«Эврика» 1990. КОСМИЧЕСКИЕ ТАЙНЫ КУРГАНОВ

ОСНОВНОЙ МИФ «РИГВЕДЫ»

«Ригведа» бессюжетна, насколько может быть бессюжетным собрание гимнов.

Ее мифологическая система проступает сквозь упоминания различных божеств и представляет собой сложнейшие напластования: хронологические, племенные, культурные. К тому же она создавалась на рубеже доклассовых и раннеклассовых обществ, в такой исторический период, когда идеологические системы только начали складываться и вместо привычного нам логически-аналитического мышления царило образно-интуитивное.

Подчас невозможно решить, какое божество или образ древнее или выше, как распределялись их функции... С подобной зыбкостью образов мы сталкиваемся и в курганах... Тем не менее среди специалистов есть признанные авторитеты, имеются новейшие исследования, их мы и будем придерживаться в последующем рассмотрении основного мифа «Ригведы»: поражения Индрой демона Вритры и сотворения мира.

Предшествующая мирозданию субстанция представлялась создателям «Ригведы» отсутствием воздуха, ночи и дня, смерти и бессмертия и даже не-сущего.

Не было не сущего, и не было сущего тогда.

Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним...

Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.

Не было ни признака дня, (или) ночи.

Была лишь «неразличимая пучина», бездна с некими берегами, заполненная вязкими водами... Другое представление об изначальном хаосе связывалось с потоком Дана, от которого произошли знакомые нам названия Дон, Днепр, Дунай и другие.

Эти образы напоминают мутные реки, скрывающие в разливы древнейшие пойменные курганы. Напоминают они и ритуальные воронки с иловыми заполнениями в последующих «степных пирамидах».

Судя по языковым данным, изначальное мироздание в представлениях индоевропейцев и индоиранцев связывалось с потусторонним царством. Вот почему новогодние ритуалы «сотворения мира» оказались тесно соединены с идеей воскресения покойников. Заметно и обратное влияние: в представление об изначальном хаосе (салилам — «мутная вода», «вязкая пучина») вводится понятие о прародителях и зародыше.

Мотив возрождающихся покойников прослеживается в курганах, дольменах, представлен он и в «Ригве- де». Важно, что из хаоса рождался не сам человек, а человекоподобное существо жертвенного предназначения: Праджапати или Дакша, отец — сын — супруг Адити, праматери сущего и матери Индры. В другой версии Индра явился из уст жертвенного титана Пуру- ши («человека»), из членов которого боги сотворили миры... Такие представления указывают на то, что покойники воспринимались как жертвы — посредники между мирами, обществом и природой, людьми и богами. Важно было воскрешение не личности, а представителя — посланца соплеменников к небесному Космосу, за своевременными дождями и солнцем, здоровьем, достатком.

Возникновение тверди представлялось ариям в нескольких вариантах. Древнейший из них повествует о комке ила, поднятом вепрем со дна моря. Вепрь воплощал Праджапати — «отца существ». Увидев на поверхности ил — «это гнездо вод, на нем он сложил костер, который стал этой (землей), и вот тогда он нашел опору». Поэтому под жертвенные костры полагалось класть немного земли, вырытой кабаном.

Не обусловлено ли этим мифом сочетание ила с огнем в ритуальных воронках курганов? А наиболее близкое соответствие мифу прослежено в кургане № 1—И у села Усатово под Одессой. Каменные конструкции имели вид полусферы, окруженной змеевидным кромлехом: дракон, охраняющий яйцо или остров. Среди камней найдены две человекоподобные стелы. На груди одной из них изображен вепрь. Совмещающие признаки человека и кабана стелы вполне сопоставимы с образами Индры и Праджапати, а насыпь — с «Гнездом вод».

Другой миф о происхождении сущего выражен в «Ригведе» более явственно. Он повествует о «Зародыше вод» или «Золотом (огненном) зародыше» и связан с представлениями о Праяйце. Зародыш возник от выделявшегося изначальными водами жара, от столкновения волн. Из расколовшегося яйца вышел знакомый нам «отец существ» Праджапати, а из половинок скорлупы образовались земля и небо. Произошло это в течение года.

Этот миф находит немало соответствий в курганах. С ним тоже сопоставимы воронки — особенно выявленная в IV слое Высокой Могилы ( 14). Помимо обязательных следов огня и застывшего ила, есть здесь и «две половины Вселенной» (конструкции в виде мужской и женской фигур), и «яйцо» (человеческий череп, названия которого в древности совпадали со «скорлупой» и «холмом»), и даже «год», предшествующий раскалыванию Праяйца (календарь на стенках гробницы). В качестве близкой аналогии мифу можно привести также яйцевидную насыпь из ила под Скворцовским курганом, в центре которой находился «золотой зародыш» — вырытая в желтом лессе человекоподобная фигура. Она сопоставима с образами Праджапати и Вишну.

Помимо таинственного «Золотого зародыша», в «Ригвсде» представлена более реалистичная картина появления Солнца, освобожденного воителем Индрой — «ядреным» (от древнего названия яйца):

Он нашел сокровище неба,

Скрытое в тайном месте, как зародыш птицы,

Заключенное в скале, внутри бесконечной скалы.

Этот сюжет прослеживается в яйцевидном, обложенном камнями кургане у закавказского селения Цнори, внутри которого заключалась птицеобразная конструкция с могилой во чреве ( 4). Могила к тому же имитировала остров посреди подземных, окрашенных в красное (то есть «хаотических, пышущих жаром») вод. Солнце в обряде захоронения было представлено многочисленными изображениями на посуде, золотыми бусинами и особенно колесом от повозки.

Вала («охватывающий», «скрывающий») — вот наиболее определенный образ тверди, в которую оформился в конце концов зародыш мироздания. Образ Валы сосуществует в «Ригведе» наряду с рассмотренными выше представлениями об изначальном острове, холме, скале, яйце, ларце и сосуде. Нередко они уподобляются друг другу; в иных же случаях Вала выступает одухотворенным существом: братом или двойником змиевидного Вритры.

Вала в любом случае представлял собой нечто промежуточное между Хаосом и Космосом. Он скрывал в себе то неопределенные «воды» и «огонь», то приравниваемые к ним и к космическим зачаткам Сому и Агни, то элементы мироздания в виде четырех струящихся в разные стороны рек и восходящего из потустороннего мира солнца, то, наконец, мифических гавас — «коров» и «лучи» новогоднего Солнца. Герой Индра добывает эти сокровища, освободив Валу из-под власти Вритры и расколов затем Валу своей палицей-ваджрой.

Вала, как видим, довольно неопределенный мифический образ. Но какие конкретные формы ему придавали в обрядах?

С одной стороны, Валой могли представляться острова, холмы, скалы с естественными или же искусственными «пещерами» и «укрытиями», как говорится в «Риг- веде». Но с другой стороны, создавались, наверное, некие искусственные «ограды» и «загоны». Все это напоминает Каменную Могилу и расположенные неподалеку от нее древнейшие курганы № 11 и № 13 со рвом и кромлехом. Здесь есть и гавас (изображения быков и коров, а также календарных символов в «Гроте быка», обилие бычьих и коровьих зубов со стороны восходов летнего Солнца при кромлехе кургана № 13), и приуроченность указанных памятников к пойменному лугу Молочной. Последнее обстоятельство требует разъяснения.

Исследователи полагают, что слово «вала» происходит от индоевропейского «вель» — «луг», «пастбище», «обиталище смерти». Предшествующие индоиранскому Вале представления сохранились в родстве восточнославянского «скотьего бога» Велеса, литовского «бога мертвых» Велняса и, возможно, скандинавского «(чертога) убитых» Валь (галлы).

Зарождение образа Валы на рубеже докурганных кладбищ охотников приречных лугов и возникающего курганного обряда степных скотоводов отчетливее всего прослеживается в Мариупольском могильнике. О том, что основная часть могильника имитировала «дом собраний», мы уже говорили. А здесь выделим то обстоятельство, что позднейшие захоронения были совершены в отдельных могилах. Обкладка их стенок камнями является, конечно, недостаточным основанием для сравнения столь примитивных ящиков с «каменным ларцом» или «оградой» Валы. Но к этому признаку присовокупляется ряд других: находки булав и стрел (сопоставимых с ваджрой, при помощи которой Индра раскалывает Валу), расположение древнейшего трупосожжения на перекрытии одной из гробниц (что сопоставимо с Агни, заключенным в «изначальной скале»), и другие.

Вритра («преграда», «врата»), страж или брат-двой- ник Валы, представлялся змиевидным демоном-асурой. В самом позднем захоронении Мариупольского могильника и в подобных ему позднейших погребениях днепро- донецкой культуры образ Вритры мог воплощаться в спиралевидных медных браслетах на руках погребенных. Заключавшийся в них смысл связан был, очевидно, со смыслом змеевидных кромлехов. С такими кромлехами у сел Выхватинцы, Усатово, Старогорожепо и др. мы уже познакомились. В последнем, как рассмотрено выше, прослеживается зарождение образов Вритры, Индры и Вишну... Что же охраняло побежденное Индрой и Вишну чудовище?

Расположенная в кургане № 1—11 у села Усатово могила оказаларь ограбленной. Она представляла подобие зародыша внутри яйцевидной конструкции. Ее внешнее сходство с яйцом подчеркивалось и внутренним строением: могила была окружена выкидом («желтком»), затем следовала земляная насыпь («белок»), обложенная сверху камнями («скорлупа»). Не исключено, что ограбление носило ритуальный характер и символизировало «вылупление» покойника из яйца — мифологический мотив, характерный для Праджапати.

Внутри кромлеха-змия кургана № 1 у Старогороже- на функции яйца с содержимым и уже без содержимого были разделены сооружением двух каменных ящиков. Один из них содержал захоронение, а другой оказался совершенно пустым. Закономерно, что в первом ящике, помимо скелета основного покойника, найден еще и череп другого — означавший, по-видимому, «яйцо». Такое же «яйцо», но преднамеренно разбитое, найдено в ритуальной воронке (с илом и следами костра) при каменном ящике IV слоя Высокой Могилы.

Эта гробница 3 содержала покойника, обнаружившего при анализе связь с образом арийского Мартанды («яйцо мертвого»). Изнутри гробница была разрисована красными «древами жизни», образующими календарь, разделенный на благоприятное и неблагоприятное полугодия ( 14). Подобная гробница под VI слоем Могилы развивала этот сюжет. В яме при ней не было, правда, ничего, кроме ила и угольков, зато внутренняя роспись оказалась намного сложнее. Мы на ней уже останавливались ( 15). Напомним, что здесь сопоставлялись циклы природы и человеческой жизни, представлялись хранители миропорядка, соответствующие детям и внукам Адити...

Соответствия ведийским представлениям о холме и т. п. Вале и его змиевидном хранителе Вритре прослежены в Азово-Черноморских степях с момента зарождения курганного обряда (курган № 1 у Старогорожена и др.) до угасания его в скифское время (курганы у села Кайры) — с начала III до конца I тысячелетия до нашей эры. При этом ниболее выразительные памятники, относящиеся к периоду переселения ариев в Индию (середина II тысячелетия до нашей эры), обнаружены в Прнсивашье, между Нижним Поднепровьем и Крымом.

Курган у райцентра Чаплинка Херсонской области имел округлую форму и был зажат между концами огромного дуговидного рва, разомкнутого с западной стороны. Северный конец имел вид хвоста, а южный — змеиной головы. Под насыпью находилась промазанная илом площадка, имевшая очертания чаши. Над ее венчиком, обращенным на восток, было совершено погребение. При скорченном взрослом покойнике найден глиняный горшок, деревянная чаша и коровий крсстсц. Над могилой был разложен костер... Огонь и чаша (точнее, содержавшиеся в ней космические воды) — это то, что добыл Индра, расколов Валу, — праостров, отвоеванный у змия Вритры ( 19).

Смоловская Могила у села Николаевка Ново-Троицкого района Херсонской области имела вид головы быка — знакомый нам уже символ Тельца. Установлено, что первоначально на месте Могилы существовало два малых курганчика в виде женских фигур, в чревах которых были захоронены остатки кремации взрослых людей. Северный курганчик подсыпали, придав ему округлую форму. Затем между ними расположили скорченное захоронение мужчины, поместив его в яму и снабдив горшком, коровьим крестцом и ножом. Над ним-то и возвели быкоголовый курган ( 20).

Основу насыпи сделали из чернозема, но при ее сооружении оставили два котлована, заполнив их затем желтым лессом. Эти заполнения образовали фигуры змеи, окружившей северный курганчик во лбу насыпи — Тельца, и рыбы, направленной с юга в змеиную пасть. Очевидно, что сюжет символизировал противостояние влаги и засухи. Судя по северо-восточной ориентировке покойника, символика была приурочена к летнему солнцестоянию — к рубежу весны и лета. Располагаясь между пастью змеи и головой рыбы, покойник «должен был помешать» летнему зною поглотить весеннюю влагу.

В Смоловской Могиле отразился один из эпизодов борьбы Индры со змиевидными демонами. Скорее всего с несущим засуху Шушной.

Вишну, к которому обратился Индра с просьбой создать пространство, — образ многозначительный. Вишну в «Ригведе» как бы остается в тени своего активного, буйного друга. Однако, по авторитетным выводам Ф. Б. Я. Кейпера, «Достигающий на все стороны» представляет собой центральную фигуру формирующейся идеологии ариев, заключая в себе «потенциальный новый мир». Недаром в Индии он вошел в триаду главных богов (Брахма, Вишну, Кришна), воплотив идею жертвоприношения как посредника между мирами. Посредничество было основным качеством Вишну и в индоиранский период: тремя своими шагами он разъединил слитые до этого потусторонний, земной и небесный миры; его шаги сочетаются с гремя временами года, характерными для древнейшего календаря, и с тремя положениями солнца на небосводе.

В представлениях ариев изначальный Вишну дремал на мировом змие, Шеме, плавающем на поверхности подземных вод. Шипивишта, эпитет юного Вишну, исследователи переводят как «лысый», «облезлый», подразумевая некоего старого карлика. Однако такая трактовка плохо согласуется с образом юноши или ребенка. В имени Шипивишта слышится подражание шипению, и оно могло означать змею, сбросившую прошлогоднюю шкуру или же вылупившуюся из яйца. Образ Праяйца связывал Вишну не только с Праджапати и добрым змием Шешой, но и с солнечной птицей Гарудой, достающей для Индры с поднебесной скалы Сому («хмельное»), напиток бессмертия.

Услышав призыв Индры, Вишну пробудился, нашел нужный для его подвига день и «четырежды девяносто именами закрутил он пары, как вертлщеег:я колесо», то есть открыл течение Нового года. Затем, или же вместе с тем, «юноша, не мальчик идет навстречу вызову», создавая своими шагами пространство. Сначала для того, чтобы Индра смог замахнуться на Вишну своей па- лицей-ваджрой, затем — для расширения мироздания.

О Индра-Вишну, удивительно в вас то, Что в опьянении сомой вы широко шагнули, Вы сделали воздушное пространство шире. Вы распространили миры -- нам для жизни-

Образ Вишну, обособленного или в содружестве с Индрой, проступает во многих археологических памятниках Причерноморских степей III—II тысячелетий до нашей эры. Вспомним курганы у Старогорожена, где прослежено его зарождение, наиболее явственно представленное в изображении двух стоп, змеевидного пояса, пастушьей палки-герлыги на одной из человекоподобных стел ( 17). Подобных стел много, и они распространяются затем от Предкавказья до Франции. На некоторых из них — на Керносовском идоле с Днепропет- ровщины, идолах из окрестностей Чобручи (Молдавия) и Морели (Франция), — помимо указанных изображений, представлены еще два пляшущих или борющихся человека и другие парные символы. Мотив дружеского поединка отражен и в «Ригведе»:

«Вы оба победили; вы непобедимы... когда Индра и Вишну столкнулись».

Союз этих божеств отражен и в наскальных рисунках Каменной Могилы ( 28). Здесь много изображений лошадей, притом в сочетании с астральными символами: одно-, трех- и четырехчастными кругами, образующими подобие колесниц; есть здесь и изображение всадника. Все это отвечает образу Индры, который представлялся могучим, солнцеликим воином на запряженной парой коней колеснице. И здесь, именно на этих же камнях и нигде в ином месте, изображено множество стоп, трактуемых исследователями как отражение Вишну или подобного ему солнечного божества. Интересно, что каменномогильские стопы, как и в мифе о Вишну, связывались с трехчастным годом. Одна из ступней «Конских плит» значительно превосходит размерами другие. Это след гиганта, до которого вырастает к концу года родившийся карликом Вишну.

О растущий телом сверх меры,

Никто не может сравниться с твоим величием.

Мы знаем оба твоих пространства земли.

Ты, бог Вишну, знаешь высшее.

Образ высшего следа, на который «никто не отважится (взглянуть), даже крылатые птицы в полете», был запечатлен в конструкции кургана у села Скворцов- ка. Мы упомянули о нем в первой части книги в связи с энергией «космических странствий», а теперь рассмотрим подробнее ( 19).

Среди безводной равнины между Сивашским заливом Азовского моря и Нижним Днепром, возле небольшого болотца был снят участок степной целины, а на дне образовавшегося овального углубления вырыта яма человекоподобных очертаний. Все это желтое лессовое пятно заполнили илом. Из него же вылепили и невысокую яйцевидную насыпь, ориентированную острым концом строго на юг, в сторону головы человекоподобной фигуры, которая была уподоблена «золотому (желтому) зародышу» в неком изначальном яйце. Знакомый мотив Праджапати и перекликающегося с ним мифа о рождении Вишну!.. Над первичной, яйцевидной насыпью произвели обряд, призванный «вылупить» заключенное в нем божество. С этой целью у восточного склона насыпи, в направлении восходящего Солнца, из лессовых комьев устроены ворота: два возвышающихся над насыпью столба с нешироким проходом между ними. Землю для них взяли из разделенного надвое рва южнее и севернее насыпи: этот ров символизировал, вероятно, раскалывание праяйца или расчленение змия Вритры («преграды», «ворот»). Затем на вершине насыпи развели костер и принесли в жертву жеребенка, чьи разрозненные кости разбросали тут же.

После этого совершили три погребения, общая ось которых прошла через ворота. Они были ориентированы с юго-запада на северо-восток: от заката зимнего к восходу летнего Солнца. Показан, очевидно, конец старого и кульминация нового года.

К смерти старого года приурочили жертвоприношение подростка. Его расчленили, из обрубленных в суставах костей извлекли мозг и заменили илом, подобным использованному при сооружении первичной насыпи. Таким образом, зародыш расположенного под ней божества воплощен был в растущего человека, кости которого после произведенных операций сложили, придав покойнику скорченное положение плода в материнской утробе...

Центральное захоронение располагалось у западного склона насыпи. Оно принадлежало взрослому человеку. Его погребальный инвентарь — нож, крестец овцы, целый и два разбитых горшка — отражал идею обычного (земного) существования. Третье, крайнее с северо-востока, захоронение — опять-таки жертвенное. Оно представляло собой останки взрослого человека. Его обгоревшие кости были уложены в могилу вместе с чашевидным сосудом, украшенным 18-частным зигзагом, заключенным между двумя охватившими венчик и плечико сосуда линиями. Орнамент выполнен оттисками веревочки. Не исключено, что он символизировал так называемый метонов цикл (18,6 года), использовавшийся для приведения в соответствие солнечного и лунного календарей. Сам же сосуд мог служить вместилищем Сомы — напитка бессмертия, добытого Вишну для Индры накануне его сражения с Вритрой.

Вдоль погребений вырыли два рва, передающих очертания дубины и пастушьей палки с загнутым концом. Эти орудия сопоставимы с ваджрой Индры и посохом Вишну. И все это — рвы, погребения, яйцевидная насыпь — было перекрыто курганом в виде 110-метровой стопы! Это след Вишну-гиганта, оттолкнувшегося ог Земли в момент вознесения в небо.

На этот высший след Вишну Всегда глядят приносящие жертву, Как на глаз, протянувшийся в небе!

Длина кургана-стопы вряд ли случайна. При делении ее на 0,3 метра (средний размер ступни взрослого человека) получается, что гигант, оставивший такой след, превосходил рост человека примерно в 366 раз (число суток в году). Этому масштабу отвечает образ Вишну, который раскручивает 90 X 4 неких пар и отправляется, вырастая в гиганта, «навстречу вызову» жрецов, чтобы обрести вместе с Индрой «третье имя в светлом пространстве неба».

Главный подвиг Индры заключался не столько в убийстве Вритры, сколько в обновлении — сотворении мира. Это достаточно выразительно: вспомним символику ваджры, дубины воителя. Ее изначальное значение — орган воспроизводства быка (или скорее быкоподоб- ных Дьяуса — «Неба» и его сына Парджаньи — Тельца).

Зарождение образа ваджры прослежено в позднейших захоронениях Мариупольского могильника. Здесь при останках одного из мужчин найдена булава, рукоять которой располагалась на тазовых костях и к тому же рядом с фигуркой быка. Подобные булавы в таком же положении найдены еще при двух погребенных. Их навершия изготовлены из полированного камня и в двух случаях имели крестообразную, а в одном Ф-образную форму. Последняя напоминает зародыш или же скорченных в могилах покойников. А крестообразная форма перекликается с символикой огня и солнца, а также с образом «четырех потоков», выпущенных Индрой при помощи ваджры из Валы.

Существенно, что ваджра означала не гибель, а возрождение, не убийство живого, а освобождение его от злых сил. Подобное значение топоров, мечей и кинжалов прослеживается по крайней мере до конца скифского времени. Поэтому, ужасаясь «кровожадности» предков, необходимо помнить о качественно ином восприятии жизни и смерти, войны и мира — прямо противоположном тому, который исповедовали «нордические потомки арийцев».

В образе змиевидного демона Вритры («врата», «преграда») исследователи усматривают речной порог, поток вокруг скалы или сковавший реку лед. Таким объяснениям вполне соответствуют порожистые участки Южного Буга, Днепра, но особенно — Каменная Могила, стоявшая в затоплявшейся пойме Молочной. Действительно, на некоторых ее плитах есть изображение змей, окруженного ими героя, а также целого и расчлененного затем на части дракона... Но этот же образ, как мы уже знаем, отражен и в змиевидном страже Валы, представленном в причерноморских курганах возле Уса- това, Старогорожена, Чаплинки и Николаевки. Содержание Валы индоиранцев нам уже тоже известно: годовой цикл мироздания и все его блага.

Из этих благ мифы «Ригведы» выделяют особенно два: Агни и Сому — священный огонь и напиток бессмертия, тепло и влагу. Ясно, что это главные условия жизни; ясно, что скрывающий их Вритра должен быть устранен. Вот это как раз и совершает «Индра-благоде- тель» с помощью «еще большего благодетеля» Вишну, как сказано о них в одном из гимнов «Ригведы».

На первый взгляд подвиг Индры несложен. И, опустив мифологические подробности, получим, что:

Разъяренный, как бык, он выбрал себе Сому.

На (празднике) трикадрука он напился выжатого (сомы).

Щедрый схватил метательный снаряд — дубину.

Он убил его, перворожденного из драконов...

Ты завоевал коров, ты завоевал Сому, о герой!

Ты выпустил для бега семь потоков.

Все было бы просто, но Индра еще и «перехитрил хитрости хитрецов», родственников и доброжелателей Вритры. А ведь их козни начались, еще когда Индра находился в утробе матери Адити — «бесконечного», «вечного».

Анализируя эту подоплеку, рассыпанную намеками во многих гимнах «Ригведы», Ф. Б. Я. Кейпер получил неожиданно весомый результат. То, что раньше представлялось исследователям сумасбродствами «воина, идеального ария», обрело вдруг философскую глубину. Открылась драма деяния, которое невозможно, но которое надо совершить! Индра вдруг воистину «стал образцом для всего, кто сотрясает несотрясаемое».

Индра поражает не только змиевидных, потусторонних демонов и в их числе Вритру, но и мать его Дану — «поток». А она вместе с Дити («конечное», «преходящее» — антипод Адити) была родоначальницей асуров, древнейших божеств. Эти боги связаны с изначальным хаосом, с потусторонним миром, с загробным царством, они владеют недрами, землей и даже воздушным пространством; имя асуров означает «силы жизни»... Вот на кого посягнул Индра!

Но жизненные силы к концу года иссякают, и миру грозит возвращение к изначальному хаосу. Возродить, вернуть ускользающую жизнь и открыть путь Новому году! И Адити — праматерь дэвов, «сияющих» богов небосвода — рождает для этого подвига Индру. Он — обновитель Вселенной. В этом его подвиг и его трагедия. Ибо боги небесного миропорядка не могут царить на земле, и он здесь только пришелец... В Индии посвященные Индре столбы стоят не больше недели, потом их свергают, подобно известному другим индоевропейским народам новогоднему деревцу. Дальнейшая судьба Индры туманна:

Кого увидел ты как мстителя за дракона, о Индра, Что в сердце у тебя, убийцы, возник страх, Когда несясь через девяносто девять потоков, Ты пересекал пространства, как испуганный орел?

Похоже, что он вознесся к Солнцу на золотой колеснице. И там, среди дэвов, отвоевал себе надлежащее место в лоне праматери Адити, олицетворяющей годовые циклы Вселенной. До следующего Нового года...

Вишну, соратник Индры, хоть и вырос до самого Солнца, остался на подчиненной асурам Земле. Не ясно, как он мирится с ними, как вновь превращается в карлика или зародыш, но спустя 8 месяцев после убийства Вритры и разверзаиия охраняемой им Валы «Достигающий во все стороны» возвращается в потусторонний, свой мир и засыпает на влажных кольцах доброго Ше- шы. До Нового года...

А миры опять начинают стареть. До возрождения Индры, который, как показали курганы в окрестностях Старогорожена и Высокой Могилы, олицетворял некоторых из погребаемых (накануне Нового года?).

Этот аспект образа Индры непосредственно связан с идеей «космических странствий» и представляет собой одну из их разновидностей. Поэтому он будет рассмотрен отдельно.