РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Боярские измены и начало опричнины

      Мы не знаем, в какой именно связи с боярскими "изменами" стоит громкий политический процесс, разыгравшийся в Москве в июне предыдущего (1563) года.

Дьяк бывшего за десять лет перед тем кандидата на царский престол, князя Владимира Андреевича, донес на своего господина и на его мать княгиню Ефросинью, что они оба "многие неправды ко царю и великому князю чинят".

 По доносу дьяка, в Александровской слободе, где жил уже тогда Грозный, "многие о том сыски были и те их (князя Владимира и княгини Евфросинии) неисправления сысканы".

По "печалованию" митрополита Макария и всего "освященного Собора" царь виновных "простил", но старая княгиня должна была постричься, а у Владимира Андреевича вскоре потом была отобрана часть его прежних удельных земель, взамен которых, впрочем, ему дали другие. Был ли тут действительно какой-нибудь заговор или доносчик просто пользовался уже болезненно возбужденною подозрительностью Ивана Васильевича, трудно сказать.

Но субъективно у Грозного было теперь основание оправдывать свое дальнейшее поведение тем, что он "за себя стал". Государственный переворот, диктовавшийся объективно экономическими условиями, нашел теперь себе форму: он должен был стать актом династической и личной самообороны царя против покушений свергнуть его и его семью с московского трона.

       Объективные условия были таковы. И война на Западе, как война на Востоке, не дала удовлетворений земельному голоду мелкого вассалитета и не оправдала вообще тех ожиданий, с которыми ее начали. Внешняя политика не сулила больше ни земли, ни денег, - то и другое приходилось отыскивать внутри государства. Но этим последним продолжало управлять боярство. Оно было правительством, реально державшим в руках дела: царь был лишь символом, величиной идеальной, от которой, практически, помещикам было ни тепло, ни холодно.

Боярская публицистика охотно признавала, что "Богом вся свыше предано есть помазаннику царю и великому Богом избранному князю", но, "предав" царям всю власть, Господь "повелел" им "царство держати и власть имети с князи и с бояры". Церковная идеология, как мы видели в своем месте, в этом отношении освятила феодальную практику: церкви, как учреждению, нужно было сильное Московское государство, но вовсе не сильный московский государь.

Напротив, длялмчного обуздания царской воли аскетическая мораль церкви давала новые средства: стоит прочитать у Грозного (в его "Переписке"), как тщательно был регламентирован весь царский обиход протопопом Сильвестром - "вся не по своей воле бяху - глаголю же до обуща (обуви) и спанья". "Таково убо тогда православия сияние!" - с горьким сарказмом вспоминал потом эти времена царь всего православного христианства.

Иван Васильевич на себе испытал, что быть простым, обыкновенным светским государем - вроде хотя бы Махмета - султана турецкого, - куда приятнее, нежели земным богом. И когда он писал: "Российское самодержавство изначала сами владеют всеми царствы, а не бояре и вельможи", - он, несмотря на якобы историческую ссылку, высказывал крупную новую мысль, может быть, и не ему лично принадлежавшую - глухие ссылки на Пересветова нередки в письмах Грозного, да неизвестно еще, представляют ли и сами письма продукт личного, а не коллективного творчества.

Нет ничего несправедливее, как отрицать принципиальность Грозного в его борьбе с боярством и видеть в этой борьбе какое-то политическое топтание на одном месте. Был ли тут инициатором сам Иван Васильевич или нет - всего правдоподобнее, что нет, - но его опричнина была попыткой за полтораста лет до Петра основать личное самодержавие петровской монархии.

Попытка была слишком преждевременна, и крушение ее было неизбежно: но кто на нее дерзнул, стояли, нельзя в этом сомневаться, выше своих современников. Дорога "воинства" шла через труп старого московского феодализма, и это делало "воинство" прогрессивным, независимо от того, какие мотивы им непосредственно руководили.

Старые вотчины внутри государства были теперь единственным земельным фондом, на счет которого могло шириться средне-поместное землевладение; государева казна - единственным источником денежных капиталов. Но для того чтобы воспользоваться тем и другим, нужно было захватить в свои руки власть, а она была в руках враждебной группы, державшей ее не только со всей цепкостью вековой традиции, но и со всей силой нравственного авторитета. У Пересветова могло хватить дерзости заявить, что политика выше религии - "правда" выше "веры". Но его рядовые сторонники не решились бы этого даже подумать - не только высказать, а тем более провести в жизнь.

Переворот 3 декабря 1564 года и был попыткой не то чтобы внести новое содержание в старые формы, а поставить новые формырядом со старыми, не трогая старых учреждений, сделать так, чтобы они служили лишь ширмою для новых людей, не имевших права в эти учреждения войти как настоящие хозяева. Петр был смелее, он просто посадил в боярскую думу своих чиновников да назвал ее сенатом, и все с этим примирились. Но ко времени Петра бояре были уже, в глазах всех, "зяблым, упавшим деревом". За полтораста лет раньше дерево уже начало терять свою листву, но корни его еще крепко сидели в земле и сразу их было не вырвать.