для культуры» [Щукин М. Б., 1967. С. 13; 1968].

В 60-е годы появились и крупные обобщающие труды, посвященные социально-экономическим отношениям племен черняховской культуры. В. В. Кропоткин составил своды кладов римских монет и рйм- ских импортных изделий в Восточной Европе и на этой основе проследил направление экономических связей населения данной территории в первой половине I тысячелетия н. э. [Кропоткин В. В., 1961; 1967; 19706]. Фундаментальное исследование М. Ю. Брайчевского затронуло широкий круг социально-экономических вопросов: производство и ремесло черняховской культуры, демография, строительное дело, монетное обращение, вооружение, степень социального расслоения [Брайчевський М. Ю., 1964]. Однако выводы автора часто строились на явно ошибочных или слабо аргументированных положениях. Неоправданно была расширена территория черняховской культуры за счет отнесения к ней южной Польши и Словакии, отсутствовало серьезное обоснование ее датировки II—VII вв. и славянской принадлежности, допущено много фактических ошибок. Все это обусловило весьма противоречивые оценки книги [Сымонович Э. А., 1968; Березовец Д. Т., 1968].

С 60-х годов планомерно издавались материалы раскопок Черняховских памятников. В этот же период | была осуществлена целая программа исследований, ^ базирующихся на применении естественнонаучных 1 методов: изделия из железа и стали изучались с по- | мощью металлографии; украшения из цветных/ металлов — путем спектрального анализа; керамика подвергалась петрографической и физико-технологической обработке; древние печи и горны датировались археомагнитным способом [Барцева Т. Б., Вознесенская Г. А.? Черных Е. Н., 1972; Бобринский А. А., 1970; 1978].

В 1967 г. состоялось совещание по проблемам Черняховской культуры, которое подвело основные итоги работ за истекшее ^Десятилетие и выявило новые направления и пути в решении вопросов датировки, происхождения культуры, социально-экономических отношений ее населения. 'Тематика докладов на совещании была чрезвычайно разнообразна. Одной из самых острым и волнующих проблем по-прежнему оставалась проблема происхождения Черняховской культуры, ее связи со славянским миром VI—VIII вв. В. Д. Баран, основываясь главным образом на материалах своих раскопок в Верхнем Поднестровье, подразделил поселения Черняховской культуры на две группы. Для первой группы, по его мнению, характерны полу земляночные жилища с очагами или печами, сложенными из глины или камня^В керамическом комплексе лепные сосуды преобладают либо составляют равную долю с гончарными. Вторая группа характеризуется наземными жилищами и отчетливым преобладанием гончарной посуды. Исследователь пришел к выводу, что памятники С обилием лепной керамики и полуземляночными постройками генетически связаны с раннесредневековыми славянскими древностями Прднестровь^ [Баран В. Д., 1970. С. 7—12]. И. С. Винокур высказал предположение, что одним из районов формирования Черняховской культуры было Волы но-Подольское пограничье. В этом регионе, по его мнению, в материалах черняховской культуры «присутствуют элементы зарубинецкой и пшеворской культур, которые составляли генетическую основу формирования Черняховских племен» [Винокур И. С. 1970. С. 31]. При этом исследователь полагал, что миграция гото-гепидов не проявляется ощутимо в археологических материалах Волыни.

Ряд ученых выступил по вопросу о происхождении и этнической принадлежности черняховской культуры с совершенно иных позиций. Так, Д. Т. Бе- резовец, сравнивая Черняховские и ран неславянские памятники, утверждал, что между ними фактически нет ничего о&цего. Если какая-то часть Черняховского населения и осталась на прежних местах обитания после бурных событий середины I тысячелетия н. э., она не могла сохранить традиций своей культуры [Березовец Д. Т., 1970. С. 17].

Новое обоснование в материалах совещания 1967 г. получила и концепция германского происхождения черняховской культуры. Ю. В. Кухаренко рассмотрел памятники II—IV вв. Волыни и выделил их особенности: преобладание наземных жилищ, среди которых имеются большие двучастные НоЗтройки, широкое распространение ямных трупосожжений и вещей нижневисленских типов. Подобные памятники хорошо известны также в Молдове. По мнению ученого, «мазовецко-волынская группа памятников и территориально, хронологически, и по всей сумме археологических признаков является промежуточным звеном между двумя культурами: нижневислен- ской, или так называемой гото-гепидской, и черняховской» [Кухаренко Ю. В., 1970а. С. 58]. Таким

образом, Ю. В. Кухаренко полагал, что сложение черняховской культуры происходило на основе мазо- вецко-волынской группы, которая в свою очередь генетически восходит к памятникам нижней Вислы.

Исследования М. А. Тихановой были также посвящены результатам раскопок памятников на Волыни. Спецификой поселений этого региона, таких как Лепесовка, Викнины Великие, Костянец, Маркуши, являются большие наземные постройки, часто двукамерные, совмещенные под одной крышей жилые помещения и хлев для скота, лепные сосуды яйцевидной формы с загнутым внутрь краем и ошершавлен- ной поверхностью тулова. Эти выразительные элементы находят соответствие в археологических материалах Нижнего Повисленья, Мазовии, на северо- западе Европы, т. е. в культурах, принадлежавших германским племенам. Подобные факты позволили М. А. Тихановой признать германское (а не только исключительно готское) происхождение черняховской культуры, к которой исследовательница относила, в отличие от Ю. В. Кухаренко, и волынскую группу [Тиханова М. А., 1970].

Некоторые аспекты проблемы происхождения черняховской культуры были затронуты и в других докладах. Э. А. Рикман проследил черты сходства между карпо-дакийскими памятниками типа Поянешти— Виртешкой и Черняховскими в топографии поселений, характере культурного слоя, погребальном ритуале, ряде категорий вещей. По мнению исследователя, эти факты свидетельствуют о том, что северные фракийцы входили в состав носителей черняховской культуры в междуречье нижнего Дуная и Днестра. Н. М. Кравченко рассмотрела вопрос о происхождении различных типов обряда трупосожжения черняховской культуры. Особенности погребений с сожжениями позволили говорить об их различных этнокультурных корнях: зарубинецком, пше- ворском, гето-дакийском. Распространение зарубинецких и гето-дакийских признаков связывается в основном с территорией, на которой они известны в предшествующий период, тогда как пшеворские типы распространены по всему ареалу и не представляют собой локального явления [Кравченко Н. М., 1970. С. 50, 51].

Ряд выступлений на совещании 1967 г. был посвящен проблемам хронологии черняховской культуры. Так, В. В. Кропоткин уточнил датировки некоторых импортных римско-византийских вещей [Кропоткин В. В., 19706]. А. Т. Смиленко сделала попытку проследить хронологию и эволюцию четырех типов гончарной черняховской керамики [Смиленко А. Т., 1970]. М. Б. Шукин рассмотрел вопрос о хронологии Черняховских памятников Среднего Поднепровья. Он затронул важные методические вопросы, отметив, что в большинстве случаев датировка культуры в целом определялась по вещам, дающим крайние — верхнюю и нижнюю — даты. Такой подход затруднял разработку относительной хронологии, выделение ранних и поздних памятников, оставлял в стороне вопрос о соотношении особенностей разных регионов. Иными словами, исключалась возможность создания динамической картины исторических событий. М. Б. Шукин предложил разработку хронологии отдельных памятников на основе определения «узкой» даты каждого закрытого комплекса (погребения) — промежутка времени, в котором совпадает бытование всех его вещей. Он пришел к выводу, что «черняховская культура в том виде, как она представлена на могильниках в Черняхове и Мае лове, оформилась не ранее, чем в середине — конце III в. н. э., и существовала до конца IV в.» [Шукин М. Б., 1970а. С. 104—1101.

На совещании были также представлены итоги изучения Черняховского металла и керамики с помощью естественнонаучных методов. А. А. Бобрин- ский коснулся некоторых особенностей формовочной технологии сосудов [Бобринский А. А., 1970]. Г. А. Вознесенская провела металлографическую обработку железных изделий с памятников Среднего и Нижнего Поднепровья, Побужья, Молдовы. Эта работа позволила сделать несколько важных, хотя и предварительных, наблюдений. Стало ясно, что определяющим в развитии Черняховского кузнечного ремесла было скифо-сарматское влияние, прослеживаются и кельтские традиции [Вознесенская Г. А., 1970- С. 38]. Спектроаналитические исследования черняховских изделий из цветного металла также дали интересные результаты. По-видимому, население черняховской культуры восприняло и развило местную се веро причерноморскую (позд несарматскую, позднескифскую, а для Подолии — липицкую) традицию металлообработки. Другой источник формирования черняховских металлургических схем находился на северо-западе, в прибалтийских областях [Черных Е. Н., Барцева Т. Б., 1970. С. 102, 103].

В 70—80-е годы появились новые исследования, посвященные проблемам интерпретации, хронологии, происхождения, этнической принадлежности черняховской культуры. В работах Б. А. Рыбакова развивается идея, что более или менее однородная черняховская культура, сильно нивелированная римским воздействием, рождается из недр днепровской зарубинецкой культуры и позднескифской культуры нижнего Днепра. Область черняховской культуры делится на две части незаселенной степной полосой, где находились сарматские кочевья и южнее которой жили разные земледельческие племена, среди которых могли быть и готы. Северная, лесостепная, часть территории черняховской культуры, совпадая с древней прародиной славян и с землями «скифов»- пахарей, древним праславянским сколотским царством, по мысли автора, была заселена славянскими племенами [Рыбаков Б. А., 1982. С. 38]. Славяне во времена черняховской культуры (II —IV вв.) находились в благоприятных условиях, вели оживленную торговлю с Римской империей, что способствовало развитию у них хозяйства и социальных отношепий, и этот счастливый период «трояновых веков» надолго сохранился в народной памяти [Рыбаков Б. А., 1979. С. 228].

В. В. Седов в серии статей, а затем в монографии обратил внимание на сложную картину расселения различных племен и миграционные процессы в Юго- Восточной Европе в первые века нашей эры. Большую часть будущего Черняховского ареала заселяли ираноязычные скифо-сар мате кие племена; отдельную этническую группу составляли остатки зарубинецкого населения в Полесье и Среднем Поднепровье; в Верх нее Поднестровье в этот период проникали носители пшеворской культуры. Выделив различные субстратные элементы в черняховской культуре (скифо-сар- матские, пшеворо-зарубинецкие), картографировав их и статистически обработав, В. В. Седов показал многокомпонентное^ и полиэтничность Черняховского населения, основную массу которого составляли потомки местных ираноязычных племен и славяне, заселявшие Днепровско-Подольский регион Черняховского ареала [Седов В. В., 1976. С. 93-99; 1978. С. 99-107; 1979. С. 78-98].

Сторонником полиэтничности Черняховского населения выступал 'П. Н. Третьяков. По его представлениям, в состав этого населения входили различные местные племена, этнические особенности культуры которых были утрачены под нивелирующим влиянием позднеантичного Причерноморья. Он охарактеризовал черняховское население как «несложившуюся народность», процесс консолидации которой из разноэтничных элементов был прерван вторжением гуннов. Но все же он считал возможным дифференциацию черняховских древностей и выделение среди ник специфических особенностей отдельных этнических групп. К восточнославянскому этногенезу, но его мнению, черняховская культура не имела прямого отношения, так как носила совершенно иной характер, чем раннесредневековая славянская культура [Третьяков П. Н.7 1966. С.203; 1982. С. 13—М. Б. Щукин попытался представить археологи-4 ческие объекты первой ноловины I тысячелетия н. э. Северного Причерноморья в динамике и взаимосвязи. Исследователь создал своего рода «хронологический каркас» для культур этой эпохи. В результате был выделен пласт археологических объектов, непосредственно предшествовавших черняховской культуре: пшеворские памятники Верхнего Поднестровья; сарматские впускные погребения, курганные и бескурганные некрополи, распространенные на широкой территории западнее Дона; позднезарубинецкие памятники Среднего Поднепровья и Южного Побужья; позднескифские городища, неукрепленные поселения и грунтовые некрополи в низовьях Днепра, Южного Буга и Днестра; памятники культур Поянешти— Виртешкой и Килия [Щукин М. Б., 1971. С. 14]. Племена, оставившие эти/ разнообразные и многочисленные объекты, можно считать потенциальными участниками формирования черняховской культуры. Динамичная картина археологических явлений, нарисованная М. Б. Шуки- ным, выявила своеобразие ситуаций, возникших в разных регионах накануне образования черняховской культуры. Так, в Среднем и Нижнем Поднепровье для II—III вв. отмечается хиатус, «отсутствие сколько-нибудь выраженного пласта памятников». В Верхнем Поднестровье и на Волыни не наблюдается хронологического разрыва, здесь в этот период были распространены пшеворские и вельбарско-це- цельские памятники, частично синхронные черняховским и несколько более ранние, тогда как черняховские существовали и дольше [Шукин М. Б., 19796. С. 81]. Подобную «хронологическую лесенку» М. Б. Щукин считает симптомом генетической преемственности. Таким образом, формирование черняховской культуры происходило на Волыни и в iitep*- нем Поднестровье на вельбарской и пшеворской основе [Шукин М. Б., 19796. С. 81-84].

В монографии Э. А. Рикмана, посвященной этнической истории населения Поднестровья и Нижнего Подунавья в первых веках нашей эры, рассмотрены вопросы черняховской культуры данного региона: погребальный обряд, социально-экономические отношения, влияние античного мира, этнический состав. Автор полагает, что основным населением Поднестровья и Нижнего Подунавья в предчерняховское время были сарматы. Продвижение оседло-земледельческих фракийских племен из Верхнего Поднестровья и восточного Прикарпатья и смешение их с местными сарматскими племенами и вызвали, по мнению Э. А. Рикмана, зарождение черняховской культуры. Таким образом, «в формировании черняховской культуры Днестровско-П руте кого междуречья и прилегающих районов Нижнего Подунавья решающую роль сыграли сарматы и гето-дакийцы [Рикман Э. А., 1975в. С. 331, 332].

В монографии, посвященной черняховской культуре на верхнем Днестре и Буге, В. Д. Баран, осветив разные стороны материальной культуры, пришел к выводу, что черняховские памятники существовали в конце II —V в., и попытался выделить разновременные комплексы, относящиеся к трем этапам — III, III —IV и IV вв. Черняховская культура возникла, по мнению автора, путем интеграции всех местных культур предшествующего времени — липицкой, пшеворской, зарубинецкой, позднескифской, сарматской — и при взаимодействии с киевской и вельбарской культурами, при этом важную роль имело провинциальноримское влияние. Элементы субстратных культур по-разному проявлялись в отдельных областях, что привело к некоторому локальному своеобразию единой в социально-экономическом отношении и синкретичной в этническом плане черняховской культуры. Особое значение В. Д. Баран придает черняховским памятникам в верховьях Днестра и Буга, имеющих свои локальные особенности (распространение углубленных жилищ и преобладание лепной керамики) и возникших, по его мнению, на основе пшеворских, зарубинецких и киевских древностей. Локальные особенности черняховской культуры этой территории близки чертам ран- несредневековой славянской культуры пражского типа, а связующим звеном между этими культурами являются открытые в последние годы поселения V в. н. э., которым уделено особое внимание [Баран В. Д., 1981. С. 130-177].

Серьезная работа по систематике Черняховского погребального обряда была проделана в последние годы Г. Ф. Никитиной [1985]. Скрупулезному анализу были подвергнуты материалы 207 некрополей. Исследовательница составила подробный список четко сформулированных признаков, характеризующих погребальный обряд черняховской культуры, и провела их сравнительный анализ на основе статистической обработки данных. Это позволило ей смоделировать некоторые збенья погребального цикла, воссоздать отдельные черты ритуальных действий, костюма умерших, выделить разнообразные проявления социальной дифференциации населения, оставившего черняховские могильники [Никитина Г. Ф., 1985. С. 79-90].

Немаловажное значение для решения вопроса о происхождении черняховской культуры имеют данные антропологии. Т. И. Алексеева развивает положение о генетических связях Черняховского населения с местным иранизированным населением лесостепной полосы, которое входило в состав скифского царства [Алексеева Т. И., 1973. С. 263; 1974. С. 65]. Исследовательница отмечает, что на юге европейской части СССР обнаруживается определенная линия преемственности: племена степной полосы эпохи бронзы (исключая трииольцев) — скифы лесостепной полосы — население черняховской культуры — поляне [Алексеева Т. И., 1973. С. 256]. Т. С. Кон- дукторова, изучившая большие краниологические серии из могильников Черняхов, Деревянное, Ромашки, Телешовка, Журавка, Ранжевое, Коблево, Викторовка, также пришла к выводу о значительном сходстве черняховских черепов с объединенной скифской серией. В то же время исследовательница отметила четкие различия между населением черняховской культуры и сарматами [Кондукторова Т. С., 1972. С. 111; 1979а]. М. С. Великанова обработала остеологические материалы черняховской культуры Днестровско-Прутского междуречья из могильников Будешты, Малаешты, Балцаты и показала, что молдавские серии выделяются среди остальных черняховских групп. Этот вывод оспаривает Т. И. Алексеева, которая полагает, что на общем фоне вариантности краниологического материала железного века Восточной Европы различия антропологических типов отдельных регионов черняховской культуры не выглядят значительными [Алексеева Т. И., 1973. С. 156—263]. В целом основную массу Черняховского населения Днестровско-Прутского междуречья М. С. Великанова относит к средиземноморскому типу и по многим особенностям сближает с объединенными фракийскими сериями [Великанова М. С., 1975. С. 71, 74, 87]. Вместе с тем в будештской мезо-долихокран- ной серии обнаружено несколько брахикранных черепов, ближайшие аналогии которым прослеживаются у астраханской группы сармат. Этот факт позволил М. С. Великановой сделать вывод о смешанном характере будештской серии, о незначительной механической примеси сармат в составе населения, оставившего этот могильник [Великанова М. С. 1961. С. 30-33, 51; 1975. С. 82].

Историографический обзор дает представление о чрезвычайной сложности и многогранности проблемы интерпретации черняховской культуры. Основные вопросы, связанные с ее происхождением, этнической принадлежностью, хронологией, социально- экономической структурой общества, еще далеки от исчерпывающего разрешения.