ПОЛЕСЬЕ И ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯН

Ф.К. Бадаланова, О.А. Терновская (Москва) О СОВЕ СМАЛЕНОЙ

Среди белорусских жнивных песен встречаются тексты, основывающиеся на изолированном и потому непонятном сюжете с упоминанием ребенка и совы.

Например: ЗСнще, жн1чк1, жнще, / А лав±це саву у жыце./ - Нашто нам сава тая?/ А трэба нам кугакала,/ Да коб яно заплакала,/ Мы ж бы яго скалыхнул1,/ Сэрздз1нкай б аддахнул!. Этот текст по своим внешним признакам, (в частности, чередование в его вариантах слова сова со словом бог) относится к группе ритуально-мифических, но его обрядовая функция и смысл не ясны прежде всего из-за того, что мотивы ребенка и совы не свойственны жатвенной обрядности белорусов.

Связанный с обыгрыванием слова тер (ререк), т.е. пуп, в функции названия последних колосьев мотив ребенка является характерной чертой польской этнодиалектной зоны. Здесь распространено достаточно однозначно мотивируемое представление, согласно которому жать или вязать последние колосья "стыдно". Например, в Вармии девушки ни за что не соглашаются вязать последний сноп (рзрек). чтобы "не завязать пупка новорожденному". Этот род поверий наиболее развит у кашубов, где последние колосья называются bqka или bqkart, т.е. байструк, внебрачный ребенок.

Во время летней экспедиция 1982 года в с. Грабовка Гомельского р-на наше внимание обратил на себя фразеологизм буде тябе сава смаленая. имепций предостерегающую функцию. Так пугают, предостерегая, детей: "Ажэ вот хто куда иде - ци матка, ци сестра: "Иди, иди - буде тябе' сава смаляная!"" Так предостерегают взрослых: "Як каму-та замечает, гаварать: "А то буде тебе' сава смалена!" Например, адна хэ'ншчина плохая, а другая - харбшая. У адной, например, сын и у другой сын. И адин буде вадить, и другой буде вадить. Люди дёуки гаварать: "Не иди тади к плахой! Иди к харбшэй! А к той не хади, а то буде тебе сава смалена!"". Так предостерегают девушек: "Буде тебе сав^ смалена - быструка принесет, нагуляет ребёнка".

Отсюда бранная функция выражения: "Буде тебе' сава смалена! Найдёш ребёнка", - лаяцца". Оно относится к груше женских проклятий: "Эта не мухчински пагавбрки, эта ба'бски". ("Бабы праклинают, а мужики матерацца. Бабы бальшинства хазяйства и детей праклинають: "Шчоб ты не урадила, не вырасла! Шчоб ты заутра колам лежала! Шчоб умерла! Шчоб тебе' че'рти схватили!""). Выражение сава смаленая бывает, в частности, обращено к родившей до брака девушке: "Ты сава смаленая!". Эти фразеологизмы связаны с поверьями о крике совы: "Саша як га- лосить недалеко - смерть буде. Як сава крычить - байстручка деука радить. Кались у нас сава кричала, як дитя, - де'ука радйла. Де кричить сава, як галосить, - на смерть, як квакав, как дитя, - девушка радить".

Смалёность совы во фразеологизмах сава смаленая - буде тябе сава смаленая. очевидно, соответствует смалености ритуальной курицы в свадебном обряде Грабовки, где ритуал смале- ния курицы (КЛЯПУ смалить) завершает свадьбу: "На тре'тьи день сватьбы передеюццся кто как. Кто над циганах, кто над любой. И несуть курицу. Или живую, иди голаву атрубають. Уся свадьба идуть. Курицу на палки несуть, шчоб люди бачили. А упереди идэ пияны с саломой пад мышкай. Дахбдять да речки, салому запалили - курицу нада смалить. Кались живую прама насили у речку. Приде, галаву атарве - любый. Данесуть да речки. Там обсмалять, абскубуть и варить суп и делають на у сих. Як курицу смалили, причуды делають. Хто як придумае. И кажух навыварат аденуть, дёлаецца у гульни. Делають маладой 142 и маладая. Идуть, вымажуцца у краску, у сажу. Як мурзатые. Жэншчина е маяади, а мужчина - маладая. Юбку адене дыраваю. Хвату делають из анучки, што над нагами, шчо ноги абтирали. Як смешнее. Могуть крапиву настрыкать, травы лпби. Для смеху. Пе'рак жменю настрыкають у галаву, як венбк сплятуть. Це- булю стрыкають, шчоб тарчала. А там возле речки памиюцца, курицу абсмалять, дак назад. И канец свадьби."

Смаленая курица представляет собой продуцирующий предметный символ. Сава смаленая - его пародийная языковая форма, не имеющая собственного предметного содержания.

Перекрещивание мотивов ребенка и совы в поверьях о сове проясняет обрядовую функцию рассматриваемого текста жнивной песни, позволяя отнести его к группе содержащих мифическую угрозу (сова) подгоняющих ритуальных дразнилок. В реальных текстах песни, как и в том, который был процитирован, исконное соотношение мотивов ребенка и совы бывает затемнено мотивом ловли мифического животного - покровителя урожая. Благодаря этому мотиву устанавливается корреляция образов совы и курицы в цикле обрядов, связанных с жатвой.

Антонимичность символов совы и курицы, наблюдаемая в культурной традиции Грабовки, не является их локальным свойством. Она характерна для славянской символической системы в целом и объясняет целый ряд ритуалов, поверий и лексических образований календарного и семейного циклов.