Древняя Русь

Характер княжеского владения в 11 12 веках

Историки-юристы потратили немало остроумия на то, чтобы установить формальное определение древнерусской государственности. Ввиду несоизмеримости явлений древней политической жизни и современных понятий государственного права определения эти носят характер более или менее искусственного компромисса, имеющего целью выделить из явлений древней жизни те признаки, которые можно без явной натяжки подвести под наше понятие государства. Возьмем это понятие в наиболее элементарной его форме, при которой «существенными признаками государства являются три элемента: 1) совокупность населения, образующего общественный союз; 2) власть, стоящая во главе этого общественного союза, и 3) территория, занятая данным населением» — и посмотрим, в какой форме и каком взаимном отношении были эти элементы государства налицо у русских славян в Киевской Руси.

Литература истории русского права не находит государственного обличия у древней Руси как целого. «Наша древность, — читаем у Сергеевича, — не знает единого „государства Российского"; она имеет дело со множеством единовременно существующих небольших государств» 79. Подобно всем древним народам, и восточное славянство «выступает в истории не в виде большого национального государства, но разделенным на значительное число маленьких народностей, из которых каждая живет самостоятельной жизнью» , и летопись помнит свои особые княжения у полян, древлян, дреговичей, новгородцев, полочан, кривичей и т. д. В этой племенной среде вырастают города и преобразуют ее организацию на новый лад — в ряд земель-волостей, тянущих каждая к своему городскому центру. И волость выступает перед нами как основной элемент древнерусской государственности. Каждая отдельно взятая волость — это «вполне законченное социальное целое со всеми необходимыми элементами государственности»; «у нее была и своя определенная территория, и свой народ, и самостоятельная верховная власть» . Форму этой государственности Сергеевич определяет как «смешанную, в которой участвуют два элемента: монархический — в лице князя и народный — в лице веча» 82.

Взятая в целом, древняя Русь не имеет с этой точки зрения единой государственной организации. И попытки определить формальную сторону «единства Русской земли» не дали удовлетворительного результата. Трудно говорить о единстве ее государственной территории даже по отношению к иноплеменным соседям, так зыбки и неустойчивы стали ее очертания, так непрочны оказались усилия Киевщины достигнуть территориального самоопределения. Но еще глубже подрывается самое представление о такой древнерусской территории, которую можно бы назвать государственной, раздробленностью ее на отдельные земли-волости, отношения между которыми часто принимают характер междугосударственных. Число таких волостей-земель менялось. Обособленность их политического бытия была то более, то менее сильной. Первый пример крайнего обособления одной волости, почти полного выхода ее из связи с общей системой русских волостей — это выделение Полоцкой земли во владение рода Изяслава Владимировича; второй — выделение Галицкой земли в роде Ростиславичей после Любецкого съезда 1097 г. И эти так называемые выделения непосредственно примыкают к периоду, когда ряд моментов напряженной борьбы за единовластие во всей области восточного славянства создавал на время господство одного князя (Владимир, Ярослав) над рядом волостей без внутренней органической их связи в единое государство. Иногда исчезала реальная обособленность той или иной волости, и она поглощалась соседней землей. Так, Киевская волость уничтожила автономию Дерев- ской земли, дреговицкой Турово-Пинской волости, оторвала от Волыни Погорынье, но это не создало расширенного единства собственной киевской территории, в составе которой сохраняется различие киевской—русской в тесном и техническом смысле — и киевских волостей .

Трудно говорить в государственно-правовом смысле слова о единстве населения древней Руси, слабо объединенного бытовыми и культурными связями. Для этого характерно отсутствие общенационального термина. Лишь медленно, и то больше книжным путем и в противопоставлении иноземцам усваивалось словами «Русская земля» такое значение |88. Национальное определение отдельного лица как «русского» возникает лишь к концу рассматриваемого периода и то в книжно-поэтической форме «русичи». Слабо связаны разные области и материальными интересами 189. По мере подъема западноевропейского мира в материальном и культурном благосостоянии с ним теснее вяжутся интересы Юго-Западной и Северо-Западной Руси; последняя в середине XI в. глубже входит и в эксплуатацию лесных богатств поморского севера; с XII в. северо-восточная окраина обособляется в особый народнохозяйственный район. И южная торговля теряет постепенно свою непрочную гегемонию в экономическом быту восточного славянства, гегемонию поверхностную, не проникавшую в глубины народного быта. Слабы и внешние духовные связи. Нет национального просвещения, носителя национальной идеи, а церковная организация, стройная и влиятельная, еще далека от позднейшего значения, ибо далеко еще в грядущих веках отождествление понятий «русский» и «православный» народ.

Не менее трудно говорить для всей древней Руси как целого о единой «власти, стоящей во главе этого общественного союза». Чтобы спасти представление о государственном единстве древней Руси, Костомаров пробовал определить ее как федерацию. Но юридическое понятие это требует наличности «федерального» правительства, а такого значения история права не может признать ни за властью великого князя киевского, ни за княжескими съездами.

Обратимся от этих юридических размышлений к конкретным явлениям древнерусской жизни и прежде всего рассмотрим характер княжеского владения в XI—XII вв. — после 1054 г.

Мне уже приходилось говорить о княжеском владении до смерти Ярослава. И в известиях о том времени я не нашел следов какого-либо старейшинства и проявлений родового начала. Поэтому и завет детям Ярослава представился как нововведение, как попытка установить в линии Ярослава начало старейшинства с помощью того, что юристы называют семейным законом (Hausgesetz). Конечно, идея Устава Ярослава не была без корней в древнеславянском обычном праве: он имел аналогию в порядках семейной общины (задруги), в которой, как мы видели, преемство в старейшинстве устанавливалось по соглашению ее членов или по завету предыдущего главы, и притом иногда наряду с другими вариантами в виде преемства брата после брата. Но различие лежало в том, что задружное старейшинство покоилось на общности нераздельного владения, а всякий раздел (реальный, в натуре), уничтожая эту общность, устранял и старейшинство, дробя общину семейную на ряд независимых единиц. В завете же Ярослава перед нами попытка сохранить старейшинство при наличности раздела частей общего владения между членами княжеской семьи.

 Функции этого старейшинства определены в летописном тексте о завете Ярослава так: «Се же поручаю в собе мЪсто столъ старЪйшему сыну моему и брату вашему Изяславу Кыевъ, сего послушайте, якоже послушаете мене, да той вы будеть в мене мЪсто». Цель этого послушания в поддержке семейного согласия братьев, которые должны «имЪти в собе любовь, понеже вы есте братья единого отца и матере», для того, чтобы бог помог «покорить вы противныя» и быть «мирно живуще» и не погибнуть в распрях и не лишиться «земли отець своихъ и дЪдъ своихъ, юже налЪзоша трудомъ своимъ великымъ». Вот для чего должны братья держаться и по разделе вместе, охраняя совместными силами общую отчину и дедину, пребывая «мирно, послушающе братъ брата», держась по-прежнему, несмотря на раздел братской общины, под общей опекой старшего, обязанного, «аще кто хощеть обидЪти брата своего», помогать обижаемому ,90.

Создавшееся положение во второй половине XI в. может быть характеризовано борьбой двух противоположных тенденций: понимания каждой волости, выделенной тому или иному из сыновей Ярослава как отчины потомства этого сына, и стремления князей, владевших Киевом, сохранить единство распоряжения силами всей страны, а также судьбой ее частей. Ошибку старой родовой теории я вижу в попытке явления, обусловленные борьбой двух указанных противоположных тенденций, во что бы то ни стало объяснить из одного принципа обычного права. Эта ошибка создала ряд искусственных толкований текста источников. Проследим фактические данные по истории княжеских отношений второй половины XI и XII вв.83

По смерти отца «Изяславъ сЪде КыевЪ, Святославъ — Чер- ниговЪ, Всеволодъ — Переяславли, Игорь — Володимери, Вяче- славъ — СмолиньскЪ». Действующей силой видим союз трех старших братьев. В 1059 г. они втроем выпустили «ис поруба» дядю Судислава и, взяв с него присягу, постригли его в монахи. Это, кстати сказать, первый пример столь обычного в позднейшее время приема удалять пострижением неудобных людей с политического поприща.

Когда в 1057 г. умер Вячеслав смоленский, то братья «поеа- диша Игоря СмолиньскЪ, изъ Володимеря выведше». Последнее выражение устраняет возможность видеть в этом случае пример «лествичного восхождения» князей. Игорь «выведен» волей братьев, причем Волынь никому не дана, по-видимому, она осталась под управлением киевского триумвирата. Это предположение подтверждается известием, что по смерти Игоря в 1060 г. ни этот город, ни какой-либо другой не достался его сыну Давыду, а «раздЪлиша Смоленьскъ собЪ на три части» 84. Подобные примеры деления города (доходов) на части встречаются и позднее, например, в Москве (завещание Калиты). В 1064 г. бежит в Тмутаракань, где сидел Глеб, сын Святослава,Ростислав Володимиро- вич и, выгнав Глеба, «самъ сЪде въ него мЪсто»; Святослав идет на племянника, и начинается борьба за Тмутаракань; Ростиславу удается отстоять ее за собой, но в 1066 г. его отравили греки. Мы ничего не знаем о предыдущей судьбе этого Ростислава, сына того Владимира Ярославича, который ходил в 1043 г. на Византию и умер раньше отца. Грушевский делает остроумное и не лишенное вероятности предположение, что он по смерти отца (ум. 1052 г.) сидел в червенских городах, где на опасном посту нужен был князь; потом Перемышль и Теребовль получают его сыновья Василько и Володарь на Любецком съезде 1097 г.85 Как и Волынь, видим Галичину86 в руках Изяслава киевского. Одновременно разыгрывается борьба за Полоцк. В 1067 г. Ярославичи заманили к себе Всеслава Брячиславича, внука Изяслава,и посадили его в поруб с двумя сыновьями. В Полоцке Изяслав посадил позднее, после нового изгнания Всеслава, сына своего Мстислава, потом, после его смерти, и другого — Святополка, и только в 1071 г. удалось Всеславу вернуть себе отчину свою, выгнав Святополка.

Перед нами картина вполне ясная. Мы видим такую же борьбу за соединение всех волостей в руках киевских князей, какую наблюдали в X и в первой половине XI в., с той только разницей, что роль «собирателя» играет не один князь, а союз трех Ярославичей. Захватив Полоцк, они достигли цели. Держат они волости, посадив в главных городах либо посадников, либо сыновей.

Отношения между братьями-триумвирами неожиданно осложнились раздором между Изяславом и киевским вечем, которое привело к освобождению из поруба Всеслава полоцкого, провозглашению его киевским князем, бегству Изяслава к двоюродному брату (сыну его тетки Владимировны, которая была за Казимиром Обновителем), Болеславу Смелому польскому. Когда Всеслав из-под Белгорода перед битвой с Изяславом и Болеславом бежал в Полоцк, только коснувшись злата стола киевского, кияне послали звать Святослава и Всеволода: «идета в град отца своего», и братья поставили Изяславу требование — «не водить ляхов Кыеву», грозя ему ратью, не желая дать ему погубить «града отца своего». И союз трех князей восстановился, причем был торжественно освящен перенесением в 1072 г. мощей Бориса и Глеба в новую церковь. Эти святые стали с тех пор идеалом братского миролюбия, и весь культ их проникнут определенной тенденцией, столь жизненной для эпохи усобиц. Но уже в 1073 г. Святослав и Всеволод, опираясь на недовольство киевлян, снова выгоняют Изяслава из Киева. На этот раз Болеслав не дал помощи Изяславу, не помогло ему и обращение к императору Генриху IV и папе Григорию VII. И на три года установилось господство над Русью двух братьев, только Полоцк ускользнул из их рук. 27 декабря 1076 г. умер Святослав, и характерно, что его хоронят не в Киеве, а в его личном княжении, в черниговской церкви св. Спаса.

Положение снова меняется: в 1077 г. Всеволод сел было на столе киевском, но приход Изяслава с польской помощью привел к новому соглашению между братьями. Изяслав и Всеволод вдвоем стремятся теперь сосредоточить в своих руках все волости русские. Черниговские Святославичи теряют свою отчину — там видим Всеволодича Мономаха, и выбитые из земли Русской младшие князья собираются в Тмутаракани: Святославичи Роман и Олег, Борис, сын Вячеслава смоленского, потом Игоревич Давыд, Ростиславич Володарь. Настает разгар усобиц, в которых гибнет Изяслав, убитый в 1078 г. на Нежатиной ниве под Черниговом. Усобицами полно и княжение Всеволода (1078—1093), но ему уже приходится идти на компромиссы с так называемыми изгоями. Смысл борьбы удачно определил Грушевский в словах: «Сироты, отчины которых захватили старшие Ярославичи во время их малолетства, ничего им не оставив, вырастали один за другим и шли добиваться своего добра».

И кто не погиб — добились. Не говоря об Изяславичах, которых Всеволод посадил — Святополка в Новгороде, а Ярополка на Волыни, придав ему Туров, Игоревич Давыд, захватив Олешье, перехватив, стало быть, артерию византийской торговли Киева, заставил Всеволода дать ему Дорогобуж (1084), а потом и Владимир, отчину свою, как и Ростиславичам Всеволод уступил червенские города (после войны с ними в том же 1084 г.) 89. Этому устройству «изгоев» на волынско-галицких вотчинах мешал сидевший там Ярополк Изяславич, — вот причина убиения его в 1085 г. «проклятым Нерадцем», который скрывается затем у Ростиславича Рюрика.

Так, Всеволод, сидя в Киеве, по словам летописца, много терпел огорчения от племянников своих, которые ему докучали, требуя волостей, один такой, иной другой, и, умиряя их, раздавал им волости.

Смерть Всеволода в 1093 г. открыла снова вопрос о столе киевском. Перед смертью он вызвал из Чернигова Мономаха. Но Владимир не решился взять в свои руки наследие, потому что предвидел, что в таком случае придется «рать съ Святополкомъ взяти, яко есть столъ преже отца его былъ» 191.

Этот текст часто приводили в доказательство, что Мономах признавал родовое старейшинство. Но говорит он только о конкуренции двух отчинных прав и свидетельствует о желании Мономаха возобновить со Святополком двоевластие их отцов ввиду особенно его непрерывной борьбы со Святославичами за Чернигов. Пришлось развить дальше компромиссы с «изгоями». В 1094 г. Мономах уступил Олегу Чернигов и пошел «на стол отень Пере- яславлю».

Так подготовлялись постановления Любецкого съезда 1097 г. Собрались князья «на устроенье мира» и порешили восстановить в своей среде единодушие: «Да ныне отселе имемся по едино сердце и блюдемъ Рускые земли», а для этого «кождо да держить отчину свою: Святополкъ Кыевъ, Изяславлю отчину, Володимерь Всеволожю отчины, Давыдъ и Олегъ и Ярославъ — Святославлю; а им же роздаялъ Всеволодъ городы: Давыду Володимеръ, Ростиславичема Перемышьль Володареви, Теребовль Василкови».

И целовали крест все на том, «аще кто отселЪ на кого будеть», то на того будут все князья и вся земля Русская.

Прежде всего бросается в глаза отсутствие упоминания о старейшинстве: санкция неприкосновенности волостей по Ярославову завету — в защите прав обижаемых старшим князем, по Любецкому съезду — в союзе всех князей на обидчика.

Затем признание начала отчины, вне которого остается только Новгород (ср. события 1102 г.) 192. Кроме того, соглашение это объемлет лишь Ярославово потомство: полоцкие князья остались в стороне от всего дела.

Общеполитическая цель Любецкого соглашения — объединение для борьбы с половцами. Основной мотив: «половци землю нашю несуть розно и ради суть, оже межю нами рати». И в этом отношении постановления Любецкого съезда подготовлены были событиями предыдущих лет. Трижды наводил Олег Святославич «поганых» на русскую землю, и половцы вообще получили возможность вмешательства во внутренние дела Руси. В 1095 г. Святополк и Всеволод «начаста гнЪвъ имЪти» на Олега за то, что он не шел с ними на половцев, держал у себя Итларевича, которого он не хотел выдать, и «бысть межи ими ненависть» из-за половецких отношений. В 1096 г. они звали Олега в Киев, чтобы урядиться с ним перед духовенством, мужами своих отцов и градскими людьми, «да быхомъ оборонили Русьскую землю отъ пога- ныхъ». Олег не пошел на суд духовенства и смердов.

Так во вторую половину XI в. грозило совершенно распасться намеченное единство Русской земли и единение ее сил для борьбы со степью. Любецкий съезд был второй после завета Ярослава попыткой примирить раздел Русской земли на ряд волостей-отчин с необходимостью единения сил для внешней самообороны. Но как созданное Ярославом старейшинство не вошло в жизнь, так не создал и Любецкий съезд новых отношений, не установил братского договорного союза князей сколько-нибудь прочного. Суть дальнейших отношений (съезды в Городце— 1097 г. и Уветичах — 1100 г.), за которыми в деталях следить не буду, — в борьбе князей за вотчины-волости без всякого влияния любецкого кресто- целования, причем Галицкая земля и Черниговская остаются в руках местных княжих линий. Киевский Святополк расширяет свои владения на западе, подчиняя себе Волынь и Турово-Пинскую волость, Мономах держит Переяславль, Смоленск, Новгород и Поволжье. Во главе общих действий против половцев стоит Святополк при деятельном участии Мономаха. Походы решались на съездах (на Золотьчи под Киевом — в 1101 г.; на Долобске — 1103 г.).

16 апреля 1113 г. умер Святополк Изяславич, и кияне послали к Владимиру Мономаху: «Пойди, княже, на столъ отенъ и дЪденъ». В этой формуле можно видеть признание эвентуального, или гипотетического, как выражаются историки, права — права на стол каждого князя, чей отец был князем данного города. Названный тип наследственного права очерчивает круг лиц, могущих быть призванными к наследованию, но не определяет порядка последовательности, реального осуществления их прав.

Такой вид наследования господствовал, например, в германском мире, где гипотетическое право очерчивает группу призванных к княжению, а определенное лицо из этой группы получает доступ к действительному наследованию актом народного избрания. Наиболее сильный из князей, Мономах, несколько помедлив, прибыл в Киев и принял власть в 1113 г. Старшие линии Ярославичей — Изяславова и Святославова — с этих пор сходят на второй план, и мы не слышим при Мономахе о притязаниях на Киев «старших в роде» черниговских князей.

Мономах возобновляет централизующее влияние Киева на рассыпанную храмину древней Руси. Возобновляет он и попытку, удавшуюся в других условиях Ярославу: свести владения Киев- щиной к владению своей семьи наперекор интересам других линий Ярославлего рода. С 1117 г. ясно его намерение передать по себе киевский стол сыну своему Мстиславу, которого он переводит из Новгорода в Белгород под Киев. Такая тенденция, как и постоянное стремление киевских князей владеть и Волынью, делает понятным разрыв Мономаха с другим отчичем на Киев —Ярополком Святополчичем, князем на Волыни. Сперва Мономах его смирил на всей воле своей, «наказавъ его. . . о всемъ, веля ему къ собЪ приходити, когда тя позову» (1117) |93, потом (1119) посадил на его место своего сына (Романа, ум. в 1119 г., потом Андрея). Ярополк бежал в Угры, но, несмотря на венгерскую и галицкую помощь (Ростиславичи боялись соединения Волыни с Киевом, «концентрационной» политики Мономаха), Волынь осталась в руках Мономаха. То же по отношению к Глебу Всесла- вичу минскому: сперва Мономах смиряет его, заставив его обещать «по всему послушати Володимера», потом лишает волости (1116, 1119), «приведя его Кыеву», где он в тот же год и умер. Со Святославичами черниговскими Мономах живет мирно, и их видим послушными его сотрудниками во всех его предприятиях.

19 мая 1125 г. 73 лет от роду умер Владимир Мономах. Киев беспрепятственно переходит к Мстиславу (1125—1132). В Новгороде и Смоленске его сыновья — Всеволод и Ростислав, в Пере- яславле, Турове, на Волыни, в Поволжье (Ростов и Суздаль) братья — Ярополк, Вячеслав, Андрей и Юрий. При Мстиславе все Мономашичи держатся дружно и составляют основную силу в древней Руси.

В Черниговщине гнездом сидит потомство Святослава. В их внутренние счеты вмешивается Мстислав властной рукой, под ней действуют черниговские князья в походах Мстислава, а южную часть их владений Мстислав отрезал для своего сына Изяслава (Курск с Посеймьем). Распространяется гегемония его и на галиц- ких князей. А с полоцкими он поступил круто. Смирив их большим походом 1127 г. и заставив их признать свою власть, он через три года «поточи. . . полотский князЪ съ женами и с дЪтми въ ГрЪкы» за то, что они, преступив крестное целование, «не бяхуть его воли и не слушахуть его, коли е зовяшеть въ Рускую землю в помощь, но паче молвяху Бонякови шелудивому во здоровье» |94.

Смертью Мстислава, 1132 г., Грушевский заканчивает целый период в истории Киевщины, когда «традиция единства и объединительные стремления еще борются с распадением и не без успеха» 195. За этот период не выработалось устойчивой системы объединения русских земель, основанной на каком-либо государственно-правовом или династическом принципе. Ни старейшинство, ни начало организованной союзности князей не вошли в жизнь сколько-нибудь прочно. И если «традиция объединения» по временам не без успеха боролась с окончательным распадением комплекса земель-волостей на отдельные княжения-уделы, то, как мы видели, в те именно моменты, когда она совпадала с интересами личными и семейными той или иной энергичной личности или союза двух-трех князей, державших в руках Киев, его силу и влияние. Киевщина оказалась не в состоянии создать единое государство и преодолеть внутреннюю разрозненность отдельных земель-волостей, спаяв их в одно национально-государственное целое.

«Наша древность не знает единого ,,государства Российского"; она имеет дело со множеством единовременно существующих небольших государств». Обратимся к анализу внутреннего строя древнерусской волости-государства.