Мыс Фиолент. Святилище Богини тавров
|
|
В XVIII и XIX вв. путешественники были особенно увлечены поисками упомянутого Страбоном святилища таврской богини Девы. Тому были причины: во-первых, ученые люди той эпохи представляли себе Таврику, прежде всего, как место действия трагедии Эврипида «Ифигения в Тавриде»; во-вторых, вольнодумство склоняло к поискам языческих святилищ, которые зачастую предшествовали христианским. Но эти поиски интересны для нас в другом отношении.
Вспомним сказку-притчу о человеке, который перед смертью сказал сыновьям, что он зарыл в землю сада клад. Сыновья в поисках клада перекопали весь сад, клада они не нашли, но сад после такой обработки стал обильно плодоносить, так что они и без клада стали состоятельными людьми. Подобно этому, занимаясь поисками храма Девы, ученые путешественники попутно осмотрели и описали ряд других памятников в окрестностях Георгиевского монастыря, которые тогда еще можно было различить на земной поверхности. Их вдохновляли следующие слова античного географа:
«В этом городе (Херсонес) есть святилище Девы, некоего божества. В 100 стадиях перед городом находится мыс, названный по имени Этого божества Парфением, с храмом божества и его статуей».
«Ясно, — пишет Дюбуа, — что Страбон под «девственным божеством» разумеет таврскую богиню Деву, а не греческих Минерву или Диану, которые имеют с ней сходство. Когда ге- раклеоты основали Херсонес, то этот культ уже существовал здесь, и, согласно древнему и похвальному греческому обычаю того времени, они сохранили этот местный культ наряду с введенными ими культами собственных богов (Геркулес и Диана): обнаружив большое сходство между таврским божеством и своей Дианой, они соединили этих двух богинь под именем Дианы Таврической, надеясь лишить таврский культ его прежней жестокости. Таким образом, таврская богиня имела свой Парфенон в городе и свое святилище на мысу Парфений, в месте, где, несомненно, некогда приносились человеческие жертвы».2
«Между городом и мысом три гавани», добавляет Страбон. Казалось бы, указания (100 стадий и три гавани) довольно точные. Но прихотливо изрезанный берег затрудняет подсчет: в самом деле, 100 стадий — это по прямой, или с заходом в каждую гавань, держась ближе к берегу, как обычно поступали греки?
Походы Палласа и Кларка по следам Страбона. Наиболее раннее описание побережья (на 1794 г.) принадлежит академику Палласу; вместе с ним путешествовал Эдуард Кларк, профессор минералогии Кембриджского ун-та. Он также написал книгу; но в отличие от более строгого научного описания Палласа, сочинение Кларка интересно «лирическими отступлениями», подробностями, которые содержат интересные дополнения.
Любопытно сравнить их впечатления, поскольку оба ученых мужа порой соглашались друг с другом, порой более осторожный Паллас выражал сомнения там, где Кларк высказывался утвердительно. Так вот, они не менее трех раз согласились в том, что мысу Парфений могли соответствовать мысы: а) Фа- нар, или Херсонесский, б) Фиолент, в) Айя-бурун, Святой мыс (замыкающий бухту Георгиевского монастыря, но не мыс Айя!). Что интересно, всюду им встречались руины из огромных камней, сложенных насухо.
Первый поход вдоль побережья оба профессора предприняли из Балаклавы. Неподалеку от нее они обнаружили остатки древней стены, упоминаемой Страбоном и пересекавшей Ге- раклейский полуостров от залива Балаклавы до Инкермана. Путники проследовали вдоль нее от начала до конца, причем Паллас даже слез с лошади ради более тщательного изучения остатков, состоявших в насыпи, на которой еще видны были руины или следы башен. Камни были разобраны жителями для строительства домов и оград для скота. Зато оставшаяся насыпь позволила лучше понять способ ее устройства, замечает Кларк, поскольку эти материалы на данной поверхности были инородными, привезенными с целью усилить укрепление3.
Страбон подчеркнул полуостровной характер Гераклейского или Херсонесского полуострова, с востока отделяемого Сапун-горой и «большой стеной», замыкавшей Гераклейский полуостров между верховьями заливов Севастопольского и Балаклавского, а с остальных сторон омываемого морем. Это отметили и ранние путешественники — Паллас, Кларк, Муравьев-Апостол и Дюбуа де Монпере, которые, отдавая должное точности Страбона, признавали за несомненное, что между Инкерманом и Балаклавой существовала не только естественная граница, в виде гребня Сапун- горы, но и искусственная преграда херсонесцев, в виде протяженной стены, со рвом и башнями. Существование такой стены категорически отрицал Бертье-Делагард. Иронизируя над легковерием предшественников, Бертье-Делагард, веривший лишь фактам, берется доказать, «что никогда такой стены не было»4; «общие военно-политические соображения не позволяют предполагать существование подобной стены»5. Берет он в союзники и самого Дюбуа, который «ничего тут не нашел, хотя и верил в существование стены».
Остатки стены и руины Старого Херсонеса. В «Присяге херсонесцев» трижды упомянуты загадочные «тейхе», что, собственно, означает «стены»; это место обычно переводят как «укрепления», при этом вопрос об их локализации оставался открытым. Однако недавние открытия показали, что Страбону в этом вопросе все же следует верить. На гребне плато Сапун- горы уже открыто несколько сооружений (высоты Казацкая и Стрелецкая), из которых складывалась система римских сигнальных башен. Обычно на укрепленных границах Римской империи такие башни возводились на расстоянии 300-1000 м одна от другой, соединяясь земляным валом или каменной стеной.
Основной задачей гарнизонов таких сторожевых башен было своевременно оповещать сигналом (световым или дымовым) о приближении врага. Римское укрепление существовало и на северной окраине Балаклавы, у бывшей деревни Кады- Кой. Но именно следы этой оборонительной системы отметил Паллас, путешествуя по Крыму в 1793-1794 гг. При описании линии, которая идет от Балаклавской гавани прямо на север до Инкермана, отделяя застроенную и возделанную хору Херсо- неса, он отмечает идущую вдоль нее «протяженную высоту» (гребень плато Сапун-горы), на которой, «можно заметить следы стен и нескольких башен, частично четырехугольных, частично круглых, большая часть камней которых была вывезена на строительство Балаклавы и в ближайшее село Кады-кой, поскольку они, похоже, были обтесаны. Эти остатки, как можно предположить, указывают на местонахождение стены, которой, по Страбону, был отгорожен Херсонес от Балаклавской бухты до Ахтиарской (Севастопольской), на расстоянии 40 стадий».
Видимо, Паллас видел на гребне Сапун-горы остатки укреплений не только эллинистического, но и римского времени. Их могли построить на месте стены, о которой упоминал Страбон. Она была возведена тут, вероятно, уже Агасиклом — знаменитым херсонесским «стеностроителем», упорядочившим размежевку хоры в III в. до н. э.6 В честь него была воздвигнута статуя: уцелел лишь постамент с надписью, где содержится перечисление его деяний на пользу города (хранится в музее).
Удостоверившись в реальном существовании стены и ее расположении, оба профессора решили столь же тщательно осмотреть мыс Айя-бурун, расположенный между Балаклавой и Георгиевским монастырем. Впечатляющий вид этого мыса, его расположение, которое вполне можно было согласовать с указаниями Страбона, но в особенности название — «Святой» — склонило обоих к мнению, что этот мыс также имеет все основания, чтобы видеть в нем Парфений Страбона. Неслучайно татары, ничего не знавшие о древнем культе, сохранили такое название, добавляет Кларк; кроме того, расстояние по прямой от Инкермана до Балаклавы вполне, по их мнению, согласовалось с тем, что приведено у Страбона. Тем более, здесь, у деревни Карань, не доходя 2 верст до монастыря они встретили руины строения глубокой древности: «огромные камни были положены друг на друга без скрепляющего раствора, и можно было различить часть вымостки и стен»7.
Подобные руины встретились им еще неоднократно, по мере следования вдоль побережья. Так, на мысу со сквозным отверстием, в которое свободно проходит лодка (позднее ему дали название «Грот Дианы») Кларк отметил руины здания продолговатой формы, сложенные из огромных камней без раствора. Мыс Фиолент итальянец Формалеони8, предшественник обоих профессоров, скло нен был считать мысом Парфений. За ним — гавань с монастырем св. Георгия, среди крутых и неприступных скал. Про ясивающие там немногочисленные монахи развели на террасах склона сады.
Основание монастыря и церкви в подобном месте, продолжает Кларк, укрепляет во мнении, что именно здесь был Парфений. «Ранние христиане в ходе разрушения языческих святилищ почти всегда возводили собственные на том лее месте, что и прежние храмы, и зачастую из того же материала. Недавно монахи нашли в земле позади часовни небольшую каменную колонну, высотой 7 футов 8 дюймов и 13 дюймов в диаметре, а также несколько обломков мрамора и другие древности»9. Эту же колонну описывает Паллас, следом ее упоминают все остальные путешественники. Впрочем, оба профессора находили аргументы и в пользу расположения святилища на Святом мысе — Айя- бурун.
В ходе следующей экскурсии, следуя от монастыря в западном направлении, в 5 верстах от монастыря по берегу «мы увидели в рощице, справа от нашего маршрута, весьма значительные руины. Состояние их было таково, что даже план их было невозможно начертить, поскольку татарские пастухи, устраивая ограду для своих стад, непрестанно переносили их с места на место»10. С приближением ночи они подошли к хутору Алексиано, где проживало несколько греков. На ночлег они устроились в крытой соломой хижине с земляным полом, где пришлось жечь сухую траву, чтобы избавиться от малярийных комаров. При свете масляного светильника приготовили ложе для профессора Палласа на скамье, но она оказалась так узка, что грозила ему падением. Оставалось лечь на пол; с трудом найдя несколько досок, путники улеглись на них и так провели остаток ночи. «Едва рассвело, профессор отправился на п-в Фанар, и, прежде чем мы пробудились, вернулся и радостно сообщил, что весь этот уголок суши покрыт руинами.
При этой вести мы вскочили и с нетерпением поспешили за ним; приблизившись к берегу, увидели остатки древней крепости, которые полностью покрывали очень маленький полуостров, выступавший в бухту Фанари. По-види- мому, этот участок суши был некогда островом, соединенным с землей искусственным молом, и благодаря этому превратился сегодня в полуостров11. Перебравшись на островок, мы различили вдалеке стены, улицы, разрушенные дома и прочие руины старого Херсонеса. Мы работали весь день, невзирая на палящие лучи солнца, чтобы снять с него план. В течение всего этого времени почтенный Паллас, превосходя активностью любого из нас, измерял все расстояния шагами, а стены и фундаменты — руками. Изучив руины во всей их протяженности, вплоть до оконечности мыса Фанар (Маячный или Херсонес- ский п-в), мы открыли на западной стороне одноименной гавани, у самой поверхности воды, почти вровень с ней, остатки здания, которое показалось нам древним маяком; по его имени — Фанар — была названа самая западная оконечность полуострова, как и гавань; еще цел сводчатый вход с двумя стенами и квадратным проемом для окна, весьма массивной и прочной постройки».
Полуостров Фанар показался им еще одним местом, где могло находиться святилище Девы — причем опять «в полном согласии» с описанием Страбона. Споры вокруг храма Девы и Пушкин. Мыс Парфе- ний, находившийся, по Страбону, в 100 греческих стадиях от Херсонеса, большинство исследователей, начиная с прошлого столетия, действительно были склонны приурочивать к мысу Фиолент. Его подножием считали причудливой формы темные базальтовые скалы, вдающиеся мысом в море; примерно здесь была обнаружена при обвале вышеописанная античная колонна из инкерманского известняка.
Здесь же была балка Дианы, где Пушкину и его спутникам показывали руины, также описанные Палласом и Кларком. «Георгиевский монастырь и его крутая лестница к морю оставили во мне сильное впечатление, — писал поэт. — Тут же видел я и баснословные развалины храма Дианы. Видно, мифологические предания счастливее для меня воспоминаний исторических — здесь впервые посетили меня рифмы».
Согласно другой точке зрения, которую высказал еще Му- равьев-Апостол, мыс Парфений — это Херсонесский мыс, крайняя юго-западная точка Крыма. Такая его локализация согласуется и с описанием Страбона, и с тем, что именно здесь располагался Старый Херсонес, считал русский путешественник. Его книга «Путешествие по Тавриде в 1820 г.» содержит целый раздел, посвященный критике доводов о расположении храма Дианы окрест мыса Фиолент. Познакомившись с книгой в 1824 г., Пушкин, не соглашаясь с ученым скептицизмом Му- равьева-Апостола и доверяя собственной интуиции, напишет в стихотворении «Чаадаеву»:
К чему холодные сомненья? Я верю: здесь был грозный храм, Где крови жаждущим богам дымились жертвоприношенья...
Поэт завершает стихотворение еще одним мифологическим образом, находившим живейший отклик в его сердце: это дружба Ореста и Пилада, спорящих за право быть принесенными в жертву ради спасения друг друга; обращаясь к Чаадаеву, он восклицает:
И, в умиленье вдохновенном, На камне, дружбой освященном, Пишу я наши имена. Сам Паллас колебался — Мыс Парфений и святилище, по его мнению, могли находиться и на мысу Айя-бурун (в пользу чего говорит и его название — «Святой»), к западу от которого им описаны руины; и на мысу с «гротом Дианы», где им такясе описаны остатки здания над обрывом; но здесь раскопки Крузе не дали никаких результатов.
По мнению Дюбуа, посетившего эти места в 30-е годы XIX в., все руины вдоль береговой скалы к мысу Фанар принадлежат к загородным усадьбам. На скале, в которой «природа вытесала великолепный портал более 40 футов высотой, под которым могло бы пройти небольшое судно», сохранились руины: «Здание состоит из квадратного донжона с подсобными помещениями, двора, галереи, лестницы. В 200-х шагах далее подобная же руина стоит на краю скалы. Г-н Крузе, ободренный словами Палласа, который надеялся найти здесь храмы, произвел раскопки этих двух сооружений и не нашел ничего, что могло бы обосновать предположения Палласа. Среди обломков, которые я тщательно осмотрел, я не увидел ни следа мрамора, ни фрагмента колонны или какого-либо украшения, даже из простого известняка.
Третья руина в 400 шагах от предшествующей и в 100-200 шагах от края скалы, также состоит из четырехугольного донжона с несколькими подсобными строениями: в нем хотели бы видеть храм, однако круговые ограды из камня, которые служат входом в гробницы, рассеянные вокруг, доказывают противоположное: священное место никогда не профанировали соседством погребений.
Немало других загородных домов находится в небольшой дубовой роще: их отдаленность уберегла их от любителей разбирать старые постройки на камень».
Итак, Дюбуа отверг предположения предшественников, искавших здесь «храм Дианы», считая руины остатками укрепленных усадеб. Он предпочел «свои руины» на скале Айя-бу- рун, нависающей над бездной, которые подробно описал:
«Здесь, над обрывом, высится большая скала юрского известняка, чья изолированная платформа, на одном уровне с окружающей степью, нависает над пропастью. Посредине платформы видны фундаменты одинокого строения, почти квадратного, построенного подобно донжонам Херсонеса из больших тесаных камней. Оно находилось в углу двух стен: одна из них шла в направлении к западу, другая — к югу, вплоть до края обрыва, образуя из остальной части платформы нечто вроде двора, входные ворота которого были обращены к Херсонесу и дороге.
План этого здания может соответствовать только храму; поскольку рядом нет ни колодца, ни примыкающих или подсобных помещений, ничего, что характеризует жилой дом. Почтенные камни, как же вы изъедены временем! Сколько раз, опираясь на редкий мох и скудную растительность, покрывающую вас, стремился я постигнуть тайны этих руин, не находя никаких следов вашей древней славы — ни мрамора, ни алтаря, ни статуи.
Ни одно место в Херсонесе, вне всякого сомнения, не подходит больше для культа таврской богини, нежели это: оно единственное, с которого доступно море; только отсюда жестокие тавры могли спешить на помощь терпящим кораблекрушение, чтобы принести их потом в жертву. И какой театр являла собой эта площадка, вокруг которой весь многочисленный народ, собравшийся на соседних скалах, как на скамьях амфитеатра, мог следить за принесением жертвы, которую бросали в бездну!».
Впрочем, он допускал, что храм Дианы Таврической, описанный Страбоном, мог находиться непосредственно в районе монастыря св. Георгия.
Известно, что места древних святилищ, как правило, заново освящались ранними христианами. Ибо, отмечает Дюбуа, «С таким трудом расстаются с древними мифами, которые связаны со славой, с происхождением народов. Имена Таврской богини, Дианы, Ифигении, Ореста смешались в культе херсонесцев; они были покровителями города вместе с Гераклом, и поэтому неудивительно, что память о них была освящена именем известного святого мученика Георгия. «Святой Георгий пришел на смену Ифигении, Оресту, Гераклу» — размышляет Дюбуа.
Наконец, к подобным соображениям склоняло и то, что именно где-то здесь обнаружилась при обвале берега вышеупомянутая колонна; приходилось также принять во внимание высказанное Палласом предположение, что святилище могло обрушиться вместе с частью берега.
В начале христианской эры мы еще раз встречаем название мыса Парфений. В «Житии святых епископов херсонских» содержится упоминание о том, что епископ Василий был изгнан из города язычниками «в место, называемое Парфений, где и водворился в пещере». Думается, с этого и началось переосвящение мест древнего капища во имя христианской религии. В окрестностях мыса Фиолент, по обе его стороны, действительно выдолблено много пещерных келий и церквей...
|
К содержанию книги: Тайны Крыма
Смотрите также:
Тавры – древнее название Крыма Таврида. греческий миф об...
Многие места в Крыму
овеяны легендами о святилищах богини тавров Девы,
расположенных среди скал над морем, о каменных лестницах и священных
Невдалеке, около мыса Парфений (вероятно, Феолент), было святилище
таврской Девы, о котором повествуют древние авторы.
Листригоны. Бешенное вино. Повести и рассказы Александра...
Ведь всего в четырнадцати верстах от Балаклавы грозно возвышаются из. моря красно-коричневые острые обломки мыса Фиолент, на которых когда-то. стоял храм богини, требовавшей себе человеческих жертв!
Культура тавров. Войны тавров с римлянами. Тавроскифы Происхождение тавров - потомки киммерийцев. Захоронения...
Наконец,
высказывалось предположение о приходе тавров в Крым из районов Северного
Кавказа в IX в. до н. э. (А. М. Лесков).
В пещерном святилище Ени-Сала II преобладали кости мелкого рогатого
скота, который. возможно, занимал у тавров главное место в стаде.