Коммерческая роль почты в торговле. Ввоз железа и железных изделий

 

РУССКАЯ ИСТОРИЯ

 

 

Коммерческая роль почты в торговле. Ввоз железа и железных изделий

 

     Торговле ремесленного типа, а такой оставалась, в общем и целом, русская торговля XVII века, самые приемы капиталистического обмена внушали суеверный ужас.

 

 "Да немцы же, живя в Москве и городах, ездят через Новгород и Псков в свою землю на год по пяти, шести и десяти раз с вестями, что делается в Московском государстве, почем какие товары покупают, - плакались московские торговые люди в своей челобитной 1646 года, - и которые товары в Москве дорого покупают, те они станут готовить, и все делают по частым своим вестям и по грамоткам, сговорясь за одно".

 

 И тут же обиженные таким дьявольским ухищрением, как почта, русские люди приводят необычайно выразительный пример своей беспомощности перед коварными иноземцами: понадеявшись на высокую цену шелка-сырца в прошлых годах, русские торговцы скупили весь запас шелка из царской казны, в расчете выгодно перепродать его "немцам".

 

Но на европейском рынке тем временем цены на шелк упали, и "немцы" не только не купили ни одного тюка по цене, которая казалась русским "справедливой", но еще посмеялись над ними. "Милостивый государь, - взывали обиженные русские коммерсанты, - помилуй нас, холопей и сирот твоих, всего государства торговых людей: воззри на нас бедных и не дай нам, природным своим государевым холопам и сиротам, от иноверцев быть в вечной нищете и скудости, не вели искони вечных наших промыслишков у нас бедных отнять".

 

       Какую коммерческую роль уже в то время играла почта, видно из рассуждений и проектов де Родеса, писавшего меньше, чем через 10 лет после цитированной нами сейчас челобитной. Успешную конкуренцию голландцев со шведами он приписывает, главным образом, тому обстоятельству, что голландская корреспонденция через Ригу скорее доходила до Москвы, нежели шведская через Нарву.

 

Он советует поэтому совершенно запретить пересылку писем прямым путем из Риги в Москву через Псков и сделать Нарву центральным почтамтом для всего Балтийского побережья - тогда вся корреспонденция, идущая с Запада на Москву Балтийским морем, будет в одинаковых условиях. Но русские правительственные круги и стоявшие близко к ним коммерсанты и в этом пункте были достаточно европейцами и почтовой монополии шведам не уступили. В 1663 году в Московском государстве появляется своя заграничная почта, сданная в эксплуатацию одному частному предпринимателю, Иоганну фон Шведен.

 

Она отправлялась регулярно каждый вторник на Новгород, Псков и Ригу, а возвращалась обратно каждый четверг. Нарвская линия, напротив, была совершенно заброшена; шведы потерпели тут полное поражение.

 

 

Письмо от Москвы до Риги шло не меньше 9 - 10 дней, и франкировка его обходилась, на наш современный взгляд, невероятно дорого: 1 золотник стоил до Новгорода 6, до Пскова 8 и до Риги 10 копеек (90 коп., 1 руб. 20 и 1 руб. 50 коп. на золото). Другая заграничная линия шла на Вильну и Кенигсберг: письма в Германию выигрывали, если их отправляли этим путем, два дня. До Берлина письмо шло 21 день и стоило по 25 коп. (3 руб. 75 коп.) за золотник. Приходившие из-за границы письма доставлялись сначала в Посольский приказ, и здесь с совершенной откровенностью вскрывались и прочитывались подьячими, дабы правительство раньше всех знало заграничные новости: понятие "тайны частной корреспонденции" было совершенно чуждо тогда не только московским людям, но и их иноземным учителям, - по крайней мере, Кильбургер сообщает об этой обязательной перлюстрации, как о самом нормальном факте.

 

Для широких масс зато сама почта и долго потом продолжала оставаться фактом, глубоко ненормальным. "Да пожаловали они, прорубили из нашего государства во все свои земли дыру, что все наши государственные и промышленные дела ясно зрят, - жаловался Посошков еще около 1701 года. - Дыра же есть сия: зделали почту, а что в ней великому государю прибыли, про то Бог весть, а колько гибели от той почты во все царство чинитца, того и исчислить невозможно. Что в нашел государстве ни зделается, то во все земли разнесетца; одни иноземцы от нее богатятся, а русские люди нищают. И почты ради иноземцы торгуют издеваючись, а русские люди жилы из себя изрываючи".

 

Понятно, что Посошков советовал "ту дыру загородить накрепко" и почту "буде мочно - оставить вовсе", и даже частным лицам запретить возить с собою письма. При всей отсталости взглядов Посошкова (для данного пункта его интересно сравнить с другим прожектером петровского времени, Федором Салтыковым, который советовал, напротив, вдобавок к иногородней завести еще и городскую почту, с самым дешевым тарифом), одной отсталостью этой черты не объяснишь.

 

Как всякое орудие торговой конкуренции, почта еще больше усиливала сильного и ослабляла слабого; а так как заграничный капитал был всегда гораздо сильнее русского, то выгоды от усовершенствованных сношений доставались именно ему. В 1670-х годах Кильбургер мог сообщить своему читателю удивительный факт, что вся архангельская торговля находится в руках нескольких голландцев, гамбургцев и бременцев, которые держат в Москве постоянных приказчиков и факторов, русские же в Архангельск не ездят. Он перечисляет при этом поименно целый ряд немецких купцов, которые специализировались на торговле между Архангельском и Москвой, и никогда сами не выезжали за границу. Мало того, иностранцы, по его словам, проникли и в коллегию гостей, и притом не только в качестве заграничных царских агентов, как Клинк Бернгард и Фагелер в Амстердаме, но и в самой Москве - как Томас Келлерман.

 

       Для характеристики заграничной торговли остается прибавить, что не только вывоз, но и ввоз приобрел уже в 17 веке массовый характер. Давно прошло то время, когда в Россию ввозились из-за границы только предметы роскоши, как это было при Грозном, и отчасти даже в начале XVII века, когда в списке привозимых товаров мы находим позолоченные алебарды, аптекарские снадобья, органы, клавикорды и другие музыкальные инструменты, кармин, нитки, жемчуг, дорогую посуду, зеркала, люстры и т. п.

 

Списки товаров, привезенных в 1670-х годах, дают такие, например, цифры: селедок привезено через Архангельск в 1671 году 2477 тонн, в 1672-м - 1251 тонну; иголок в первом году 683 000, во втором - 545 000 штук; краски всякого рода 5 тонн, и, кроме того, 809 бочонков индиго; бумаги 28 454 стопы. Особенно характерен для развивавшейся русской индустрии ввоз железа и железных изделий, причем нужно иметь в виду, что в то время, как увидим дальше, были железоделательные заводы и в самом Московском государстве, уже с очень крупным производством. Тем не менее, не считая железных изделий, в 1671 году через Архангельск было привезено 1 957 полос шведского железа: такой спрос на этот материал существовал в русских мастерских за 20 лет до Петра.

 

 

К содержанию книги: Покровский: "Русская история с древнейших времён"

 

Смотрите также:

 

Реформы Петра I  Эпоха Петра  Петр Первый  Реформы Петра Первого  Петр Алексеевич  Судебная реформа Петра  юность Петра 1