<<< ИСТОРИЯ РОССИИ 19 ВЕКА. Правление Александра 1

Обскуранты и просвещение. Тронная речь Александра 1 при открытии первого польского сейма. Варшавские речи

Как ни мрачна была картина положения просвещения и печати в годы, непосредственно следовавшие за прекращением Наполеоновских войн, все же в 1816—1820 гт. еще можно было довольно определенно отличить стремления и действия обскурантов, торжествовавших в отдельных ведомствах, от настроения самого Александра, который, несмотря на растущее увлечение своим мистицизмом, все-таки оставался по отношению к вопросам политическим умеренным либералом.

С особенной яркостью это его настроение выразилось в тронной речи при открытии в 1818 г. первого польского сейма, собранного впервые на основании конституции 1815 г. император Александр приглашал в этой речи представителей Царства Польского доказать «взирающей на них Европе» и всем современникам, что «свободные учреждения, коих священные начала покушаются смешивать с разрушительными учениями, враждебными общественному устройству,— не мечта опасная; что, напротив, такие учреждения, приведенные в исполнение с чистым сердцем, к достижению полезной и спасительной для человечества цели, совершенно согласуются с общественным порядком и утверждают истинное благосостояние народов».

«Вам предлежит,— сказал он,— доказать на опыте эту великую истину. Да будет согласие душою ваших собраний, а достоинство, хладнокровие и умеренность да ознаменуют ваши прения. Руководясь единственно любовью к отечеству, старайтесь освободить свои мнения от влияния частных выгод и, выражая их просто, с прямодушием, не допускайте увлечь себя заманчивой прелести, столь часто сопровождающей дар слова. Наконец, да будет с вами неразлучно чувство братской любви, нам всем заповеданное божественным законодавцем...»

«Действуя так, ваше собрание приобретает одобрение своего отечества и те чувства общего уважения, которые внушает подобное сословие (учреждение), когда представители свободного народа не искажают священного знания, на них возложенного...»

В самом начале той же речи Александр сказал: «Устройство, уже существовавшее в вашем крае, дозволило мне ввести немедленно то, которое я даровал вам, руководясь правилами свободных учреждений, не перестававших быть предметом моих забот и которых благодетельное влияние надеюсь я, с помощью Божьей, распространить на все страны, попечению моему вверенные. Таким образом вы мне подали средство явить моему отечеству то, что уже издоено я ему готовлю и чем оно воспользуется, как только начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости...»

Занятия этого сейма продолжались, как и следовало по конституции, ровно месяц. Александр, вопреки конституции, отложил на этот раз лишь представление бюджета, надеясь на доверение народа, по той причине, как он сказал, что нельзя было вести новую финансовую систему, не зная определителыю цифру государственного долга, коего выяснение тоща еще не было окончено.

Палата не оспаривала этой отсрочки. Точно так же уголовное уложение, проект которого был внесен в сейм правительством, было принято почти без прений; но палата отвергла огромным большинством законопроект о браке и о разводе, так как он противоречил установившемуся праву ны. По этому поводу Александр сказал в речи, произнесенной при закрытии сейма: «Из предложенных вам проектов законов только один не одобрен большинством голосов обеих палат. Внутреннее убеждение и прямодушие руководили сим решением. Мне оно приятно, потому что вижу в нем независимость ваших мнений. Свободно избранные должны и рассуждать свободно. Через ваше посредство надеюсь слышать искреннее и полное выражение общественного мнения, и только собрание, подобное вашему, может служить правительству залогом, что издаваемые законы согласны с существенными потребностями народа».

Таким образом, сейм весь проведен был Александром, как настоящим государственным государем, с полной корректностью и, как видно, при довольно сочувственном и доверчивом отношении к правительству самих членов сейма.

Варшавские речи, напечатанные и комментированные в русских журналах,— причем цензура не могла уже их запретить, так как это были речи самого императора,— произвели на русскую читающую публику огромнейшее впечатление. Карамзин, который относился к ним отрицательно, писал по этому поводу Дмитриеву: «Варшавские речи сильно отозвались в молодых сердцах. Спят и видят конституцию; судят, рядят, начинают и писать — в «Сыне Отечества», в речи Уварова. Иное уже вышло, другое готовится...» «Сын Отечества» был орган Греча, как я уже сказал, без определенных, стойких убеждений, соответствовавший позднейшим газетам, которые Щедрин охарактеризовал термином «чего изволите?».

Уваров был тогда попечителем Петербургского учебного округа и в своей речи, произнесенной по поводу преобразования главного педагогического института, назвал политическую свободу «последним и прекрасным даром Бога» и заявил при этом, что опасности и бури, сопровождающие эту свободу, не должны устрашать людей: великий дар природы «сопряжен с большими жертвами и с большими утратами, он приобретается медленно и сохраняется лишь неусыпной твердостью».

Как вы видите, Уваров понимал лучше Александра неизбежность связи политических волнений с политической свободой. В другой раз он остроумно заметил о тех людях, которые надеясь дать просвещение и в то же время «обезвредить» его, что «они желают огня, который не жегся бы», что, очевидно, немыслимо...

Что Александр искренно подумывал о распрсостранении конституционного устройства и на другие части Российской империи, видно из сохранившегося плана, составленного в 1818 г. Новосильцевым при участии Дюшена и сохранявшегося до поры до времени в глубокой тайне, а затем опубликованного в 1831 г. поляками в числе других секретных бумаг, найденных в Бельведерском дворце после бегства оттуда великого князя Константина Павловича.

Таково было сложное направление внутренней политики Александра в этот пятый, предпоследний, период его царствования, когда в обществе, под влиянием великих пережитых событий, быстро созревало самостоятельное и глубокое стремление к коренному преобразованию всего общественного и политического строя страны, столь возмутительного и несносного для лиц, не только успевших впитать в себя принципы политических доктрин века, проникших в русскую литературу с начала царствования, но и видевших своими глазами зарождавшееся тогда возрождение Германии и более зрелое и сообразное с нуждами и правами народа гражданское устройство культурных стран Западной Европы.

Эти стремления нашли себе выражение в тайных обществах, возникших с 1816 г.,— тайных, потому что рядом с гласными выражениями либерализма самого Александра существовало и Министерство полиции, не допускавшее никакой критики внутренних отношений, почему этим обществам и приходилось — до поры до времени — хранить тайну. Однако действие варшавских речей Александра было таково, что многие учредители тайных обществ мечтали, что через некоторое время эти общества могут быть объявлены явными открытыми организациями.

Смотрите также:

Всемирная история