Ашельские и мустьерские люди жили охотой, собирательством и рыбалкой

Хозяйство, идеология, общественные отношения

Охота и собирательство являются главными источниками существования древнейших людей. Ашельские и мустьерские стоянки Кавказа, как указывалось, содержат огромные скопления костей млекопитающих. Это —типичные кухонные отбросы: все имеющие пищевую ценность кости находятся в раздробленном состоянии.

Обильные кухонные отбросы говорят об исключительном значении охоты в жизни древнего человека. Доставляя ему мясную пищу, шкуры (для одежды, одеял, подстилок и покрытия жилищ), кости (топливо, иногда — материал для орудий), она являлась главным источником добывания средств к жизни (Верещагин Я. Я., 1959).

Видовой состав добычи ашело-мустьерских охотников отражает обычно характерные черты палеоландшафтов того или иного района (или высотной зоны) Кавказа. В составе охотничьей фауны преобладали крупные млекопитающие: козлы, бизоны и лошади (Баракаевская и Монашеская пещеры в Прикубанье), бизоны, лошади, олени, мамонты (Ильская стоянка близ Краснодара), пещерные медведи (Ах- штырская, Воронцовская и другие пещерные стоянки сочинского Причерноморья), пещерные медведи, олени, козлы (Кударо I. III, Цона), пещерные медведи, благородные и гигантские олени, лошади (Азых), дагестанские козлы, дикие ослы, лошади, бизоны (Цопи), дикие ослы, козлы (Дашсалахлы), лошади, дикие ослы, безоаровые козлы, носороги (Ереванская пещера). Охотничью добычу составляли и многие другие крупные и мелкие животные, в том числе некоторые птицы, грызуны и рыбы (Бурчак-Абрамович Я. Я., 1980; Громов Я. М.9 Фоканов В. 4., 1980; Цепкий Е. А., 1980).

Для раскрытия существа охотничьей деятельности различных групп людей количественные показатели состава фауны важнее в какой-то мере качественных, так как основным объектом охоты являлись обычно один —два, реже три —четыре вида животных. Среди стоянок с резким преобладанием среди фаунистическйх находок остатков одного какого-ли- бо животного особенно показательны мустьерские стоянки сочинского Причерноморья, обитатели которых охотились почти исключительно на пещерного медведя: в пещерах Ахштырской, Навалишенской и Воронцовской ему принадлежат соответственно 98,8; 98,3; 94,2% всех костных остатков. Высокий удельный вес отдельных видов животных отмечен также в пещерах Кударо I и III, в Ильской и многих других стоянках. В Кударо I и III остатки пещерного медведя составляют соответственно 61,5; 78,2% всех костей, в Ильской — остатки бизона —60% (Любин В. Я., 1970, 1980в).

В многослойных стоянках в соответствии с изменением окружающей природной среды наблюдается изменение количества остатков тех или иных животных от слоя к слою. Так, в межледниковых ашельских слоях пещеры Кударо I кости пещерного медведя составляют 74,6—84,5% всех костных находок; в мустьерских же вюрмских уровнях медвежьи кости составляют лишь от 7з до Чг всех находок. Костные остатки благородного оленя и козла (тура) распределяются по этим уровням в обратном направлении (Верещагин Я. Я., Барышников Г. Ф., 1980а). В нижних культурных слоях пещер Цоны и Джручулы таким же образом преобладают остатки пещерного медведя, в верхних — крупных копытных (данные А. Н. Каландадзе и Д. М. Тушабрамишвили).

О масштабах охот можно судить по количеству добываемых особей: в отложениях небольших устьевых галерей пещер Кударо I и Воронцовской найдены соответственно остатки 140 и 60 особей пещерного медведя, в Ильской (довоенные раскопки) — остатки 43 зубров.

Значительный интерес представляют данные о изменении возрастного состава пещерных медведей, установленные Г. Ф. Барышниковым и И. И. Дедко- вой для пещеры Кударо III на основании изучения зубов этих животных. В ашельских слоях этой пещеры преобладают зубы медвежат и молодых особей (86%), в мустьерских — зубы взрослых и старых особей (до 80%). Такое изменение возрастного состава во времени, по мнению названных исследователей, связано, вероятно, с изменением природной обстановки и условий накопления костного материала (Барышников Г. Ф., Дедкова Я. И1978). Допустимо, однако, известное участие здесь и антропогенного фактора: усовершенствование орудий и способов охоты позволило человеку промышлять в мустьерское время главным образом крупного зверя, доставлявшего большое количество мясной пищи, жира и шкур. Необходима, впрочем, проверка этих данных и выводов на материалах долговременных (а не кратковременных, как в Кударо III) стоянок, где влияние антропогенного фактора должно было проявляться более сильно.

В основе однообразия и разнообразия главных объектов охоты лежала, видимо, так называемая охотничья избирательность. Человек использовал из окружающего его животного мира главным образом те виды животных, которые были массовыми, крупными и наиболее доступными, т. е. виды, изобиловавшие в данной местности, дававшие наибольшую массу мяса и шкур, доступные для охоты с его примитивным вооружением л являвшиеся наиболее добычливыми. Целесообразность такой избирательной охоты веда к известной специализации первобытных охотников.

В нижнепалеолитических слоях пещеры Кударо I совместно с костями крупных млекопитающих встречены десятки тысяч костей лосося. Связь скоплений этих костей с очажными пятнами позволяет рассматривать добычу лосося в качестве одного из видов хозяйственной деятельности древних кударцев {Цепкий Е. Л., 1980).

Собирательство — вторая по значению отрасль хозяйственной деятельности древнейших людей — было источником главным образом растительной пищи, по всей видимости, повседневной и в количественном отношении значительной. Четвертичный Кавказ доставлял человеку растительную пищу в таком количестве и ассортименте, каких не было ни в какой другой области нашей страны. Значение собирательства, по всей видимости, возрастало в периоды потеплений и широкого распространения лесов, когда растительные пищевые ресурсы распределялись более равномерно. Тяготение людей к районам, изобилующим растительной пищей, удостоверяется, как кажется, концентрацией ашело-мустьерских стоянок в области Колхиды и примыкающих к ней участков Северного Кавказа (Прикубанье) и Восточного Закавказья (Юго-Осетии).

В последнее время в литературе стали накапливаться сведения, связанные с идеологическими представлениями древнейших обитателей Кавказа. Свидетельствами возникновения в мустьерскую эпоху примитивных религиозных верований принято считать прежде всего неандертальские погребения и «медвежьи культы». Первые на территории Кавказа пока не обнаружены, вторые, судя по публикациям, имели как будто широкое распространение. Вначале (Любин В. Я., 19596; Любин В. П., Колбутов Л. Д.« 1961) сообщалось о находках единичных медвежьих черепов, намеренно установленных у стен пещеры, затем — об обнаружении особого «тайника» с черепами медведей (Гусейнов М. М., 1972, 19736) и, наконец, об открытии целой культовой пещеры, связанной с ритуальным почитанием этого животного (Be- куа Л. К., Тушабрамишвили Д. Л/., 1978; Маруа- швили Л. Я1978; Маруашвили Л. Я., Мамацашви- ли Я. С. и др., 1978).

Рассмотрим все имеющиеся в настоящее время исходные материалы. Первые находки такого рода отмечены в кударских пещерах. В 1957—1958 гг. в ашельском слое пещеры Кударо I встречены два раздавленных черепа — пещерного медведя и оленя, расположенных по сторонам восточной галереи. В 1959 г. в нижнем мустьерском слое пещеры Кударо III обнаружен череп крупного пещерного медведя, стоявший у стен пещеры, лицевой частью к ее центру, и имевший, по определению Н. К. Верещагина, ритуальную пришлифовку клыков й какие-то надрезы в основании (Верещагин Я. К., Барышников Г. Ф., 19806).

В ходе дальнейших исследований и наблюдений над расположением других костных материалов находки в Кударо I были взяты под известное сомнение. Череп же из Кударо III (хранится в ЗИИ АН СССР) заслуживает опубликования и освидетельствования более широким кругом специалистов. Кроме того, должно быть тщательно изучено пространственное и хронологическое взаимоотношение этого черепа с другими костными материалами и черепами медведей, оленя, козла, обнаруженных в пещере в 1974-1975,1977—1979 гг.

В 1971 г. в верхнем ашельском слое Азыхской пещеры, по свидетельству М. М. Гусейнова, был найден «тайник» азыхантропа, в котором были намеренно, в определенном порядке собраны и зарыты черепа пещерного и бурого медведей, что, по мнению названного исследователя, является «символом, зачатком таинственных религиозных представлений» (Гусейнов М. Л/., 19736). В краткой предварительной публикации об этой находке сказано: черепа (взрослой особи,- молодой и двух медвеГжат) найдены в1 вертикальной расселине размерами 1,5X0,8X1,0 м; на переднем плане лицевой частью ко входу располагался большой череп и три обломка верхних челюстей, на заднем —два перевернутых черепа; все три черепа обрублены почти одинаковым способом (лишены нижних и верхних челюстей); на одном из черепов имеются следы слабых царапин и надреза длиной 2,2 см, на другом — восемь косых надрезов (длиной 1,5—4,7 см, шириной 0,2—0,5 см, глубиной 0,3 см), являвшихся, видимо, следом трудовой практики азыхантропов в пилении костей зубчатыми орудиями (Гусейнов М. Л/., 19736).

 Приведенные данные вызывают ряд сомнений в правильности доказательств тому, что широкая расселина являлась тайниковым ритуальным хранилищем, что черепа были намеренно собраны, обрублены (к тому же одинаковым образом), помещены в определенном порядке и закопаны, что надрезы на них — искусственного происхождения. В нише на самом деде найдены не одинаково обрубленные черепа, а несколько разных фрагментов осевых черепов медведей (мозговых коробок и верхних челюстей). Полномерная оценка «тайника» предполагает публикацию разнообразной и доказательной документации (планы, разрезы и т. п.), выяснения соотношения костей в «тайнике» с другими (изобильными, кстати сказать) костными материалами пятого слоя и т. д.

В 1971—1972 гг. на самом высоком ярусе Цуцхватской пещерной системы раскапывалась небольшая Верхняя пещера, имевшая, как полагают грузинские исследователи, культовое назначение: вход в пещеру был отчасти заложен небольшими глыбами сухой кладки; в отложениях ее, вдоль стен, были уложены в определенном порядке черепа и кости конечностей пещерных медведей; другие культурные остатки представлены здесь лишь небольшим количеством (14 экз.) каменных изделий (скребла, пластины, от- щепы, выемчатые формы), приносившимися сюда только для совершения ритуальных обрядов, связанных с жертвоприношением (Векуа А. /?., Тушабрамишвили Д. М., 1978). Весьма ответственные выводы о культовом назначении Верхней пещеры требуют такой же строгой и полной документации, а также демонстрации находок и вновь вскрываемых участков более широкому кругу специалистов.

При всей критичности подхода к материалам о существовании культа медведя в мустье Кавказа в них, по всей видимости, имеется определенная доля вероятности, которая со временем, возможно, проявится более отчетливо и утвердится в науке. Научную ценность истинных сведений переоценить будет трудно: они прольют свет на формирование сознания и мировоззрения древнейших обитателей Кавказа.

Рассмотрение вопросов социально-экономической организации ашельского и мустьерского общества, судя по имеющимся материалам, должцо, как представляется, исходить ив принципа этносоциальной значимости каменного инвентаря: облик каменных орудий в каждом человеческом коллективе определялся в первую очередь опытом многих поколений, местными традициями, представлением о том, что эффективность орудий, их «способности», т. е., следовательно, и благополучие человека неразрывно связаны прежде всего с формой этих орудий. Комплексы орудий являются поэтому этноспецифичными, аккумулировавшими в себе важную этносоциальную информацию, свидетельством того^что носители каждой из культур образуют определенное этническое единство (Любин В. П. у 1977а).

Применение этого принципа позволило выделить в нижнем Палеолите Кавказа (в настоящее время в основном в мустье) узколокальные группировки од- нокультурных памятников типа археологических культур. Каждая из таких группировок — явление территориальное, хронологическое и генетическое, т. е. относится к одному времени, сосредоточено на одной небольшой территории, отличается хорошо выраженными местными особенностями и преемственностью в развитии каменных индустрий. В составе каждой такой группировки имеются памятники различного типа (долговременные базовые стойбища, охотничьи лагеря). Разнотипные памятники, по всей видимости, являются фиксатором различных проявлений социально-экономической жизни палеолитических людей, свидетельством их многообразных занятий на этих стойбищах и вне этих стойбищ, показателем целенаправленной социальной деятельности отдельных частей человеческого коллектива (охотничьи экспедиции, собирание растительной пищи, походы за сырьем) в интересах всего коллектива.

 В узксГлоКальных группировках родственных индустрий проступают контуры таких общественных явлений, как форма объединения труда (каждая группировка — коллектив, прочно спаянный постоянным совместным трудом на основе общей собственности на охотничье-собирательские территории и средства труда) и форма его социальной регламентации (половозрастное или естественное разделение труда, ведущее — на примере охотничьих лагерей и мастерских—к ранней форме групповой специализации).