ЦЕРКОВЬ И КРЕПОСТНОЕ ПРАВО

Сколько крепостных крестьян было у православной церкви в России

Для церковных крепостных людей оставался один путь освободиться от гнета и эксплоатации церковных крепостников — это бегство. Одно из самых ранних упоминаний о бегстве церковных крестьян-должников относится к 1538 г., когда монастырские власти Корни- льевской пустыни Белгородского уезда жаловались: „а их крестьяном долгов своих должником платити не чим... И ныне из того их села и из деревень и из починков крестьяне бежать розно".

Это бегство приняло довольно широкие размеры особенно в годы аграрного кризиса в конце XVI в. и гражданской войны в начале XVII в. Церковные владельцы всеми средствами, имеющимися в их распоряжении, боролись с этим бегством. Пощады не было беглецам. Палки и батоги в изобилии сыпались на спины смельчаков, пытавшихся бегством спастись от крепостных цепей. Иногда беглецы—должники обязаны были отрабатывать долг „до искупа", т. е. до выкупа.

Нужно заметить, что церковные крестьяне бежали, глазным образом, из центральных уездов, что объясняется разорением центра тогдашней России вследствие гражданской войны нач. XVII в. Беглецы направлялись, прежде всего, на окраины, куда устремлялись широким потоком. На новых местах крестьяне садились на владельческих землях-светскиХ и духовных. В 1678 г. правительство предписало тобольскому архиепископу „никаких беглых людей и пашенных крестьян не принимать и за собой в крестьяне и бобыли и в половники не сажать"

В 1614 г. монастырские власти Троицкого-Сергиева монастыря организовали повсеместный обыск монастырских крестьян, бежавших в эпоху „смуты".

Церковные крестьяне находили приют в имениях крупных вотчинников и мелких служилых людей и даже в дворцовых владениях.

Конечно, о'ни попадали „из огня да в полымя"; но повидимому, церковные крестьяне предпочитали эксплоатацию светских владельцев духовным.

Это бегство из под гнета церковных эксплоататоров принимает такие широкие размеры, что между светскими владельцами начинается борьба из за церковных беглецов. Следует отметить, что „приимщики" оказывали всяческое сопротивление церковным владельцам при попытках последних возвратить своих крепостных беглецов. Так, князь Р. П. Пожарский решительно отказался выдать Троицкому монастырю его крестьян и грозил: „побить до смерти и впредь к себе; аля тех троецких крестьян въезжати не велел, государева де мне указу не слушивать" J).

Такой же отпор „свозчику" дал и дворянин С. Г. Коровин „тех . троицких крестьян по государеву указу их за себя вывести не дал". Даже черные волости, к которым попадали церковные крестьяне,, стремились отстоять беглецов, попавших в их корпорации.

В виду потери церковными крестьянами права перехода от одного владельца к другому они стали „свозиться" владельцами. Так, про одного крестьянина кн. Пожарского сказано, что он „вывезен из троицкие деревни Еликовы насильством тому третий год".

Иногда светские владельцы пытались эксплоатировать церковных крестьян, пользуясь своим соседством с церковной вотчиной, не прибегая к „свозу". Так, в 1684 г. поступила жалоба от снетогорских монахов на помещика Я. П. Роктова. В ней монахи указывали на то,, что «крестьян их (помещик) утесняет всяким утеснением и отдает в тех озерах и речках рыбные ловли крестьянам их на дорогой оброк и тот оброк с них емлет, а отписей им не дает, и рыбные запасы у них отнимает и гостинца на них емлет большие и рыбу на себя ловить и всякую работу работать заставливает неволею", и хлеб жать и назем возить а хто к нему на работу не пойдет, и он, Яким, им; угрожает.... и от того его Якимова, утеснения крестьяном их прожить, не мочно". 2).

В качестве .приимщиков" часто бывали сами духовные отцы,, которые „свозили" друг у друга крепостных крестьян или принимали чужих беглецов. Также как и светские помещики духовные отцы стремились задержать беглецов в своих имениях даже в случае обнаружения их прежними владельцами.

Лишь наиболее слабые „приимщики" спешили пойти на полюбовное соглашение, опасаясь большого штрафа. До нас дошла запись попа Рождественского, данная в 1688 г. Солотчинскому архимандриту Игнатию. Из нее мы узнаем, что испуганный поп не только обещал возвратить беглецов, но дал обязательство „поговоря меж себя полюбовно, не ходя в суд" доставить на монастырский двор- ' крестьянский скот, „рухледь", хлеб и „всякие крестьянские животы". В случае невыполнения этих условий поп предоставил право архимандриту взыскать с него неустойку в размере 50 руб. (т. е. 850 р,, на наши деньги) и „взяти тот их крестьянский хлеб, весь сполна и харчи свои по своей огласке, что ни станет". 8).

Правительство стремилось удлинить срок, в течение которого церковные и светские крепостники могли „искать беглецов, а по уложению 1649 г. эти так наз. « урочные лета" были совсем отменены. Владельцы получили право разыскивать бежавших крестьян без всякаго срока; при чем виновные в укрывательстве должны были платить довольно высокий штраф (ок. 170 р. на наши деньги) за каждого беглеца.

И так к половине XVII в. относится окончательное закрепощение церковных крестьян.

В 1678 г. церкви принадлежало 116.608 крестьянских дворов с населением ок. 500.000 д.  В XVIII в. количество крепостных крестьян в церковных вотчинах еще более увеличивается.

Так, в 1747 г. общее число крепостных крестьян, находившихся во владении церкви, равнялось 906.305 д. м. п.; из них монастырям принадлежало—728.738, архиерейским домам—116.376, синоду—37.426, соборам и приходским храмам—23.767.

Таким образом, больше всего крепостных крестьян сосредотачивалось в руках монастырей, из которых особенно крупными крепостниками являлись следующие (1744 г.):

Троице-Сергиевская лавра  . . . . 106 000  

Троицкий Александро-Невский монастырь ... 25 464

Успенский Трифонов. . . . 23.859  

Кирилло-Белоозерский. . . . 21.590           

Саввин-Сторожевский ". . . . 16.047         

Вознесенский (женский)    . . . . 15.582    

Московский Новодевичий . . . 14.480       

Московский Новоспасский. . . . 14.145    

Спасский Ярославский . . . 13.981

Воскресенский Ново-Иерусалимск . . 13.660

Московский Симоновский . . . 12.146

Иосифо-Волоколамский. . . . 11.422

Из общего количества монастырей таких            крупных крепостников владевших более 5000 д. м. п., было 5.7%; имевших от 100 до 5000 д. м. п.—64,3%, менее 100 д.—30%. В среднем на каждый монастырь приходилось по 1445 д. м. п.

Что касается архиерейских домов, то все они являлись крупными владельцами. На каждого из них в среднем приходилось по 7.474 д. м. п. крепостных крестьян.

Наиболее мелким типом церковного крепостного хозяйства являлись имения соборных и приходских церквей. Так, из общего количества 566 соборных и приходских церквей, владевших крепостными крестьянами, только 132 имели более, чем по 20 д. м. п.

Таким образом, преобладающим типом церковного крепостного хозяйства являлись крупные владельцы

В то же время среди дворян крупных крепостников было только 16%. Из них выдавались по размерам своих хозяйств: граф П. Б. Ше- реметье в (44.561 д.), граф К. Г. Разумовский (36.000 д.), граф Я. С. Строганов (19.000 д.). Остальные не могли конкурировать с церковными крепостниками, далеко уступая им в количестве крепостных крестьян.

В 1764 г. церковное крепостное хозяйство еще более увеличилось. В это время церковным владельцам принадлежало 991.761 д. м. п., т. е. 13,8% общего количества крепостных крестьян России).

Итак в результате длительного процесса обезземеления церковных крестьян и роста их экономической зависимости, усиливавшейся под влиянием развития денежных отношений и развития торгового капитализма в XVII—XVIII в, в. окончательно складывается крепостное право в церковных владениях и церковь превращается в жесточайшего эксплоататора.